Вспоминаю, и даже сейчас мёрзну…
Василий Михайлович Рязанов
В начале осени, когда я сидел в теплом московском офисе, окружённый всеми благами цивилизации, меня вызвал в кабинет начальник. Шеф у нас слыл отъявленным сукиным сыном, готовым вгрызться в любую работу или подряд, стараясь прыгнуть выше головы. В этот раз произошло тоже самое, и вот я уже трясусь в поезде, уносящем меня на север, в Архангельскую область. Впереди – километры тайги и болот, которые мне предстояло не только отшагать, но и вглядеться в гнилые глазницы обитающих в этом Богом забытом крае. И в глазницах этих – чернильно-непроглядный космос, и тьма, что не боится света…
Василий Рязанов
Вспоминаю, и даже сейчас мёрзну…
Мои босые ноги коснулись выстуженного деревянного пола. Укутав ступни порванной на портянки кофтой, я встал. Из рта валил пар. Дом скрипел и пошатывался, вековой брус, из которого он был собран, усох и давно не конопачен – через множество дыр ледяной ветер пробирался ко мне, внутрь.
Обернувшись в рваное байковое одеяло, я прошествовал к сваленным в углу поленьям, заготовленным таким же залетным, что и я. Только крайние обстоятельства могли занести человека на этот далёкий, брошенный хутор посреди архангельских лесов и болот. И немногих людей в целом, и я оказался в числе этих счастливчиков.
В начале осени, когда я сидел в теплом московском офисе, окружённый всеми благами цивилизации, меня вызвал в кабинет начальник. Шеф у нас слыл отъявленным сукиным сыном, хватом, готовым вгрызться в любую работу или подряд. Даже если квалификация его сотрудников и он сам не вывозил, он всегда старался прыгнуть выше головы. В этот раз произошло тоже самое…
– Садись, Лукачёв. Кофе, чай? – с порога начал он.
– Под вечер кофе не пьют, – отрезал я. До конца рабочего дня оставалось меньше получаса, а потому, обойдя формальности, я спросил прямо: – Вы что-то хотели?
– Да. Ты в своей анкете писал, что готов к командировкам, верно?
– Ну, было такое, – почувствовав подвох, я насторожился.
– Да, и за твое согласие и «мобильность» к твоей зарплате постоянно капал процент, – клонил на «нелёгкое» хитрожопый делец.
Я кивнул, застыв в ожидании.
– Только что я беседовал с коллегами из Каргополя – это на севере, в Архангельской области. Они успешно наладили доставку и добычу торфа. И, в связи с расширением, им необходимо строительство дорог, подъездных путей, строительных площадок…
Наклонив голову, я внимательно слушал.
– Они заключили с нашей фирмой контракт на геодезическую обработку и съёмку местности. И ты поедешь туда, как только ударят первые морозы…
– Не понял. Вы меня что, на вахту сплавляете? – искреннее возмутился я. – Я на такое не подписывался.
– "Готов к командировкам", Лукачёв. Твои слова, – пригвоздил начальник. – Так что поедешь ты по любому.
– Только если не уволюсь.
– А вот это не советую. Вокруг кризис, безработица, а ты в омут с головой, – Начальник с деланным сожалением покачал головой. – Зачем тебе отказываться, Игорь? За командировку идёт тройной оклад. Дорога и питание оплачивается. Сверхурочные – тоже. Неплохо задвинешь деньжат. Тебе, парню молодому, самое то – девкам в глаза пыль пускать, ну! При деньгах…
Начальник усмехнулся.
– Скажу по секрету: если вскользь скажешь, что ты из Москвы, на тебя все девки Каргополя вешаться будут. Отлижут, умоют, и спать уложат. С собой, на кушетку. Один выигрыш тебе, ну. Так что вопрос ребром: да, нет?
И я согласился.
Зима в Архангельской области наступает рано, осенняя распутица превращается в твёрдый наст – работа здесь кипит и зимой. Пока не наступит поздняя северная весна, превратив дороги в грязь, и здесь всё заглохнет снова.
В конце октября я уже трясся в вагоне, увозящем меня далеко на север, в край лесов и бесконечных болот.
Торфоразработки шли вдоль бывшей железной дороги, быстро зарастающей тайгой. Когда-то давно, при социализме, здесь буйно цвел лесхоз – вдоль одноколейной железной дороги стояли крупные села и посёлки. А также лагеря и зоны. Зэки валили лес, из развешенных на обтесанных столбах матюгальников бодрый диктор цитировал постановления последнего пленума ЦК КПСС, в деревнях ревела скотина. С развалом Союза развалилась и хорошо налаженная система – лагеря в спешке были покинуты, народ в деревнях постепенно спивался и разбегался по городам. И только старики коротали свой век в постепенно забирающей своё тайге. И там, где ещё недавно буйно кипела жизнь, рос лес, да кое где горели огоньки в покосившихся избах, показывая, что на этих мшистых, топких берегах ещё живёт человек…
Когда я выезжал, в Москве меня поливало октябрьским дождём. Когда я приехал, меня закидывало ноябрьским снегом ранней северной зимы.
По приезде я сразу приступил к работе. А работы было много.
Мне выделили оборудование, сигнальный пистолет с запасом патронов, а также проводника из местных – хмурого, заросшего щетиной старика, постоянно крестящегося двумя пальцами. Старик был вооружён ружьём, не менее старым, чем его хозяин. Окрестные места он знал как свои четыре с половиной пальцев – половину оттяпало циркулярной пилой, о чём упомянул старик, заметив мой взгляд.
Нагрузившись спутниковой аппаратурой, мы выметались, и на несколько дней пропадали в тайге. Ориентиром нам служили полусгнившие, заросшие лесом железнодорожные пути, местом ночлега – раскиданные вдоль колеи избы-заимки в брошенных деревнях.
Пока я работал, старик сидел на почти скрывшихся в пожухлой траве и снеге проржавевших рельсах и деловито курил, или чистил ружье. Вначале проявив интерес к GPS–тарелке, он быстро утратил любопытство и ко мне, и к моей работе. Лишь держал наготове ружьё и палку, чтобы в случае чего протянуть её мне – колею окружали бесконечные болота.
Темнело быстро, а потому работать мы выходили с утра пораньше, и пока позволял свет, я пахал в поте лица. Статика, съёмка – километр за километром я снимал, лазая по буеракам и оврагам.
Как-то раз, сидя у костра и слушая свист вьюги, дед пробасил:
– Ишь как надрывается! Согреться хочет…
– Кто?
– Снег-девица.
– Что ещё за хрень? – усмехнулся я.
Он не ответил, лишь обслюнявил грязный, выпуклый ноготь и примял табак в трубке.
– Какие тут «девицы»… – пригубив из кружки горячего чаю, посетовал я. – Пеньки да буераки.
– …Те самые, что по болотам лежат, – внезапно сказал старик, словно продолжив оборванный рассказ. – А болота эти в ад идут, нет им глубины и дна. Души людские застревают в торфе, и не могут отправиться не вниз, не вверх…
Огонь, подхваченный злым ветром, колыхнулся.
– Вот они тепла ищут. Даром, что из снега… – глядя в никуда, пробормотал старик. – Воют они и плачут одни в глухих лесах… Ладно, собирайся давай, – подытожил мой проводник. – Темнеет уже. Надо успеть до лагеря добраться – стай волков никто не отменял…
Так и работали.
…Снег валил, не переставая, уже четвёртые сутки, засыпая архангельскую тайгу, занося дороги. Вообще в такую «нелётную» погоду работать не принято, но стройка кипит, деньги вертятся – начальству был нужен результат.
И вот – с моим хмурым проводником мы идём по колее. Нам строго-настрого было запрещено уходить от лагеря больше, чем на день пути. Чтобы не потеряться в пурге, я обвязывал себя крепкой леской, конец которой привязывался к вбитому на колее штырю, и с дедом лазал по оврагам.
Уставал я немерено – пробираться через занесённые снегом буераки было тем ещё удовольствием. Но работа есть работа.
Под конец рабочего дня, мы непременно разводили костёр, чтобы немного отогреться и выпить горячего чаю – мороз стоял крепкий.
– Давай заворачиваться! – выпустив облако пара из-за рта, сказал дед. – Скоро темнеть будет, я примечаю.
Мы быстро развели костерок, поставили кипятиться кастрюльку чая. В такие моменты, после тяжёлого рабочего дня, говорить не хотелось, и мы молча курили. Мой проводник – свою излюбленную трубку с табаком-самосадом, я – сигареты, а иногда и пожалованную мне дедом самокрутку. Табачок у него был хорошим – это не та поганая химия, что курил я.
Так мы сидели и в этот раз. Злой ветер бросал в лицо хлопья снега, норовя погасить костёр, весело потрескивали сухостойные ветки в огне…
Раздавшийся позади треск и рык нарушили идиллию – я быстро развернулся, увидев в неверном свете костра несущуюся на нас четвероногую злобную тварь, в коей я не сразу признал медведя.
Оглушительно рявкнуло дедово ружьё – от раздавшегося след за этим громоподобным рыком боли и злобы затряслись поджилки. «Шатуна» дед здорово зацепил, но не прикончил, а ещё больше разозлил и без того доведённого до отчаяния, злобы и голода топтыгина.
Затаптывая костёр, озверевший медведь подмял старика, принявшись рвать его.
Я не помнил себя от ужаса и страха, мозг отключился – за меня действовали руки, рванувшие кобуру сигнального пистолета. Быстро прицелившись в раненный, залитый кровью бок, я выстрелил.
Вспышка сигнальной ракеты ослепила меня, но лишь на краткий миг – на поляне внезапно стало светло, и ужасающая картина предстала передо мной: лежащий на перепачканном кровью снегу хрипящий старик, ревущий от ожогов «шатун».
Дальше я видел и воспринимал всё урывками: бегущий на меня израненный медведь; бурелом и брёвна, через которые я перепрыгивал; гудящий от налетающего ветра лес…
Дикий, нечеловеческий страх нёс меня через чащу, заставлял протискиваться под заторы бревен, прятаться в корнях деревьев. Еловые лапы исхлестали мне всё лицо, а мне казалось, что я слышу рёв и топот нагоняющей меня злобной твари, её саднящее дыхание. Я вставал и падал, снова падал и бежал-бежал…
Сколько я так нёсся – ума не приложу. Окончательно обессиленный, я повалился в снег под разлапистой елью. Некоторое время я просто лежал, прислушиваясь к бешено молотящемуся сердцу в груди.
Когда я немного успокоился и понял, что меня никто не преследует, я осмотрелся: вокруг меня была непролазная тайга. Метель и не думала униматься, раскачивая кроны вековых деревьев – за стеной снега практически ничего не было видно.
Я ощупал себя, утёр снегом потное, истерзанное ветками лицо. И только тогда понял, в какой необъятной заднице я нахожусь. Вокруг – тайга, не видно не зги. Я не знал, ни где я нахожусь, ни как долго я бежал и в какую сторону.
Закурив дрожащей рукой, я принялся собирать мысли в кучу, стараясь не поддаться панике. Проверил связь – таковая отсутствовала.
«Так, старичок, спокойно», – смоля сигарету глубокими затяжками, лихорадочно соображал я. – «Я тепло одет, у меня есть зажигалка и пачка сигарет. Значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день, хотя от билета на самолёт, увозящего меня отсюда, я бы не отказался…»
При мне, помимо перочинного ножа, блокнота, ручки и пачки сигарет с зажигалкой ещё был сигнальный пистолет с тремя патронами – его я намертво сжал в руках при бегстве. Смартфон я потерял при бешенном беге.
«Раз медведь погнался за мной, значит, старик наверняка убежал, – куря третью по счёту сигарету, размышлял я. – А значит, до лагеря он дойдёт. И сообщит про меня. А там и МЧС вызовут, и меня отсюда достанут…»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69760870&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
