Андрей Александрович Ермолаев "Лис. Град проклятых"

grade 4,4 - Рейтинг книги по мнению 10+ читателей Рунета

Тьма тянет свои жадные щупальца к душам жителей дряговичской земли, явив людям своего нового избранника – Зверя. Он непреклонен, жесток, расчетлив и чудовищно силен – и нет пока силы, способной противостоять ему и его новой религии. Боярин Лисослав Велимович (а для друзей просто Лис) и его товарищ, волколак Лесобор, после гибели Черномора, отправляются своей дорогой – помогать людям в их борьбе с порождениями Кромки. Там где есть свет, всегда в тенях прячется тьма, и пути героев неизбежно пересекутся с путем Зверя. Богатырям Черномора предстоит встретиться и схватиться с самими страшными порождениями Кромки, ведь именно им пророчество Баяново предсказывало вступить в бой за людей и силы света на грешной, терзаемой голодом и раздорами Земле. Продолжение цикла "Между Навью и Явью". Оформление обложки – авторское.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 23.08.2023

Лис. Град проклятых
Андрей Александрович Ермолаев

Тьма тянет свои жадные щупальца к душам жителей дряговичской земли, явив людям своего нового избранника – Зверя. Он непреклонен, жесток, расчетлив и чудовищно силен – и нет пока силы, способной противостоять ему и его новой религии. Боярин Лисослав Велимович (а для друзей просто Лис) и его товарищ, волколак Лесобор, после гибели Черномора, отправляются своей дорогой – помогать людям в их борьбе с порождениями Кромки. Там где есть свет, всегда в тенях прячется тьма, и пути героев неизбежно пересекутся с путем Зверя. Богатырям Черномора предстоит встретиться и схватиться с самими страшными порождениями Кромки, ведь именно им пророчество Баяново предсказывало вступить в бой за людей и силы света на грешной, терзаемой голодом и раздорами Земле. Продолжение цикла "Между Навью и Явью". Оформление обложки – авторское.

Андрей Ермолаев

Лис. Град проклятых




***

Невыразимый, липкий смрад, забивающий глотку до спазмов при вздохе, казалось, стал осязаемым. После скользкий от отвратительной слизи коридоров, стены которых шевелятся живым ковром опарышей, они, наконец, сумели прорваться в огромный зал, освященный мертвенно-беловатым светом скальных кристаллов иного мира.

– Матерь божья, дай нам силы! – смутно-знакомая фигура в длинной кольчуге и иноземном шеломе, размашисто перекрестилась.

Войдя в пещеру, он оскользнулся на чем-то мерзком и чуть не растянулся на омерзительных останках. Весь пол огромной пещеры был сплошь, словно ковром устлан гниющими мясными объедками и обрывками плоти с костями: повсюду лежали клочья шерсти и оторванные конечности. Совсем рядом скалился вечной улыбкой упрека, ему, защитнику и богатырю, человеческий череп. В центре адского логова возлежало оно: одним своим видом способное довести до безумия человека слабого духом, многопудовая гора мышц и грязной, гнилой плоти. Чудовищная, вздувшаяся, гигантская скотина, покрытая редкими клочками серовато-розовой шерсти, почти пушка, цепляющаяся длинными, голыми крысиными хвостами, ровно щупальцами, за своды пещеры и ее стены. При появлении людей тварь подняла омерзительную, размером в пол боевого коня, крысиную голову под свод пещеры, уставившись на пришельцев мутными, выпуклыми бельмами глаз – каждое величиной с кулак взрослого мужчины.

– Святые угодники! – повторил воин рядом, а тварь оскалилась – мощные волны всесокрушающей паники ударила в виски зубодробительным наплывом, почти сбивая с ног. Существо приоткрыло смрадную пасть, и люди услышали в головах вопли десятков людей разом, взывающих к бегству – проклятое исчадье умело насылать морок!

– Спаси и укрепи силы наши, Господи, – шепчут губы, а трясущиеся руки уже шлют стрелу за стрелой в тушу – крылатую смерть в глотку, в голову, в брюхо, покрытое оспинами и сотнями сросшихся, трясущихся крысиных лапок – получи, мразь! Нечто подняло голову еще выше, разинув гигантскую, как пещера, пасть полную слюнявых клыков, и издало жуткий, богохульный вопль – он похож на жалобный стон блудницы и предсмертный крик одновременно, но в десятки раз мощнее: с переливом, переходящий в вой с клекотом. Казалось, сам Ад с чертями и грешниками сейчас вопил из глотки чудовища! Закрыть-закрыть уши быстрее, чтобы не слышать, чтобы прекратило! Пока не лопнула голова, пока не затмило глаза кровавой пеленой тумана.

– Бей суку, пока выводок не примчался!

Воин в длинной кольчуге бросается вперед, но один из хвостов, толщиной с бревно, хлестким ударом сбивает с ног – к вам устремляются одновременно десятки щупалец, похожих на косматые, слизистые крысиные хвосты.

– Господь – сила моя, да укрепит руку мою… – верный меч и сабля ссекают одно щупальце за другим, но как не ловчишь, как не стараешься – их слишком много. Они обвивают ноги и туловище, скрежещут по-кольчуге, в попытке добраться до живого. Стальная хватка сжимает грудь затхлой мертвечиной, поднимает ввысь, под свод пещеры – меч все еще рубит и рубит, тварь ломтями теряет свою плоть, но вместо срубленных к добыче устремляются новые отростки. Они тянут к разверзшейся как пропасть в Преисподнюю пасть, в мутных бельмах глаз явственно читается торжество: там, в пасти, глубже, видны подрагивающие внутренности и шевелящиеся живые мертвецы, тянущие вверх руки. «Спаси, Божечка… Только не так!» – мелькает мысль, и ты падаешь прямо в зловонные врата Кромки.

– Лиса, нет! – холодный пот покрывает все тело – этот дрянной сон преследует. – Зачем? Зачем ты это показываешь мне вновь и вновь?

– Так надо, – звучит в голове.

– Кому надо? Зачем надо?

– Тебе. Думай. Знай.

Вновь он один – Лисы рядом нет. К этому долго привыкать. Если вообще возможно привыкнуть. Лисы нет, и больше, как прежде, не будет.

1 глава. Клятая Встреча

«Мы навлекаем на себя ненависть, делая как добро, так и зло».

Никколо Макиавелли.

Дряговичская земля никогда не славилась урожаями, дичиной или серебром. Тысячи комаров, гнуса и оводов, заклятые, глухие места куда ворон костей не таскал – вот все богатство местной земли, сказал бы человек сторонний. И был бы прав лишь отчасти. Не было здесь и многолюдно, но местные болота давали руду, а она – кровь в жилах любой рати, любого войска! А потому землю эту всегда старались прибрать к рукам – готы, гунны, авары, а за ними варяжские и местные, славянские князья. Болота хранят память о тысячах чужих ратников – порубанные, пострелянные ядовитыми стрелами, они спят вечным сном в их топях. Порой и сами болота выплескивали хищное щупальце из своих недр в чужие земли: быстрые, жилистые местные воины в своем легком вооружении, легкой, напористой, особой походкой, присущей только жителям этих земель, ходили далеко окрест, брали на копье чужие городки и села. И тогда тянулись вереницы понурых пленных в недра дряговичской земли. Для многих из них судьба была горче смерти: темные, суровые боги местных земель – всегда были голодны до человечины. Топи дрягвы и до прорыва Кромки были местами мрачными, с чертовщиной и нежитью. Казалось, так будет всегда, но Великий князь Владимир сумел железной рукой покорить местные земли. Сумел даже больше – принес в местные городки и веси христианство, порядок и закон. Впрочем, только в города: вне их местные, кто тайком, а кто и открыто – продолжали поклоняться своим темным богам. Теперь же, с нашествием нежити – все стало куда гаже и страшнее.

Могучий рыжий жеребец, под стать наезднику шумно фыркнул, запрядав ушами – потревоженные оводы-кровососы недовольно загудели, взметнувшись звенящим облаком. Всадник, плечистый рыжеволосый усач, лениво махнул сорванной на ходу ветвью, отправляя кровососущую нежить в последний путь. Иногда всадник умиротворенный привычным покачиванием в седле приподнимался в стременах – чтобы оглядеться и не задремать. Деревья в лесу становились все ниже и реже: их место занимали приземистые, мохнатые кусты с разлапистыми кронами, а трава все чаще пятналась бесчисленными, покачивающимися от ветра ржавыми бутонами гравилата и ярко-желтыми цветами зверобоя. По одному лишь этому, не будь дороги, путник мог бы понять, что идет верным путем – вся эта поросль обожала болотистую, водянистую почву, а значит вскоре пойдут уже и земли туровского княжества. Где-то совсем неподалеку запричитала перепелка, но себя не показала, и всадник разочаровано опустил руку, потянувшуюся было к луку – вот уже вторую неделю приходилось грызть только сухари да каменно-сушенную оленину. Эх, как же славно было б поохотиться и добыть кус свежего мяса!

Рядом с всадником флегматично плелись еще две лошади, загруженные его вещами: шлемом с кольчужной сеткой, защищающей затылок и шею, массивной рогатиной с широким наконечником, небольшой секирой, несколькими связками метательных копий и запасных стрел. Свою бронь, длинную, до колен, кольчугу и островерхий шлем с лисьим хвостом, всадник так же сгрузил на заводного. Щурясь от солнца, он подставлял покрытую лишь рубахой широкую грудь свежему ветерку. В землях подвластных киевскому князю было вполне безопасно даже ночью: по дорогам, то и дело, проезжали путники, да конные дозоры окольчуженных молодцеватых бородачей, которые, видя серебряный диск богатырского оберега, почтительно кивали путнику. От них же, да от прохожего люда, узнавали вести с окрестных земель: там вон, недалече, в сельце Икотка, повадился озоровать упыренышь – людей побаивается, на глаза старается не попадаться, но кур, сученок, душит регулярно и кровь их пьет. Издалече передавались иные слухи – одни страшнее других: спустилось с гор, аль еще с каких мест, неведомое племя песьеглавцев на погибель всему роду людскому. Видели таких их недалече – в ближних землях уже. На договоры не идут, требуют от местных принятия веры и власти их звериной – чтобы отринули православие и крест, потому как все не их веры – враги песьеглавцам. Шли разговоры и о другой напасти: в соседской Кривой пятке, мужик с русалкой блудить удумал. Или с козой – дело темное, толки ходят разные. Ясно было про него только одно – с бесом мужик связался, всем нам на погибель, а, следовательно, туда незамедлительно нужен богатырь Черномора. На такие вести, когда они звучали в раз пятый или шестой, причем в разных деревнях и с разными людьми, Лис глубокомысленно хмыкал и обещал оказать самое активное участие в низложении зла и защите христианства.

Ныне же они, вот уже несколько дней, вступили в земли туровские: бородачей-дозорных больше на дороге не попадалось, да и путников на дороге резко поубавилось, но всадник и здесь был невозмутим – к бою он был готов всегда, а об опасности его предупредят заранее. Дорога петляла среди леса и холмов белой лентой, а издали доносился еле различимый звон колоколен – стало быть, Камышелог, старинный град вдоль пути к Турову, совсем близко. Мужчина покосился на молчаливого попутчика, мелкого, с виду юркого, чернявого мужичка идущего пешком рядом, вздохнул, покачав головой.

– Ну, вопрошай уже. Чего тянешь – вижу ж гнет тебя.

Мужичишко какое-то время шел молча, продолжая супиться, но все же, жизнелюбивая, легкая натура взяла свое:

– Бес – один ты – человек в нашем обчестве. Да и то – конь, – обратился волколак к животному вместо его наездника. Редкий случай – лошади обычно боялись Лесобора, но конь боярина, настоящий, боевой, относился к нему ровно и с терпением. – Пусть конь, но куда лучше и приятнее с тобой поболтать, чем с твоим упертым и грубым хозяином.

– Ну-ну, – Лисослав встопорщил усы. – Бес и впрямь ладный друг по разговорам. Однако ж и меня избегать долго – не выйдет.

– Отчего Волшана не позвал с собой? – отозвался Лесобор, после короткого раздумья, подозрительно покосившись на витязя. – Он тоже перевертыш. Да и покрепче меня будет. Молодой, сильный.

– Так и есть – покрепче.

– И в кругу богатырей был с тобой заедино.

– Все так.

– Так от чего меня с собой, а не его?

– А отчего тебя в кругу не было? – грозно улыбнувшись, уточнил витязь.

– Опять начинаешь?! Хочешь снова разругаться? – взбеленился волколак.

– Так я и не ругался. Это ты бесишься как оводом укушенный.

– Лис, матушку твою за ногу – я думал, что опосля церквы, где я спас твою боярскую голову – мы можем доверять друг другу, а ты?!

– А я думал, что повидаюсь с Черномором, быстренько побьем всю обнаглевшую Кромку, а главному Кромешнику под хвост раскаленный кол вобьем – и по домам. Но ведь так не случилось, верно?

– Лис! – рыкнул Лесобор и на мгновение у него прорезались не по-людски длинные клыки.

– Ты на меня не скалься, – погрозил ему пальцем десятник. – А то я мастак головы рубать, когда шибко переживать начинаю. Куда как пострашнее видывал, да жив вон еще. Недоверие к тебе, оттого что темнишь ты и недоговариваешь. В страшный момент, когда ты нужен был – тебя в круге не случилось. И когда израдец*[1 - Израдец – предатель по-старославянски.] мертвил Черномора, а из Навьи нам сам Ад улыбался и лапами махал – тебя тоже не было!

От одного воспоминания перекошенных ревом рож демонов, громадного как гора корабля, из которого во-все стороны шевелились слизистые щупальца Тьмы, а борта топорщились человеческими ногтями, его передернуло. Клятый католик убил единственного, кого можно было расспросить обо всем! Убил и сбежал от его меча за Кромку. Спроста ли? Или то знак какой – ему было не разглядеть, но чуйка подсказывала – тут-то сказки не конец. Да и не когда было разглядывать: через борт ревущего как целое стадо зверей-элефантусов, корабля, вниз, к ним, избранным богатырям, посыпались его отвратительные обитатели, и там уже совсем стало не до предателя.

– Мы такое там зрели – ни в одном писании о таком не говорилось! Где был?

– Не могу я сказать, – волколак поджал обиженно губы. – Вот никак не могу. Но плохого – никому не творил. Могу, чем хошь поклясться! Поверь – никакого зла и в голове не было!

– Ишь ты – поверь ему, – усмехнулся боярин. – Ладно-ладно – будя. Верю.

– Чего это вдруг?

– А того – старый витязь невозмутимо отмахнул веткой особо нахального слепня, пытавшегося залезть в глаз уже ему, а не коню. – Я на рати с измолоду: как батя в двенадцать лет в первый поход взял – так из клятых войн не вылезаю! А мне сейчас сорок три года, стал быть, более трех десятков лет ратюсь. Ужель думаешь, что я б дожил до своих лет, коли лжу от правды б не отличал?

– Тогда зачем мне кровь портил? – вновь вскинулся мужичок.

– Ты не шуми, не шуми, – прирыкнул на него боярин. – То в назидание. Шляисся где ни попадя, когда весь Свет людской в опасности был. Кто знает – не совладали б – и тебя б, дурака, тоже б не стало со всеми твоими надобностями. Все, кто в кругу был – теперь братья и сестры, а ты – отсутствовал, хоть и с оберегом, избранник, мать твою растак!

Мужичок кивнул, виновато потупясь, и боярин продолжил назидательно:

– Все братья и сестры, и у всех – свое дело теперь: малое ли, великое ли, но каждый свое сдюжить должен. Мы – теперь семья богатырей.

– И ляхит-израдец – тоже семья? – не смог не съехидничать все еще обиженный Лесобор.

Боярин посмурнел, будто надкусил что-то кислое.

– Клятое дело. И он, как же без него. Семью – не выбирают. Коли выбрал амулет его – значит, зачем-то, нужен был. А то, что решил такое содеять – кто сказывал, что в семье убогих не бывает? И-эх, чтоб на это сказал б Святослав? Позор, да и только.

– Так отчего ж Волшана не позвал с собой? Или Андрея – он же гридь? Как раз тебе в подмогу – общий язык нашли б.

– У Волшана и Андрея – свое дело назначено, у меня свое. А ты, не успевший – мне в поруки в самый раз будешь.

– Та накой я тебе?

Старый витязь покосился на волколака.

– Я – боярин из простых – из невеликой семьи, без дара какого смертоносного. Только и умею, что мечом вертеть, да уматерить по макушку при необходимости. Вдвоем и впрямь сподручнее будет в это клятое время.

– Так ты ж нежить мертвил толпами?! Я сам зрел?

– Мертвил, – кивнул боярин. – Много для того ума надо? Да и то от оберега силы нахлынули, да от Лисы – вот та была сильной ведьмой. Нежить же была сплошь – мелки бесы да черти. Я – ратный муж. Мой путь – путь меча, и в этой схватке с Тьмой, такому как я – будет сложно. Но и я желаю быть полезным новой семье.

– И что ты надумал?

– Нет, ты посмотри на него! – вместо ответа встрепенулся в седле полусонный витязь.

– На кого? – не понял Лесобор, торопливо обшаривая взглядом пространство округ. Какой-то Евин сын*[2 - Сын Адама, сын Евы – т.е. человек.] узрел то, что он, волколак не заметил? Быть такого не может!

– Да вон! – кивнул на старое дерево, нависающее опустившее разлапистую мохнатую ветвь над дорогой. Волколак вгляделся до рези в глазах, но ничего не заметил.

– Там ни хрена! – заключил он, сердито поглядывая на собеседника. – Ежель не хочешь отвечать – так бы и сказывал, а не придумывал. Ужель такое вместно такому боярину?

– Нам и не такое «вместно» при необходимости! – Лис озорно подмигнув, потянул из налуча лук – стрела свистнула, скрывшись в зеленой кроне. Мгновение ничего не происходило, но потом, с протяжным «у-у-х-х-х!» на дорогу свалилось «нечто». По началу Лесобор решил что богатырь стрелой сшиб заскрипевшую ветку, но когда она вдруг вскочила на три тонкие, ветвистые лозы, выдернула из себя стрелу и с громким, недовольным кудахтаньем, шурша листвой и перебирая тонкими словно паучьими лапами, стремительно юркнуло в лес – лицо оборотня вытянулось едва не вдвое.

– Какого хрена? – проводив взглядом удаляющееся нечто, спросил волколак витязя, невозмутимо убирающего лук на место. – Что это?

– Лешаченок, – ответил десятник. – аль не видел таких?

– Подобных? Ни разу – я ж не с этих земель.

– И что – у вас там лешаки не водятся разные? – подивился Лис.

– Водятся, – заверил оборотень. – Токмо у нас они – больше на шишку похожи кедровую. Аль на ящера злого.

– Дела, – подивился в ответ десятник. – А у нас, вишь – такие вот хитроваты имеются. Так – мелкие пакостники: наловчились у людей и скотины кровь незаметно пить. Сядет такой, на какое дерево, и ждет – кто под деревом пройдет аль встанет под него, буде дождь приключится – он веткой по уху, аль по шее щекочет. Человек отмахивается, аль ветку на строну отодвигает, и не понимает, что лешаченок – кровь с него пьет. Придет такой человек домой – и только там заметит маленькие красненькие пятнышки. Словно иголочками кто колол – там лесной негодник его и жевал, кровь добывая.

– Хитрый бес, – признал оборотень.

– Не бес, – покачал головой витязь. – Бесенок – почти безобидный для людства. Такие только особо большие могу серьезно вредить – да и то – совсем надо олухом быть, чтоб позволить такому себя досуха выпить. Но этот не такой – молодой, аль баба ихняя.

Волколак недоверчиво хмыкнул.

– С чего бы? Ты еще и их различать можешь?

– А как же? Этот своими листьями да ветками – против ветра тряс – вот я его и углядел. Старый древень-лешак, аль матерая лешачиха – такой дурости б не учудили.

Какое-то время ехали молча, в размышлениях. Лис продолжил старый разговор, ровно и не прерывались:

– Надумал, что надо объединять силы с Киевом и Мстиславом. В одиночку супротив того, что может нагрянуть – не устоять. Русь должна быть заедино как при Святославе и Владимире.

– Эвона как? – протянул собеседник. – Опосля всего что было? Опосля кровищи, что рекой текла в бранях междоусобных? Да и Туров, со всеми его землями – на кой ляд он Киеву и боярству? Какая помощь от него, ежель только в дружине одного Киева народу будет раз в десять поболее, чем ратных во всех туровских землях? Какой прок Мстиславу нам помогать? Ты хоть сам-то во все это веришь?

Боярин насупил кустистые брови.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом