Александр Амзирес "Бесконечный Лес"

– Вовсе нет, – ухмыльнулся Фрэско, – ты так удачно вымотался на охоте до этого и так неудачно для себя самого не смог выспаться, отвлечённый Старейшим, – он ещё раз подмигнул. – Думаешь ему сама по себе пришла в голову мысль о разговоре с тобой? Долго только пришлось ждать, пока ты наговоришься с этой сучкой, а потом ещё насмотришься на свои звёзды. Ох, надо будет не пропустить её в следующий раз на поляне, хе-хе.

– Фрэско? – Зук понизил голос, – зачем ты рассказываешь мне всё это сейчас?

Фрэско расплылся в довольной ухмылке:

– Очень уж мне не терпелось увидеть твою удивлённую морду, дружище. Хотелось, чтоб ты знал, кого благодарить за твой завтрашний прекрасный день, полный наслаждений.

Затем его голос перешёл в шипение:

– Это моя благодарность тебе, за ту чудесную пробежку. Или ты думал я всё забыл? Забыл обо всём, стоя на своём проклятом посту и постоянно наблюдая за вашей жизнерадостной.. беготнёй?

Зук прикрыл глаза, опустил голову и начал что-то тихо говорить себе под нос.

– Что ты там бормочешь? – недовольно скривился Фрэско.

Зук продолжал тихо говорить, не обращая на него внимания.

Фрэско приблизился ближе к нему:

– Эй, дружище, ты что наконец уверовал в Богов? Завтра мантры тебе вряд ли помогут, ха-ха, – начал заливаться смехом Фрэско, запрокидывая голову.

– Стоило оно того? – вдруг чётко произнёс Зук, повернувшись к нему.

– Ээ? – единственное, что успел недоумённо произнести Фрэско, внезапно для себя оказавшись нос к носу с Зуком.

Пока Фрэско упивался своей тирадой, Зук стремительно просчитывал варианты и возможности.

«Как минимум один у входа. Не проскочить без столкновения. Столкновение – не лучшая идея, на шум сбегутся другие сородичи. Хм.. к тому же, ещё до начала боя их привлекут крики, падающего с обрыва, Фрэско».

«Фрэско. Убив его, я лишусь единственного свидетеля своей невиновности, но он просто обязан теперь отправиться вместе со мной к праотцам. С другой стороны, у меня лишь одна ночь. За это время мне не убедить Старейшего. Он даже не придёт сюда больше. Язык Фрэско тоже не развяжется перед сородичами. Он скажет, что я обезумел и стая охотно поверит ему».

Мысли бешено вертелись в голове. Как опавшие листья, отдавшиеся потоку ветра, не в силах остановиться и прекратить свой безумный танец.

«Тогда остаётся единственное решение – остановить поток мыслей и отдаться спокойному действию. Прямо как на охоте. Пусть случится то, что должно случиться. Нет никаких мыслей. Нет меня самого».

– Стоило оно того? – последнее, что выдало его сознание, остановив поток мыслей.

Вот они стоят нос к носу. Его тело превращается в пружину. Молниеносно он врезается клыками в нос Фрэско. Смыкаются челюсти, дробятся хрящи. Поток горячей крови во рту. Оглушительный рёв боли.

В пещеру влетает дикий кот. В его удивлённую морду летит окровавленный кусок плоти, выплюнутый в его сторону.

Выигранное мгновение.

Хрипя и ошарашенно вертя глазами, Фрэско заваливается в сторону своей культи.

Выбор подходящей траектории.

Передние лапы впиваются в жертву. Задние лапы выпрямляются в стремительном прыжке. Сплетённые тела устремляются в пустоту.

Шум ветра. Неумолимо приближающаяся зелень деревьев. Хруст ветвей.

Тьма.

Пустота.

* * *

– Жирненький, – похлопал Зук тушку Фрэско и попытался подняться.

– Далеко собрался? – прохрипела морда Фрэско, оросив Зука брызгами крови и грязи. – Мы здесь надолго теперь. Куда спешить?

Зук продолжал вялые, безуспешные попытки встать.

– Зууук, – протянул Фрэско, – мы сможем играть здесь все дни напролёт. Мы сможем нюхать цветки дурмана не боясь потерять рассудок. Мы будем петь песни и танцевать до утра!

– Как безумные, ночные мотыльки, пляшущие свой последний танец у огня, – рассмеялся Зук, прекратив свои попытки.

– Как они, Зук, – похрюкивая откушенным носом, подхватил его смех Фрэско. – Да! Прямо как они!

Внезапно замолчав, Фрэско открыл правый глаз и внимательно посмотрел на Зука:

– Ты всегда был поперёк горла, дитя. Надеюсь, здесь ты обретёшь свой покой наконец, – произнёс он тихим голосом Старейшего.

Задорно улыбаясь, Зук прикрыл его глаз своей лапой.

– Аха-ха! Прекрати, Зук! Мне щекотно, – звонко смеясь, прощебетала Анима.

– Отправимся мы к солнцу все однажды, – нараспев начал, Зук. – Сгорим в его объятиях дотла.

Смеясь, Фрэско хрипло подхватил его напев, в его голосе слышались голоса других диких котов:

– И в океане снов мы навсегда проснёмся.

– И в небе загорится новая звезда, – тихим голосом пропела Анима.

На мгновение все затихли.

– Эй, Зук, – произнёс Фрэско, – можно пожевать твоё ухо? – и не дожидаясь ответа впился в него зубами.

* * *

Острая боль пронзила Зука. Прокладывая свой путь от уха, она расползалась по всему телу. Пульсируя в одних местах, она острыми иглами откликалась эхом в других.

Застонав, он наконец открыл глаза.

С болью в груди втянув воздух, он попытался пошевелится. Лапы двигались, однако попытка поднять голову не увенчалась успехом, кто-то как будто цепко держал его правое ухо в своей пасти.

Его окружал чёрно-белый мир, утративший свои краски. «Солнце уже зашло», – пронеслось в голове. Настоящую тьму дикие коты могли видеть только в своих снах, в то время как тьма реального мира представляла для них всего лишь временное неудобство. Всего лишь мир без цвета, мир без теней. Во тьме безлунной ночи они сами превращались в тени, неумолимо настигающие свою жертву, легкомысленно решившую прогуляться в ночном лесу. Однако в этом мире всё меняется и иногда даже дикий кот становиться жертвой, сполна прочувствовав на своей шкуре эту новую для себя роль.

Перед его глазами растеклось пятно, мешающее обозрению. Он попытался сфокусировать взгляд, но ничего не вышло, объект был слишком близок. Он принюхался и ощутил резкий запах древесины, вперемешку с запахами мха, земли и крови.

«Вряд ли прошло много времени», – подумал он, – «они давно уже были бы здесь».

В голове звенело, однако это не помешало бурному потоку мыслей снова захватить его сознание. «Прямо сейчас, кто-то пытается меня есть? Нет. Это не похоже на что-то живое. Нужно ещё раз попробовать высвободиться», – подумал он, снова ощутив острую боль в ухе.

Немного отдышавшись, он осторожно прикоснулся лапой к пятну. «Дерево? Это же просто кусок дерева!», – подумал он изумлённо. Впрочем, легче от этого не становилось.

«Они уже в пути, это очевидно. Даже если уверены, что мы уже мертвы, они не оставят попыток найти наши тела. Хотя, удивительно, что я ещё жив».

«А жив ли я на самом деле?».

«Ладно, к чёрту все эти рассуждения. Жив, мёртв, сейчас это не имеет значения. Имеет значение то, что нужно выбираться из этой западни».

Он плавно подвигал головой. Его ухо было то ли зажато, то ли прилипло намертво к чему-то. Зук пытался отогнать от себя эту мысль, но она всё настойчивей давала о себе знать, расталкивая все остальные – его правое ухо придётся оставить здесь, если он хочет выбраться. У него нет времени на эту бесполезную возню.

«Да ладно. Кровь, грязь, быть может ещё и смола дерева. Ухо просто прилипло и нужно чуть потерпеть, и потянуть сильней», – робко простонала очередная мысль в его голове.

От боли заслезились глаза, но ухо было неподвижно.

«Ясно», – подумал он с тоской.

Зук посмотрел на мутное пятно перед глазами, упёрся в него лапой, пару раз глубоко вдохнул ночной воздух и тихо произнёс вслух:

– Будет очень больно.

И стиснув челюсть, одним мощным рывком, потерял сознание.

* * *

Судя по тому, что погони всё ещё не было слышно, сознание вернулось к нему довольно скоро.

Наконец он смог оглядеться. Это было довольно красивое место, несмотря на обстоятельства, отметил он про себя. Они приземлились прямо возле небольшой цветочной полянки. «Дурманящий вид», – глупо улыбаясь подумал Зук.

Неподалёку он увидел тело Фрэско. Со стороны казалось, что в его теле не осталось ни единой целой косточки. Скорее всего так и было на самом деле. План сработал. Не без потерь, но всё же. Вначале приняв на себя весь удар, «старый друг» видимо отпружинил Зука в сторону.

«Кстати, насчёт потерь», – он легонько дотронулся до ошмётка на своей голове. Было слишком больно и грязно, поэтому он оставил пока попытки нащупать какие-либо остатки уха.

Он посмотрел на воткнутую довольно глубоко в мягкую землю, крупную, сухую ветку. Удивительно, ещё немного и вместо уха ему пришлось бы пожертвовать всей головой или другой частью тела. Запоздало летя вдогонку за ними, она так удачно воткнулась рядом с его головой. И так неудачно пронзила одним из своих сучков его ухо и припечатала к земле.

«Сучий сучок», – мелькнуло в голове.

Искать своё ухо он не стал. В этом не было никакого смысла.

«Куда мне бежать?», – подумал он. – «Не важно! Важно, чтобы подальше отсюда. Там уже будет видно».

Он вдруг почувствовал знакомый запах. Да, они уже были рядом. Он потерял здесь слишком много времени, наверняка они уже тоже почуяли его.

Ринувшись в сторону реки он вдруг остановился на мгновение у тела Фрэско. Неуверенно он протянул лапу в желании похлопать его тушку. Потом отдёрнул её и мотнув головой, как будто отгоняя дурную мысль, бросился бежать.

Ноющая боль растекалась по телу, несущемуся сквозь густую листву. Однако она была ничем в сравнении с тем, что творилось сейчас в его сердце, в его сознании. Его глаза различали всё во мраке ночи, в то время как внутри него самого была непроглядная тьма.

Ярость, обида, чувство несправедливости.

За что они так поступают с ним? Лишь за то, что всегда хотел быть самим собой?

«Ты знаешь, за что, Зук. За то, что ты другой».

«Что бы ты не делал, как бы не поступал, ты всегда был белой вороной».

«Не имеет значения, прав ты или нет. Обвинение тебя в чём-либо – это был лишь вопрос времени. Масса всегда стремится к отторжению непонятного».

«Признайся, тебе ведь всегда было плевать, поймут тебя или нет. За редкими исключениями, ты никогда не хотел тратить время на объяснение своих поступков».

«Это очень, ОЧЕНЬ, нервирует общество, Зук».

«Одни воспринимали твоё молчание за высокомерность, другие за неуверенность, третьи – чёрт знает за что ещё. От недостатка информации тебе приписывали всевозможные, даже не свойственные тебе, черты. Твоя фигура настолько обрастала сплетнями, что было уже не разобрать, где вымысел, а где настоящий ты».

«Опровергать сплетни – ты всегда считал это бессмысленным и однажды просто перестал придавать этому значение».

«Ты всегда был одиночкой внутри. Теперь ты одиночка и снаружи тоже».

Холодный ветер обдувал его измождённое тело, сознание проваливалось во тьму, заставляя кратковременно терять равновесие, но он продолжал своё упорное движение, потому что другого выбора у него просто не было.

Запах реки был всё ближе, и он ускорил свой бег. В этот последний рывок он вложил все оставшиеся силы и увязая в песке от изнеможения, врезался в холодные воды настолько далеко, насколько только мог. И расслабив разбитое тело, на некоторое время отдался течению, которое понесло его прочь. Прочь от родных берегов, никогда по сути и не являвшихся для него родными. Прочь от братьев и сестёр, ставших навсегда чужими. Прочь от суетливой жизни стаи, к которой он никогда и не принадлежал.

Позволяя водам очистить его тело от грязи, Зук посмотрел на звёзды, в надежде, что они очистят его разум. Он вдруг улыбнулся.

«Разве это не прекрасно, Зук? Ведь теперь ты по-настоящему свободен», – думал он, устало всматриваясь в ночное небо.

«В конце концов, разве не этого ты всегда хотел? Разве не все эти ложные привязанности мешали тебе отправиться туда? Заглянуть наконец за горизонт, нарушив все запреты и табу».

«Да, ты умрёшь скорее всего. Причём очень скоро. Но ты стал свободен. И ты умрёшь свободным», – он улыбнулся ещё шире. – «Никаких больше стай, никаких больше Старейших, никаких больше сородичей. Сколько бы мгновений не осталось провести тебе в этом мире, все эти мгновения ты проведёшь, живя в согласии с самим собой. Ты умрёшь, следуя своей мечте».

– Никакого больше служения чужим целям, – медленно произнёс он, глядя на падающую звезду.

Он начал тихо напевать себе под нос какую-то мелодию, продолжая смотреть на звёзды и улыбаться. Его глаза были мокрые, то ли от речных слёз, то ли от своих собственных. Но даже если это были и его слёзы, это были слёзы не грусти, не боли и не печали.

Это были лёгкие слёзы.

Слёзы освобождения.

V

– Не так уж всё и плохо, – удивлённо произнёс дикий кот, разглядывая Зука из зеркальной глади небольшого озера.

Остатки правого уха напоминали торчащий, изгрызенный лист, но оно всё ещё могло исполнять свою функцию. Поперёк лба, от уха до переносицы, проходили две глубокие царапины и завершала всю эту красоту надорванная ноздря. Однако его глаза всё так же горели бирюзовым светом, контрастируя с короткой шерстью песочного цвета.

– Да, не так уж и плохо, – ответил Зук своему отражению, обнажая клыки и рассматривая возможные потери. На вид всё было цело. Видимо деревья оказались не слишком жадными и не стали брать с него большую плату за его мягкое приземление.