Атли же, прежде чем продолжить свою учтивую речь, проводил удивленным взглядом спину Вигмара с пятнадцатью рыжими косами длиной до пояса. Знатный хельд не мог взять в толк, чем такие незначительные люди привлекают внимание йомфру* Рагны-Гейды. Что у него есть, у сына Хроара Безногого, кроме рыжих кос и наглого нрава? Даже копье, говорят, и то утопил!
Поймав за руку Эльдис, Рагна-Гейда удержала девушку возле себя: размещением гостий за женским столом занималась она. Атли сказал еще не все, что собирался, но Рагна-Гейда больше его не слышала. Она не улыбалась, но все лицо ее светилось изнутри каким-то теплым и лукавым светом. Эльдис дивилась про себя: она была достаточно наблюдательна, чтобы это все заметить, но недостаточно опытна, чтобы понять. При ней не раз случалось, что ее брат и дочь Кольбьерна посмеивались и поддразнивали друг друга, и каждый раз у Эльдис оставалось впечатление, что она ничегошеньки из их речей не понимает. Хотелось бы знать: а сами-то они понимают?
Сегодня Вигмару досталось хорошее место – гораздо лучше, чем обычно. Это и понятно: ведь сегодня все будут его слушать, так не тянуть же знатным людям шеи в самый дальний конец стола. На почетном месте против хозяйского сидел Логмунд Лягушка, а рядом – его сын Атли. Вигмар оказался со стороны хозяина и гораздо ближе к женскому столу. Войдя в гридницу вместе с Эльдис и еще двумя женщинами, Рагна-Гейда благодарно подмигнула Гейру: это она просила брата усадить Вигмара именно здесь. И Гейр послушался: сокрушаясь в душе об излишнем любопытстве сестры, он ни в чем не мог ей отказать.
– Так, значит, Кольбьерн, твой сын вернулся из похода без корабля и без товара? – заговорил первым Логмунд Лягушка.
Не переставая жевать, все гости в длинной гриднице* подняли глаза и приготовились слушать. Что случилось, все уже знали, но как оно случилось – это стоило самого подробного разговора.
– Да, мой сын вернулся без корабля, но корабль забрал сам конунг фьяллей! – без смущения ответил Кольбьерн, откладывая кость и утирая бороду рукавом. Он уже продумал, как спасти родовую честь. – Я не слышал таких рассказов, чтобы три десятка хирдманов во главе с восемнадцатилетним вождем выдержали бой с войском чужого конунга и большинство даже осталось в живых.
– Стоит считать за победу, что Гейр и его люди вообще вернулись живыми! – добавил один из уважаемых бондов*, Грим Опушка. И многие закивали, соглашаясь.
Гейр то поднимал глаза, то снова опускал: он все не мог решить, гордиться ему или стыдиться. «Конечно, поход не слишком удачный и отцу обидно, что ты вернулся без корабля! – говорила Рагна-Гейда. – Но если бы корабль вернулся без тебя, поверь, отцу и нам всем было бы гораздо хуже!»
То Скейв кормчий, то хирдманы, то Вигмар по очереди стали рассказывать о ночном сражении с фьяллями. Горящие любопытством глаза гостей обращались то к одному, то к другому путешественнику, челюсти жевали без остановки, щеки блестели от жира в свете пламени многочисленных факелов на стенах.
– Сдается мне, там все-таки были мертвецы! – весомо высказался Модвид Весло. – Зачем бы конунгу фьяллей нападать на ваш корабль? Да и откуда ему взяться на середине западного побережья?
Гости примолкли, многие закивали, заранее соглашаясь с каждым словом. Знатностью Модвид Весло не уступал Стролингам и Логмунду Лягушке и даже как-то два года избирался хевдингом северной четверти, но с кем-то быстро повздорил, кто-то остался недоволен судом, а бывший хевдинг Ингстейн Осиновый тем временем помирился со своими недругами и раздал немало серебра, так что на новом тинге* был избран вместо Модвида. С тех пор тот стал болезненно обидчив и сейчас досадовал, что самое почетное место досталось не ему.
– А зачем мертвецам нападать на них? – воскликнул Ярнир. Он не очень хорошо понимал, где есть угроза родовой чести, и на всякий случай встревал везде. – И откуда там взялись мертвецы? Расскажи об этом, если ты все так хорошо знаешь!
– Кто-то из вас обидел мертвецов! – Модвид кольнул взглядом Вигмара, которого не любил за слишком независимый, не по роду и заслугам, нрав. – Вот они и отомстили вам!
– Если бы я знал, что возникнут такие сомнения, то не стал бы жечь свои старые башмаки, а принес сюда! – насмешливо ответил Вигмар. – На них оставались следы чужой крови. У мертвецов ее не бывает.
Рагна-Гейда отвернулась, пряча усмешку: она живо представила, как Модвид, Логмунд, Атли и другие изумленно разглядывают старые башмаки Вигмара. Кое-кто в гриднице засмеялся тоже, радуясь, что заносчивый Модвид получил по носу, простодушный Ярнир заржал не хуже жеребца. А Гейр вспомнил того фьялля, которому почти отрубил руку. Тот так и умер на берегу, истек кровью, и огромное черное пятно с лежащим на нем телом до сих пор стояло перед глазами. Нет, мертвецом тот человек стал только к концу битвы. Раньше он был живым. Был…
– Да и тебе дорого обошлась та схватка! – крикнул Скъельд, средний сын Кольбьерна. Он смотрел на Вигмара и вроде бы широко улыбался, но оскал его белых зубов выглядел недобрым, и глаза оставались холодны. Братья Стролинги не любили Вигмара. – Где же твое знаменитое хвостатое копье? Если на вас снова нападут мертвецы или фьялли, чем же ты будешь защищаться? А фьялльские мечи, как видно, не очень-то остры, если вы так легко победили целое войско!
Вигмар напрягся – утратой оружия гордиться нечего и смехом здесь не отделаешься. Но не зря он считал залогом своей удачи умение быстро собираться и с силами, и с мыслями. Помедлив лишь несколько мгновений, он ответил, глядя в глаза Скъельду:
Ясень сечи смелый мечет
Меч тупой – ступил к победе!
Свидур стрел с душой кобылы
В страхе Грам уронит сразу.[8 - Ясень сечи, Свидур стрел – обозначения воина (Свидур – одно из имен Одина), с душой кобылы – трусливый, Грам – меч Сигурда Убийцы Дракона.]
По гриднице пробежал ропот, челюсти задвигались медленнее, руки с зажатыми костями и хлебом опустились. Скъельд перестал улыбаться, изменился в лице, так что кожа на скулах натянулась и глаза стали злыми.
– О ком ты говоришь, Вигмар сын Хроара? – подчеркнуто четко осведомился он. – Уж не думаешь ли ты, что в этом доме у кого-то трепетное сердце кобылы?
– Почему ты так решил, Скъельд сын Кольбьерна? – вежливо ответил Вигмар. Увидев, что стрела достигла цели, он сразу повеселел. Его желтые глаза смеялись, и Скъельд отлично это видел. – Неужели у тебя есть причины думать, что кто-то сочтет твое сердце… излишне трепетным?
– Чем точить языки друг о друга, лучше подумайте, что все это значит! – подал голос Хальм. Кузнец приходился двоюродным братом самому Кольбьерну. Длинные золотистые волосы его не вились мелкими волнами, как у всех Стролингов, а висели прямо, как солома. Из-за бороды, делавшей вытянутое лицо еще длиннее, Хальма иногда звали Ланг-Хевид – Длинная Голова. – Мне что-то не верится, что это были мертвецы. На фьяллей больше похоже. Мне сдается, я знаю того человека с золотой пряжкой на животе, который кричал с корабля. Это Модольв Золотая Пряжка, ярл* и родич Торбранда Тролля. Я встречался с ним в Эльвенэсе и Аскефьорде. Модольв не ходит по морям разбойничать, это мирный человек. И если уж он взялся отбирать корабли у мореходов, значит, дело серьезное. И без самого Торбранда конунга не обошлось.
Гридница невнятно забормотала. Хальма все уважали за ум и проницательность, а шутить он не умел. Раз сказал, что дело серьезное, значит, так оно и есть. А нападение фьяллей на людей с Квиттингского Севера касалось здесь всех. Ведь у любого может возникнуть надобность съездить на торг Ветрового мыса.
– И потеря копья – очень серьезная потеря! – неумело изображая озабоченность, сказал Атли. Знатный хельд обиделся, что про него забыли и слушают какого-то Лисицу-С-Границы, которому даже одеться на пир толком не во что. – С чем же ты будешь воевать, Вигмар? Даже когда я остался один против всей дружины уладов и скрывался в лесу, я сберег свой меч!
Атли Моховой Плащ горделиво поднял голову: прозвище ему принес давний случай, когда в походе на уладов он был разбит тамошним вождем-ригом и вынужден прятаться в лесу подо мхом. Он гордился этим случаем, как примером своей удачи и находчивости, а Вигмара так и подмывало спросить: да как же ты, троллячий хвост, умудрился потерять и погубить всех своих людей? И как у тебя после этого хватило бесстыдства вернуться домой?
– Да, с тех пор у тебя плащи получше! – ответил Вигмар, который не уважал Атли, а значит, был равнодушен к его попыткам обидеть. «Больше-то у тебя не бывает случаев проявить свою доблесть!» – хотел он сказать, но Атли, как видно, не понял.
– Это что! – воскликнул со своего места Модвид Весло. – Когда я встречался с фьяллями в море, их было пять кораблей против моего одного! И все равно мы вступили в бой! Так что тридцать человек на войско – это еще не самое удивительное. Да и сколько его было, того войска? Вы же в темноте не считали!
При этом Модвид бросил взгляд туда же, куда и Атли перед этим – к женскому столу, на йомфру Рагну-Гейду. А она молчала, переводя смеющийся взгляд с одного героя на другого, и тихо забавлялась. Ну, чем не бой коней?[9 - Древнее развлечение: жеребцов стравливали между собой.]
Вигмар тоже посмотрел на нее и вдруг разозлился. Эти герои, значит, будут хвастаться перед ней своими подвигами, а он будет вроде как точило для мечей их доблести! Суши весла! Глядя на Рагну-Гейду, Вигмар прищурился, словно хотел коснуться ее взгляда острием своего, и произнес:
В поле воин виден ясно —
верно ль брани рад отважный?
Всяк в дому болтун умеет
смелой речью сечь прославить.
Тут уже переменились в лице все: и Стролинги, и Атли, и Модвид, и родичи обоих героев. Кольбьерн нахмурился, оперся ладонями о стол, напрягся, как будто готовясь встать.
– Чем разбирать подвиги того или другого, вы бы лучше подумали, что теперь делать вам всем! – среди общего гула сказала фру Арнхильд, жена Кольбьерна. Она приходилась матерью Рагне-Гейде, Гейру, Скъельду и отсутствующему Эггбранду, а кроме того, славилась умом и колдовской мудростью. – Ведь мы потеряли корабль и товар, – продолжала хозяйка. – И если мы ничего не сделаем, то этот обильный пир будет последним на несколько лет. У нас нет ни хлеба, ни железа, чтобы его выменять. Я уж не говорю про мед, хороший лен и прочее, без чего можно кое-как прожить. А вот без хлеба будет плохо. Этой зимой нам всем придется жевать мох – и свободным, и рабам! Мы потеряли много, и Хроар потерял третью часть от нашего. Так что кончайте перебирать ваши подвиги, дробители злата,[10 - Дробители злата – воины.] и подумайте, что делать.
Сначала ей никто не ответил. Потом подал голос Вигмар.
– Если бы я был хозяином этой земли, я бы недолго думал, где мне взять золота, – сказал он. – Ведь это у вас стоит поблизости курган Гаммаль-Хьерта. А Старый Олень забрал с собой в Хель все, что имел. Его курган наполовину состоит из золота и только наполовину из земли. Или это лживые саги?*
– По-твоему, взять его будет легко? – закричал Ярнир и от возбуждения даже вскочил с места. Гаммаль-Хьерт, оборотень с оленьей головой, еще в Века Асов побежденный Старым Стролем, был любимым предметом увлекательных разговоров у зимнего очага по всей округе. – По-твоему, Старый Олень только и ждет, как бы отдать нам свое золото?
Гридница разом зашумела: об этом у всякого нашлось что сказать.
– Я вовсе не говорю, что это будет сделать легко! – повысив голос, ответил Вигмар. Ему стало весело: неплохую задачу он задал этим Стролингам! – Но от легкого дела и чести немного. Довольно золоту лежать в земле, где от него никому нет никакого прока! К тому же храбрее Стролингов нет людей по всему Квиттингскому Северу, не так ли? Твои братья, Ярнир, снова доказали это той самой ночью. Когда все боялись, что на нас нападут мертвецы, Гейр и Книв сами вызвались посидеть на страже. Мы с ними даже побились об заклад…
– Да, и где же наш заклад? – закричал Книв с дальнего конца стола. Опозорившись во время битвы, он теперь вел себя тихо, мечтая исправиться, но такого случая не мог пропустить. – Ты должен отдать нам амулет! Ты обещал! Мы же отсидели стражу!
Вигмар повернул голову, нашел парня глазами и немного помолчал. Книв вдруг устыдился и ощутил желание залезть под стол. Сейчас ка-ак скажет… что трусу и сыну рабыни место в свинарнике, а не в гриднице среди доблестных мужей… Так что помалкивай, Книв-Из-Под-Хвороста.
Гейр тоже заерзал на месте, даже бросил тревожный взгляд Рагне-Гейде, как будто сестра могла каким-то чудесным способом помешать Вигмару ответить.
– Сидеть может и петух на насесте! – подчеркивая первое слово, ответил наконец Вигмар. – А кто первым услышал фьяллей? Вы или я?
Книв и Гейр промолчали.
– А что за заклад? – спросила любопытная фру Гродис, жена Хальма.
– У Лисицы амулет с фьялльскими рунами! – сказал Скейв кормчий. – Не надо было ему его брать!
– От золота на дне моря не больше пользы, чем от золота в земле! – весело крикнул кто-то из молодых парней.
– Наследство мертвецов до добра не доводит! – настаивал Скейв.
– Всякое наследство остается после мертвецов! – мудро заметил Грим Опушка. – Наследство живых называется грабежом!
– Ему самому пригодятся фьялльские руны! – намекнул Скъельд, злобно глядя на Вигмара. Хозяйскому сыну все казалось, что он еще не рассчитался за насмешки. Впрочем, это чувство наполняло его при каждой встрече с Вигмаром Лисицей. – Ведь и он, мне сдается, занимается колдовством!
Вигмар быстро встал на ноги, рука выразительно скользнула к рукояти фьялльского меча. Колдовство – женское дело, обвинять в нем мужчину – оскорбление.
Рагна-Гейда перестала улыбаться.
– Прекрати, сын! – с напором сказал Кольбьерн и опять оперся руками о стол – это у него служило признаком серьезности намерений. Он не слишком любил Вигмара, но на пиру положено соблюдать мир и не наносить оскорблений своим недругам, раз уж сел с ними за один стол.
– Я видел, как он сидел посреди пустоши возле костра и что-то бормотал! – продолжал Скъельд, бросив на отца быстрый взгляд. Это была правда, а не клевета, а правду, по его мнению, разрешалось говорить за чьим угодно столом, и тем более за своим собственным. – Пусть он скажет, что это не колдовство!
– Если ты хочешь, я именно так и скажу! – ответил Вигмар. Он сохранял внешнее спокойствие, но лицо его напряглось и побледнело, белизна кожи ярче проступила рядом с рыжими волосами, а что-то неуловимо звериное в острых чертах проявилось яснее. – Я не знаю, о каком дне ты говоришь, но после охоты я всегда приношу жертвы моему покровителю, Грюле. Приносить жертвы – не значит колдовать. Спроси хотя бы у своей матери, если не веришь мне.
– А что это были за фьялльские руны? – торопливо спросила Рагна-Гейда, стремясь перевести беседу на другое. Вигмар-то за себя постоит, но драка на пиру позорит в первую голову хозяев дома.
Вигмар повернулся к ней, потом сел на место. Лицо и голос девушки выдавали тревогу. Хотя о чем тревожиться дочери Кольбьерна? У нее так много братьев, что одним больше, одним меньше…
– Что же за амулет ты нашел? – спросила она.
– Я нашел очень занятную вещь! – Вигмар вынул из-под рубахи золотой полумесяц на ремешке. – Твои братья решили, что тебе, йомфру, будет любопытно на него взглянуть. Этот амулет был закладом в нашем споре, просидят Стролинги две полуночные стражи или не просидят. А поскольку они именно просидели, то амулет остается у меня. По-моему, и сам Форсети не рассудил бы лучше.
– Но ты мог бы дать мне его хотя бы посмотреть! – Рагна-Гейда снова улыбнулась, в глазах заблестело лукавство. В глубине души она подозревала, что даже для такого норовистого коня, как Вигмар сын Хроара, можно подобрать узду.
Но смысл взглядов девушки оставался скрытым от всех, кроме самого Вигмара. Иногда ему казалось, что слишком уж хорошо они с Рагной-Гейдой понимают друг друга, даже когда не хотят быть понятыми. И в такие мгновения, как сейчас, набитая людьми гридница делалась пустой – он видел ее одну и знал, что она видит только его.
– Да, я мог бы дать тебе его посмотреть, йомфру! – нарочито простодушно ответил Вигмар и подвигал бровями, как дурачок, который не может подобрать подходящих слов. – Но не задаром. За плату.
– Что он там такое бормочет? – с досадой выкрикнул Атли, о котором снова забыли. Дочь Кольбьерна уж слишком много внимания уделяет недостойным людям!
А Вигмар бросил короткий взгляд на Атли, заметил недовольное лицо Модвида – его-то не так дотошно расспрашивают о подвигах! И Стролинги сидели с настороженными лицами: ждали подвоха. Умники, правильно ждали!
– Чего же ты хочешь? – понизив голос, будто дразня, спросила Рагна-Гейда.
– Поцелуй! – Вигмар тоже понизил голос, уже ловя слухом тот всплеск общего негодования, который непременно должен последовать.
Конечно, он не надеялся на согласие, а ждал именно этот всплеск. О котором и будут рассказывать, вспоминая пир в Оленьей Роще, еще долго-долго. А вовсе не о красном плаще Атли сына Логмунда.
– Придержи язык! Ты кто такой! Ты с кем говоришь! – закричали, конечно, со всех сторон, и Атли с Модвидом старались постоять за честь хозяйской дочери не меньше, чем ее родня. Хотя им-то, собственно, какое дело?
Скъельд и Ярнир опять вскочили, сжимая кулаки, но Вигмар не тронулся с места и сидел с таким довольным видом, словно ему тут пели хвалебные песни. Хозяева не вызовут гостя на поединок прямо из-за стола, да и повод слишком ничтожен, чтобы затевать серьезный раздор. А что рассердятся – так любви и не водилось, терять нечего. А сама Рагна-Гейда…
А Рагна-Гейда смеялась – тихо, уголками губ, так что и соседки по столу не слышали. И глаза ее, устремленные на дерзкого гостя, тоже смеялись. Она знала, что он и не думал ее обидеть, и в таких случаях Вигмар был рад их пониманию.
Вигмар Лисица спокойно сидел на своем месте, ожидая, пока буря над его бесстыжей головой стихнет. Постепенно большинство гостей начали ухмыляться, посмеиваться, хохотать. И фру Арнхильд тоже сидела спокойно, слегка усмехаясь. Она отлично понимала, отчего Атли и Модвид так разгорячились: они рады бы посвататься к Рагне-Гейде, да не уверены в успехе. А девушка и рада позабавиться, заигрывая у всех на глазах с человеком, который заведомо не годится в женихи. Сама фру Арнхильд в юности была точно такой же и сейчас думала, что понимает свою дочь.
Оглянувшись на жену, Кольбьерн сообразил, что бушевать не стоит, и принялся унимать сыновей. Он твердо верил, что фру Арнхильд никогда не ошибается.
– Теперь я понимаю, почему вы одолели войско фьялльских мертвецов! – сказала хозяйка, когда общий шум поутих. – Ведь среди вас были одни храбрецы. И я не удивлюсь, если и правда найдутся охотники поглядеть, так ли велики сокровища Старого Оленя, как о них рассказывают.
Все в гриднице вертели головами, глядя то на Вигмара, то на братьев Стролингов. Кто первым скажет и что именно? А Рагна-Гейда вдруг произнесла, с насмешкой глядя на Вигмара:
Муж иной хвалиться ловок —
слух недаром слово ловит —
воин славный делом доблесть
деве явит в плеске лезвий.[11 - Плеск лезвий – битва.]
Вигмар хотел бы ответить, но не мог, простые слова не шли на ум. Виса* Рагны-Гейды взволновала гораздо сильнее враждебных слов и гневных криков мужчин. Девушка поймала строки его собственных стихов, произнесенных здесь же чуть раньше, как иной удалец в битве ловит вражеское копье, чтобы тут же метнуть назад. И только глупый великан не поймет, в кого она метила этим копьем. Славным воином можно назвать любого мужчину, но Рагна-Гейда вплела в свой стих его имя.[12 - Имя «Вигмар» состоит из двух частей: «виг» – «битва» и «мар» – «слава».] И это был очень меткий бросок! Только она одна, Рагна-Гейда, из всего рода Стролингов оказывалась достойным противником.
– Уж конечно, мы не будем сидеть сложа руки и ждать, что подскажут сны! – Ярнир первым не выдержал и взвился над столом, как будто собирался бежать прямо сейчас. – Мы пойдем пошарим в закромах Старого Оленя, да?
С птичьим проворством он завертел длинной шеей, оглядывая братьев.
– А что же молчит славный Победитель Мертвецов? – язвительно спросил Скъельд. – Ты, Вигмар, не хочешь пойти с нами?
– Я уступаю вам честь быть первыми, – великодушно отвечал тот. Но все Стролинги готовы были дать руку на отсеченье, что Лисица опять задумал какой-то подвох. – Ведь это ваш предок когда-то одолел Старого Оленя, вам и повторить его подвиг. А я уж потом… Если сами не справитесь…
Пока Стролинги на много голосов уверяли, что справятся без помощников, Рагна-Гейда снова улыбнулась.
– И если не поцелуй, то рог с медом я поднесу тому, кто принесет и положит на этот стол лучшее из сокровищ Гаммаль-Хьерта! – пообещала она, с вызовом поглядывая на Вигмара.
Блеска леса быстрой сельди
Больше мертвому не мерить!
Пред очами Вер веретен
Выкуп выдры скоро будет![13 - Блеск леса сельди – золото (лес сельди – море), Вер веретен – женщина, то есть Рагна-Гейда, выкуп выдры – золото (ссылка на миф, согласно которому боги за убийство выдры должны были засыпать ее шкуру золотом).] —
мгновенно ответил Вигмар, как будто давно приготовил эту вису и держал на языке.
На самом деле стихи складывались уже во время чтения, но получились так хорошо, что он сам восхитился своим мастерством. Впрочем, чему удивляться: при виде Рагны-Гейды все его силы вскипали, как горячие подземные ключи, и не было такого дела, на которое он не ощущал бы себя способным. И только одно смущало его мучительными сомнениями: по искреннему ли движению сердца дочь Кольбьерна так открыто выделяет его из всех или нарочно подзадоривает вечного соперника своих братьев, чтобы иметь случай посмеяться?
Вечером, когда большинство гостей уже укладывались спать и только самые стойкие воины еще сидели в гриднице вокруг последнего котла с пивом и нестройными голосами тянули восемнадцатую за этот вечер круговую, Вигмар столкнулся в пустых темных сенях с Рагной-Гейдой. Лишь бледный луч света упал через выпустившую ее кухонную дверь, но он узнал девушку, не мог не узнать. При ее появлении какое-то свежее чувство толкало изнутри, и весь мир изменялся, даже запахи делались резче и очертания предметов ярче. Сам воздух становился другим, когда она появлялась поблизости, все чувства обострялись, и оттого жизнь делалось сладкой, как никогда. Дверь из кухни закрылась, но темнота не мешала Вигмару видеть эту стройную фигуру.
Никто не мог их здесь увидеть. Вигмар мгновенно взял Рагну-Гейду за плечи и оттеснил в самый темный угол. Каждое мгновение было дорого.
– Это ты, Гроза Мертвецов! И как я только терплю твое нахальство? – шепотом изумилась Рагна-Гейда.
– А ты и не терпишь! – утешил ее Вигмар, не убирая рук, но и не предпринимая никаких дальнейших шагов: здесь находился предел дозволенного ему, и он об этом знал. – Ты бурно возмущена, просто как валькирия*, нашедшая в котле с медом дохлую крысу.
– В Асгарде* не водятся крысы! – фыркнула Рагна-Гейда. Если Вигмар хотел ее рассмешить, то она при всем желании не могла удержаться от смеха. – Вот, кстати, об Асгарде: я просто ужасно тебя боюсь. Тебя же, говорят, убили!
– Ты так думаешь? – шепнул Вигмар и придвинулся еще ближе.
Между ними дышал могучий теплый поток какой-то силы, упрямо тянувшей друг к другу. Но если Вигмару это нравилось, то Рагна-Гейда испытывала нечто вроде жути. Они уже больше трех лет играли в эту непонятную игру, которая сейчас вдруг стала оборачиваться какой-то грозной и неодолимой правдой. Она поняла это, когда слушала рассказ Гейра о схватке Вигмара с рябым фьяллем. Кто он для нее, этот Вигмар Лисица? Да никто, даже в женихи не годится. Но если бы он не вернулся, мир бы непоправимо опустел. Рагна-Гейда испугалась, когда поняла это.
– Зачем ты так сказал? Там, на пиру? – зашептала она, торопясь выяснить самое важное. Это случайное затишье в сенях дома, битком набитого гостями, не могло быть долгим. – Про поцелуй? Ты это нарочно – громко и при всех?
– Да, да, я это нарочно, громко и при всех! – заверил Вигмар, склоняясь к ней и почти касаясь губами лба. – Я хотел посмотреть, как они все возмутятся и закричат. Все эти герои, которые думают, что стоит им вырядиться в красный плащ, так все женщины их полюбят…
– А заодно и мои родичи! – с укором перебила Рагна-Гейда, быстро обшаривая взглядом его лицо, как будто думала хотя бы сейчас, вблизи, разглядеть ответ на те сомнения, которые не давали ей покоя. Она тоже не знала, искренне ли Вигмар предпочитает ее всем девушкам округи или просто нашел хороший способ досадить Стролингам. – Меня бранят целый день! Так что Гейр даже вступился: что вы, говорит, к ней привязались, ведь это Вигмар просил у нее поцелуй, а не она у него!
