Мы с подружками допоздна пропадали на улице, нас никто не искал и не ругал за долгие прогулки. Каждый день ходили то на пруд купаться, то на бривёну сусликов гонять. В общем, дни мчались, унося горечь вдаль, и я наслаждалась жизнью здесь и сейчас.
Это было беззаботное время и той легкости в общении мне будет не хватать дома.
– Как там у вас? Думала, ты в этом году уже не приедешь! – говорила Таня, глядя на меня с легкой укоризной.
Она была маленькая и хиленькая, но такая живая, что рядом с ней распускались цветы и пели птицы. Темные волосы гармонировали с ее загорелым телом, а на лице весело поблескивали карие глаза на курносом лице.
– Все хорошо! Ничего интересного, только кружки и школа, даже на мульду не съездила в этом году, – отвечала я.
– Мы вот на наш пруд ходили, который в прошлом году выкопали здесь. Вода мутная, но летом так и тянет купаться и кажется, не пруд это, а море! – Катя мечтательно закатила глаза и засмеялась.
В ее больших глазах всегда плясали чёртики, а веселый нрав определял ее в нашей компании, как хохотушку. Она была выше нас почти на голову. Ее волосы задорными кудряшками спадали на плечи, а веснушки на щеках забавляли меня своей нелепостью.
– В будущем я мечтаю стать актрисой и сниматься в кино. А после выхода каждого моего фильма я буду приезжать к вам, чтобы вместе посмотреть, как блистательно я играю. А потом мы будем подолгу разговаривать обо всем на свете… Вот прямо, как сейчас! – мечтательно говорила Катя, покусывая зубами сорванную травинку. – А разве ты не о чем не мечтаешь? – вопросительно подняв бровь, обратилась она ко мне.
– А как же, мечтаю! – тут же подхватила я. – Когда я вырасту, то стану археологом и буду ездить по всему миру и заниматься раскопками. А ты, Таня?
– Я?.. Я еще пока не знаю. Может учителем стану. Я еще не думала об этом, – она явно растерялась и не могла собраться с мыслями.
– Ну, решено! Я буду актрисой, Вал археологом, а Таня учителем. Но самое главное, что мы всегда будем вместе. И пусть нас разделяет много километров, мы все равно останемся преданными друг другу. Правда ведь, девочки?! – горячо рассуждала Катя, сверкая глазами в надвигающихся сумерках.
– Да! – хором отозвались мы с Таней на ее пламенную речь.
Катя начала дурачиться и изображать из себя актрису, мы же подыгрывали ей и смеялись до упада. Время, конечно, покажет, кем мы станем, но наша вера в свои силы была непоколебима.
Как-то раз девочки зашли за мной, чтобы пойти на бривену, так как прошел дождь и там сейчас красивее обычного.
По дороге мы болтали и наш веселый смех разносился по воздуху серебристым колокольчиком. А потом вдруг разом все замолчали, в восхищении глядя на небосклон, ярко раскрашенный радугой. На лужайке было очень красиво. Вся трава покрыта каплями прошедшего дождя, а воздух полон свежести. Катя глубоко вдохнула и воодушевленно сказала:
– Эта радуга говорит нам о том, что все наши мечты сбудутся!
– А ты прям по ней это прочла? – усмехнулась я.
– Нет, просто знаю: хорошо это, – ответила она серьезно.
– По-моему нам лучше вернуться. Вон оттуда, справа тучи надвигаются. Видимо, снова дождь будет.
Таня обеспокоенно вглядывалась вдаль.
– Кажется, и гроза будет. Да, ты права, не вовремя мы сюда пришли. Пойдемте назад.
Ее доводы показались мне весьма убедительными.
– Да что вы, девочки! Давайте еще здесь побудем. Пока тучи до нас дойдут, наступит утро, – Катя умоляюще заглядывала в наши лица.
– Ну, хорошо!
Я, как всегда, не устояла перед ней, и мы весело заплясали на мокрой траве, скинув обувь.
Еще пара часов и тучи повернули в другую сторону. Решительно поверив в то, что сегодня все-таки наш день, мы играли, гоняли сусликов и бегали по поляне, наслаждаясь природой. А с наступлением сумерек отправились домой.
По дороге за нами как будто увязалось что-то маленькое и белое, но я видела его мельком. Девочки же ничего не замечали, и я подумала, что возможно, мне просто показалось. Мы вели неспешную беседу и медленно продвигались по направлению к дому. Вдруг я отчетливо увидела маленький белый шарик, летящий по воздуху, но, испугавшись, промолчала, чтобы не выглядеть трусишкой перед подругами, при этом неосознанно прошла между девочками и подхватила их под руки. Мы уже почти спустились, как неожиданно светящийся шар стремительно полетел в нашу сторону. Теперь его увидели все, но даже не успели ничего понять. Это было так внезапно. Он вдруг налетел на Катю, которая теперь оказалась с краю и ударил ее в голову. Она упала на землю. Я кинулась к ней.
– Катя, что с тобой?! Скажи, что-нибудь! Открой глаза! – я в панике трясла ее за плечи, но она не двигалась. – Очнись!
– Что с ней?! Почему она не отвечает? – кричала Таня.
– Катя, не смешно! Открой глаза! Катя?..
Я замолчала. Ее дыхание… я не слышала, как она дышит, приложила ухо к груди: сердцебиения не было.
– О, Боже, нет… Ну прошу тебя… пожалуйста, Катя, – я перестала кричать и говорила тихо, прижавшись к ней щекой. – Пожалуйста, прошу тебя… проснись!
Я поняла, что нельзя терять ни секунды и со всех ног помчалась в село за помощью. Таня бросилась за мной. Мы бежали настолько быстро, насколько могли, ноги путались, слезы застилали глаза, и я готова была на все, лишь бы успеть привести кого-то на помощь. Нам на пути попался Егор, который как раз на коне возвращался с работы.
– Егор! – мои легкие разрывались на части. – Прошу, помоги!
– Что случилось?
– Катя там лежит! Она не встает… глаза не открывает… молчит, – я запиналась и заикалась, слезы лились рекой.
– Где там? – резко спросил он.
– На подъеме, – ответила я и почувствовала, как легкие наполнились воздухом.
Егор во весь опор помчался на подъем. Вокруг нас собрались люди, которые расспрашивали нас о том, что случилось, и среди кучи лиц я увидела Катину маму.
– Тетя Света! Катя… она там лежит, не дышит… Мы не знаем, что случилось… какой-то белый шарик ударил ее, – всхлипывая говорила я ей.
– Белый шарик? Как не дышит?.. О нет, только не это! Доченька! – сначала тихо сказала она, а потом страшно закричала и упала на колени, судорожно хватая ртом воздух.
– Шаровая молния! – заговорили в толпе. – Ее надо было закопать в землю, чтобы весь разряд вышел, и все было бы хорошо, – послышался чей-то голос.
Я стояла и смотрела, как Егор мчится на коне, а перед ним лежит Катя. Меня обдало холодом, и я рухнула на землю. Увидев толпу, он резко осадил коня и с галопа перевел лошадь на легкую рысь, а потом и вовсе перешел на шаг, словно всем своим видом давая понять, что торопиться уже некуда… Медленно приблизившись, он опустил Катю на руки родителей и горестно покачал головой. Бережно, словно самое хрупкое и дорогое на свете, катин отец принял на руки бездыханное тело дочери. Опустившись на колени и сжимая ее в объятиях, он горько зарыдал. От глухих надрывных стонов этого обычно сурового мужчины сердце рвалось на части. На лице застыла гримаса горя и отчаяния. От него исходила такая плотная волна неизбывной боли утраты, страшной безысходности… что казалось ее не разрубить и топором. Он держал дочь на руках словно младенца, раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник, в остекленевшем взгляде зияла пустота. Из горла ее матери раздался душераздирающий крик раненного животного. Она прижалась щекой к голове дочери, рыдая навзрыд. А когда уже не могла кричать, забилась в страшных истерических спазмах, заходясь в немом крике. Жутко было наблюдать, как она гладила дочь по голове, привычным движением заправляя за ухо непослушную прядь волос. Оба были абсолютно раздавлены, их боль была осязаемой. Они оплакивали своего ребенка, и вместе со слезами из них как будто уходила жизнь, угасая прямо на глазах. Это была ужасная трагедия для всех нас, но это абсолютно несоизмеримо с той сокрушительной болью, которую испытывали родители. Долго еще люди безмолвно стояли вокруг них не шелохнувшись. Никто не смел помешать им. Казалось сам воздух застыл и время остановилось. Для катиных родителей время действительно остановилось, как на разбитых вдребезги часах. Невероятная немыслимая боль шквалом обрушилась на них в одночасье.
Глядя на них, у меня кровь стыла в жилах. Я захлебывалась в слезах, а легкие наполнялись болью, не давая вдохнуть. На душу тяжким грузом легло чувство вины за то, что не помогла подруге, не докричалась до ее души, не сумела вытащить с темной стороны, где нет света, а значит, нет жизни… И она ушла, покинула мир, в котором была так нужна. Моя подруга мертва. А я здесь, я жива… Стою и смотрю на то, как убиваются от горя ее родители. Меня так отчаянно злила несправедливость этого мира! Почему именно она?! За что? А ведь на ее месте должна была быть я… Я – трусиха, из-за которой моя подруга погибла!.. Это я сейчас должна бездыханно лежать на ее месте! Та, которая из-за своей трусости поменялась с ней местами, прикрывшись телами своих подруг с обеих сторон. «Никогда не прощу себя! Никогда!.. Это я виновата в ее смерти. Это произошло из-за меня. Я теперь никогда больше не увижу ее, не услышу задорный голос, веселый смех, не поговорю с ней…», – так не хотелось верить в ужас происходящего, в глазах потемнело, и я упала без сознания.
Утром я проснулась у бабули на печи, завернутая в теплое одеяло. Не понимая, что случилось, и как оказалась здесь, я на минуту представила, что все это было кошмарным сном. Открыв дверь, я увидела лишь бабу Дуню и Егора, которые стояли на улице и что-то обсуждали.
– Бабуля!
Она обернулась и медленно подошла ко мне.
– Что случилось, Вали? Почему ты не отдыхаешь? – спросила она меня.
– Бабуль, скажи, сон это был? Катя, она в порядке?
Я смотрела на нее с такой надеждой.
– Нет, Вал, она не в порядке. То, что ты помнишь… это не сон, родная…
Она обняла меня, и я заревела.
Катю похоронили на следующий день. Я не пошла туда, не могла держать себя в руках. А через два дня меня забрали домой. Таню я так больше и не видела. Месяц начинался так хорошо, мы так весело проводили время вместе. Я мечтала о том, что буду жить там, и каждый день смогу видеться со своими подругами. А теперь я чувствовала себя еще более несчастной. На сердце появилась тяжесть, душа словно распалась на части, и лишь мое тело еще двигалось.
Со дня трагедии с Катей, время для меня как будто остановилось. Я словно отключилась от всего мира. Все было, как в тумане: посещение школы, кружков и даже пьянки отца, ссоры и ругань. Я просто погрузилась в учебу и спорт. У меня не было понимания того, что произошло. Я так и не приняла уход подруги из жизни… и нет больше места радости и веселью.
Спустя год я вернулась в село к бабуле, но не могла даже пальцем пошевелить, просто лежала и смотрела в потолок. Мне до сих пор было больно вспоминать тот день. Я не могла без слез произносить ее имя. Но проведя неделю в таком состоянии, я решила все-таки выйти и подышать воздухом. На улице сидела Таня на нашей скамейке и, уставившись в землю, водила ногой из стороны в сторону.
– Таня!.. – окликнула я ее.
– Да? – она повернулась ко мне, и на ее глазах заблестели слезы.
– Почему сидишь здесь одна? – спросила я, подходя ближе.
– А с кем же мне сидеть? Ты в городе была, а Катя, она…– Таня замолчала и снова опустила голову.
– Знаю-знаю, прости. Как ты? – я присела на скамейку, положив руку ей на плечо.
– Нормально, наверное. Не хватает мне ее сильно, – она заплакала.
– Мне тоже, мне тоже… – ответила я и обняла ее.
Мы посидели молча, думая каждая о своем. Затем, немного успокоившись, поделились тем, как провели этот год вдали друг от друга. Выслушав Таню, я поняла, что все это время она страдала больше меня. Ведь, кроме Кати, у нее здесь не было друзей. «Ей бы развеяться», – подумала я и сказала:
– Слушай, Тань! Давай завтра сходим на пруд. Как думаешь? – спросила я, сама удивляясь тому, насколько у меня спокойный голос.
– Мы скоро переезжаем в другой город, но я не против, если честно. Хотелось бы вспомнить, как было раньше, – сказала она с легкой улыбкой на губах.
– Тогда договорились. Завтра я зайду за тобой, и мы отправимся на пруд.
Она ушла, а я еще посидела одна. Время идет и, как говорит дядя Ваня, оно лечит даже ту боль, которая кажется нам невыносимой.
Я вернулась в дом и занялась с бабушкой домашними делами. Мы снова говорили с ней обо всем на свете, как прежде, и провели вместе весь остаток дня. Кажется, я понемногу начала приходить в себя.
Утром Таня ждала меня у двери с нетерпением. Мы шли на пруд не спеша, и почти всю дорогу молчали. Нам нечего было сказать друг другу. Любые слова сейчас казались глупыми и нелепыми, и могли лишь разбередить раны.
Добравшись до пруда, мы встали на берегу. Неожиданно, кто-то столкнул меня вниз, и я упала в мутную воду. Страх сковал все мое тело, руки и ноги, словно налились свинцом. Не было сил двигаться, я понимала, что тону. Внезапно, желание спастись куда-то ушло, и я стала медленно опускаться на дно. В голове, как заевшая пластинка, крутились навязчивые мысли: «Нет мне места на этом свете, меня ничего здесь не держит. Зачем мне такая жизнь? Может я и не заслуживаю ее?». Вдруг, я опомнилась и вдохнула воду в легкие, грудь сдавило болью. Я захлебывалась темной водой, а мои легкие заполнялись грязью, и тогда меня обуял жуткий страх. Надежды нет! Меня не спасут! Я умираю! Но тут кто-то схватил меня под руки и потащил вверх. Это был мой брат Егор, которого крикнула Таня. К счастью, он плавал неподалеку и подоспел вовремя, меня откачали. Свое спасение я восприняла, как последний дар от подруги, которую я сама так и не уберегла от беды. В тот день трагедии не произошло, но это происшествие научило меня ценить жизнь. Егор нашел того, кто столкнул меня в воду и жестоко наказал. А я поняла, что последний год дался мне очень тяжело, ведь я так и не простила себе смерть подруги, не оплакала ее должным образом, не смогла отпустить. Чувство вины, давило тяжким грузом и было настолько сильным, что чуть не привело к трагедии.
Погостив у бабушки еще пару недель, я вернулась домой, навсегда распрощавшись с Таней. И почему-то я знала, что мы больше не увидимся, что не стоит давать пустых обещаний писать… А еще я одна сходила на бривену перед отъездом. Мне хотелось вернуться назад и исправить прошлое. Но сидя на лужайке, я понимала, что никому не под силу изменить то, что уже произошло.
– Катя, ты наверняка сейчас где-то в красивом месте ходишь босиком по теплой земле. А я осталась оплакивать тебя в этом жестоком и несправедливом мире. Меня не греют ни солнце, ни печь… и мне больно, словно кто-то бьет меня молотом в грудь. Как ты могла так рано уйти и покинуть меня?.. Но я не виню тебя в этом! Я все время казню лишь себя… Прости, что не смогла тебе помочь!.. не успела, не знала как… Прости! Говорят, что мертвые все слышат. Знаешь, для меня ты все равно жива. Ты живешь в моей памяти, ведь она, как кладезь истории, как фотоальбом, где я сохраню тебя навсегда, увезу частичку тебя с собой. Ты так хотела стать актрисой, мечтала играть в кино, так пусть же моя память будет тебе кинолентой, и пусть на небе огнем загорится звезда, чтобы я знала, где ты.
Меня наполняла тишина, которая царила вокруг. Я тяжело опустила голову после того, как последние слова сорвались с моих уст, затем поднялась и отправилась домой.
Глава 2
Спустя год, все немного изменилось. Я стала взрослее, мудрее и проще смотрела на жизнь. Раны, что кровоточили внутри, поросли коркой, и теперь я могла продолжать жить дальше. Внешне я тоже изменилась: стала высокой и стройной, на лице появился нежный румянец, щеки чуть округлились, а волосы стали терять цвет колоса и приобретать более темные оттенки. Мне нравилась моя белая, как мрамор, кожа, стройные ноги и аккуратные красивые руки. Я сама себе казалась безумно очаровательной.
Как-то в выходные дни, сидя вечером за уроками, я снова услышала крики. Мама вбежала на кухню, быстрым рывком схватила меня за руку и выставила за дверь. Я сначала не поняла, что происходит, но оказавшись в подъезде, увидела стоящую рядом со мной Лиду. Она смотрела в пол, опустив голову вниз.
– Опять они начали! Словно нет больше других занятий помимо того, как драться друг с другом! – пробурчала Лида.
– Это ненадолго. Дай Бог, зайдем через час или два, а пока давай спокойно посидим под дверью, – тщетно пыталась успокоить я сестру, накрыв ее плечо своей рукой.
– Не надо! Хочешь сидеть, сиди и слушай. Я устала каждый раз терпеть их концерты. Пойду играть на улице, не хочу снова сидеть под дверью, как бездомный щенок, – гневно заявила Лида, стряхнув мою руку с плеча.
– Стой же! Ты не пойдешь на улицу, там темно. Хочешь, иди к соседке, а на улицу не ходи. Вдруг, что случится, а рядом никого не будет, – я попыталась ее остановить.
– Отстань, говорю! Не надо за меня волноваться, вон за них волнуйся, – и махнула головой в сторону двери, за которой кричали родители.
– Давай, и ты не будешь устраивать концерты, Лида!
Вдруг из нашей квартиры донесся надрывный крик мамы:
– Помогите!
Я ринулась к двери и резким движением распахнула ее. На этот раз мама не закрылась на замок. Влетев в дверь, я увидела, искаженное от боли лицо мамы, лежащей на полу, беспомощной и избитой в кровь. Он, как зверь, издевался над ней. Алые капли крови струились отовсюду, стекая на ковер и оставляя следы. Из ее глаз струились слезы, и в этот момент отец прыгнул ей на руку. Послышался хруст костей. Я точно остолбенела от ужаса. Словно ад окружил меня со всех сторон, буря, что закипала внутри меня, разжигалась яростным огнем. Я кинулась на помощь, во мне разгорелась такая злость, что вытеснила всякий страх перед отцом-тираном. Мама, почти бездыханно, лежала на полу, в плену боли и ненависти к своему мучителю. Схватив зонт, который стоял в коридоре, я подлетела к отцу и со всей силы ударила его по голове, вложив в этот удар всю свою ненависть и ярость, отвечая болью на боль. Затем я ударила его еще пару раз, когда он свалился на пол.
– Не смей! Слышишь, не смей ее бить! – орала я на него, возвышаясь над ним с зонтом в руках.
Я повернулась, чтобы помочь маме встать и услышала, как он позади меня поднялся во весь свой рост, а затем наотмашь ударил меня рукой по голове. Вся комната на миг пропала в дымке тумана. Я упала и сквозь размытую призму увидела, как Лида подбежала к нему и пнула его ногой в живот. Затем снова темнота, я пытаюсь подняться, но так тяжело держать свое тело. Оглушенная болью я смотрела, как он бьет Лиду. Мое лицо исказилось от ярости, я снова схватила зонт, который лежал подле меня, и накинулась на него с новой силой, нанося удары куда попало, после которых он уже не смог подняться. Мама была без сознания. Я испугалась и побежала к телефону вызвать скорую помощь, а затем присела рядом с ней.
– Мама… мамочка! Ты слышишь меня? Я знаю тебе больно, но открой свои глаза. Пожалуйста, мамочка, не оставляй нас!
Она вздохнула, и я поняла, что она еще жива. В тот момент я словно состарилась на сто лет вперед, осознавая, какой может стать жизнь, если вдруг мамы не станет. Я сидела и гладила ее по голове, когда увидела, как входят врачи скорой помощи.
– Быстрее! Маме совсем плохо! Помогите ей! – в панике кричала я людям в белых халатах. Их вид вызывал во мне доверие, и в моей голове стучала единственная мысль: «Наконец-то прибыла помощь!». Врачи здесь, а значит теперь с мамой все будет в порядке.
Они быстро осмотрели ее, погрузили на носилки и забрали в больницу. Мы остались дома. Я проводила маму до машины и вернулась. На пороге стояла Лида, на ее лице красовался синяк под глазом, и видно было, что она еле сдерживает слезы. Я кивком поблагодарила ее за помощь и прошла внутрь, где отец уже громко храпел в своем любимом кресле. Благо, нас не было рядом, когда он очнулся. Я не стала его будить от греха подальше. После такой разборки грязь на полу красовалась на самом видном месте, поэтому я решила все убрать, так как мама терпеть не может беспорядок в доме. Отмыла ковер и все, что рядом, от следов крови и прибрала вещи, которые валялись из-за погрома. После этого отправилась в спальню, где уже лежала на кровати Лида, отвернувшись к стене.
– Как думаешь, она выживет? – спросила Лида, поворачиваясь ко мне.
– Надеюсь! Ты спи, завтра будет нелегкий день, – ответила я и присела на кровать.
Лида снова отвернулась, и я, сидя на кровати, ощутила, как болит моя голова. Я сначала и не разобрала откуда такая боль бьет в висках, но затем вспомнила, как получила по голове от отца. Вечер был еще ужасней, чем мы предполагали. Никогда не забуду его дикие глаза и то, как он поступил с нами. Я легла, и медленно проваливаясь в сон, надеялась, что ночью ничего не произойдёт. Волнение за маму зашкаливало, но что-то сделать сейчас я не могла.
Наутро, проснувшись, я сразу же оделась и побежала в больницу, которая находилась в паре кварталов от нашего дома. Я мчалась, как угорелая, чтобы узнать, как там мама. В больнице меня сразу же проводили до ее палаты, видя мое состояние. Она лежала с гипсом на всю руку и спала. Я тихонько подошла к ней и присела на кровать.
– Мама! Ты слышишь меня? Как ты? – обеспокоенно спросила я.
В палату вошел доктор и подошел к нам, окинув меня внимательным взглядом.
– Вы кто?
