Почти навечно. По меркам людей, само-собой.
Как поясняла мне мама, в свои пятьдесят я буду выглядеть, как местная двадцатилетняя человеческая девушка.
Но мы всё же старели. Только очень-очень медленно. Моей маме было пять сотен лет, а выглядела она так, будто ей было не больше двадцати пяти.
Где-то к тысячи годам, она, скорее всего, выглядела бы, как местная тридцатилетняя девушка.
А вообще эльфы могли доживать и до пяти тысяч лет.
Никакие болезни нас не брали, благодаря внутренней магической защите.
А вот убить эльфа можно было.
Правда сложно.
Достаточно отрубить голову.
Колотые раны даже в сердце, нас не страшили. Конечно, они для нас были очень болезненными, но в течении двух дней, мы могли полностью восстановиться.
Проверено на себе лично.
Как и отращивать потерянные конечности.
На это только уходило больше времени. Как-то я лишилась пальца, и на его восстановление у меня ушло больше месяца.
Тогда я была еще слишком юной и не всегда успевала реагировать на опасности, поэтому и получала от милых детишек, с которыми жила в интернате.
Моя магия позволяла мне скрываться от тех, кто заведовал интернатом, ведь я владела магией иллюзий и умела надевать любые личины, но по началу я еще плохо её контролировала, и не ожидала, что настоящую опасность представляли не взрослые, а как раз дети.
На адаптацию в новых для себя условиях у меня ушло больше года.
И опыт этот был ужасным.
Много раз я думала уйти оттуда, но останавливало то, что я не представляла, как буду выживать вне стен интерната. Здесь поят и кормят. Есть где помыться, поспать. И даже одевали детей очень даже неплохо.
Короче говоря, абсолютно все условия для жизни.
Конечно, если не считать детей, пытающихся тебя либо избить, либо изнасиловать, либо и вовсе убить.
Но благодаря этому опыту, магией иллюзий я овладела в совершенстве.
И если по началу пользовалась ей от силы три раза в день, чтобы воспитатели не заметили во мне чужачку, то через год я научилась держать иллюзию даже во сне.
Иллюзию моего полного отсутствия.
Да-да, я научилась качественно прятаться.
Драться я не умела, физически была довольно слабой, слишком худая, слишком тонкокостная, но вот делать вид, что меня вовсе не существует, или изображать другого человека (дети часто сбегали и можно было пользоваться их личинами), но при этом получать свою еду, одежду и койко-место – это без проблем.
Конечно, мама не отправила меня в свободное плаванье без обучения.
Она рассказала мне подробно, как пользоваться своей магией и в теории, и на практике. Мы тренировались с ней целый год.
И только лишь после этого она уехала искать нам дом и защиту.
Пару раз в месяц мама отправляла мне магический вестник, в котором подробно рассказывала о том, где была этот год и что делала, а я в ответ рассказывала ей о своей жизни.
Мама давала мне советы, и всегда напоминала о том, чтобы я помнила кем являюсь и ни в коем случае ни с кем не заводила близких отношений, ибо не пристало дочери Великого Леса со всякими низшими даже близко общаться, не то, что думать о чем-то другом. К тому же люди могли рассказать о том, кто я нашим врагам, у которых магия на более высоком уровне, и тогда нас обоих убьют.
Вот так я и жила.
В полном одиночестве.
Часто, порой раз в неделю создавая себе новую личину. Или вообще надевая отвод глаз.
Не друзей, ни близких. Только редкие переписки с мамой.
И единственное, чем я могла довольствоваться – это подглядыванием за другими.
По началу я считала себя невероятно крутой, ведь у меня в отличии от бездарных людишек была магия, и поэтому несколько раз серьезно была ранена.
После этих ранений и пяти лет жизни в интернате я научилась уважать и бояться тех, кто меня окружал.
И чтобы не говорила мне мама про «жалких людишек», я вдруг осознала, что мы с ней более жалкие, чем они.
Время шло, я взрослела, и понимала, насколько сильно я одинока.
***
Больше того я начала завидовать тому, что даже в таких условиях выживания, взрослеющие и никому ненужные дети создавали самые крепкие союзы.
Здесь в интернате было именно так.
Если ты не научишься любить и доверять тому, кто рядом, ты просто не сможешь выжить.
Поэтому, наверное, все эмоции у детей были утрированы. Если ненависть, то лютая, если любовь, то до гроба.
Здесь страсти кипели почище всяких мелодрам, которые мы иногда смотрели, собираясь всей гурьбой перед сном у телевизора в общем зале для игр.
Взрослым по большей части было плевать на подростков. И в межличностные конфликты они почти не вмешивались.
Их задача была – накормить, одеть, помыть, отправить в больницу, если заболел, или в школу на учебу, а дальше они были предоставлены сами себе.
Даже тех, кто сбегал они не искали. Вернулся и ладно, живи дальше. Не вернулся, ну и бог с тобой. У нас таких как ты еще пять сотен человек, надо, чтобы они были одеты, обуты, умыты. Всё. Дальше сами, как-нибудь.
Через семь лет жизни я начала жалеть малышей или тех, кто попал в интернат из тепличных условий, в раз лишившись всех родителей. Потому что, хоть и была уже взрослой (все же двадцать пять по меркам людей уже прожила), но всё равно понимала, что я почти такая же, как они.
Враз лишилась мамы и более-менее нормальных условий для жизни.
И поэтому иногда защищала их от местных.
Но быть с ними рядом слишком долго я не имела права, ведь я не взрослела физически, поэтому постепенно мне приходилось уходить в тень и прощаться с ними навсегда.
Сама не понимаю зачем это делала. Наверно, чтобы не сойти с ума от одиночества. Не иначе.
А может просто решила взять под своё покровительство «жалких людишек».
Так я порой, успокаивала себя.
Ведь я дитя Великого Леса, и не пристало мне опускаться до них…
Но порой, было так тоскливо, что хотелось, хоть какого-то общения.
И, привязывались к ним, как бы мне этого не хотелось.
Позже я продолжала присматривать за детьми уже маскируясь под другой личиной.
Так я случайно обрастала друзьями, хотя эти друзья и не подозревали об этом. Но зато, уже не чувствовала такого сильного одиночества.
И вот настал час «икс», мама наконец-то нашла нам дом и защиту. Точный адрес она скинула мне в смс-сообщении на мой новенький телефон, который я заработала честным трудом.
Можно было, конечно, его и украсть, тем более что для меня это не представляло никакой опасности, но не пристало заниматься воровством дочери Великого Леса. Поэтому я устроилась в местный жэк поломойкой, и драила подъезды.
Для дочери Великого Леса работать своими руками – было не зазорно, а даже почетно.
Мама рассказывала, что всех, кто работал руками очень уважали.
Тем более, что я ничего толком и делать-то не умела.
В школу я не ходила, ибо все знания я уже получила, и мне было бы там скучно, а других заведений для интернатовских детей никто не предлагал.
Может среди людей мыть полы и считалось, чем-то зазорным, но я помнила мамины рассказы и гордилась тем, что сама что-то делаю. Даже такие не сложные вещи, как мытье полов.
Хотя на деле, конечно, не такими они и «не сложными» оказались. Но благодаря этой работе я стала очень выносливой.
Устроилась, совершенно случайно. Просто подслушала разговор одной из пьяненьких женщин, которая не хотела работать, и собралась уезжать из города с каким-то мужчиной. Заходить в ЖЭК она не стала, чтобы сказать, что увольняется, и у меня появился шанс на легальную работу.
Я надевала её личину и работала.
И мне еще и зарплату выплачивали ежемесячно.
Благо хоть карту я указала свою. А им там пофиг было, чья карта. Лишь бы работа выполнялась вовремя.
И вот после маминого звонка, я отправилась в путь.
Пришлось добираться целую неделю до странной деревеньки под названием Тупик. И под конец пути я настолько сильно устала, что уснула и проспала свою остановку. От неё, как пояснила мне мама, всего пять километров пешком до Тупика.
Она скинула мне координаты на карте.
Выехать из деревни и приехать за мной мама не могла, боялась, что может случайно попасться на глаза нашим врагам и еще и на меня их вывести. Поэтому мне предстояло добираться одной, еще и не самым удобным транспортом.
И это мягко сказано.
Иногда приходилось даже стоя стоять несколько часов.
Короче, я настолько вымоталась, что уснула. А когда проснулась, и проверила свой навигатор по телефону, поняла, что уехала черте куда.
Поэтому пришлось быстро просить водителя остановиться и выпускать меня. А затем искать попутку.
И надо же было мне нарваться на этих двух психов?
Я и не думала, что они первые притормозят. Да еще и спросонья не успела подумать о своей внешности, и как-нибудь её переделать под какую-нибудь страшилку. Чтобы такие вот индивиды не принимали меня за женщину легкого поведения.
А они остановились, и еще и приставать начали и гадости всякие говорить. Я и растерялась не понимая, как себя вести. А точнее включила уже своё обычное поведение. Слишком много лет я провела в интернате, а там нельзя было давать спуску. Нельзя быть слабым, иначе загрызут.
Хотя понимаю, что надо было как-то изначально сбавить обороты, но не получилось. Не готова я была к такой встрече, да еще и организм мой повел себя очень странным образом.
Я никогда в жизни не испытывала подобного влечения.
***
Нет, я знала, что оно существует. Но у меня его никогда не было. За все мои тридцать пять лет!
Никогда!
Я видела, что взрослые подростки в интернате уже не только кино для взрослых смотрели, но и сами сексом занимались особенно по ночам. И слышала их разговоры о том, как им это нравится.
Но, повторюсь, никогда ничего такого не ощущала сама.
Мама, когда-то говорила, что мы – дети Великого Леса, находим себе пару на всю жизнь. И только с ней испытываем влечение.
Больше ни с кем, и никогда!
Я, даже, стыдно вспомнить, сама пробовала хотя бы поцеловаться с Фичем, парнем, с которым продолжила общение, даже когда он ушел из интерната и ему исполнилось уже восемнадцать.
Но, кроме неловкости вообще ничего не ощутила, и поняла, что скорее всего, хоть что-то ощутить я смогу с себе подобным, а точнее с эльфом.
Просто люди – другие существа. Как мама меня и предупреждала. Они низшие. И ничего кроме отвращения мы не должны к ним испытывать.
А сегодня, я ощутила.
И это для меня было шоком.
И вот, теперь еду со скоростью света, не пойми куда, не пойми с кем.
И трясусь от страха, потому что не представляю, как буду от них сбегать.
Но вскоре один из них, достал свой телефон и начал кому-то звонить. А я навострила свои острые уши.
