Мария Ботева "Сын зелёного короля"

Сын зелёного короля
Мария Ботева

В одной стране лежит снег и не тает. Кто-то виноват в этом. Может быть, это страшный преступник? А может быть, тот, кто боится потерять любимого человека?

Мария Ботева

Сын зелёного короля

Там нет тебя,

там нет меня,

там нет никого,

и земля примерзает к небу.

Умка

Они следили за развитьем легенд –

Просто открывали дверь в печь.

Б. Гребенщиков

1.

Мы едем на север. Поезд, качаясь, увозит нас далеко, всё дальше. Быстрей, быстрей, можно сказать поезду, быстрей, быстрей. И он бежит скорее.

Можно лечь спать, и тогда через несколько часов окажешься ещё севернее, не заметив, как это произошло. Пассажиры все так и делают. Колёса поезда стучат тише, чтобы был крепче сон. Чем крепче дорожный сон, тем легче дышится на севере. Особенно тем, кто попадает туда впервые.

После речки Туры поезд замедляет свой ход: здесь уже север, здесь уже красота. Как же разглядеть всё, если ехать быстро?

2.

Снега нынче мало, и здесь тоже. Все деревья покрыты белым, все-все. Берёзы стоят в инее. Белый ствол, белые ветви. И даже воздух вокруг берёз – белый.

Но гораздо больше белого на зелёных елях. Сосен здесь почти нет, а есть ели и даже кедр. На их колючих иглах лежит белый снег, хочет закрыть иголки, будто надеть чехол, чтобы они не кололись. Север и так мало кто любит, хочется и ему быть мягче и приветливее.

3.

Поезд останавливается посреди снежного леса. Тут земля опускается вниз, и с вершины видно всё кругом. Это самое красивое место на нашем пути, объявляет диктор по радио. Его слова слышат пассажиры во всех вагонах.

Люди могут выйти и посмотреть, убедиться, что север красив. Но не все делают это. Многие остаются в вагонах и ворчат, что задерживаться в таком холоде не стоит.

Мы выходим. Из вагона попадаем в сугроб. Но он неглубокий, нам только по колено. Проводница говорит, что обычно снега тут по пояс. Мы смотрим вдаль, земля спускается вниз. А с ней опускаются и белые с зелёным ели и кедры. Вечернее тёмное небо стережёт эту красоту. Бывает, что оно закрывает её от путников. Но нам показало.

Это к доброму пути, считает проводница.

4.

В городе, где поезд высадил нас, белые чудеса продолжаются. Никто не встречает, не говорит, как проехать к гостинице. Уже темно, и на улице почти никого, но добрый северный человек согласился везти нас.

– Как же так? – говорим мы ему, – мы думали, что у вас собаки, что у вас олени, а вы везёте нас на машине.

– На собаках и оленях ездят совсем далеко на севере, а у нас ещё есть бензин, – смеётся водитель.

5.

Ну и город – таких больше нет. Несколько посёлков, и между ними дороги и лес. Чтобы попасть в гостиницу, нужно от вокзала проехать двадцать минут. От гостиницы до завода тоже двадцать минут на машине. Пешком далеко не уйдёшь, потому что красиво и холодно. Остановишься посмотреть – и замёрзнешь.

От вокзала мы доехали тёмным лесом. Он поднимался вправо и влево от дороги. Водитель высадил нас у крыльца и умчался. В темноте выхлопной газ его машины был особенно белым.

6.

Как назло, у тёти Кати сын сегодня принёс двойку, и она не нарочно взяла с нас больше денег. Но мы не стали говорить ей об этом, просто ушли в свой номер.

В комнате две кровати – для нас. В шифоньере висят две вешалки – это для наших пальто. У письменного стола два стула. На подносе рядом с графином грубой работы – два тонких стакана. И даже на каждой подушке лежат по два полотенца – одно вафельное, а вот другое махровое. Махровые зелёные, зато вафельные – белые.

7.

Ночью нам с соседом приснилось по два белых спокойных сна. Это после тревожных в городе, откуда мы приехали. Мы просыпаемся и долго не хотим вставать. Сны были такими хорошими, что мы закрываем веки и ждём их продолженья. Так мягки подушки, так теплы постели, что хочется полежать ещё. Мы раскрыли шторку, налили воды в стаканы и улыбнулись друг другу – впервые за долгое время.

8.

– Садитесь, – говорит нам глава города и показывает на стулья.

– Обычно я угощаю гостей белым чаем, чтобы они знали, как много у нас белого. Но у вас белые лица, и в глазах светло, значит, вы уже видели белые сны. Возьмите зелёный чай, он немного темнее, – и разливает горячий напиток по кружкам. Прозрачный седой пар поднимается вверх. Мы пьём чай, и вместе с ним к нам внутрь попадает пар. Вот и ещё немного белого, думаем мы.

9.

Мы слушаем мэра. Он говорит:

– Вы получите всё, что нужно: тёплую одежду, спички, съестные припасы, валенки и самые быстрые лыжи. Нам не жалко машин-буранов, но земля там такая нежная, что не выдержит никакую технику, мы уже пробовали. А собаки и олени боятся туда идти.

Мы выбрали вас, потому что узнали, что вы не можете жить друг без друга. К тому же, вы лучше всего различите Белый Цвет.

– Так говорят, но мы не знаем, отчего, – говорю я.

– К тому же, мы поссорились, – сообщает мэру мой спутник.

– У вас получится, – хмурится мэр, – Иначе, зачем вы сюда приехали?

10.

Нам дали солнечные очки, как хорошо. От станции Полуночное, куда ещё ходят поезда с короткими и узкими вагонами, мы идём ещё дальше на север. В лесу очки были не очень нужны. Но вот он кончился, наш проводник прощается с нами. Начинается снежная степь, по которой идти вдвоём. Белый снег сверкает на солнце, его свет не щадит глаза. Если бы не очки, мы бы уже ослепли.

11.

– Смотри, как побелела твоя борода, – говорю я спутнику, – это иней.

В пути у него начала расти борода, в первый раз в жизни. Она у него ещё маленькая, тем меньше тепла лицу.

– А у тебя заиндевели ресницы, видно даже через очки.

Это правда, мне даже трудно моргать. Верхние реснички примерзают к нижним. Приходится шире открывать глаза, но так в них попадает больше света и блеска, и они болят.

– Подыши мне в глаза, как ты умеешь, вылечи их, – прошу я своего помощника.

Он дует тёплым паром изо рта. Но от этого инея становится ещё больше.

12.

Что же нам делать? Мои ресницы в инее, и глазам больно, а его борода промёрзла до подбородка. Мы останавливаемся, чтобы развести костёр. Может быть, мы устроимся здесь на ночлег.

У нас есть спички, но вокруг только снег, и ни одного дерева или куста, дров нет. Хорошо, что нам дали бензиновую печку и бензин. Мы быстро греем лепёшки, готовим кашу, пьём чай с шоколадом. В такой холод он просто необходим. Может, от него и не тепло, но, глядя на коричневые дольки, отвлекаешься от холодных мыслей. Лучше всего тёмный, самый горький шоколад. Белый здесь не подходит.

13.

Пора спать, но кто же уснёт при таком ярком солнце? Сейчас лето, и на севере нет ночи. Мы забираемся в тёмную палатку, согреваем её печкой изнутри. Ложимся спать в солнечных очках, надвигаем на глаза капюшон. Закрываем глаза. И всё равно чувствуется, что на улице очень светло.

14.

Уже несколько дней мы разговариваем друг с другом. Это произошло оттого, что вокруг всё очень однообразно, идти и молчать слишком скучно. К тому же быть в ссоре на холоде не получается. Но нельзя сказать, что мы окончательно помирились. Я напеваю, а мой друг пытается понять, отчего это среди лета по всей земле наступила зима. Мои песенки ему не нравятся, а мне непонятны его объяснения. Иногда мне кажется, будто он говорит, чтобы не забыть, как это делается.

– Смотри, у людей скопилось немало холодного процветания, внутри. Это когда садишь цветы, но не думаешь ни о них, не думаешь ни о ком вообще. Это и есть холодное процветание. Если бы мы вовремя остановились, то несколько лет зима продолжалась бы немного дольше, только и всего. Но мы не остановились. А надо было просто перестать думать лишь о холодном процветании, а, допустим, съездить к бабушке и не переставать любить друг друга. А мы…

– Ну почему же? Я, например, как прежде, люблю тебя.

15.

Что мне делать? Друг мой растерялся, не ест и не спит. Он сидит в углу палатки, смотрит на огонь в печке и молчит. Когда я зову его встать и идти, он не слышит. Что мне делать?

16.

Мы добрались до брошенной деревни. Мой попутчик едва очнулся от своего странного состояния, смог идти. Но думать, в каком направлении двигаться, у него уже не получается. Мне приходится вести его за руку. Он не сопротивляется, покорно подаёт мне её и идёт.