Ведьмина роща
Елена Евгеньевна Абрамкина
Огненные легенды
«Не ходи мимо ведьминой мазанки, – говорили Глаше. – Не гляди на рощу, что за рекой шумит. Бродит нынче по деревне сам Хожий, Хозяин Лесной, невесту себе приглядывает. Ты синеглазая, чернокосая да нелюдимая, на ведьму нашу в молодости похожая. Уведет тебя Хожий в рощу колдовскую, поминай как звали». Да только пристало ли девушке городской, разумной байкам этим верить? Здесь, как послушаешь, что ни старуха – то ведьма, что ни сарай заброшенный – то чертова изба. Смеется Глаша над словами теткиными, косу тяжелую за спину закидывает, фыркает, точно кошка, да все удивляется: взрослые люди, умные с виду, а каждый второй ведьму с Хожим поминает. Глупость, да и только! Вот и Глеб, врач молодой, что на практику в деревню приехал, единственный разумный человек на всю округу, тоже над сказками деревенскими смеется. Правда, тетка водиться с ним не велит, Хожим за глаза называет да крестится украдкой. А Глеб и рад подыгрывать, лишь бы его да Глашу не трогали, уж больно приглянулась она ему. Только отчего он в рощу колдовскую ходить не боится? Почему его звери и птицы слушаются? Почему на его руках узоры светятся?
Стоит Глаша на той черте, где быль сказкой становится, куда шагнуть – не знает.
Елена Абрамкина
Ведьмина роща
Данное произведение является художественным вымыслом. Любое сходство с реальными людьми, компаниями, событиями или местами случаи?но.
Художественное оформление, внутреннее оформление и иллюстрации Натальи Динер
© Абрамкина Е., текст, 2023
© Динер Н., иллюстрации, 2023
© ООО «Феникс», оформление, 2023
Не ходи мимо старой мазанки.
Видишь свет из-за ставен забитых?
Здесь сегодня нечистого пасынки
Старой ведьме поют панихиду.
Не пытайся расслышать пение,
Не заглядывай в щель дверную —
Околдуют в одно мгновение,
Так что мать не узнаешь родную.
Что стоишь? Прочь беги, непутевая!
Ночь уже, как бы тетка не вставила…
Ох, головка твоя бедовая!
Что ж ты ленту свою оставила?
Вон – висит на суку березовом.
Эх, далёко ж тебя закинет…
Не реви, не помогут слезы-то,
И не лазай – вторую отнимет!
Кто отнимет? Почто ж ты, глупая,
Песню пела, сплетая волосы?
Что стоишь да глазами лупаешь?
Он узнает тебя по голосу.
Лента синяя путь-дорожкою
Прямиком до крылечка стелется.
Он по ней прокрадется кошкою,
Не уйти тебе теперь, девица.
Со второй косы ленту яркую
Спрячь скорее прочь, закопай в саду.
А приедет кто в пору жаркую —
Не смотри в глаза, не зови беду!
А теперь беги, сколько мочи есть!
Спать ложись скорей, да под образа!
И про мазанку чтоб ни слова здесь!
И на темный лес не коси глаза!
Глава 1
– Не, не туда, здесь обойдем. – Сашка обогнул приветливую тропинку и спустился на пыльную дорогу. – Это чертовы столбы, не ходят под ними.
Глаша остановилась и задрала голову. Сучковатый деревянный столб, точно огромный лось, стоял, расставив ноги и намотав провода на рога, и чуть клонился в их сторону.
«Да, под таким и в самом деле ходить не стоит, вон как накренился, еще на голову свалится».
Глаша попятилась и вслед за братом спустилась на дорогу. В босоножки сразу же набилась мелкая колючая пыль. Глаша вздохнула и с сожалением посмотрела на тропинку.
– Не, ты даже не заглядывайся туда. – Сашка остановился, дожидаясь сестру. – Вон еще один такой же, и вон там. Чертовы столбы, нечистая тропинка под ними. Прямо к Хожему в лапы уведет.
– К кому? – Глаша вгляделась в узенькую, заросшую травой полоску земли между столбовых ног. Ветерок гладил запыленные стебли, и почерневшее книзу дерево точно омывали маленькие, прохладные волны.
– Тьфу, навязали бестолковую на мою голову! – проворчал Сашка. – Третий год здесь бываешь, а про Хожего спрашиваешь. Это у нас тут главный среди нечистых. Вон там, в роще живет. – Брат махнул рукой в сторону реки. – Ходит по деревне, коров портит да девок с собой в лес зовет. Если кто выйдет на его голос, назад уж не воротится. А сейчас и вовсе поселился тут, в заброшке.
Глаша посмотрела, куда указывал брат. Вдалеке миражом качался в укутавшей деревню пыли обрывистый речной берег, а на нем – реденький перелесок в три березы. Отсюда было не разглядеть, но Глаше казалось, что ветки деревьев качает сильный ветер.
– Там, небось, прохладно. – Она сорвала с головы шляпу и принялась обмахиваться.
– Ага, как в могиле! – Сашка отобрал у сестры шляпу и нахлобучил ей на голову, потом наклонился к придорожным кустам и сорвал широкий ворсистый лист. – На, лучше лопухом обмахивайся, а шапку не снимай, мигом голову напечет, мне мамка потом вставит по первое число.
Глаша поморщилась, попыталась взмахнуть листом, но только нагнала полные глаза пыли.
Сашка прыснул:
– Во барышня! Без веера шагу сделать не можешь! – Он потянул сестру за руку. – Пойдем за лимонадом да на речку.
В новеньком бревенчатом доме оказался магазин. Когда Глаша с сестрой были здесь прошлый год, на этом месте стоял сгоревший сарай, а теперь вон магазин отстроили.
Вчера утром родители привезли Глашу и Аксютку к двоюродному дядьке в деревню, а сами, приняв на дорожку по стопке самогона, на два месяца уехали в тайгу. И хотя в деревню сестры ездили каждое лето, без родителей оставались впервые, и Глаше было муторно и неспокойно. А когда дядька Трофим со смехом пообещал отцу сосватать ее за какого-нибудь видного паренька, стало совсем уныло. Глаше шел семнадцатый год, и расспросами о женихах не допекал только ленивый. Она отшучивалась, отмахивалась и все время проводила в книжках. Здесь читать не давал Сашка. Стоило родителям уехать, как он почел своим долгом провести сестре экскурсию по всем трем деревенским улицам, изрядно сдабривая рассказ залихватскими ругательствами и байками, кои от безделья местные сложили о каждом кривом сарае.
– Вон, гляди, мазанка, в землю вросшая. Да не так гляди, а исподволь, ну, как бы не глядя. – Сашка дернул сестру за рукав и показал в сторону низенькой, по самые ставни ушедшей в землю избенки. – Это ведьмина мазанка. Ведьма старая там обитает. Злющая старуха: не так посмотришь – порчу наведет, а слишком близко пройдешь – так и вовсе умом тронешься. Что улыбаешься? Не веришь? А ты Вадьку Рыбнина помнишь? Он прошлый год ходил у ней огород полоть и какую-то ее ведьминскую траву нечаянно выдернул. Так старуха ему мало что за работу не заплатила – такую порчу навела, что он совсем дурным сделался. Сидит да в одну точку глядит целыми днями. Как есть дебил.
Вадька Рыбнин по зиме снег с крыши скидывал, упал и головой приложился так, что и в самом деле умом повредился. Ефросинья Ильинична (так звали старушку из мазанки) там и рядом не стояла, да только с братом спорить толку не было, и Глаша кивнула и послушно перешла на другую сторону улицы.
– Ну и зачем ты девушку этими сказками пугаешь, Александр? – Калитка сзади скрипнула и словно нехотя выпустила молодого парня с мягкими, ласковыми чертами лица и удивительно спокойными черными глазами.
– И вовсе это не сказки. – Сашка попятился, закрывая собой сестру.
Парень улыбнулся и вздохнул:
– Ты бы лучше ей про птиц местных рассказал да про ягоды, чем пугать попусту.
– Я за нее отвечаю, мне и решать, что важнее рассказывать, – огрызнулся мальчишка.
Сашка Яхонтов был на два года младше Глаши, но по праву хозяина почитал себя главным. Глаша не спорила, слушала вполуха рассказы про гиблый сарай на заброшенной ферме, про русалок, ведьм и шабаш в перелеске да оглядывала окрестности, прикидывая, куда бы здесь забраться с книгой, чтобы хоть пару часов никто не трогал. Но злоба, с которой брат загородил ее от случайного прохожего, вернула Глашу к реальности и заставила внимательнее приглядеться к их собеседнику. Среднего роста, русый, лет на пять старше Глаши. От всех, кого она встречала здесь до этого, парня отличали глаза – умные, внимательные, с грустной иронией разглядывающие всхорохоренного, точно воробей, Сашку. Глаша знала здесь каждого: немудрено, деревенька маленькая, наполовину брошенная, и народу тут едва больше пары сотен. Парень был нездешний, но смутно знакомый. Он ласково улыбнулся Глаше и, не обращая больше внимания на Сашку, подошел к ней:
– Не бойся, они всех городских этими байками кормят.
Сашка насупился, но возражать не стал, а незнакомый парень все глядел на Глашу темными, точно гудрон, глазами из-под русых бровей.
– Они и меня первые недели пугали, а потом надоело. Я Глеб, врач. Здесь на практике от института.
– Глафира, – буркнул Сашка и с вызовом посмотрел на врача. – Сестра моя.
– Да уж знаю, что сестра, – улыбнулся Глеб. – Второй день вся околица только и шумит как о барышнях городских, что к Яхонтовым приехали.
Глаша покраснела и опустила глаза. Было что-то насмешливо-пренебрежительное в этом «барышни», как окрестила их с Аксюткой местная молодежь. Самое обидное, что Глаша понимала и нехотя и тайком от себя принимала это прозвище. Тринадцатилетняя Аксютка не принимала, но она и не была барышней: чуть родители уехали, унеслась с Егором (Сашкиным братом, на год ее младше) и пацанами на речку, притащила тетке Варваре полное ведро раков, а потом с тою же шумной компанией ушла в поле стрелять голубей.
«Это наша! – одобрительно хлопнул ее по плечу дядька Трофим, обгладывая вечером голубятину. – И никакая не барышня».
Глаша с родителями прощалась тяжело, а когда вернулась в дом, даже заплакала, чем рассердила тетку Варвару и удивила Сашку. Ей было тоскливо и тесно в деревне; из всего, что так влекло сюда Аксютку, Глаше нравилось только название: Ведьмина роща. Но и оно теряло всякий шарм, стоило взглянуть на три обтрепанные березы за старым мостом, которые местные и величали ведьминой рощей.
– Подвезти вас до дома? А то, смотри, барышня все ноги по вашим ухабам сбила. – Глеб кивнул на заляпанные кровью босоножки. – Погодите только немного, я к Ефросинье Ильиничне загляну, лекарства ей занесу, да и поедем.
Сашка недобро посмотрел на врача и совсем загородил сестру.
– И вовсе она не барышня, а наша! Сейчас грязь смоем в речке и пойдем домой. А ты шел бы к своим больным, Глеб Харитоныч.
Врач усмехнулся:
– А сама-то «небарышня» что скажет?
Глаша пожала плечами. Сашка был парнем веселым и общительным, ни с кем всерьез не цапался, и то, как реагирует он на молодого врача, ее удивило. Ссориться с братом в первый же день она не хотела, поэтому, когда он взял ее за руку и потащил к реке, Глаша послушно, точно корова, поплелась следом.
– Почему ты с ним так? – Глаша поморщилась, отлепляя от ног покрытые грязью и кровью босоножки.
– Нехороший он человек, – косясь в сторону ведьминой мазанки, сплюнул Сашка. – Ходит, зубы всем заговаривает, а толком спросишь, так молчит. Мудреный шибко.
Глаша тихо фыркнула.
«Оттого и молчит, что глупости спрашиваете. Чем он вам корову вылечит от сглаза, если она жива-здорова, мычит и доится и ни про какой сглаз не ведает?»
В прошлом году старый врач, Петр Сергеевич, после пятой такой просьбы сбежал из деревни в город, и Ведьмина роща зимовала без медиков. В это лето прислали студента…
«Хорошо, что только на лето, – с тоской подумала Глаша. – А то и его замучают. А он вроде умный парень, взгляд добрый такой».
– Чего смеешься? Не веришь? – Сашка сердито плеснул в сестру речной водой. – Вон вечером к костру пойдем, послушаешь, что люди говорят. Все. Хватит на земле сидеть, отстудишь себе все, а я виноват буду. Пошли домой.
Глаша вытерла ноги о траву и со вздохом влезла в узкие босоножки. Всю дорогу до дома Сашка молчал, сердито жевал травинки да сплевывал, стряхивая с придорожной травы серую пушистую пыль.
