– Танцуй, Саломея, мы все тебя просим.
Помедлила чуть, и легко вылетала.
И была укутана снова шелками,
Как кокон, еще не сумевший пробиться.
О, магия танца, что делает с нами,
Бросает в просторы, уводит в темницу.
10.
Царица смотрела на них обреченно,
Он стар, но к девчонке все время стремится,
А если увидит ее обнаженной,
Конечно, тогда он на все согласится.
Недаром так долго просила раздеться,
И ей говорила о магии танца,
Но танец закончен, усталое сердце
Его все просило: – Останься, останься.
Пусть падают снова на землю наряды,
Пусть юная прелесть твоя обнажится,
Я царь, и скажи, что отдать тебе надо.
И только вдали улыбнулась царица.
11.
Цари наши, властью своей упиваясь,
Порою такое другим обещали,
Ребенок невинный, она танцевала,
И только наряды скользили, слетали.
– О, что же с тобой, – усмехнулась царица,
Она в этот миг о своем лишь мечтала.
И будет симфония дивная длиться,
А там Саломея в экстазе взлетала.
Ее охватила внезапная радость,
Когда перед ними предстала нагая,
И вдруг поняла, ничего не осталось,
Куда она всех в этот миг увлекает?
12
– Проси же, – стонал снова Ирод устало.
Исполнит он все, что бы ты ни просила,
Молчит. И от страсти душа трепетала,
И даже наказы царицы забыла.
Но та ей напомнит. – Глава Иоанна.
– О чем ты, дитя? – понимает не сразу.
– О, царь, я о нем, только это желанно.
Она повторяет крамольную фразу.
Царь гневно посмотрит еще на царицу,
Она же с гостями о чем-то воркует,
Толпа замирает, и Ирод ярится,
Кто снова сыграл с ним да шутку такую.
13.
Но то, что обещано было в начале,
Исполнит, цари отступать не умели.
В саду его жуткие скрипки стонали.
И воин подходит один к Саломее.
– Бери, как хотела. Отступит царевна,
Метнется безумная дева куда-то.
И только царица стоит вдохновенна
И даже спокойна, и вроде крылата.
Исполнилось то, что начертано было,
Он больше о прошлом ее не напомнит
И музыка где-то в тумане завыла,
Их встретила похоть и дивная полночь
14.
Во тьме проступают опять силуэты,
Сгоревшие страсти остались золой.
И Ирод пирует в толпе до рассвета,
Но где Саломея, с мечтой и судьбой.
Осмелится ль кто-то перечить царице?
И как она всех урезонить умела.
Алеет заря – это танец все длится,
И голову кружит твою Саломея.
Любой в этот миг на такое решится,
А после опомнится поздно и немо,
Она обнаженной пред вами кружится,
И гневно нависло свинцовое небо.
15.
Судьба по заслугам отпустит вам снова,
И радость, и боль, все еще в этом мире.
И смотрит Креститель на землю сурово.
– Что сделалось с вами, что сделали с ними?
И больше никто не находит ответа,
И страшной грозою нависли вопросы.
И только в потоках печального света,
Мы видим и небо, и море, и звезды.
И танец в тумане, он длится и длится,
Такого с тобою еще не бывало?
Тут в пору рассудка, мой ангел, лишиться.
О, как Саломея тогда танцевала.
Князь удивленно усмехнулся и отложил и этот свиток.
– Ну что же недурственно, правда, во всем виновата только вероломная царица, но пусть так, даже интересно, какая версия останется.
Хотя пора уже отключиться от прошлого и заглянуть в грядущее, он давно заметил, что будущее отражается в прошедшем, потому и стоит посмотреть так пристально на то, что уже было.
Мефистофель говорит, что его замучили пророки, из-за одного из них и погиб Креститель. Только кто же из них настоящий, как понять и разобраться?
Глава16 Будущее в прошедшем
Мефистофель вместе с пуделем удалился в свои покои.
– Свершилось, – тяжело и безнадежно вздохнул он.
Так вот что еще предстояло ему пережить. Но почему для такого дела избран именно он? Это казалось странным и ему совсем непонятным, но все уже свершилось, ничего изменить и исправить нельзя.
Демон средней руки не считал себя ни в чем виноватым, хотя без его согласия они не посмели бы совершить того, что сделали. Но он только свидетель и зритель. Властелин напрасно в этом пытался убедить себя. Ничего не получилось. Ему хотелось оставаться в веках, но не палачом, распявшим их нового бога, не такой ценой, какая пошлая и примитивная роль. И о чем бы он ни думал, мысли все время к этому возвращались.
Кто-то смеялся над ним, старался противоречить ему, но, сколько он не пытался обнаружить насмешника – нигде никого не было.
Он не смертен, как все. И ему не все равно, что будет в грядущем, где ему нет, и не может быть места. Но если это случится, там он навсегда останется злодеем. Ему придется воскресить миф и это место завоевать снова.
Все это произойдет потом, а нынче он мертвецки устал. Что-то менять было поздно. Просто все свершилось не так, как мечталось когда-то.
Еще должны пройти века, прежде, чем что-то станет ясным и понятным.
№№№№№
Далеко впереди их первая встреча с Фаустом и его Маргаритой.
Сколько они должны пройти от одной драмы до другой, чтобы все встало на свои места, и Князь Тьмы снова стал Хранителем света. Ему просто необходимо им стать, чтобы миропорядок стал иным, чтобы все вернулось на круги своя.
И первой скрипкой в этом преображении станет именно он, ну там еще будет вторую скрипку играть Архангел Михаил, но не более того, первой скрипкой останется он, без ложной скромности и пафоса о том можно было сказать с уверенностью.
Пока полетела только первая голова Крестителя, сколько их будет впереди, что там вообще еще будет и не будет, все только начинается, в одном он был уверен.
Пес завыл, словно отозвался на вой какого – то волка или самого Цербера в Аиде. Скорее всего, второе, обычный волк не может так выть, они снова слышали адского пса.
Его вой раздавался только в самые страшные минуты, когда должно было свершиться событие, способное перевернуть мир, на многие века его изменив. И раз Иоанн уже на небесах, то тоже не за горами, все идет своим чередом, все идет по плану.
Глава 17 Лицо в зеркале. Сон о Веласкесе
Знаменитый художник вглядывался в черты своего лица, отраженные на зеркальной глади. Он смотрел в зеркало пристально и внимательно, чтобы потом перенести их на полотно. Ему страстно хотелось, если не в реальности, то на своих полотнах пережить века. Разве не в этом суть бессмертия?
Те, кто будут взирать на его творения, а он с самого начала знал им цену, должны представлять себе его ясно. Лицо Мастера не должно затеряться в пучине времени. С полотна на него смотрел романтичный и одухотворенный творец.
Когда художник закончил работу, он облегченно вздохнул, больше ему ничего не было страшно. Время во всей его неумолимой суете должно было отступить перед ним.
Это был не его каприз, вернее, не только каприз Гения. Он хотел быть ближе к своим потомкам, стать частью и их реальности. И вдруг его осенила еще более крамольная мысль. А что если человек через пару столетий остановится перед картиной и узнает себя? Возможно, это будет он в новом теле и обличии, ему суждено будет снова вернуться в этот мир, потому что ничего не исчезает, ничего не появляется в первый раз, они обречены возвращаться в новое время со старыми страхами, радостями, бедами. Они должны проживать новые жизни, чтобы что-то исправить в старых.
Он отпустил кисть и немного отошел от полотна. Кажется, все получилось так, как хотелось. Он редко льстил себе, а к автопортретам придирался особенно. Но уже с первого захода достиг в этот раз желаемого.
О том же скажут и его друзья, и те зрпители, кто появится в мастерской, но пока он только один в мире радовался тому, что совершилось.
Художник невольно оглянулся. Ему показалось, что кто-то тронул его за плечо. И на самом деле, повернувшись, он увидел незнакомого человека. Удивил его странный, не поддающийся описанию наряд. Он был иностранцем, и, судя по выражению лица, не понял ни одного из произнесенных слов. Потому он и не сразу заметил особенность – тот был очень похож на изображенного на портрете, словно бы совсем недавно позировал ему для этого портрета.
– Кто вы? – не удержавшись, воскликнул художник, ожидая услышать какое-то замысловатое имя.
– Фауст, – произнес он довольно понятное слово, звучавшее на разных языках похоже.
Что было на это ответить. Чертовщина какая-то. Он не понимал, никак не мог разобрать этого. Но самые удивительные его мечтания сбывались.
Человек из другого времени и пространства, как две капли воды похожий на него самого, подтверждал, что его страстное желание о бессмертии может осуществиться.
Они еще немного постояли друг перед другом, а как только художник на миг отвернулся, незнакомец исчез. Не ушел, а именно исчез.
№№№№№№
Сон, видение, призрак. Судя по всему, пришел он из грядущего. Какие странные вещи порой происходят в этом мире.
Художник видел человека, который в своем времени, взглянув на полотно, узнает себя, и, наверное, будет удивлен еще больше, чем он теперь.
Мы привыкли верить в неповторимость человеческой личности и жизни. Но все в этом прекрасном мире повторяется снова и снова, и он только что получил животе подтверждение тому.
Под луной нет, и не было ничего нового. И он готов был многое отдать, даже свой невероятный талант за то, чтобы заглянуть в грядущее, узнать, что же и как там с ним будет.
– Знания умножают печали, – прозвучало у него перед самым ухом, хотя в мастерской больше никого не было.
Или нам только кажется, что никого нет, а то время как незримые духи, пришельцы из прошлого и грядущего все время где-то рядом.
– Там все так страшно? – спросил художник, – что лучше не видеть и не знать.
– Еще хуже, чем кажется, – послышалось рядом.
– Пусть так, но я хочу видеть и знать, как это будет потом.
Послышался странный низкий смех, заставивший его поежиться, но Мастер был страшно упрям, он никогда не отступался от желаемого. Это было его радостью и его бедой.
Глава 18 На том и этом свете
Они собрались на этом клочке земли в Гефсиманском саду. Демон мгновенной смерти, бывший когда-то богом войн Аресом, Демон печального образа —несомненно Дионис в прошлом, и Демон обольститель, ну конечно дреной Адонис, не могла не появиться и Афродита в облике Марии Магдалины
