Вернее, началось оно в тот же вечер, когда Али предложил сходить вместе с ним в Луксорской храм. Живя совсем рядом, мы уже обследовали его вдоль и поперек, но никогда не входили в главную святыню Древнего Египта поздно вечером.
Днем все там казалось ясным и понятным. Стены и потолок бывшего «Дома Бога» давно превратились в руины, и ничто не мешало щедрому африканскому солнцу высвечивать каждый уголок, как бы желая убедить особенно любопытных посетителей, что покрывала Исиды давно отброшены, и сакральных тайн, столь тщательно скрываемых когда-то от непосвященных, больше не существует. В святилищах, куда ранее допускались лишь жрецы высшего ранга в церемониальных белых одеждах, теперь бродили полуодетые – или полураздетые – изнывающие от жары туристы, торопливо щелкая камерами и мечтая поскорее вернуться в свои прохладные номера отелей, где «все включено». В тени колоннады гипостильного зала, где во времена богов велась подготовка к ежегодным ритуалам, утомленные гиды равнодушными голосами пересказывали иностранным гражданам сведения доступные в любом путеводителе.
«Вы видите, – убеждал всех День, – Боги давно ушли отсюда, оставили лишь мертвое тело дома-храма. Искать здесь нечего. Так бессмертная душа человека в момент смерти покидает свой храм-тело».
Ночь говорила другое. В приглушенном свете луны, на фоне расшитого серебром тонкого черного бархата, храм выглядел не только живым, но и завораживающе таинственным.
«Яркое освещение, – подумалось, – воистину, не всегда способствует четкому видению. Иногда оно слепит».
Тем временем Али подошел к первому из многочисленных сфинксов, расположившихся на одноименной аллее, положил руку на его каменную голову, наклонился и что-то тихо произнес.
– По-моему, он с ним поздоровался, – предположила Ксения почти беззвучно.
– И попросил разрешения войти, – добавила я.
В этот самый момент и произошло чудо: из привычной уже какофонии ночных звуков выделились сначала отдельные «голосовые партии», а затем обозначились и слова. Как если бы вы неожиданно начали понимать человека, говорящего на неизвестном вам языке. Пальмы шептали: «Добро пожаловать», легкий ветерок, долетающий с реки, напутствовал: «Удачи!», белоснежные потомки ибисов, застывшие, словно изваяния, удивленно заметили: «Давненько к нам никто не приходил в поисках знаний». И посланники Тота одобрительно кивнули длинноклювыми головами. Строгие фараоны, охраняющие щель-ворота между пилонами, подтвердили: «Разрешено. Проходите». Даже предельно утомленные бессменным многовековым караулом сфинксы посоветовали: «Слушайте сердцем».
Пройдя между величественными пилонами – символической границей между человеческим и божественным мирами – мы вошли в первый внутренний двор.
…Через несколько десятков веков, лет и часов, когда мы снова оказались в мире людей, ночь уже вернула прежнее звучание. Но теперь мы точно знали, что, покидая родной дом, законные хозяева обязали своих менее требовательных «заместителей», которых не раздражали полуодетые – или полураздетые – туристы и равнодушные гиды, охранять дух храма и не позволить ему – храму – превратиться в груду мертвых камней. Но чтобы пообщаться с этим духом, необходимо договориться с «заместителями» и поговорить с охранниками у входа на их родном языке. А наш ангел-хранитель владел этим языком в совершенстве.
Заснуть в эту ночь нам не удалось. Мне не помогал виски, Ксюшке – снотворное. Тем не менее, рано утром, когда приехал Али, мы чувствовали себя великолепно. Предвкушение чего-то безумно интересного наполняло энергией, а чашечка ароматного кофе и стакан свежевыжатого сока закрепили ощущение бодрости. Первые лучи солнца застали нас в скромном придорожном кафе за легким завтраком. Ночная прохлада стремительно сдавала позиции, уступая место дневной изнуряющей жаре. Но жара не в силах помешать окунуться в прошлое столь знойной страны, как Египет. Солнце – ее визитная карточка.
Глава 4
Али оказался не просто отличным рассказчиком и блестящим знатоком древней истории Египта. То, что происходило во время его повествований, невозможно объяснить иначе, как колдовством или магией. Наш ангел-хранитель раздвигал время, словно кулисы на сцене исторического театра, и отправлял нас в далекое прошлое. События головокружительной давности становились реальностью, а мы – их свидетелями и участниками. Незримо пройдя обряд посвящения, затаив дыхание, следили мы за возглавляемым самим фараоном ритуальным новогодним шествием жрецов и иерофантов мистерий. Неспешно прогуливались по городу мастеров Сет-Маат, где босоногие мальчишки и девчонки, весело смеясь и играя, бегали по узким пыльным улочкам. Женщины в ожидании с работы своих мужчин хлопотали на кухне или обменивались новостями, сидя на каменных скамейках у домов. Вместе с греческими музыкантами мы встречали рассвет у подножия Колоссов Мемнона в надежде с первыми лучами солнца услы шать их божественное пение и семь основных нот. Кстати, Колоссы очень скучают по гостям и сетуют на вопиющую безграмотность людей, периодически пытавшихся что-то отреставрировать и, тем самым, навсегда лишивших их неповторимого голоса. Нам удалось даже пробить брешь в холодной надменности царицы-фараона Хатшепсут и посплетничать о ее единокровном братце Тутмосе III, трон которого ей «посчастливилось» узурпировать.
Как протеже известного Мага, мы удостоились чести быть принятыми великой Клеопатрой. Назвать эту потрясающую женщину красивой было бы не совсем верно. По-настоящему царственной и неотразимой ее делали харизматичность, природное обаяние и незаурядный ум в сочетании с прекрасным образованием. Неудивительно, что такие блестящие мужчины, как Юлий Цезарь и Марк Антоний, готовы были бросить полмира к ее ногам.
Глава 5
Через две недели Али сообщил, что у него неожиданно появились дела в Каире и ему придется покинуть нас на несколько дней.
– Надеюсь, вы не будете против, – предложил он, – пожить это время в гостях у моих друзей. Не волнуйтесь, – добавил Али, глядя на наши растерянные лица. – Вы еще не захотите уезжать оттуда.
По дороге Али ввел нас в курс дела. По его словам, в стране существовала своего рода диаспора истинных египтян.
– Эти люди, – пояснил он, – и есть прямые потомки жителей древнего Египта, без примеси инородной крови.
Имея пусть даже поверхностное представление об истории Египта, наполненной бесконечными экспансиями различных рас и народов, в такое было трудно поверить, но для опровержения также не было достаточных оснований. Друзья Али, по его утверждению, принадлежали этой диаспоре, и возможность познакомиться с настоящими потомками древних египтян заставила на время замолчать мой врожденный скепсис.
– Хозяина зовут Амени, а его жену – Туйа. Два их сына-близнеца живут в Каире, но сейчас, узнав, что я пригласил не совсем обычных гостей, они приехали к родителям.
Вскоре мы свернули с главного шоссе на еле заметную песчаную колею и через пару километров остановились перед массивными, отделанными металлом воротами. Круглую каменную ограду полностью скрывала живая изгородь из пышно разросшихся бугенвиллий, олеандров и гибискусов всевозможных цветов и оттенков. Издалека они выглядели словно гигантский букет или оазис, непостижимым образом возникший среди нескончаемых песков.
Двери неожиданно легко и гостеприимно распахнулись. Все жители дома, включая огромного, диковинной масти кота с золотистой шерстью, уже собрались во дворе. Вокруг нас поднялась такая радостная сума тоха, что мы сразу почувствовали себя действительно желанными, а не навязанными гостями.
Архитектура дома, как и все в этом необыкновенном месте, резко отличалась от модных, похожих друг на друга современных вилл и особняков. Фундамент одноэтажного здания имел форму квадрата. Четыре входа были строго, как нам объяснили, ориентированы по сторонам света. Жилые комнаты и кухня располагались по периметру и имели выходы во внутренний дворик, обрамленный колоннами с капителями в виде распустившегося лотоса, что, естественно, отсылало к архитектуре древнего Египта. Вся композиция «оазиса» напомнила мне тибетскую мандалу с ее кругами, квадратами и четырьмя входами.
Войдя внутрь, мы оказались в некоем подобии филиала Каирского музея, устроенном в жилом помещении. Как ни странно, хозяевам удалось удивительным образом гармонично сочетать, казалось бы, абсолютно несочетаемое. Не возникало ни малейшего ощущения диссонанса в этой невероятной эклектике. Артефакты Древнего Египта не только прекрасно чувствовали себя в современном интерьере, но и добавляли свой, особый колорит в каждую комнату. Красочные папирусы и палетки, изящные статуэтки, разнообразные коробочки с украшениями и изумительные вазы непринужденно расположились в большой гостиной, придавая ей неповторимый шарм.
Во внутреннем дворике вальяжно улегся младший брат всемирно известного сфинкса – по счастью, в отличие от своего старшего брата, ему удалось из бежать последствий чудовищного вандализма. Стены маленькой гостиной украшали фаюмские портреты, деликатно напоминая о неизбежном конце земного бытия и заставляя задуматься о вечном.
– Может, это предки хозяев, – предположила Ксения.
– Может, – согласилась я, но, чтобы избежать вероятного разочарования, уточнять не стала.
Исключение составляла оборудованная по последнему слову техники кухня. Там выставленные на отдельной полке образцы глиняной посуды и правда смотрелись музейными экспонатами.
Братья так увлеченно и со знанием дела – оба были художниками – рассказывали о том, как создавались фаюмские шедевры, что Ксения загорелась желанием освоить этот архаичный способ живописи, называемый экаустика. Писались портреты расплавленными восковыми красками с использованием не только кистей, но и лопаточек и даже резцов. Исправления были практически невозможны. Работа выполнялась чаще всего на дереве, реже на ткани.
Короче, с этого момента подругу я потеряла. Все дни, а может, и ночи – спальни у нас были разные – она проводила в мастерской братьев, где упорно пыталась овладеть экзотичной техникой. Я же с помощью Амени старательно изучала древние иероглифы, а в перерывах помогала на кухне шеф-повару Туйе, где постигала кулинарные секреты египетской кухни. Встречались мы с Ксенией исключительно за столом: вместе со все ми с аппетитом уничтожали те самые секреты.
Время летело досадно быстро – уезжать категорически не хотелось. Но все когда-нибудь заканчивается, и вот мы уже сидим во внутреннем дворике, ожидая приезда Али и успокаивая себя тем, что впереди нас наверняка ждут не менее увлекательные события.
Просигналила машина, и Амени пошел открывать ворота. Вскоре во дворик вошли трое мужчин: Али, хозяин дома и… таинственный незнакомец из индийского ресторана!
– Вахид, – представился новый гость. – Надеюсь, вы не разочарованы поездкой? Али не обижает?
Определенно риторические вопросы сопровождались веселым смехом и обаятельнейшей улыбкой.
– Уверен, здесь вам скучать не давали.
Поток теплых слов нашей искренней благодарности не иссякал так долго, что хозяйский золотистый кот зажмурился от удовольствия и замурлыкал в ответ. За воротами уже нетерпеливо ворчал мотор – «колесница судьбы» рвалась вперед.
– Вас, наверное, интересует Вахид, – предвосхитил наш вопрос Али. – Я мало, что могу рассказать о его жизни, хотя знаком с ним уже много лет. Имхотеп – это его второе имя – настоящий маг: ему известно прошлое, доступно будущее и подвластно настоящее. Он неожиданно пропадает и так же неожиданно появляется. Утверждают, что, бывало, его видели одновременно в нескольких местах. К тому же, Вахид – великой души человек. Уверяю вас, это не преувеличение: скольких отчаявшихся людей он вернул к жизни, спас от беды и даже от смерти. А еще он прекрасный врач, великолепный художник и талантливый архитектор. Кстати, дом Амени построен по его проекту. Я вообще не уверен, есть ли на свете что-то, чего не знает или не умеет Вахид.
– Как же нам повезло случайно оказаться вместе в ресторане, – сказала я.
– Встретить Имхотепа случайно невозможно, – заметил Али.
Глава 6
Ангел-хранитель остался верен себе: наше путешествие походило на медленно разворачивающийся свиток, постепенно раскрывающий замысел его автора.
За три дня до отъезда мы остановились на ночлег в небольшом городке, растянувшемся вдоль восточного берега Нила далеко в стороне от туристических троп и дорог. Здесь не было даже самой скромной гостиницы, и один из многочисленных друзей Али уступил нам свое жилище, а сам на время куда-то съехал. Прибыли мы довольно поздно. Уличные фонари выполняли свою работу чисто формально, Богиня Луна задерживалась, так что тьма вокруг стояла воистину египетская. Тем не менее, побросав чемоданы и приготовив на скорую руку легкий ужин, мы вооружились фонариками, вышли за ворота… и замерли.
Неразличимый ранее на темном полотне ночи пес чаный берег реки окрасился в бледно-палевый цвет. Попадая на текстуру воды, цвет распадался на искристые золотые блики и исчезал где-то в глубине, яркая световая дорожка вела на противоположный берег и заканчивалась у серебристо-серых стен небольшого храма. Последний, почти неуловимый для глаза мазок кисти покрывал всю композицию тончайшей сиреневой вуалью. Хозяйка ночи Луна и ее неизменные спутницы-звезды сверху любовались своим творением.
– Мы туда пойдем? – спросила я тихим шепотом, боясь спугнуть очарование.
– Обязательно. Завтра утром. А сейчас пора спать.
Голос Али звучал необычно. Да и выглядел он так, будто увидел призрак. Али провел рукой по лицу, словно пытаясь избавиться от наваждения, молча повернулся и пошел к дому.
Утро началось как обычно. Запах свежесваренного кофе намекал, что пора вставать, и мы не заставили себя ждать. Али где-то раздобыл – а скорее всего, материализовал из воздуха, – небольшой катер, и в тот момент, когда все живое только пробуждалось, чтобы торжественно встретить первые лучи солнца, мы уже высадились на противоположном берегу и входили во внутренний двор храма.
Время отнеслось к этому Дому Бога на удивление милосердно. Стены, колонны, статуи великолепно сохранились, краски не утратили сочности. Мы не торопясь бродили вдоль портика и рассматривали фрески. Али помогал мне читать надписи. Картины не только увековечивали великие деяния и доблестные победы могущественных фараонов, но и рассказывали о буднях простого народа.
Перед входом в гипостильный зал я неожиданно для всех, включая себя, повернула направо.
– Здесь должна быть дверь, а за ней небольшой сад.
– Откуда ты?.. – недоверчиво начала, но не успела закончить Ксения: в стене чернел узкий проем.
Миновав коридор, мы оказались в небольшом дворике. Сейчас, заваленный камнями и мусором, он выглядел довольно плачевно, но когда-то вполне мог быть садом.
– У тебя открылось ясновидение, – авторитетно предположила Ксения, а Али внимательно на меня посмотрел, но промолчал.
Вернувшись тем же путем, мы продолжили экскурсию и больше случай с ясновидением не обсуждали. Храм выглядел настолько действующим и живым, что входить в святилище и алтарную комнату нам, непосвященным, казалось святотатством. Но мы решились. Лучи солнца через специальные отверстия в потолке проникали внутрь и освещали изображения богов, чьи небесные лики осуждающе взирали на незваных гостей, недоумевая, кто это осмелился нарушить строгий закон и потревожить их покой. Наказание последовало незамедлительно: у меня закружилась голова, в глазах потемнело, и я, несомненно, припала бы к ногам суровых небожителей, если бы Али не подхватил меня на руки – что было весьма тяжеловато даже для ангела – и не вынес из комнаты. За предела-
ми сакрального пространства я быстро пришла в себя и без помощи дошла до внутреннего двора храма.
Солнце уже палило вовсю, и долго находиться в открытом помещении было небезопасно. Возвращаться же домой не хотелось.
– Я посижу немного в той беседке, а вы еще внутри походите.
– В какой беседке? – теперь уже всерьез заволновалась Ксения. – Мы не видели никакой беседки.
– Как это не видели? Где же вы были? – Я показала рукой налево, в дальний угол двора. – Там на потолке Богиня Нут изображена и синее небо со звездами.
Ксения многозначительно посмотрела на Али, будто призывая его в свидетели моего явного помешательства, но наш друг, обычно такой разговорчивый и отзывчивый, отстраненно и безучастно смотрел вдаль.
– У кого-то солнечный удар, – произнесла Ксения. – Остается только выяснить, у кого. Не видели мы никакой беседки. Я уверена.
Али наконец вышел из оцепенения, взял нас обеих за руки и как детей повел в указанном мной направлении. Там действительно была беседка. Искусно вырезанные из камня и покрытые иероглифами стены доходили до середины постройки. Верхняя часть оставалось открытой, не считая нескольких колонн в виде свернувшихся кольцами змей. Колонны поддерживали расписанный, как я и утверждала, потолок в виде купола. Беседка казалась легкой и филигранно ажурной. В стены по всему периметру были встроены скамейки.
– Отдохни, – сказал мне Али и повел онемевшую
Ксению обратно внутрь храма.
Я легла на одну из кружевных скамеек, пытаясь остановить бесконечный и сумбурный поток мыслей. Трудно определить, сколько прошло времени, но внезапно расписной потолок закружился, превратился в бездонное темно-синее небо, звезды заискрились, а склонившаяся надо мной Богиня открыла лучистые глаза. Сознание стало меркнуть, и я провалилась в черное никуда.
Глава 7
Видимо, я задремал, так как очнулся от того, что кто-то решительно тряс меня за плечи.
– Хепи, Хепи, просыпайся. – Слова доносились издалека и глухо, как из колодца. – Учитель просил тебя зайти.
Я постепенно выпутался из сетей забытья, сел и лишь тогда окончательно проснулся. Конечно, это был Али – мой верный, замечательный друг.
– Так и знал, что ты здесь, в своей любимой беседке, соня. Приведи себя в порядок. Набу просил найти тебя.
– Подожди, не уходи. Мне сейчас приснился очень странный сон. Хочу тебе рассказать.
К снам мы привыкли относиться серьезно, поэтому Али сразу остановился и сел рядом.
– Рассказывай.
А сон был такой.
– В большой металлической птице я прилетаю в Египет. Вернее, я точно знаю, что это Египет, хотя вокруг все незнакомое, чужое и непонятное.
– Может, это не Египет?
Я на секунду задумался.
– Нет. Именно Египет, но… – Я опять замолчал.
– Ну же, продолжай, – торопил меня Али.
– Храмы разрушены, святилища пусты, гробницы вскрыты и разграблены, среди руин бродят какие-то люди, залезают на пирамиды, заходят внутрь.
Я чуть не плакал, а мой друг побледнел так, что даже его темная, почти черная кожа, унаследованная от матери-нубийки, не смогла этого скрыть.
– Ты обязательно должен рассказать все Учителю. Обязательно, – повторил он несколько раз.
– Да, и еще. Даже не знаю, как сказать. В этом сне я был светлокожей женщиной.
Али рассмеялся:
– Ерунда. Чего только во снах не происходит! Я вот как-то превратился в шакала и присутствовал при бальзамировании. Вот это, скажу тебе, действительно жутко.
Он встал и, сверкнув изумрудно-зелеными глазами – щедрым подарком неизвестного предка – махнул рукой и побежал в сторону мастерской. Я смотрел ему вслед и не мог заставить себя подняться. Был ли тому причиной страшный сон или нет, но сердце сжималось от предчувствия неотвратимой беды. Почему-то я был уверен, что сегодня спокойное, неспешное течение моей жизни должно закончиться, но как ни старался заглянуть в будущее – иногда это удавалось – ничего не получалось. Картины появлялись нечеткие, как в тумане, и сменяли друг друга с огромной скоростью. Память упорно возвращала в прошлое…
Я, родители, бабушка и четверо моих братьев жили в небольшом селении, растянувшемся вдоль восточного берега Нила. Отец владел торговой лавкой, и жили мы хотя и небогато, но и не бедствовали. Мне исполнилось пять лет, когда ранним весенним утром к нашему берегу причалила скромная ладья, и жрецы из расположенного на противоположном берегу храма направились в деревню. Цель их прибытия была хорошо известна: они выбирали одаренных детей и, если родители были не против, увозили с собой.
Те, кому суждено было стать жрецами, учились и жили при храме, остальные получали образование в «Доме Жизни» при дворце фараона. Они возвращались в свои деревни и города учителями, строителями, врачами, архитекторам, чиновниками. Во мне разглядели незаурядные способности к врачеванию и магии, что, впрочем, неотделимо друг от друга. Так я и еще трое мальчиков из нашей и соседней деревень начали обучение в храме. В их числе был и Али, который стал моим лучшим другом. Со временем в Али проснулась страсть к живописи, и все свободное от занятий время он проводил в мастерской.
С тех пор прошло двенадцать лет. Теперь мы жрецы первого ранга. А сейчас меня просит зайти к себе Набу – Верховный Жрец храма. В самой этой просьбе не было ничего из ряда вон выходящего, настораживающего или особенного. Наш Учитель никогда не отличался напыщенной кичливостью и непомерным высокомерием, чем славились многие жрецы его ранга, и нарушение так называемой субординации нисколько его не смущало. Несмотря на огромную занятость, он всегда находил время поговорить с учениками. Живо интересовался нашей жизнью и учебой, давал советы, хвалил и сурово отчитывал, когда считал необходимым. Частенько подобные беседы проходили в его личных покоях, куда мы всегда бежали с огромной радостью. Но сейчас нехорошее предчувствие не отпускало, и я сознательно тянул время, надеясь на перемену в настроении. Долго заставлять себя ждать было абсолютно недопустимо. Я встал, пересек открытый двор, дойдя до гипостильного зала, повернул направо, к внешней стене, и вошел в узкую дверь, встроенную и расписанная с таким мастерством, что казалась фрагментом одной из многочисленных ярких фресок. За дверью – небольшой коридор, противоположный конец которого прикрывала плотная, сплетенная из тростника штора. Собственно, это и был вход в скромное жилище Верховного Жреца. Набу был настолько неприхотлив в быту, что о его непритязательности и равнодушии к каким бы то ни было земным радостям и материальным благам ходили легенды даже за пределами нашего храма. Пожалуй, единственным исключением был сад во внутренних покоях Учителя. Относительно небольшой по размеру, в богатстве, красоте, изысканности и разнообразию необычных цветов и кустарников этот дворик вполне мог соперничать с легендарными садами во дворце фараона. Из-под земли между выложенными бирюзовыми плитками дорожками то тут, то там били изящно оформленные фонтанчики, увлажняя почву и принося приятную прохладу. По ночам приглушенный свет луны и тихое журчание воды придавали саду особое очарование и таинственность. Вокруг этой живой мозаики располагались спальня, комната для приема гостей, кухня и ванная комната.
