Вэнди Эттвуд "Тени Фейриленда"

Тени Фейриленда
Вэнди Эттвуд

Оливия выросла в ужасной атмосфере рукоприкладства и садизма. Волей судьбы она попадает в опасный и жестокий мир, где правят фейри – Фейриленд. Что ждет Оливию дальше? Любовь? Ненависть? Как она справится с дворцовыми интригами и внезапно появившимися чувствами? Что за тайну должна узнать Оливия, чтобы сохранить жизнь себе и близким? В книге уже есть все ответы на волнующие вопросы.

Тени Фейриленда

Вэнди Эттвуд

© Вэнди Эттвуд, 2023

ISBN 978-5-0060-2619-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Ярко-алое закатное солнце лениво скользило по небу, чтобы спрятаться за верхушками вековых деревьев.

Лес, что возвышался на окраине ярко-зеленых земель, манил своей исключительной привлекательностью. Там пели свои песни самые красивые нимфы и дриады, которых охраняли дикие волки. Там рассекали воздух самые быстрые и надоедливые пикси. Там шуршали своей яркой листвой уникальные ядовитые растения. Там время от времени пробегала нимфа-мать, искавшая свое дитя среди заросших вереском тропинок. И там бугган, что перевоплощениями пугает стайки маленьких фей, вызывая их писк.

Маленькая девочка играла с разноцветными камнями в доме ювелира на окраине вечно-зеленого леса. Многие из камушков сияли так ярко, что освещали добрую половину дома. Она подбрасывала их в воздух и смотрела, как они плавно опускаются на раскрытую ладонь, будто бы это не драгоценный камень, а легкая пушинка.

Она сложила ладони лодочкой и зажмурилась. Яркий свет просочился сквозь пальцы, после чего ребенок медленно развела руки и прямо перед ней завис в воздухе огненный цветок. Девчушка засмеялась, и отправила цветок летать по комнате.

Когда играть наскучило, она просто рассматривала все предметы, что хранились за толстыми стеклами: клинок, эфес которого инкрустирован каплевидными рубинами, похожими на капли застывшей крови; диадема с золотыми листьями и серебряными ветвями, которая впору по красоте самой королеве Фейриленда; медальон-тайник в форме капли с центром из ультрамарина; кулон из слез русалки в которых заточены луговые цветы. Ее взгляд скользнул по огромной бронзовой чаше, ручки которой были сделаны в виде мерзко ухмыляющихся фавнов, девочка протянула руку, но отдернула ее передумав трогать сосуд.

Светлые волосы каскадом спадали по хрупкой девичьей спине, и безупречно выглаженное платье (удивительно) еще не смялось. Девчушка любила лазать по деревьям и забираться в самые колючие кусты ежевики. В ярких, искрящихся интересом глазах, казалось, можно увидеть отражение волшебных лесов, окутанных туманом. До того ребенок был волшебно-загадочным.

Девочка уселась посередине комнаты и открыла книгу в черной кожаной обложке. И пусть читать она не умела, ей нравилось рассматривать пошаговое изготовление ядов, нарисованное рукой умелого художника.

Женщина вошла в комнату и села рядом. Ее длинные русые волосы были похожи на водопад в первых лучах солнца. Косичка вокруг головы открывала остроконечные уши, в мочках которых переливались всеми оттенками серьги с драгоценными камнями.

Сходство между этими двумя, которое можно заметить невооруженным глазом выдавало, что они мать и дочь.

Лицо женщины было задумчивым и серьезным, вокруг глаз паутинка морщин складывалась в причудливый узор. Из-под нахмуренных бровей изумрудами сверкали глаза. Как только к ней обратилась малышка, морщинки разгладились и она улыбнулась. Мать обняла ребенка и что-то произнесла ей на ухо, та в мгновение нахмурилась и по-детски быстро-быстро захлопала глазами.

Тени вокруг девочки сгустились, комната стремительно погрузилась во мрак. Женщина вскрикнула и резко обняла дочь. Тени отступили. Девочка заплакала и отстранилась от матери.

Мать, встревоженная видом плачущей дочери, снова схватила ее и прижала к себе, так крепко, будто боялась, что та исчезнет. Вложив всю свою нежность, женщина поцеловала ребенка в макушку. Девочка прошептала что-то матери на ухо. Та улыбнулась.

Мужчина, что подглядывал в окно за процессом, откинул капюшон и отборно выругался. В сумерках его каштановые волосы казались бронзовыми. Он заправил выбившуюся прядь волос за остроконечное ухо и с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы.

Блеснул клинок, и Фейри сделал шаг вперед. Король не простит ему ни малейшей оплошности. Скользящие по спине когти предательства, заставили его судорожно вздохнуть.

Фейри натянул фальшивую улыбку и вошел в дом.

Глава 1

Холодно. Тишина тисками сдавила слух. Одежда, пропитанная потом и темными пятнами неприятно липла к телу, цепляя тонкие волоски, вставшие дыбом. Время вязким карамельным сиропом выходило из моих жил и стекало по стенам, к которым я то и дело прислонялась в попытках унять дрожь, появившуюся от тотальной слабости и холода. Непослушными пальцами я попыталась застегнуть пуговицы жесткой и влажной суконной рубахи, чтобы хоть немного прикрыть плечи и грудь. Вдохнув поглубже, содрогнувшись от боли, кашляю, ошалело глядя на ладони, не ожидая увидеть на них темно-бурую россыпь капелек.

Металлический запах окружает меня со всех сторон. Как будто все мое тело впитало ржавчину с отвратительных прутьев этой клетки, пораженной сыростью и отчаянием. Слышу тошнотворный скрежет стали о сталь и заламываю руки, только бы унять дрожь и разгорающуюся панику. Тяну дрожащие кисти к маленькому лучу лунного света, который храбрым воином пробивается в отвратительное эмоциональное зловоние этого места, чтобы еще раз увидеть, как переливаются капли рубиновой жидкости на испещренных синяками и ссадинами тонких руках.

Большая часть моей одежды пропитана застывшей кровью, подол белой юбки испачкан в грязи, колени в синюшных следах падений, ударов и ссадинах. Резкая пульсирующая боль в висках, заставляет меня обхватить голову руками и тихо стонать, мечтая потерять сознание, чтобы хоть на несколько мгновений расслабить одеревеневшие мышцы и положить конец страданиям.

От каменных стен отразился чей-то натруженный, полный боли и отчаяния крик, граничащий с визгом умирающего в агонии зверя. От страха мое сердце, болезненным набатом стучало в груди. Я стиснула зубы и закрыла уши, желая только одного: чтобы это прекратилось. Спустя несколько минут наступила пугающая тишина, которую только спустя долгие минуты разрушил стук капель о грязные камни.

Кап. Кап. Кап.

Я надеюсь, что это вода.

Кому принадлежит кровь на моей одежде? Явно не мне. Кроме ушибов и пары ссадин, которые не могли образовать столь бурные потоки густой жидкости, на мне больше повреждений нет.

Вздыхаю. Запах сырости, плесени, гнили и металла пропитывает все окружающее пространство. Темница. А я стало быть теперь узница. Ощупываю каменный пол и натыкаюсь на крюк к которому толстой цепью крепятся мои кандалы. Отчаянно бьюсь в надежде, что смогу освободиться, но зазор крюка слишком узкий и цепь отказывается в него пролезать.

Массивная дверь открывается. Темный силуэт делает шаг по направлению ко мне, полы его плаща покачивались в разные стороны в такт его движениям. Откуда-то из темноты ко мне тянутся когтистые лапы.

Я просыпаюсь. Меня бьет мелкая дрожь. Только сон. Все в порядке. В этом кошмарном бесконечном сне мне отчаянно холодно, сыро, а ледяной воздух проникает в легкие, острыми клинками раня их изнутри. В нем время замирает, в нем нет жизни. Раз за разом пытаюсь себя убедить, что это все только в моей голове.

Этот сон появился не так давно. Может быть, всего полгода назад. До этого меня преследовал другой. Если этот отчаянно холодный, сырой и пробирающий до костей, то тот, другой, наполнен гарью, искрами, огнем и пеплом. В нем я раз за разом сгораю, мои внутренности лопаются, а глаза слезятся от дыма.

Прикладываю ладонь к влажному лбу. На часах пять утра. Больше уснуть у меня не получится, но я и не горю желанием снова увидеть мрачное подземелье. А это значит, что выпью пару чашек кофе и первый раз не опоздаю на учебу, что, своего рода, является плюсом.

Встаю со старого грязного матраса, аккуратно прохожу мимо груды вещей и всякого хлама, который ждет распродажи, но занимает слишком много места.

Стараясь не скрипеть дверью, захожу в крошечную ванную комнату, освещенную всего одной полумертвой мигающей лампочкой.

Несколько раз плещу ледяной водой в лицо, желая быстрее прогнать кошмарные образы, пришедшие из сна. Ощущение липких от крови рук не покидает меня и я отчаянно пытаюсь отмыть их. Жесткой щеткой прохожусь по ладоням. Щекотно сначала, а после больно.

Смотрю на себя в зеркало. Сновидения оставили синюшные следы под глазами. Сегодня мне не нравится мое отражение.

Шрам пересекает правую бровь и заканчивается возле уха. Мать так и не рассказала откуда он у меня. Каждый раз, когда я затрагивала эту тему, она замолкала и поджимала губы так, что они превращались в ниточку.

Это происходило в моем далеком детстве, когда она хоть изредка, но разговаривала со мной. Сейчас в основном, она сидит перед телевизором с бутылкой дешевого пойла, а потом черти уносят ее в бар. И когда она оттуда возвращается, я всеми силами стараюсь не попадаться ей на глаза.

Не то, чтобы я жаловалась, но иногда я завидую другим девчонкам из моей школы. У них в семье все гладко, возможно, их любят, с ними проводят выходные. Мне же просто не повезло родиться именно в этой семье, обреченной на страдания. Осталось немного потерпеть. Немного и я уеду, тогда и в моей жизни все будет хорошо.

Возвращаюсь в комнату, едва не свалив коробку со старыми игрушками. Выуживаю из шкафа огромную черную мужскую рубашку, в которой мое худощавое тело выглядит еще меньше. Пока переодеваюсь, щипаю себя за ребра, оттягивая кожу, чтобы убедиться в том, что я снова похудела. Лишнее расстройство, да и только. Смотрю на свои джинсы, которые пару дней точно еще можно носить. Мать ненавидит звук стиральной машины и запрещает ею пользоваться. Ненавижу стирать одежду вручную, дешевый стиральный порошок разъедает руки.

Спускаюсь по лестнице в гостиную и думаю об отце. Он никогда не присутствовал в моей жизни, его вообще почти нет. Ему безразлично, где его жена, где сейчас я. Он может часами слоняться по улице после работы, а потом прийти и завалиться спать. В детстве думала, что он сильно устает. Сейчас я думаю, что у него проблемы с психическим здоровьем. Я бы рада помочь, если бы хоть кто-то в этом доме был готов принять помощь.

Часто приходилось разнимать дерущихся мать и отца. Сейчас я стараюсь уйти, когда назревает конфликт. Совру, если скажу, что не надеюсь будто бы они за время моего отсутствия поубивают друг друга. Если это важно, то драки в основном затевает мать, она бесится из-за того, что отец все время молчит и ничего не отвечает на провокации.

В гостиной работает телевизор. Сегодня моя любимая передача – помехи и белый шум. Мать всегда настраивает его ударом кулака. Как там говорят? Тирана видно в мелочах? О, да! Мать настоящий тиран. Раньше у меня была надежда, что все образуется, которая сменилась холодным ужасом перед жестокой матерью. Сейчас я просто стараюсь меньше контактировать с ней. Уже стало все равно на то, что эта женщина скажет или еще что сделает со мной. Я просто стараюсь не показываться ей на глаза или терпеть. Терпение это все, что у меня есть сейчас.

Иногда людям нельзя заводить детей. Иногда я жалею, что существую. Об этом же почти кричат мои бесчисленные шрамы, которые являются, как последствиями агрессии матери, так и делом моих рук.

Чтобы что-то вспомнить, другие люди рассматривают фотоальбомы, перечитывают дневники, а мне достаточно взглянуть на свое тело в отражении старого зеркала и все моменты перед глазами.

Шрам на колене у меня из-за того, что я бегала по крыше соседского гаража, но неудачно наступила на кусок черепицы и вместе с ней съехала вниз. Морщусь вспоминая, как поцарапала спину и ладони, когда кубарем покатилась вниз.

Когда заявилась домой вся в крови, отец равнодушно опустил газету, посмотрел на меня, пожал плечами и продолжил читать, а мать устроила истерику и всыпала мне по первое число за то, что я заляпала кровью и без того страшный серый ковер в гостиной.

Тряхнув головой, возвращаюсь в настоящее, тихо пересекаю гостиную. Меня встречает старая и обшарпанная кухня, гарнитур который сплошь в пятнах жира и кусочках засохшей пищи. Облезлый и заляпанный холодильник работает из последних сил, но мои родители никогда не позволят себе купить новую вещь, пока жива старая. Может быть, именно поэтому у меня не было и не будет младшей сестры или брата? Оно и к лучшему. Хватит того, что моя жизнь похожа на ад.

Я смотрю в отвратительную пустоту грязного холодильника и не могу найти там ничего съедобного. Значит, только кофе.

Дешевый растворимый напиток нельзя назвать благородным «кофе», но ничего другого здесь почти никогда не бывает. Заливаю водой коричневые гранулы, которые всплывая образуют болото. Ставлю кружку в микроволновку. Успеваю достать кофе до писка микроволновки. Нельзя тревожить мать по утрам – одно из правил этого дома.

Вдыхаю дешевый аромат и пробегаю глазами по кухне, ища сахар. Не сегодня.

С верхнего этажа до меня доносится топот и крепкие словечки.

Черт, неужели слишком громко?

Пора валить. Подхватываю рюкзак, оставляю кофе на столе, бесшумно открываю дверь и почти бегу по подъездной дорожке к тротуару, подальше от дома. Надеюсь, она примет подношение и к моему возвращению будет в сносном настроении.

Даже хорошо, что я не успела отпить из кружки. Проблемы мне этим утром не нужны, поэтому уйти – самое лучшее решение. До начала занятий уйма времени. Могу попроситься выйти вторым официантом на пару часов.

Радуясь гениальной мысли, меняю направление и не спеша иду по тротуару, наслаждаясь утренней прохладой и относительно чистым воздухом, который будто чудесное снадобье опьяняет разум, делая все проблемы несуществующими. Изо рта вырвался судорожный смешок и я спешно закрыла рот ладонью. Должно быть, пожилая пара решила, что я рехнулась, раз с таким осуждением начали пялиться на меня.

Прохожу небольшие скверы в которых теплыми вечерами обитают мои сверстники, смеясь, куря и пробуя алкоголь. На их недавнее пребывание намекают пустые упаковки от чипсов, разбитые бутылки, мятые жестяные банки, а кто-то даже умудрился забыть ярко-оранжевый носок, который сейчас висит на спинке лавочки.

Останавливаюсь перед зданием, чтобы в сотый раз окинуть его и прилегающую территорию взглядом. Посреди пустыря с редкими пучками сорных трав стоит вытянутое, узкое одноэтажное здание – придорожная забегаловка, бывший трейлер купленный сто лет назад в трейлерном парке, как груда металлолома.. Пристанище байкеров и водителей тяжеловозов. Скудные чаевые, отвратительная пища, но неплохие люди и вкусный кофе.

Темно-вишневые двери с наклеенным смайлом клоуна нагоняют тоску. Никогда мне не нравился цвет, похожий на застывшую кровь, а в облезлом лице клоуна я почти физически ощущаю что-то зловещее. Как и в выцветшей на солнце сайдинг-панели, разбитом пороге и страшной каменной клумбе, которая покрылась паутинками трещин.

Внутри не все так плохо, как снаружи. Переступаю порог заведения и устало оглядываю полупустой зал. Белые столешницы, красные стулья и диванчики, которые изрядно потрепались за несколько лет существования этого заведения. На стойке кассы стоит стеклянный купол, под которым пирог дня – черничный. На самом деле, от черники там только одно название. Фиолетовый краситель, ароматизатор и яблочный джем. Дешево и невкусно.

– Ви! Как здорово, что ты пришла!

Повернувшись на звук собственного имени, я увидела счастливое лицо Пэгги. На самом деле, ей было далеко за сорок, но все продолжали называть ее ласково «Пэгги», будто она никогда не переставала быть радостной семилетней девочкой с двумя смешными хвостиками, перевязанными яркими красными ленточками.

В каком-то смысле, она роднее мне, чем мать. Пэгги не давала мне умереть от голода, устроила к себе на работу и всегда была рада меня приютить. Особенно в те времена, когда моя мать любила выгонять меня из дома, а потом пытаться сделать так, чтобы все думали обо мне, как о проблемном ребенке. На людях мать божий одуванчик и только я знаю, какая она на самом деле, когда ее никто не видит.

– А разве тебе не нужно на занятия? – Пэгги сморщила нос и укоризненно посмотрела на меня.

Киваю в сторону часов.

– Точно, рано ведь. Тогда тебе стоило полежать в постели.

Качаю головой. Пэгги все понимает.

– Утро не задалось?

Снова киваю, не зная как еще ответить на этот вопрос. Действительно, не задалось, но могло быть хуже, поэтому я спокойно посижу здесь, дожидаясь начала занятий.

– Тогда выпьем по чашечке настоящего кофе, а потом ты отправишься в школу.

Благодарно улыбаюсь в ответ на предложение. Пэгги варит лучший кофе в этом убогом районе.