Сергей Николаевич Русинов "Детки с оружием"

– На рынок ходят все граждане, даже мы, комиссары.

– Но мы-то другое дело… – начала Анна, но Павел её перебил:

– Мы комиссары выносим решения. Если человек невиновен, его нет смысла арестовывать и тем более парализовать. Ведь тогда нет смысла в Законе.

Анна пугливо оглянулась, проверяя, не слышит ли их кто-нибудь.

– Ты слышал, чтобы кто-то из твоих знакомых, начинал проверку арестованного? Ты его поймал на преступлении вообще-то.

Павел нахмурился. Пора переводить разговор на другую тему:

– Ты не из спецотдела. Ты такой же комиссар. Твой объект – гетто нищих, вообще-то.

– И что? – теперь Анна развела руками – Комиссар работает везде и всегда, даже во сне.

– А ты попробуй разобраться хоть раз хоть с одним несерьезным нарушителем, почему он что-то нарушил?

– Зачем? – Анна удивилась. От этой несвойственной комиссарам эмоции её лицо стало совсем детским.

– А затем, чтобы граждане нас не боялись, а сотрудничали.

– С нами и так сотрудничают – девочка махнула тонкой рукой.

– Я имею в виду не завербованных, а всех граждан в целом – Павел описал ладонью круг.

– Да ну тебя – Анна снова заулыбалась – Добрый ты, Пашка.

– Как и все комиссары. Ты разве не добрая?

Анна хмыкнула:

– Я – сама доброта. Разве нет?

– Конечно да. Расскажи лучше, как твое дежурство прошло?

– Ааа – махнула рукой – Все как всегда. Сегодня только одна перестрелка. Наркоманы забаррикадировались в бараке и отстреливались. Пришлось одного ликвидировать, остальных заморозили.

Объекты курирования Анны – гетто бедняков. Настоящих оборванцев, живущих где попало. У Павла на рынке сложнее в плане интеллектуальной работы. На рынках преступники, как правило, аферисты, придумывающие сложные схемы. Воры, таскающие продукты и давно научившиеся работать скрытно. За оружие на рынке сразу не хватаются. Но бедняцкие гетто – заповедник самых отъявленных преступников. Маньяки, бандиты, залегшие на дно мерзавцы и толпа просто живущих там людей, искренне ненавидящая чрезвычайных комиссаров. Павел на рынке дежурит в обычной форме. Анна на рынке дежурит запакованная в броню, и оружие у неё серьезнее чем у Павла. В арсенале у жандармов девочки имеются, в том числе гранаты, ракеты и другая взрывчатка, способная при необходимости снести дом. Павел с самого начала разговора заметил на руке и на щеке девочки свежие царапины – наверняка следы недавней перестрелки. Для преступников, которым нечего терять, комиссар – главная цель в любом уличном бою. Именно среди комиссаров, курирующих гетто, самая высокая смертность от уличных столкновений.

– Осторожнее будь – Павел не ожидал, что скажет это, и сам удивился. Анна тоже удивилась и посмотрела на него. Покрутила головой и снова посмотрела на Павла:

– Поспаррингуемся – предложила девочка.

– Борьба – предложил Павел. Спарринг в борьбе ему всегда нравился, хоть он и кажется внешне тщедушным, тренера считают его мастером в этом единоборстве. Но Анне он предложил борьбу с другой целью – во время борьбы можно невзначай пообниматься.

– Не – Анна качнула головой – Отработаем удары ногой, неполный контакт.

Павел чуть скривился, но согласился, кивнул. В ударах ногой с Анной трудно соперничать. Она сама легкая и ей доступны самые сложные прыжки. А ноги у неё длинные, удары ногами хлесткие и резкие. В бою ногами среди сверстников у Анны нет соперников.

Юная девушка не стала ждать. Сразу незаметным для Павла резким движением нанесла удар ногой. Её босая ступня резко остановилась в ударе, упершись Павлу в лицо. Анна улыбнулась:

– Один-ноль в мою пользу. Защищайся.

Отвела ногу и сразу, нанесла такой же удар, только другой ногой, точно так же воткнув босую ступню прямо ему в лицо.

– Пашка, я тебе уже два раза могла голову отбить. Сопротивляйся! – отвела ножку.

Павлу ничего не оставалось, как начать спарринг с девушкой.

После спарринга, взмокшие от пота друзья прошли в учебный полигон, тренироваться в стрельбе.

3

Павел отрешено уставился в черное от многолетней грязи окно, сидя на лавке в забитой мусором бытовке. Жандармы расположились снаружи. Сквозь тонкие картонные стены слышно, как они смеясь переговариваются, но не теряя бдительности следят за окружающей обстановкой. Ночью рынок не закрывается, продолжает жить своей веселой ярмарочной жизнью. Вот только товары ночью другие, и покупатели ночью приходят не за обычными товарами. Ночью рынки превращаются в большие притоны: алкоголь, наркотики, проституция, и куча людей, ищущих веселья в вертепе. Конечно, без денег на рынке ночью, как и днем, делать нечего. И конечно, там где люди с деньгами, там есть другие люди, которые желают как можно быстрее перенаправить деньги в свой карман. Если бы не чрезвычайные комиссары, кровь бы лилась здесь широкой рекой.

Павел скучающе зевнул. Ночью его на рынке ненавидят ещё больше чем днем. Ненавидят все без исключения. Ненавидят все посетители, ведь он не дает им повеселиться на всю катушку. И, естественно, ненавидят преступники. Это ночное дежурство не отличается от прошлого. Пока было пресечение нескольких массовых драк. Павел не счел нужным сурово наказывать участников этого нарушения. Все получили свою болезненную порцию излучателя, вызывающего судороги по всему телу, и отбивающую желание продолжать веселиться. Задержаны пара жуликов, промышляющих сбытом ворованного. Они уже заморожены и лежат сложенные в патрульном автоходе.

Сейчас Павел скучает. На этом рынке в последний раз Павел дежурил чуть больше года назад. В основном здесь мало что изменилось. Это если верить оперативным сводкам. Но есть сводки, которые в официальных рапортах указывать нельзя. Ему нужно получить информацию от осведомителя, касающуюся как раз неоперативной сводки. Напрямую никакой комиссар со своим стукачом встретиться не может. За каждым комиссаром со всех сторон наблюдают. Каждый, на кого комиссар просто посмотрит в толпе, попадает под подозрение в стукачестве. Поэтому агентура чрезвычайных комиссаров имеет сложную, глубоко законспирированную структуру. Непосредственно самого стукача часто вербует сам комиссар при задержании и дальнейшем допросе. Предлагает сделку – жизнь в обмен на сотрудничество. Так пополняются агенты в среде мелких и средних уголовников и среди обычных граждан. Иногда осведомителей вербуют в обмен на скрытую защиту. Так агентов вербуют среди крупных бандитов – вожаков группировок, немало таких завербованных агентов среди торговцев. В обмен на нужную информацию, комиссары просто устраняют конкурентов и врагов своей агентуры. Предлог для устранения в этой фауне найти не сложно. Правда надежность таких агентов часто желает лучшего. У них цель сотрудничества с комиссарами – устранение конкурентов, приобретение личного могущества и деньги.

Особая категория комиссарских осведомителей – это агенты под прикрытием. Как правило, это люди, прошедшие спецподготовку и что важнее – зацикленные на идее. Попросту говоря – фанатики. Эти агенты ценятся особо дорого. О них никто не должен знать, кроме комиссара и его Куратора. Сведения, добытые такими агентами, часто на вес золота. Копают агенты под прикрытием под всех, невзирая на влияние и могущество подозреваемого.

Сложный этап работы с агентурой – это передача информации от агента непосредственно к комиссару. Именно на этом этапе агент имеет наибольший риск быть разоблаченным и, как правило, убитым. Личные встречи исключены. Средства спецсвязи доступны только зажиточным людям, а большинство агентов, в том числе под прикрытием, внедрены к беднякам. Для передачи информации есть сеть агентов, которые конкретно поиском информации не занимаются. Их задача – получить информацию в одном месте, передать в другое. Имеется сложная система передачи записок с шифром.

Именно сейчас Павел занят ожиданием получения одной очень важной записки и комиссар отчаянно скучает. Скуку прервал истошный крик боли, раздавшийся откуда-то с улицы. Скука сразу слетела. Вокруг комиссара на дежурстве всегда сохраняется пусть небольшой, но спокойный круг законопорядка. Такой крик совершенно точно часть какого-то преступления, причем совсем рядом. А это уже наглость, прямой вызов прямо в лицо ему. Павел вскочил и моментально выскочил из бытовки. Посмотрел на замолчавших жандармов. Олегович безошибочно указал источник звука. Павел махнул рукой, отдавая беззвучный приказ, и команда рванула вперед. Место, откуда раздался крик, Павел определил сразу и не удивился. Злачное место, двухэтажное здание с яркой вывеской «Дружок». На первом этаже кабак, на втором этаже бордель. По некоторой информации здесь иногда устраивают нелегальные азартные игры. Все это всплыло в памяти моментально. Вспомнил кого и когда здесь уже задерживал, кому принадлежит притон «Дружок» и кто тут любил бывать год назад, когда Павел здесь дежурил в последний раз. Часть жандармов оцепили здание. Павел с Крестом и Олеговичем остались в оцеплении. Остальные пошли на штурм. Первый этаж. Посетители, протрезвев при виде Павла, застыли на месте, пытаясь ни одним движением не привлечь к себе внимание. Снова раздался страшный крик и прервался хрипом. Павел рванул на второй этаж. Перед ним стали разбегаться полуодетые, перепуганные «работницы». Автоматически Павел заметил, некоторые здесь новенькие, совсем молодые. Но сейчас его интересует недавний крик. Один из жандармов безошибочно подскочил к одной из дверей коридора и выбил её. Направил внутрь оружие. Снова раздался крик, на этот раз приглушенный. Теперь спешить некуда. Павел, прикрываемый жандармами, подошел к двери. От увиденного даже его, уже бывалого комиссара, замутило.

На полу весь в крови исполосованный труп женщины. На кресле рядом с трупом жирный волосатый мужчина. Из-за тучности могло бы показаться, что это зрелый мужик, но Павел заметил – преступник молодой, на вид лет двадцать Рядом с трупом женщины девочка. Из-за неё-то Павлу сначала и стало плохо. Ему показалось, что она мертва. Вся залита кровью. Но нет, девочка к счастью жива. Она-то и кричала. По чертам лица убитой и девочки Павел догадался, что убитая, скорее всего старшая сестра девочки. Не может она быть матерью, слишком молодая, но на планете Вруга все возможно. Павел посмотрел на преступника. Удивился его спокойствию. Глаза пьяные, но заметно – преступник в ясном сознании.

– Виновен – Павел вынес приговор. Осталось выбрать меру наказания.

– Погоди, комиссар – голос преступника ровный, властный – У меня допуск – мужчина повернулся к спинке кресла, на котором сидел. Достал из висевшего на спинке пиджака квадратную корочку и бросил Павлу таким движением, словно тот обязан эту корочку поймать на лету. Причем не просто поймать, а ещё поцеловать и сразу упасть перед преступником на колени. Корочка ударилась об его грудь и упала на пол. Павел на неё даже не посмотрел. Он смотрел на мужчину. Сказал, четко выговаривая слова.

– Приговор – вечный паралич.

Павел даже не мигнул. Выхватил пистолет, вставил дротик с нужным ядом и выстрелил парализатором. Преступник успел только вскрикнуть от ужаса. У Павла сложилось впечатление, что преступник такого никак не ожидал. Что-то было в той корочке такое, что позволяло ему чувствовать себя безнаказанным. В глазах парализованного преступника ужас. Видно, он пытается пошевелиться, но ничего не может сделать. Не может даже закрыть веки. Павел вынес самый суровый приговор. Так называемый «вечный паралич». Преступник после внесения яда в организм полностью парализован, но не теряет сознания. Он все видит, слышит и чувствует, но не может говорить. Паралич назван «вечным», потому что после удара медицина неспособна вернуть человеку способность двигаться. Приговоренный остается парализованным до конца своей жизни. У парализованного есть только один шанс – введение антидота в первые минуты паралича.

Павел наклонился за валяющейся на полу корочкой. В нем проснулся интерес. Что там такое могло быть? Сунул корочку в карман. Не стоит показывать свою заинтересованность перед подчиненными. Его все ещё мутит от всего, что здесь было. Он дал незримую команду жандармам, и они пошли наружу. Двое поволокли задержанного за ноги по полу. На улице Олегович надел на парализованного преступника мешок и закинул недвижимое тело себе на плечо. Все посетители и работники молча проводили комиссара взглядами. Павел за время своей службы повидал немало таких глаз. Обычно в них была ненависть. Но не сейчас, и это его удивило. Он увидел в глазах одобрение, и даже уважение. Рука сама по себе дернулась к лежащей в кармане корочке. Что-то в ней есть такое, что раскроет тайну таких взглядов. Но Павел сдержал себя. Всему свое время. Преступник пойман, дальше все по распорядку. Он должен получить информацию от осведомителя. Быстрым шагом он зашел в бытовку. Огляделся. На столе он заметил аккуратно сложенную тряпочку, которой здесь не было. Павел взял тряпочку и разложил ладонями. Внутри оказался скомканный лист бумаги. Павел напряг зрение, в бытовке полумрак. В записке всего несколько слов:

Сегодня в Дружке отдыхает Рол.

Павел посмотрел по сторонам. Какой Рол, и почему из-за какого-то Рола стоило будоражить агентурную сеть, чтобы проинформировать об этом комиссара? Пожал плечами. Он только что вернулся из Дружка. В душе зазвенела тревога. Павел достал из кармана корочку, которую в него бросил только что парализованный преступник. Поднес к глазам и замер. Корочка оказалась ордером на право. Обладатель такого ордера может делать все что угодно с чем и с кем угодно. Даже чрезвычайные комиссары не имеют таких полномочий. Комиссары при предъявлении человеком ордера на право обязаны выполнять все приказы того, кто ордером владеет. Павел знал о существовании этого документа, но увидел его в первый раз. Ордер на право может быть выдан на руки только лично Куратором. Ордер на право, который сейчас в руках Павла, выдан лично Ролу Строваночу. Тому самому, который сейчас лежит парализованным в грязном мешке.

– Нет – сказал Павел вслух – Этого не может быть.

Не мог Куратор выдать маньяку ордер на право, не мог. Это какая-то ошибка. Может быть ордер был украден? Может быть ордер просто подделан? Комиссар должен подчиняться и охранять владельца ордера. Так гласит Закон, закон превыше всего. Павел посмотрел на часы. С момента нанесения удара парализатором прошло двадцать минут. Если в течение следующих сорока минут арестованного не доставить в реанимацию, он будет живым трупом вечно. Павел дернулся, но сразу остановил себя. Закон превыше всего, Закон, а не ордер. Этот Рол был задержан с поличным на месте преступления и даже не пытался скрыться. Он был уверен в своем ордере. Он был уверен в своей безнаказанности. Он использовал ордер права для удовлетворения своих извращений. Куратор, наверняка, об этом просто не знает, пока не знает. Павел обо всем напишет в своем докладе. Снова посмотрел на часы. Есть ещё время для реанимации. Только сейчас обратил внимание на фамилию преступника – Строваноч. Никогда такой не слышал. Еслибы был действительно важный человек, Павел о нем бы знал по оперативным сводкам.

Павел опять посмотрел на часы. Есть ещё время для реанимации. Выглянул в окно, сквозь грязное окно виден валяющийся на земле мешок.

– Нет – сказал сам себе и сел на лавку.

4

– Подъем комиссар! – гаркнул в ухо спящему Павлу дневальный.

Павел вскочил с койки, автоматически посмотрел на настенные часы. Ему до подъема осталось спать ещё три часа. Кто посмел его разбудить! Но сразу погасил свой гнев. Если его разбудили в это время, значит для этого есть весомые причины. Посмотрел на дневального. Тот встал навытяжку. Павел сразу вспомнил его имя – Федоран. Обычный служака из команды, обслуживающей общежития комиссаров и жандармов. Как правило, это люди, которые, из-за своих характеристик не смогли стать жандармами. Кто-то не прошел интеллектуальные тесты, кто-то не подходит по физподготовке и состоянию здоровья. Зато благодаря своей тупой исполнительности, они отличный обслуживающий персонал: дворники, мойщики, кочегары, подсобные рабочие. Но видимо из-за того, что они обслуживают комиссаров и жандармов, самомнение у них о себе чрезвычайно высокое. Как будто они не стирают белье за комиссарами и жандармами, а сами являются и комиссарами и жандармами одновременно. В общежитиях обслуга строго соблюдает субординацию. Но на улице они ведут себя так, словно являются хозяевами жизни. Павел не так давно заметил, в комнатах жандармов они так громко «Подъем!» не кричат. Ещё бы. Жандармы парни горячие – могут врезать. А комиссары должны обладать самодисциплиной, иначе никогда не смогли бы стать комиссарами. Ещё Павел подозревает – обслуга специально так орет на комиссаров во время подъема и во время тревоги. Им нравится, что люди наделенные властью начинают суетиться от их криков.

Павел быстро надел одежду, обулся и вопросительно посмотрел на Федорана. Тот отчеканил:

– Вас вызывают на Совет Кураторов – протянул Павлу пропуск в здание Совета.

Павел кивнул. Придется надевать парадный костюм. Немного поморщился. Парадка – по сравнению с повседневной формой, неудобна. Стоячий воротничок, накладные плечи, затягивающая талия. И куча обязательных значков на груди, отмечающих заслуги чрезвычайного комиссара. У Павла этих значков накопилось столько, что они уже давно не помещаются на мундире. При любом движении они трезвонят. Хотя некоторым его коллегам этот трезвон нравится. И некоторые коллеги с завистью поглядывают на увешанного медалями и значками Павла, когда он в парадном мундире.

Павел тряхнул парадкой. Значки звонко загремели, заставив его снова поморщиться. Но выбора у него нет. Придется надевать это. С некоторым трудом он застегнул пуговицы на талии. Нет, он не потолстел. Он подрос, в последний раз он надевал этот мундир накануне Дня Рождения, когда ему исполнилось пятнадцать лет. В Дни Рождения комиссары обязаны носить эти дурацкие парадные мундиры. Впрочем, парадку им нужно надевать в любой праздник и в любой торжественный день. Явка на Совет Кураторов требует, что комиссар на ней тоже был в парадной форме.

На ходу Павел попытался угадать, какая причина его вызова на Совет? Наверное, как обычно, внесены новые правки в Закон. А может быть случилось страшное – преступником стал кто-то, кто Закон должен охранять. Такое бывало среди жандармов. Иногда такое бывает даже среди чрезвычайных комиссаров. В таких случаях приходится чистить ряды, задерживать тех, с кем когда-то пересекался на учебе и на тренировках. Воспоминания о тренировке вывели в память образ Анны, и Павел улыбнулся. Сегодня вечером они должны встретиться в спортзале. Павлу всегда нравились эти встречи.

К зданию Совета Павел подошел все с той же улыбкой. На входе показал свое удостоверение. Охрана аппаратурой сверила его сетчатку глаз, пропустила внутрь. Внутри здания пришлось пройти ещё несколько постов охраны. Возле Зала Совета Павел обратил внимание, собраны все чрезвычайные комиссары, которые должны быть сейчас на отдыхе. Видимо случилось страшное. Кто-то из числа комиссаров запятнал свой мундир преступлением. Павел нахмурился. Только этого не хватало. Но размышлять на эту тему ему долго не пришлось. Как только охрана у ворот в Зал его заметила, из Зала раздался гонг, и Ворота раскрылись. Ожидающие комиссары пошли внутрь, подозрительно поглядывая друг на друга. Они как и Павел догадались причину созыва на Совет. Павел стал вертеть головой, разыскивая где здесь Анна? Но не нашел. Заходя в Зал, все комиссары сдавали свое оружие.

Внутри Зала все комиссары встали по своим местам. Каждый знает, где ему стоять, у каждого есть свой номер, есть свой сектор, и свой сосед на каждом таком построении. Все молчат, не слышно ни одного слова. В Совете Куратора не принято болтать. Тут надо слушать, и говорить только тогда, когда это требуется. Павел занял своё место и посмотрел в ту сторону, где должна стоять Анна. Девушка там и тоже смотрит на него. Еле заметно, очень быстро, чтобы это видел только он, Анна улыбнулась и слегка кивнула головой. Павел поступил так же, стараясь чтобы никто, кроме Анны, его движение не заметил. В этом месте надо сохранять торжественность. Переглядывания здесь не к месту. И он и Анна это отлично понимают. Все присутствующие в Зале молчат. Слышны только движения тел, шорох мундиров, звуки шагов, и конечно звон значков и медалей на формах. Все беззвучно замерли, когда в зал вошел Куратор. Стали слышны только его шаги. Куратор прошел к своей трибуне, шурша белой мантией. Когда он занял свое место, по бокам встали жандармы охранения, всегда сопровождающие Куратора. Зазвучал гонг, сигнал, что Совет начался. Присутствующие перестали даже дышать.

Куратор оглядел Зал и произнес:

– Павел Кралин.

Павел вздрогнул, ведь Куратор произнес его имя. Как положено по протоколу, он вышел в центр Зала и встал перед Куратором. На стенах включились экраны с изображением Павла, так, чтобы все присутствующие чрезвычайные комиссары видели его лицо, как будто он стоит перед ними.

– Павел Кралин – повторил Куратор посмотрел на него – Ты разжалован из звания чрезвычайного комиссара.

Эти слова припечатали Павла на месте. В голове зашумело. Как!? Почему?! Но внешне он не выдал своих эмоций. Смотрел отрешенно. Куратор продолжил:

– Ваш собрат – он оглядел присутствующих – Запятнал свой мундир преступлением. Он превысил свои и без того безграничные полномочия. Он решил, будто это он превыше всего, а превыше всего Закон, а не он!. Он решил, что сам вправе придумывать пункты и буквы Закона. Он решил, что может поступать со всеми не так, как гласит Закон, а так, как хочется ему лично. Он решил, что его власть безгранична и он ни за что не отвечает! Он вор, взяточник и насильник!

У Павла потемнело в глазах. Обвинения в воровстве и взяточничестве у комиссаров рынка – это обычное дело. Тем более что комиссарам на рынках приходится покрывать своих агентов. Но Павел в этом отношении абсолютно чист. Но насильник? Он?! Это ошибка. Или клевета…

За спиной у Павла поднялся возмущенный шум. Куратор поднял вверх руку и комиссары затихли. Сейчас, по протоколу, Павел должен взять слово, сказать нужные вещи в свое оправдание. Потом Куратор решить, начинать ли служебное расследование или вынести вердикт об оправдании. Павел, зная что он ни в чем не виновен, успокоил себя. Сейчас, вот-вот, Куратор должен дать ему слово. Куратор действительно заговорил, глядя на других комиссаров, а не на него.

– Преступления этого отщепенца, нашего позора, доказаны и в праве голоса преступнику отказано. Приговор – вечный паралич

Павла парализовало ещё до объявления приговора, его парализовало при первых словах Куратора. Ему даже не дали возможности защититься? Это какой-то кошмарный сон. Павел уставился на жандармов, стоящих по бокам от Куратора, один из них медленно, очень медленно, начал поднимать свой бластер. Ещё доля секунды и он превратится в живой труп. Но нет. Все существо, вся душа внутри запротестовали. Павел почувствовал ярость. Он понял, почему ему вынесли приговор. Это все из-за того жирного на рынке с Ордером на Право. Того преступника не спасли, не успели, Павел не дал, а сейчас все преступления того урода вешают на него. Ну нет, я не дам!

Павел сам не ожидал от себя такой прыти, он увернулся от луча парализатора. И прыжками, с подскоками, рванул в сторону жандарма. Он сам удивился, все удивились, Куратор от неожиданности раскрыл рот. Жандарм, только что стреляющий в бывшего чрезвычайного комиссара от неожиданности опустил оружие. Ещё никто не оказывал ему сопротивление. Павел ни о чем не думал. Он не должен допустить своей заморозки. Он не преступник! Подскочив к жандарму, так же, ни о чем другом не думая, Павел резким движением нанес жандарму Куратора страшный удар коленом в солнечное сплетение. Огромный жандарм, в два раза крупнее тщедушного подростка, от удара потерял сознание и стал падать. Жандармы Куратора никогда не работали на улице, все их жертвы безропотно стояли в Зале и ждали своего луча. Поведение Павла для всех стало неожиданным.

Павел, все так же не думая, вырвал у падающего жандарма парализатор. Второй жандарм пришел в себя и кинулся на него. У Павла не было времени думать, он поднял оружие и выстрелил. Режим стрельбы не менял. Остался живой паралич. Ничего страшного с этим жандармом не случится, его успеют вылечить, в Совете Куратора есть врачи.

– Мне нужно слово! – крикнул Павел Куратору, в глубине сознания понимая, просить слово уже поздно.

А на месте Куратора уже никого не было. Павел не заметил, Куратор что-то нажал на трибуне и подъемные механизмы под полом унесли его с этого места. Загудел сигнал тревоги. Ворота в Зал раскрылись и внутрь стали забегать вооруженные охранники. Его вчерашние соратники, сверстники, чрезвычайные комиссары, стали действовать так, как велит им долг. Он сам бы поступил точно также пять минут назад. Они стали осторожно на него надвигаться, не забывая о парализаторе в его руках. И в первых рядах Павел увидел Анну, свою подругу. К глазам подступили слезы. А смог бы он напасть на неё, если бы это её, а его объявили преступников. Павел внезапно ясно понял. Он сам бы пять минут назад безоговорочно бы поверил словам Куратора. Но смог бы он напасть на Анну? Отвечать самому себе на этот вопрос уже нет времени. Два комиссара побежали в атаку, с голыми руками на парализатор. У Павла не было выбора, он выстрелил. Атакующие упали. Павел вскочил на трибуну. Внутренняя часть оказалась усажена рычагами,

кнопками, и непонятными механизмами. У него нет выбора. Свободной рукой Павел начал нажимать все кнопки и дергать рычаги. В Зале загремела музыка, замигало освещение, туда-сюда стали ездить гигантские шторы на гардинах. На экранах, размещенных по стенам, началась какая-то какофония. Павел продолжил нажимать кнопки, но не перестал следить за Залом. Впереди всех оказалась Анна, она и ещё трое смельчаков бросились прямо на него. Павел нажал гашетку парализатора, но убрал палец, когда ствол был направлен на Анну. Её спутники упали на пол, но она прыгнула, Павел успел пригнуться, и девушка пролетела над его головой, ударилась об какую-то мебель и ненадолго запуталась в тряпке, похожей на мантию Куратора. Видимо Куратор сбросил верхнюю одежду, чтобы не мешала при побеге. Все комиссары толпой кинулись на Павла. Ничего не оставалось, как надолго нажать на гашетку. Комиссары стали падать рядами, друг на друга. Времени оглядываться нет, по тени Павел понял, Анна за его спиной встает, и сейчас бросится. Но он не успел оглянуться для отражения удара. Пол под ним пропал и Павел провалился вниз. Как только в полу исчезла его голова, незаметные бесшумные механизмы закрыли люк над его головой. Павел успел увидеть обезумевшее от ярости лицо Анны и её крик:

– Убью!

Упал Павел по кошачьи, на четыре конечности. Машинально стал снимать с себя неудобный парадный мундир. В голове созрел план. Ему нужно добиться справедливости, получить помилование. Но сейчас это невозможно. В здании объявлена тревога, стрелять будут даже по мухе, потому что она, летая, может пересечь запретную линию на полу. Прямо сейчас ему необходимо покинуть здание Совета. Но потом он вернется, сам.

5

Павел рванул по одному из коридоров. Про себя отметил. Здесь не видно охраны. Эти ходы, наверняка секретные, настолько секретные, что о них не должна знать рядовая охрана. Значит тут должны быть выходы наружу. Наверняка ходы интегрированы с канализацией. Так проще. И Павел принял решение, бежать надо вниз, на нижние ярусы. Выход в канализацию если и есть, то там. Брезгливости он не ощутил. Во время облав на службе он нередко бывал в подобных местах, и хорошо в них ориентировался.

Заметив сплетения труб он нырнул под них. Павел не ошибся. Тайные ходы Совета действительно связаны с подземными коммуникациями. Значит там, за этим сплетением, должен быть ход ниже, а ещё ниже, главная подземная «магистраль», она идет ровно как луч через весь город, и проходит совсем рядом с Советом. Вот только передвигаться придется по трубе, наполовину забитой фекалиями. Но это сейчас не самое страшное. Павел бежал, где надо, он падал на пол и начинал ползти. В узких местах приходилось извиваться как змее. Он услышал гул жидкости. Вот она – труба, магистраль. Приготовился к позывам рвоты от запахов, но кажется повезло. Сантехники начали процедуру промывки, и труба заполнена водой. Она вонючая, вся в пятнах. Но это лучше чем нырять в отходы человеческих организмов. Павел поплыл. Наконец он увидел нужные метки на стене. Эту часть подземного мира он знает наизусть. Он бывал здесь так часто, что может ходить тут с закрытыми глазами. Павел нырнул в один из коридоров. Остановился у трубы с краном. Тут должна идти чистая вода. Павел повернул кран – не ошибся. Вода пошла. Павел с яростью стал отмываться, соображая на ходу. На нем форменная белая рубашка, белые сапоги и белые брюки от дурацкого парадного мундира. Надо срочно от всего этого избавиться. Что дальше? Комиссары в здании Совета не дураки. Они наверняка пришли в себя после его дерзкого побега, наверняка уже составили план и наверняка этот план уже реализуется. Он поступил бы также и искал бы преступника яростно. Ещё бы! Он посмел обезвредить несколько десятков чрезвычайных комиссаров прямо в Зале Куратора! На его поимку будут брошены, уже брошены, все самые лучшие силы.

Убегая, Павел вел себя логично, он бежал так, как мог убегать. Значит, где-то впереди его уже ждет засада, а к этому месту, и в другие места, где он мог бы ещё остановиться на передышку, уже идут группы захвата и одна будет здесь с минуту на минуту. Умываясь, он пролил много воды и оставил следы. Это, конечно, будет замечено. Будет зафиксировано его место пребывания и все вокруг будет оцеплено. Надо действовать нелогично – возвращаться назад. Нет. Одернул себя Павел. Его преследуют бывшие коллеги, чрезвычайные комиссары. Они предугадают его действия и подготовятся. Уже подготовились. Спасение сейчас только в непредсказуемости. А чего чрезвычайные комиссары точно не ожидают от такого же чрезвычайного комиссара – так это нападения. Нужно идти напролом – решил Павел. оружие есть, сжал в руках парализатор, заряда хватит для скоротечного боя. Больше и не надо. Главное прорваться. И прорыв надо осуществить там, где его не будут ждать. Точно ни на одном из рынков. Бежать надо в гетто нищеты. Павел прогнал из головы мысли о том, что его, бывшего чрезвычайного комиссара, может там ожидать. Сейчас главное оторваться от погони.

Мозг нарисовал схемы маршрутов. Немного подумав, Павел пошел вперед, стараясь не шуметь. При малейшем звуке Павел, стараясь не останавливаться, прислушивался. Засада должна быть – это стопроцентно. Павел усмехнулся. А где бы он сам поставил оцепление, если бы сейчас занимался поимкой беглого комиссара. Долго думать не пришлось. Конечно, он бы поставил там, где бежать труднее всего. Пожал плечами. Значит он пойдет по самому легкому маршруту. Павел перешел на легкий бег. Нужно передвигаться быстро. Оцепление хоть наверняка уже выставлено, но за это время преследователи не могли набрать достаточное количество людей. и сейчас к этому месту стягиваются ресурсы. Снимаются люди со всех постов, по тревоге поднимают отдыхающих от дежурства жандармов – эти ребята для него сейчас самые страшные.

6

Анна потерла виски, пытаясь казаться усталой, чтобы никто не смог заметить её смятение. Павел всегда нравился ей, она ему тоже. Они всегда были друзьями, знакомы чуть ли не с яслей. И тут такое! Как же он её подставил, когда не стал наносить удар парализатором! Конечно же все решили, что они сообщники. И сразу после завершения операции её начнут допрашивать. Запросто могут лишить должности, и тогда она станет никем. Её лишат всех привилегий, и прямая дорога останется только пополнить ряды нищеты в гетто, которые она недавно курировала. Вот же урод! Анна ожесточилась, сжала кулаки. Она многое бы ещё могла понять, но то что Павел ещё и насильник! Впрочем, власть развращает. Она сама не раз уже сталкивалась с соблазнами, но с помощью силы воли преодолевала себя.

Сейчас он бежит где-то недалеко отсюда. Анна попыталась представить себя на его месте, куда бы она сама побежала? Каким бы моральным уродом он не был, никто не станет отрицать, что комиссаром Павел был одним из лучших. Он побежит там, где его никто не будет ждать – конечно он побежит по самому легкому маршруту. Так бы побежал какой-нибудь глупый уголовник. Он наверняка предугадал – посты выставлены по самым тяжелым, труднодоступным путям. Девушка нажала на тангенту связи:

– Незабудка Первому.

Связь захрипела эфиром. Что-то щелкнуло, произошло переключение с общего эфира на связь с руководителем операции. Раздался ответ:

– На связи Первый.

– Предлагаю добавить людей на пост номер семь – сказала Анна.

Эфир снова захрипел. Раздался рассерженный голос:

– Занимайся своим постом, и не отвлекай людей, Незабудка! Поняла!?

Немного помолчав, она с обидой в голосе ответила: