Анна Нотти "Снежный шар"

Снежный шар
Анна Нотти

Ты приходишь в этот мир один и уходишь из него тоже в одиночестве. Но ты должен идти. Снег должен кружиться, на нём должны оставаться следы. Стекло недолговечно. Но снег, становясь водой и испаряясь, снова возвращается на землю.

Анна Нотти

Снежный шар

Любят ли люди собирать небо? Ручаюсь, что нет. Когда они ищут в магазине новый пазл, то заметив, что значительную часть картинки занимает небо – откладывают его подальше. Не хватало им ещё тратить драгоценные минуты своей жизни на сборку этого скучнейшего и труднейшего объекта! Если бы по нему плыли облака или летали стайки птиц – то ещё куда ни шло… А ясное чистое небо многие собирать решительно отказываются. Тем не менее, эти лицемеры, выйдя на улицу, с радостью отмечают: «Ни облачка!» и довольные направляются по своим делам.

В это позднее осеннее утро небо было именно таким, и солнце беспрепятственно освещало раскинувшийся внизу город. В одном из дворов уже вовсю играла ребятня, не желавшая пропускать теплый и сухой денёк. Резкое дуновение ветра заставило мальчика в красной вязаной шапке привычно отдать команду: «Становись!», и тут же все остальные побросали свои качели, мячи, турники и выстроились в интуитивном шахматном порядке рядом с высокой берёзой. Вместе с ветром (и надеждой) им в лицо полетело множество оторвавшихся золотых листиков. «Есть!» – радостно взвизгнула девочка, прижав к груди один из них. Её сосед справа с завистью оглянулся и принялся активнее махать руками. Солнечный свет обильно лился и на их возбужденные лица, и на непрерывную цепочку припаркованных машин, и на соседний дом, жители которого то и дело подходили к окнам, дабы раздвинуть занавески и впустить солнце погостить в свои квартиры.

В одной из них этот свет оживил на плотных бежевых шторах распустившиеся цветы и изящные листья, вытканные на тюле цвета магнолии. Недавно проснувшаяся девушка лежала, укрытая одеялом и тёмными прядями волос, и какое-то время не могла пошевелиться. Она была зачарована этой недолговечной красотой и медленно возвращалась с ветреного морского побережья в реальность своей незамысловатой съемной комнаты. Скрипучая односпальная кровать в одном углу, широкое кресло с парочкой мягких зверят – в другом, старый лакированный стол со стулом да вмещающий в себя всё остальное – от зимних сапог до баночек с кремом – массивный шкаф. Не смотря на скромность обстановки, здесь находилось всё, что нужно было этой девушке для счастья – здесь жила свобода.

Наконец, проморгавшись и изобразив несколько знаков семафорной азбуки, Ника подняла с щетинистого ковра белый ноутбук и зашла на страничку своей социальной сети. В уведомлениях горело пока лишь одно непрочитанное сообщение. Это было письмо от Киры, которая первая хотела поздравить сестру с днем рождения.

«Вот и к нам прилетели гуси-лебеди. Пусть всё будет в твоих руках, а что не в руках, то у твоих ног. Люлю тя, красопеточка. …ну или что там сейчас обычно пишут?) А вообще – вот тебе мой подарок».

Продолжая улыбаться, Ника открыла приложенный документ. Сестра приготовила ей небольшое сочинение по недавним событиям их жизни.

«Начало октября, а мы так и сидим без работы. Предложение мамы устроиться переписчиками после пары секунд скептического прищура пробудило в нас живой интерес. «Почему бы и да?» Мы нашли в Интернете нужную информацию и позвонили по указанному телефону. Наши опасения, что рабочих мест не осталось, не оправдались. Галина Анатольевна, увидев наше высшее образование, посетовала: «Где вы раньше-то были, когда я инструкторов набирала». Кстати, на курсы инструкторов мы все-таки потом попали, но сами выбрали себе путь рядовых переписчиков. Помимо работы хотелось получить новые впечатления, посмотреть на житьё-бытьё разных людей, да и, в конце-концов, нагладиться кошечек-собачек на год вперёд.

Многоэтажка незаметно превратился в частный сектор, пару двухэтажек, хрущевку и семь этажей девятиэтажного дома плюс дом-невидимка, который бесследно исчез с лица земли. Этакий подпоручик Киже. Работать пришлось на одну ставку, ведь мне предстояло устраиваться на постоянную должность. Похожу с Никой недельку, а дальше уж она как-нибудь сама.

Рабочий день начинался со стационарного участка, где мы брали портфель с формами, а затем шли на свою территорию. После обхода жильцов мы возвращались на базу и обрабатывали полученные сведения. Час на покушать, восемь – на сон и вот уже новое утро и новые приключения.

…Татарочка с золотыми зубами улыбалась по поводу и без, видимо, чтобы лишний раз нам их продемонстрировать, а затем еще бегала по соседям искать нам новых клиентов…

…Единственный дом с надписью «Осторожно! Злая собака» заставил нас насторожиться. На вопрос «Не кусается ли ваша собака?» хозяйка ответила: «Да вы об неё хоть ноги вытирайте!». Зато в доме нас встретила беременная шипящая кошка, которая исцарапала мне руку…

…Одинокая женщина с забинтованной ногой утверждала, что живет одна, хотя реплики соседей, стоящий у окна ученический стол и бродящий во дворе мальчик свидетельствовали об обратном – вместе с ней живет её внук…

…Рассказывая о своих сыновьях, женщина, заговорчески понизив голос, сообщила, что старший работает в органах, и разглашать информацию о нем она не имеет права. Все вопросы формы Л на него в итоге оказались заполненными…

…Я помаячила перед окнами, чтобы вычислить хозяина. За занавеской показалась настороженная голова. Ника подняла свой портфель повыше, и мужчина торопливо пошел открывать…

…Переписав одного холостяка, мы двинулись в следующий дом. Наш респондент вышел следом и, что-то пробурчав, двинулся в магазин через дорогу. Постучал по оконному стеклу и поманил нас рукой. Оказалось, там работала женщина, которую мы и переписали прямо на рабочем месте…

…На вопрос «Ваше гражданство» двухлетняя Даша принесла воздушный шарик с надписью «Россия»…

…Женщина 50 лет проживает вместе с 35-летним мужчиной. Они не родственники, он просто её жилец. Питаются вместе…

…«Дата рождения вашего отца?» – парень долго роется на полках в поисках паспорта. «Дата рождения вашей матери?» – парень нашел её паспорт и победно кладет на стол. «Ваша дата рождения?» – не в силах скрыть смех, спрашиваю я. К счастью, теперь искать документы ему не понадобилось. «Дата рождения вашего брата?» – «Такая же, как у меня» – «Вы близнецы?» – «Да». Провожая нас, парень врезался в дверь…

…«Вы 71 года рождения, значит вам 49 лет» – «39», – укоризненно поправляет меня сидящая напротив еще нестарая женщина…

…Не в силах вспомнить все данные, старичок из двухэтажки пригласил нас прийти в субботу на его день рождение, когда домашние будут в сборе… и Ника-таки приперлась на его праздник, где её облепила разношерстная публика, включающая грудных детей и маленьких собак.

…Уже на пороге после проведенной переписи хозяйка поинтересовалась, где мы работаем. Еще минут десять мы прослушивали краткий курс частного аудиторства…».

«Всё так, – задорно подумала Ника. – Начало трудовой жизни положено». В отличие от упорядоченных школьных и студенческих лет, где ты хотя бы видишь, какая дистанция впереди, последние несколько месяцев мысли девушки пребывали в хаосе. Учеба, а вместе с ней и затянувшееся детство, закончились. Впереди – настоящая жизнь. Что же дальше? В голове мелькали заезженные понятия: «работа», «замужество», «ипотека», «хобби», «машина», «дети», «путешествия», «новые знакомства»… Эти и другие атрибуты взрослой жизни пугали и манили одновременно.

Первым шагом, как разумно рассудила девушка (всё-таки теперь, с дипломом на руках и кое-какими знаниями в голове, ей предстояло обеспечивать себя самой), стал поиск работы. Участие в «Переписи населения» наконец вывело Нику из круговорота неизвестности и тяжелых раздумий. Да, она еще не знала, ключи от скольких домов поменяет, руки скольких парней будут сжимать её ладонь, сколько стран она закрасит на карте мира и какие записи будут в её трудовой книжке. Она не знала, каким выдастся этот долгожданный период жизни, когда, с одной стороны, ты уже не зависишь от кого бы то ни было, а с другой – ещё нет того, кто всецело зависел бы от тебя. Впрочем, то же самое можно было сказать и о Кире. И о любой другой молодой девушке их возраста. Что же придётся пережить этим девушкам в течение жизни, что же придётся пережить им на этом свете…

Ника зашла в свою комнату и бросила ключи на стол. Проехав по лакированной поверхности как по катку, они со звоном упали на пол. Но поднимать их девушка не спешила. «Ну ничего себе денёк!», – лихорадочно блестя карими глазами, подумала она, падая в кресло. Денёк и впрямь выдался странным: обычное на первый взгляд свидание обернулось для неё погружением в крещенскую купель.

Всё началось с того, что один знакомый, Илья, пригласил её попить кофе. Договорившись о месте встречи, он упомянул, что постарается не опоздать, потому как перед этим хочет окунуться.

– В купели? Серьезно?

– Да, а что такого? Я каждый год окунаюсь, здорово бодрит. Давай со мной? – сказал Илья, а затем шутя продолжил. – Обещают градусов десять всего. Так, ерунда.

– Эээ, нет, спасибо, в другой раз. Но воду я всегда набираю, может тогда прямо там встретимся, а потом уже в кафе пойдём.

– Да, давай. Но ты всё ж захвати полотенце.

– До встречи, – Ника повесила трубку и приоткрыла створку окна. День пожалуй и вправду был если и не теплым, то и не по-крещенски холодным. Не было пронизывающего ветра и трескучего морозца, голые кусты с «ватными» шариками снега напоминали огромные веточки вербы, а с бездонного жемчужно-серого неба медленно падал десант из снежинок, мягко приземляясь в сугробики на наружном оконном карнизе.

И вот спустя пять часов Ника снова оказалась в этой самой комнате, но чувствовала она себя уже не совсем тем человеком, что была утром. Девушка всё же окунулась в январскую воду – механически подошла к купели, до последнего не веря, что решится на это, медленно погрузилась, чувствуя тысячи вонзающихся иголок, и быстро выскочила с другой стороны иордани, настолько быстро, насколько позволяли задубевшие стопы и сковавшая движения прилипшая ночная сорочка. Выскочила, совершенно забыв о том, что необходимо окунуться трижды – все мысли были вытеснены из головы студёной толщей Туры. Уже в палатке, стоя на холодном сене и вытирая с кожи сначала воду, а потом и песок с соломой, она позволила себе судорожно улыбнуться. Царившая внутри атмосфера переодевания и согревания, шутки таких же голых и красных женщин, нестройный, приглушенный натянутыми стенами перезвон колокола – всё это создавало положительный настрой, дарило незнакомое доселе чувство единения и нечто благостное, что она не успела ощутить, крестясь в купели, но уловила сейчас.

«Ну и денёк!», – повторила в мыслях она, кутаясь в одеяло и мечтательно вдыхая запах мокрой соломы, впитавшийся в волосы, когда вдруг раздался звонок мамы. Чувства переполняли Нику, и она тут же рассказала про свой крещенский дебют, правда, не упомянув об Илье, приглашение которого и стало первопричиной дальнейшей авантюры.

– Ну ты даешь, Никуля! И ведь не сказала даже!

– Да мы с Леной как-то внезапно обе захотели, но не были до конца уверены, что осмелимся.

– Дааа, моржиха ты наша! Правда, это же не совсем твой дебют.

– Вы нас с Кирой в детстве что ли окунали? – недоверчиво спросила Ника. На льду она видела женщину в отороченном мехом пуховике, держащую за руки голого вопящего с виду семилетку и погружающую его в ледяную воду.

– Боже упаси, нет, конечно! Ты сама окунулась, не помнишь, что ли?

– Ах, это…

Да, она помнила. Помнила даже слишком хорошо для такого далёкого прошлого.

Все летние каникулы Ника и Кира проводили в деревне, впрочем, как и все зимние. И одним ясным морозным утром они решили предпринять вылазку на реку. Река эта летом делила деревню на две неравные части, а зимой она превращала её в единое целое, соединяя оба берега прочным как камень льдом. Делать там было особо нечего, и сестры отправились просто прогуляться по льду. Среди заснеженной, однообразно белой дороги прорубь казалась самым интересным местом на реке, и не удивительно, что по-детски бесстрашные ноги повели их именно к ней. Что можно увидеть, заглянув в нее? плавает ли там рыба? можно ли прикоснутся к ней, невзирая на ледяную воду? Эти и подобные вопросы вертелись в голове, и пройти мимо столь загадочной глубины было уже попросту невозможно. Край проруби за ночь затянуло тонкой корочкой льда, сверху же ее обильно припорошило пушистым снегом.

Раздался легкий стеклянный треск, и девочка в одно мгновение оказалась в воде.

Руки рефлекторно были выброшены по обе стороны, это и не позволило укутанному ребенку уйти с головой под лед. В этот момент Нике казалось, что всё это происходит не с ней. Да, это действительно происходит. Но не с ней. Сестра потащила её к берегу. Все произошло так быстро, что Ника не успела даже испугаться. А потом, уже на земле, с полными валенками студеной воды, находясь в шоковом состоянии, другое объяснение найти сложно, она не захотела идти домой.

Сестры залезли в сломанный грузовик перед палисадником, стоявший на том месте так долго, что казался никому и не нужным кроме них. Потому как летом они доставали с него тыблочки с росшей тут же старой яблони, иногда играли в наводнение, а потом его и вовсе продали. Так вот испуганный ребенок помог другому окоченелому ребенку забраться в этот окоченелый грузовик. Порывшись в бардачке, среди прочих ненужностей на свет была извлечена зеленка с давным-давно истёкшим сроком годности. Ага! Зеленка – это лекарство, а раз лекарство, то им можно лечить. Все сходится! И Кира с видом опытного эскулапа начала мазать ледяные ноги сестры сией целительной субстанцией. Хорошо хоть, что бабушка придерживалась иных методов лечения. Потому как через несколько минут, придя домой и честно все рассказав, девочка была отдана в ее заботливые руки.

«После такого нельзя не поверить, что за каждым ребенком закреплен ангел-хранитель, – подумала Ника, – как глупо могло всё закончиться. Даже толком не начавшись. Спасибо тебе, Вселенная».

В результате сегодняшнего купания её слегка лихорадило, делать ничего не хотелось совершенно, с Ильёй у них вряд ли что-то получится. Да, точно не получится. И она предалась своим мыслям и мечтам, коих в её возрасте, благо, хватает, и незаметно погрузилась в сон.

Попробуйте представить себе большой деревянный амбар, сколоченный из довольно узких дощечек. Высота его ничуть не уступает деревьям, которые растут неподалеку. Амбар полон старого рассыпающегося сена, мало для чего пригодного. Кое-где в беспорядке валяются сломанные вилы, разорванный картон, обрывки прозрачной пленки и прочие когда-то нужные в хозяйстве, а теперь – покрытые пылью, тенётой и соломенной трухой вещи. На полу разбросано большое количество ссохшегося зерна, что может натолкнуть на мысль о том, что этот амбар покидали в спешке и довольно давно. С того времени здесь не ступала не только нога человека. Птицы, звери, насекомые тоже сюда не заглядывали. Зерно было цело; на земляном полу не было следов ни когтей, ни лап; в воздухе не летали комары и прочая мошка. Единственными обитателями этого потустороннего места были пауки. Видимо, они давно это поняли, потому как свили свои сети в таких причудливых местах и с таким размахом, словно говорили этим: «Пусть! Все равно наши ловушки останутся целы! Ни крыло птицы, ни вилы фермера больше никогда нас не потревожат».

Но они ошибались.

Несколько минут назад сюда проник бесстрашный малыш – мальчик лет пяти с взъерошенными белыми волосами. Место было ему незнакомо, и он с интересом разглядывал всю эту рухлядь, но больше всего ему понравились паучьи узоры. Еще бы! У себя в кладовой, а уж тем более в доме, он таких не видел. Неожиданно откуда-то сверху посыпалась мелкая труха. Попадая в лунные лучи, бившие из щелей в стенах, она словно превращалась в алмазную россыпь. В царившей склеповой тишине, нарушаемой лишь суетливым копошением пауков, впервые почувствовавших в своих сетях нечто инородное, это легкое движение тотчас же привлекло внимание мальчика, и он поднял глаза.

Под сводами амбара, не торопясь, показался темный силуэт и начал медленно опускаться. Не доходя до земли, силуэт остановился. Это была девочка. Ноги девочки не касались пола, но она не падала. Ее истлевшая одежда свисала клочьями, пальцы ее застывших рук были густо переплетены старой пыльной тенетой. Тусклые, безжизненные волосы спутаны с соломой, которую едва можно было отличить от них. Сквозь прикрывавшие шею пряди виднелась грубая верёвка. На теле, обернутом кожей, точно пергаментом, не было ни кровинки, да его и нельзя было назвать телом, мертвым телом. Оно не походило на умершего человека. Оно напоминало мальчику мумию, которую они вместе видели в ученых книжках своего отца. Тело было какое-то сжатое, оно иссохлось, будто из него вытянуло все жизненные силы, всю жизнь, и напоминало сухофрукт, старый и невкусный.

Несмотря на безобразие этого существа в душе мальчика рождался не страх, а просыпались воспоминания… И вот он уже возбужденный и веселый быстрой скороговоркой проговорил: «Лиза? Лиза! Это ведь ты? Ну не молчи же, Лиза! Я хочу потанцевать с тобой!». В глазах девочки, или вернее того, что раньше было беззаботной и хорошенькой девочкой, появились озорные огоньки. Узловатые руки, похожие на сухие стебли камыша, потянулись к мальчику, который тут же рассмеялся, увидев, что сестра решила поиграть с ним как раньше. Он взял своими розовыми мягкими ладошками ее желтые, в паутине словно в митенках, птичьи пальцы и весело запрыгал и задергал ножками, как танцор африканского племени. Мальчик смеялся и чувствовал себя самым счастливым ребенком на свете. Еще бы! Впервые ему удалось обмануть свою гувернантку и сбежать от ее бдительного ока. Затем перейти через быстрый ручей, чего раньше ему не позволялось, наконец, пересечь кукурузное поле и оказаться в этом высоком неизведанном им замке. Он пережил забавное приключение и был рядом с человеком, который понимал его и играл с ним сейчас. Он улыбался и смотрел на иссушенное желтое создание, в глазах которого теперь блестели слезы. Он был младше своей сестры на четыре года, и он был старше своей сестры на целую жизнь.

Где-то далеко заиграла знакомая мелодия будильника, становясь всё громче и громче. Пора было собираться на работу. Ника резко открыла глаза, не переставая учащенно дышать. Несколько мгновений потребовалось на то, чтобы осознать, что это был сон, а она – в своей кровати с фараонами на подушке и плакатом «Зачарованных» над головой. Далеко-далеко от неведомых брата с сестрой, высокого старого амбара и вечно голодных пауков. Уже не в первый раз ее сновидения приобретали форму кинофильма со своими персонажами, декорациями, сюжетом. Сны, где нет даже намёка на ее собственное существование. Как будто, ложась в кровать, она клала рядом ноутбук с включенным сериалом и смотрела его всю ночь напролёт. Иногда это были комедии, случались и драмы, хорроры, приключения, и каждый раз она жалела, что отчетливо помнила всё от начала до конца лишь в первые минуты после пробуждения, через час же – словно засвечивалась плёнка. Поэтому Ника схватила лежащий неподалеку бумажный блок-кубик, нащупала на полу карандаш и хаотично начала фиксировать все детали сна, пока они ещё не стерлись окончательно из ее памяти. Исписанные листочки один за другим отрывались и падали на пол, сопровождаемые непрерывным скребущим звуком грифеля. Зачем она это делает, Ника толком не знала. Просто почувствовала, что эту историю нужно сохранить. А уж если память наверняка подведёт – пускай за неё это сделает бумага.

Ника выскочила из автобуса и скорым шагом направилась к видневшемуся над верхушками деревьев Ленину. Пару дней назад она вместе с другом Тимуром зашла на огонёк к его бывшему однокласснику, некоему Косте, а точнее, на вечер настолок и гитарных переборов. Их «крокодильная» команда неплохо сработалась, в процессе игры даже родился локал мем, да и собеседником Костя оказался интересным, поэтому, услышав в прихожей вопрос о номере телефона, Ника подумала: «Почему бы и нет?».

Настроение у неё было преотличное. Как всё-таки замечательно быть беззаботной девчушкой с горящими глазами и громадьем планов. Да, за эти чудесные годы неминуема расплата в виде старости, котлето-каше-борщей, детских капризов и ипотечных платежей, но всё это будет когда-нибудь потом, в другой, более взрослой жизни, а значит и думать об этом ещё рано.

Сейчас же она в полной мере наслаждалась своей молодостью и не собиралась терять ни единого дня. Заметив восхищение в глазах Кости при виде её стройной фигурки в легком джинсовом платье, Ника довольно улыбнулась:

– Привет!

– Привет! Думал, ты не придёшь.

– Почему это? Не так уж сильно я и опоздала, – сказала она, глядя на часы.

– Вовсе нет. Пятнадцать минут для девушки это и не опоздание даже. Я просто боялся, что ты меня продинамишь.

– Что? Что? С чего это вдруг мне так поступать? – рассмеялась Ника.

– С того, что дала мне несуществующий номер.

– Как это? Как же ты тогда отправил мне сообщение? – уже готова была она подловить его.

– У Тимура узнал настоящий.

– Чёрт! – девушка с силой хлопнула себя по лбу, а затем молитвенно прижала руки к губам. – Прости меня, пожалуйста!

На днях она поменяла сим-карту, но начисто забыла об этом, когда поздним вечером на автомате диктовала Косте свой старый номер. Никакой подлости с ее стороны не было, лишь глупое стечение обстоятельств. Наконец, вдоволь насмеявшись и ломая все каноны, Костя дал Нике её же телефонный номер, который она записала в блокнот.

На площади проходил гастрономический фестиваль: повсюду витал аппетитный аромат открытого огня; многоголосая толпа весело слонялась от одной палатки к другой, попутно рассматривая всевозможные изделия ручной работы; вдоль рядов прохаживались ряженые на ходулях; на импровизированной сцене заливался хор бабушек в народных одеяниях. Неожиданно Ника заметила как мимо её головы, едва не прилипнув к волосам, пролетело облачко сладкой ваты.

– Эй!

– Что такое?

– Да так… вот еще одно! – указала она на пролетавшую неподалеку белую ленточку, сиявшую сотней кристалликов в лучах солнца.

Они подошли поближе к крутящемуся барабану, откуда то и дело вылетали всё новые паутинки, и стали пытаться поймать их на лету.

– Есть! – засмеялась Ника и тут же, прохрустев, съела свою добычу.

Ветерок не прекращался, продавец усердно накручивал на палочки карамельные нити, и сладковаточный стелящийся снегопад и не думал стихать. Когда и Костя разжился кусочком, ребята последовали дальше, оставив этот праздник жизни позади.

Разговор поначалу касался обычных для такой ситуации вещей: из какого кто города, где учился и кем сейчас работает. И чем больше молодые люди узнавали друг о друге, тем сильнее крепла уверенность в неслучайность их встречи. Костя хотел упасть с головой в новые отношения, Нике надоели свидания-одноневки, иногда со слишком самоуверенными парнями, а подчас – и до боли сомневающимися в себе.

На их пути оказался университет, где, видимо, проходил выпускной – вся площадка перед ним была запружена нарядными ещё-пока-студентами. Проходя сквозь толпу, Ника почувствовала себя словно внутри аниме – повсюду были ярко-красные, болотно-зеленые, ядовито-жёлтые, сине-голубые с омбре и еще с десяток оттенков головы. В этом аляповатом море выделялись студентки с естественным цветом волос, хотя, казалось бы, всё должно было быть наоборот.

– Вспомнила! – выпалила Ника, когда университет уже скрылся из вида, а голоса, усиленные микрофоном, почти затихли.

– Вспомнила – что?

– Ты заметил все эти разноцветные прически у выпускниц?

– Их было очень сложно не заметить. Когда я учился, была какая-нибудь одна блондинка с розовой челкой на потоке, и все ее по этой детали знали. А сейчас, похоже, это превратилось в рутину. Яркие волосы уже не способ самовыражения, не вызов обществу, а, скорее, наоборот. Сливаешься с массой, чтобы быть как все. По крайней мере, мне так кажется.

– Может, ты и прав. Хотя я хотела в универе походить с… ну, не знаю, фиолетовыми волосами! Но выделяться не хотелось.

– Покрась сейчас.