Сергей Карамов ""

СТУК ТОПОРА ПО ВИШНЕВОМУ САДУ
Сергей Карамов

Золотицкий работает в Москве художественным руководителем Театра юмора. Умный, ершистый Золотицкий старается открыто высказывать свое мнение. Бескомпромиссность и оппозиционность Золотицкого раздражают куратора его театра из Министерства культуры Аристархова. Золотицкий ставит в театре спектакль по мотивам пьесы Шварца «Дракон», чем вызывает раздражение Аристархова. Золотицкий тяготится происходящим, раздражен современным социумом. мечтает оказаться в прошлом, чтобы со Станиславским, ставить "Вишневый сад". Он хочет защитить людей от духовной слепоты, защитить вишневый сад.

СТУК ТОПОРА ПО ВИШНЕВОМУ САДУ.

Роман.

«Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву».

Чехов А.П. «Вишневый сад».

«Да, жизнь в этом доме кончилась… больше уже не будет…».

Чехов А.П. «Вишневый сад».

Глава 1

Я не оловянный солдатик!

Никита Золотицкий, режиссер и художественный руководитель Театра юмора, средних лет господин, широкоплечий, худощавый, с короткой стрижкой, блондин с голубыми глазами, сидел со скучающим видом на очередной репетиции спектакля «Вишневый сад».

Золотицкий очень любил свою профессию и театр, постоянно думал о театре, как на работе, так и дома. Он производил впечатление человека, наделенного незаурядным умом, постоянно анализировавший все свои поступки и действия окружающих. Хотя он не имел медицинского образования, Золотицкий знал и любил психоанализ, часто в одиночестве думая о своем жизненном пути и карьере. Чрезвычайно умный и гордый, ершистый и резковатый Золотицкий старался всегда честно и открыто высказывать свое мнение, если даже оно шло вразрез с мнениями сильных мира сего, в частности, с мнениями чиновников из Министерства культуры, курировавшими его театр; вдобавок он пытался отстаивать свое мнение до победного конца. Однако тем не менее в рациональности и рассудительности ему тоже нельзя было отказать – Золотицкий никогда не совершал опрометчивых поступков, тщательно обдумывая все слова и действия. Каждый день он вставал с лучезарной широкой улыбкой, желая совершить сегодня что-то хорошее на общее благо. Он был честолюбивым, как все талантливые и одаренные люди, которые хотят признания и известности.

Репетиции спектаклей в театре казались Золотицкому лишними. Ну, зачем проводить репетиции спектаклю, как размышлял он, если все уже сыграно давным- давно, десятки лет назад, если все известно, как и что сказать и когда? Он хотел ставить новые спектакли, хотел ставить современные пьесы, часто полемизируя с разными режиссерами, чиновниками из Министерства культуры, но пока это не удавалось – слишком много было противников новизны в театре, слишком много было приверженцев старого, еще советского репертуарного театра, когда долгие годы ставили в театрах одни и те же спектакли. Чиновники боялись новизны, новых современных тем в пьесах, поэтому советовали Золотицкому успокоиться и работать на старом отработанном материале.

К тому же Золотицкий считал, что пьеса «Вишневый сад» это драма, а не комедия, как написал Антон Чехов. Поэтому он часто спорил со своими актерами, которые пытались и не раз внести какое-то оживление в действие.

Золотицкого несколько раз приглашали за рубеж, награждали дважды, чему он был очень рад. Однако его жена Анфиса советовала лучше не связываться с заграницей, мотивируя это тем обстоятельством, что сейчас не время ездить за границу, когда все

агрессивно настроены друг против друга, когда говорят, что якобы везде враги.

–3-

Золотицкий спорил с Анфисой, говоря иронично:

–Анфис, понимаешь, ну, если везде враги, значит, у кого-то паранойя!

Анфиса, миловидная дама лет тридцати пяти, шатенка с голубыми глазами, казалась мужу немного наивной, простодушной, слишком верящей убеждениям телепропагандистов.

–Ну, если говорят, значит, так и есть,– кротко возражала Анфиса.

Ершистый Золотицкий ранее поставил в своем театре комедию «Лисистрата» древнегреческого комедиографа Аристофана. Это случилось полгода назад после бурного спора с Аристарховым, чиновником из Министерства культуры, когда чиновник в очередной раз пытался убедить Золотицкого ставить старые проверенные пьесы.

–Хорошо! Тогда поставлю в своем театра пьесу Аристофана, назвав это премьерой!– рассмеялся Золотицкий, говоря с чиновником.

Аристархов ничего не ответил Золотицкому, лишь пожав плечами. Однако на премьеру древнегреческой комедии «Лисистрата» он пришел. И удивленно смотрел, как на сцене ходят три абсолютно голые актрисы, за которыми бегают три актера; актеры в отличие от актрис были с обнаженными торсами, но в шортах, а спереди шортов виднелись прикрепленные кожаные фаллосы. Посидев минут пять, Аристархов

недовольно воскликнул:

–Что за пошлятина!

И ушел, не попрощавшись.

К Золотицкому подбежала его секретарша Нина, молодая девушка, брюнетка, сильно накрашенная, в синих джинсах и красном свитере.

–Ой, Никита Сергеевич, вам звонит опять этот чиновник!– сообщила она.

Золотицкий нахмурился:

–Аристархов звонит?

–Он самый. Он спрашивает по поводу явки на собрание.

Золотицкий помолчал минуту, потом нехотя ответил:

–Скажи, что я на репетиции. Очень занят.

Нина сказала со скрытой досадой:

–Он уже трижды звонил. Надоел! Я говорю, режиссер на репетиции, а он твердит одно и то же: позови!

Золотицкий нехотя встал, пошел в свой кабинет.

–Да, слушаю…– произнес небрежно он, беря телефонную трубку.

–Слушаете, да? Я уже трижды звонил!– услышал Золотицкий в трубке бас чиновника:.

– Вы помните о собрании?

–Как же. Помню.

–Всем надо завтра явиться в час дня! Это собрание очень важное. Для поддержки правящей партии!– сказал приказным тоном Аристархов.

Золотицкий промолчал, закусывая нижнюю губу от злости. Он не хотел ругаться с наглым и важным чиновником из Министерства культуры.

–Никита Сергеевич, что же вы молчите?– поинтересовался Аристархов.

–Я слушаю вас.

–Слушаете? Я напоминаю, чтобы вы пришли на собрание!

Золотицкий помолчал минуту, потом решил отказаться:

–Извините. Я занят репетициями.

–Напрасно, Никита Сергеевич! Советую одуматься. Явка обязательна!

–А если я не поддерживаю эту партию?– задал вопрос Золотицкий.

Слова Золотицкого вызвали бурную реакцию чиновника: он повысил голос, негодуя и настаивая, чтобы Золотицкий явился на собрание:

–Никита Сергеевич, подумайте! Не хотите прийти? А потом будете просить финансовую

–4-

поддержку вашему театру?

Золотицкий насупился:

–Только не надо меня шантажировать!

–Я никого не шантажирую! Явка обязательная!

Золотицкий слегка усмехнулся:

–Хорошо, постараюсь. Оловянный солдатик Золотицкий постарается прийти.

–Что за глупости? В общем, жду.– С этими словами Аристархов повесил трубку.

Нина стояла рядом с Золотицким, часто вздыхая.

–Напрасно, Никита Сергеевич… Напрасно вы так резко говорили,– упрекнула она режиссера.

–Вовсе не резко,– парировал Золотицкий.– Я просто высказал свое мнение по поводу партии. Я не оловянный солдатик, чтобы мною командовали на плацу. И я очень занят.

Вечером усталый и задумчивый Золотицкий пришел домой. Анфиса сразу заметила, что муж чем-то удручен, поэтому после того, как он поужинал, задала вопрос:

–Что случилось, Никита?

Золотицкий не ответил, сидел за столом, уставившись в одну точку. Потом он поднялся, прошелся по кухне, говоря неторопливо и тщательно обдумывая каждое слово:

–Понимаешь, Анфис… Вроде стараюсь, работаю, но очень трудно делать вид, что ничего не происходит. Что вроде наша обычная жизнь… – Он остановился, сокрушенно вздохнул:

–Сверху постоянно какие-то приказы. То приди на собрание, то подпиши какую-то бумагу, какое-то воззвание, то одобри, что не хочешь одобрять…

–Поясни.

Золотицкий пристально посмотрел на Анфису, удивленно спросил:

–Неужели непонятно? Как жить, когда пространство свободы постоянно сокращается?

Анфиса пожала плечами:

–Ты еще спроси, как классик: быть или не быть.

–Не поняла?… Как сохранить самого себя, не став оловянным солдатиком.

Анфиса уверенно произнесла:

–Просто работать, приносить пользу. Я тоже не хочу быть оловянным солдатиком.

–Это хорошо, что не хочешь… Да, постоянно надо останавливать себя, чтобы сказать откровенно: да плевал я на это или то! Самоцензура угнетает.

Анфиса сразу согласилась:

–Да… Ты знаком с аутотренингом, успокойся.