Антология Бессмертных. Том первый
Николай Ахметов
Привет! Я передаю тебе в руки первый том антологии рассказов моих приключений. Кто я такой? Узнаешь из этих рассказов, дорогой читатель. Здесь тебя ждут путешествия по невероятному миру (и даже мультивселенной, но попозже), хорек алкоголик, не состоявшийся всадник апокалипсиса и я – их ученик. В этом сборнике ты узнаешь, что творится за пределами твоего мироздания. Дам подсказку: заглянуть в иные миры не сложно, сложно укрыться от взора тех, кто заглядывает в твой. Хе-хе! Ладно не буду нагонять жути! Запасайся печеньками, чаем и коробочкой твинки-бисквит! Наше путешествие по страницам жизни Бессмертных начинается!
Николай Ахметов
Антология Бессмертных. Том первый
Пролог
Едва заметная нить далеких облаков выделяла линию горизонта, разделяющую так схожие между собою тихую гладь океана и небосвода. Насыщенный бриз резвился в ветвях густого леса, заполняя тишину шелестом листвы. Аромат морской воды и зелени умиротворял все вокруг. Высокий скалистый утес вытягивался из края острова в толщу воды, рассекая волны. Столь чудная картина каждый солнечный день, кои были не редкостью, проявлялась на одиноком острове.
На самом краю этого утеса стояла маленькая крытая беседка, окрашенная в ненавязчивые оттенки голубого и белого цветов. Входом и панорамой она была обращена к океану. Конструкция была проста: прямые рейки поддерживали пирамиду крыши. Между опорами, на уровне пояса, поставили перила, а получившиеся проемы слегка прикрывали короткие шторы из бирюзовой ткани.
У самого входа стояло плетеное кресло, в нем сидела фигура, облаченная во все черное. Фигура словно испускала вселенскую тьму, мрак, холод и отчаяние. Ее одеяния представляли собой лоскуты самой тьмы, они растворялись в воздухе словно сдуваемые ветром кусочки сгоревшей материи пространства. Все одеяние полыхало пламенем космической пустоты, за исключением ног. На стопах фигуры в бездонную пустоту небес и вод взирали четыре черных глазенка тапочек-зайчиков, а их пушистая шерстка и розовые ушки размеренно покачивались на ветру.
Фигура опиралась головой на руку, и ладонь пропадала во мраке капюшона, скрывающего лицо. Плечи фигуры мерно поднимались и опускались, словно под веянием легкой дремы.
Рядом на траве, почти у самых ног фигуры копошилась точно такая же фигура поменьше, только у нее из-под капюшона были видны сияющие чистым белым светом огромные овальные глазки. Малыш был ростом по пояс фигуре. И у него на ногах были тапочки-мишки, такие же плюшевые и нежные на ощупь, как тапочки-кролики.
Он перебирал восьмигранный разноцветный камень, перемещая грани, пытаясь сопоставить их по цветам, вроде кубика Рубика, только цветов было великое множество, и они никак не могли составить общую картину на гранях фигурки.
– Ми Пато, – малыш поднял взгляд туда, где, по логике, должно находиться лицо сидящей фигуры. – Павума тачи? Чукачи миото нида.
Сидящий убрал руку от лица:
– Не сплю, просто наблюдаю за горизонтом. Уроки, конечно, хорошо, но отдыхать тоже полезно. Для меня уже утомительно вести долгие беседы.
Малыш подобрал свою мантию, поправил капюшон и уселся поудобнее, буравя всем своим любопытным взором фигуру.
– Ладно, ладно. Помнишь, что я тебе вчера рассказывал про мироздание?
– Нипнип ча. – Малыш сложил пальцы, словно взял щепоть приправы.
– Ну раз немножко – да, думаю, стоит напомнить. – Фигура ловко закинула ногу на ногу и приподняла руку перед собой ладонью вверх, на руке у нее были элегантные черные перчатки, впитывающие своей бездонностью свет солнца. – Смотри внимательно, повторение – мать учения.
Над ладонью фигуры появилась миниатюрная галактика, слегка просвечивающая так, что сквозь нее малыш различал проплывающие облака и синеву неба.
– Галактика спиральная, обыкновенная, одна штука. – Фигура слегка шевелила пальцами, и скопления небесных тел отвечали на это медленным вращением. – Здесь у нас огромное количество звезд, планет, спутников, комет, метеоров и так далее, мне кажется, даже туманность есть.
– Ча, ча! – Малыш активно затыкал пальцем куда-то в проекцию галактики. – Мутаро гамич.
– Нет, не хвост собачий, а конская голова. Неважно. Вселенная невообразимо огромна, думаю, где-нибудь да найдется туманность имени части тела собаки. Итак, пойдем глубже, – проекция галактики сменилась на звездную систему, спустя две секунды – на планету, затем – на камень, молекулы атома, и в конце концов проекция напоминала вывернутый наизнанку калейдоскоп, свернутый в трубку и скрученный в узел, очень такой сложный узел, раз двести закрутили. – Знакомься: Эфир.
Глазки малыша вытянулись пуще прежнего и слегка подрагивали от переливания невиданной ранее субстанции. Малыш резко выпрямился и вопросительно взглянул на рассказчика:
– Пуи… Та чу?
– В смысле, ну и что? Эфир – это мы с тобой. Это камни, трава, люди, ты, я, даже Фицджеральд. Свет и звук, облака и пожар, заклинания и тишина – все есть эфир. Только в преобразованном виде. Сам же эфир в неизменном виде является чистой энергией. Это он говорит камню быть твердым, свету – ярким или тусклым. Он – магия в первозданном виде. Он держит воедино галактики и взрывает звезды. Вся Вселенная – хранилище эфира.
Фигура выжидающе наблюдала за малышом, ожидая, пока его разум осознает полученную информацию и выдаст реакцию.
– Тусо, па ничи чимчим такит?
– Хороший вопрос. А ответ парадоксален: эфир не нужен ни для чего и в то же время он существует для всего и вся. Вот для чего он нужен – даровать хаос таким образом, чтобы жизнь существовала поверх микроскопического хаоса, была носителем этого хаоса, тогда эфир сможет существовать. Мы носим его, живем в нем и используем его, чтобы он перемещался, не стоял на месте и изменялся, таким образом он в безопасности. Он не станет жертвой самого себя, существует везде и всегда. А если есть он, то есть и все остальное, ибо все – эфир.
Малыш лишь долго смотрел в одну точку где-то между мишками-тапочками. Фигура терпеливо ожидала и наблюдала, казалось, она видит, как шестерни мыслительного процесса, скрипя и содрогаясь, работают на износ внутри маленькой головы. Затем малыш сорвал травинку и внимательно ее осмотрел.
– Да, в ней тоже он есть. Он даже был в моменте, когда ты вознес руку, был иным, когда сорвал ее, был иным в моменте разрыва и изменился, когда ты коснулся ее. И так далее и так далее. Не пытайся осознать все сразу, не по масштабу нашему такие мысли.
Малыш поднял взгляд на фигуру, отбросил травинку и скрестил руки на груди:
– Гупи.
– Устал? Уже? Вчера ты продержался на целых десять минут дольше.
Если бы лицо фигуры не скрывалось во тьме капюшона, там бы сияла многозначительная улыбка.
Малыш встал, отряхнул мантию. Уверенной походкой подошел к фигуре и похлопал ее по коленям.
– Ладно, садись. Расскажу тебе еще один короткий урок, а потом можем перейти к более интересным и менее скучным историям. – Малыш запрыгнул на ноги фигуры и прилег, устремив взор на океан и готовый слушать. – Как думаешь, что такое время?
– Тумипакат, мойи тумипакат. Сим такич чумини тик-так, тик-так, – малыш двигал указательным пальцем в такт отсчету.
– Во-первых, ты прав, это очень сложно. Во-вторых, это не зарплата кукушки в наших часах. Время – это своего рода… гм… огромный океан с великим множеством подводных течений и ужасным штормом на поверхности. Каждое течение – это иное восприятие времени, открывающееся кому-либо в мироздании. Смотри: когда ты засыпаешь, то ночь пролетает как по щелчку, верно? Верно. А когда, например, мы ждем пирог из духовки, то время тянется долго-долго.
– О, ча-ча!
– Вот, каждый раз твое восприятие впадает в иное течение. Это связано с твоим терпением, с помощью терпения и ума можно управлять собою в этих течениях, но самим течением управлять ты не можешь. Однако, и это не всегда так, все еще зависит и от того, где ты, когда ты и стоишь ли ты на месте, но это уже отдельная наука. А теперь смотри.
Фигура подняла руку, взмахнув кистью, и с конца утеса бесконечной движущейся стеной появилась сетка из планет. Планеты были по большей части похожи друг на друга: везде были зеленые и голубые пятна с ледяными полюсами, иногда в цепочке вообще не было планеты, иногда был камень вместо всего иного – в общем, великое множество почти-почти похожих планет.
– А это наша Мультивселенная.
– О-о-о!!! – Малыш словно заколдованный наблюдал за постоянным рождением и исчезновением миров.
– Давай-ка добавим деталей. – С этими словами фигура снова взмахнула рукой, и все планеты соединились голубыми, желтыми и зелеными светящимися линиями. – Все эти линии – это движение эфира, времени и пространства.
– Тумипакат! – Малыш недовольно помассировал виски под капюшоном.
– Ничего страшного, сейчас будет все понятно. Наш мир – не только этот мир острова, но и все иные в нашей Вселенной, звезды, скажем, на небе – не единственные, не одинокие. Каждое мгновение рождаются и исчезают многие-многие миры. Если бы меня спросили, сколько всего миров в Мультивселенной, я бы сказал: бесконечность минус два.
– Пуита?
– Потому что всегда существует один мир-константа, я тебе о нем позже расскажу. И всегда существует мир, где сидит исток эфира. Он особый, он в конце и в начале Мультивселенной. Он порождает новые миры и он же уничтожает их, сохраняя свой баланс и баланс живого в этих мирах.
– Ту, а ричи пачик нои?
– А при том, что мы – Странники в этой Мультивселенной, малыш. Нам дана редкая возможность путешествовать в этих мирах и поддерживать прямую связь с эфиром, и на нас же возложена серьезная ответственность – помогать этим мирам, у каждого из нас своя роль, и быть может, в скором времени судьба определит и твое предназначение. Таких как мы – множество, есть те, кто добросовестно исполняет свои обязанности, но и немало тех, кого такая сила совратила, и теперь они оскверняют мироздания один за другим.
– Ха! Ми дуза юто щикащика! – Малыш стукнул кулаком в плечо фигуры.
– Я?! Молочник?! Ты что! Моя работа куда менее спокойная, но не менее интересная!
Об Учителе
Первое слово в сем манускрипте я посвящаю своему наставнику, тому, чья безмерная мудрость вела нас вперед по дороге этих невероятных историй.
Ми Пато – так я его называю и по сей день – имеет один непреклонный принцип: имена – это тайна, доступная только самым близким и доверенным, а посему я позволю себе не называть его напрямую в этом повествовании. Я дам тебе, дорогой Читатель, возможность самому понять, кто он такой на самом деле. Ты знаешь его имя, хоть и не знаешь, что оно принадлежит ему.
Учитель немного старше самой Мультивселенной. Многие знакомые с ним называли его по этой причине Стариком, но уверяю, старость – это не про него. Он любит поребячиться, навести суеты в обществе, чуток взбунтоваться и совсем малость подколоть. Большую часть времени он молчит, полагая, что слова должны звучать лишь тогда, когда без них не обойтись. В его положении говорить неудобно, а ленив он бесповоротно. Однажды на одном из многочисленных королевских приемов его попросили произнести речь, он вышел к трибуне и кивнул. Многословно, я считаю.
Ми Пато далеко не сразу принял свое место в этом мире. В этих историях я расскажу вам о его пути самопознания, о том, как он стал Учителем, хоть его происхождение и родословная пророчили совершенно иную судьбу. Начну я с тех времен, когда мы с ним только познакомились. В те времена он решил, что хочет быть полезным благодаря своим талантам и репутации, а посему избрал путь обычного курьера-почтальона. Правда, не в масштабах одного города, а в масштабах целого мира и даже нескольких соседних. Хоть мы и пытались доказать ему, что воровать у одних и отдавать другим – это не принцип работы почты, но его логика была неоспорима:
– У одних взял? Взял. Другим доставил? Доставил. Проблемы? Нет проблем. Весь мир – почта, а мы в нем – курьеры.
Только потом мы поняли, что Ми Пато опережал события, он приносил посылки, которые еще и не планировали доставлять. Но! Потом их бы доставили. Он работал на опережение, и из-за этого везде, где были мы, происходила суматоха… Зачем? А черт его знает! Но полагаю, что даже я – одна из таких посылок.
Вообще Ми Пато ладил со всеми: людьми, почти людьми, совсем не людьми и с нелюдями тоже. Ему было лень спорить о чем-то, что-то доказывать и тому подобное. Он считал так: если его оппонент прав, то зачем спорить, а если прав он, то тут и спорить не о чем. Хотя в большинстве случаев он просто все делал по-своему.
Иногда я думал о мотивах Ми Пато, долго размышлял, пытаясь постичь его идеи и помыслы, но в конечном итоге я пришел к двум выводам: все, что он делает – он делает от скуки, и все, что он не делает… Слава богам, что он этого не делает!
Ваши покорные слуги
Повествование я буду вести от лица вашего новоиспеченного этого самого, кем когда-то был мой дорогой Учитель, отошедший на пенсию и периодически сующий свой нос в мои рукописи (я провожу независимую экспертизу). Во времена этих приключений я был совсем мал и юн, мой возраст колебался в районе трех миллионов лет (два миллиона шестьсот восемьдесят три тысячи четыреста два годика, кстати, не забудь, у тебя скоро день созидания) (да-да), теперь в силу моей новой должности мой возраст не поддается измерению вовсе. Собственно, с тех пор более ничего не поменялось. Мы все так же проводим время все вместе: я, Ми Пато и мой дорогой брат барон Уик фон Фицджеральд IV (или просто Фиц – красавец, гений, мачо, романтик, успешный купец, бард, пишите: город Дииф, Комент-гарден, дом 78). К сожалению, ему ТОЖЕ НЕ ХВАТАЕТ ТАКТА НЕ ЛЕЗТЬ КУДА НЕ ПРОСЯТ! ДА?!
Я долгое время, сам того не зная, шел по стопам моего Учителя. Я окончил школу в аббатстве Гранит под чутким надзором дедули Вильгельма. После перешел учиться в академию Хенсен-Туна и, окончив ее с отличием, отправился постигать тайны магического искусства. Обо всех этих приключениях также будет рассказано в этом собрании.
Насчет моего названого брата (Красавица! Адрес выше!) я могу лишь сказать, что он невероятно заботливый человек, с чуткой натурой, ранимой душой… ногой… пальцами… а если он продолжит и дальше пачкать пергамент, то ищите его на дне нашего домашнего пруда. (Понял.)
Братец Фиц – полиморф. Он способен принимать облик любого существа, на которого у него хватит знаний, фантазии и энергии.
Навыки Фица множество раз выручали нас в самых сложных передрягах. Первое, что приходит на ум, – это операция по спасению нас на Зазеркальном Озере. Могущественное и страшное место выворачивало нас с Учителем наизнанку, а так как братец Фицджеральд – исключительно многогранная личность, Озеро буквально заколебалось выворачивать его, отжевало и выплюнуло прочь. Его это, конечно, возмутило, особенно его задели нравоучения касательно его искренней любви к нездоровому образу жизни, однако, остыв, он вызволил нас на свободу. За что ему огромное спасибо. (Да, это был я! Героически выхватил своих товарищей из зубастой ловушки! Они были настолько благодарны, что соизволили угостить своего Мастера не только теплом своей искренней покорности, но и греющей прохладой изысканной настойки! Если бы не Барон Уик фо…)
К сожалению, сейчас наш дорогой друг захворал, и я принял решение отправить его на долгое лечение в прекрасные ледяные земли тетушки Балиавры, моей наставницы и по совместительству дракону с жестким характером. Полагаю, в ее надежной, зубастой мертвой хватке он скоро оправится от своих недугов. А к данной записи я прикладываю его портрет, нарисованный некогда моей талантливой одноклассницей по Хенсен-Туну. Наш дорогой Фиц, нам тебя не хватает… Иногда.
