Галина Альбертовна Долгая "Сияющая перламутром. Рассказы"

– Орешина! – громкий оклик преподавателя ворвался в мои воспоминания как неожиданный порыв ветра в штиль. Я вскочила и вытянулась по струнке. – Опять витаешь где-то в облаках. А мы тут задачи решаем! Садись.

– Простите, – промямлила я; села и, вытянув шею, как гусыня, заглянула в тетрадь подруги.

Столбики цифр, формулы расчета вероятности некоего события… А есть ли хоть какая-то вероятность реальности событий, которые вижу я, витая где-то? Спросить? Педагог у нас классная! Кажется, все понимает. Но… одно дело – витать, другое – ощущать себя деревом. Посоветует обратиться к психиатру.

Прозвенел звонок. Мы с подругой вышли из здания института, и я окунулась в другую жизнь. Весна завершала свои дела: деревья стояли зеленые; птицы суетились у гнезд; река несла талые воды к полям; пестрые цветочные клумбы радовали глаз. Я закрыла глаза и потянула в себя теплый воздух, напоенный ароматом цветущих акаций.

– Какое блаженство!

Намереваясь лихо пролететь сквозь всю крону, молодой ветерок запутался в листьях. Я потрепала его, перекидывая с ветки на ветку, и обескураженного выпустила на волю. Стайка скворцов поднялась вслед за ним. Летите, летите! Гнезд в моих ветвях не вьете, только скандалите. Ворон неодобрительно каркнул, переступил с ноги на ногу, но не улетел. Он любил посидеть на моих ветвях, покачаться…

Подруга искоса взглянула на меня. Она жила на земле, поднимаясь над ней разве что на руках очередного вздыхателя, и то, неизменно требуя, чтобы ее вернули в привычное состояние.

– Не понимаю я тебя, – ее признание было искренним, – в чем блаженство?

Смущенно улыбаясь, я пожала плечами.

– Просто хорошо.

Подруга поджала губы, кивнула. Я заметила грусть в выражении ее лица. Ах, да! Ее снова бросили.

– Не расстраивайся. Он не твой мужчина, – я хотела сказать, что этот парень не для нее, что они не подходят друг другу.

– А чей? – она вскинулась.

– Я не знаю, просто, вы не пара, – я ухватила подругу за руку, – не обижайся, ты обязательно встретишь того, с кем… – я подыскивала нужные слова, но подруга закончила фразу сама:

– … и в шалаше будет рай, да? Как у вас? – она кивнула на мужскую фигуру, маячившую между стволами тополей. Ирония в ее голосе выдавала обиду.

Вряд ли сейчас я могла изменить ее настроение. Мы попрощались, и я побежала к тополям.

Роман с ветром – это круче всего, что может случиться в жизни. Как он кружит голову! Какие признания шепчет в ночи, какими ароматами окатывает всю меня от верхушки до ствола! Его прикасания то нежны, то страстны. Он провожает меня ко сну и всю зиму кружит вокруг; кружит, напевая колыбельные. Он ожидает моего пробуждения, и вместе мы радуемся первым моим листочкам, первым соцветиям, пыльцу которых он сдувает так легко, что мурашки пробегают по коре.

Романы остаются в памяти восторженными чувствами, щемящими в сердце ожиданиями встреч, волнениями от случайных прикосновений и поцелуев. Потом приходит пора испытаний, когда быт только и норовит погасить любовь, когда дети переворачивают жизнь с ног на голову, когда взвешенность поступков приходит на смену азарту молодости. Но пройдя огонь и воду, вместе мы обретаем уверенность. Ведь теперь мы стоим на земле четырьмя ногами!

Мы с мужем преодолели все трудности. Так казалось. Но судьба посылает испытания, когда их не ждешь.

Стук в дверь. Открываю. На пороге моя студенческая подруга. Мы давно не виделись, изредка перезванивались.

– Как ты здесь? Что случилось? – я растерялась, разглядев припухшие от слез глаза.

– Он выгнал меня, – она всхлипнула. – Мне некуда идти.

– Заходи, – я пригласила ее к себе.

Долгие разговоры о неудачах в жизни, о пустоте, о безденежье.

– Как жить теперь? Что мне делать?

Вопросы подруги ставили в тупик. Хотелось утешить ее, чем-то помочь. Она осталась у меня, вернее – у нас. День, два, неделю, вторую… Я стала замечать, что подруга, оправившись от горя, начала заигрывать с моим мужем. Ревность поселилась в моем сердце; она разрушала мою любовь. Мы с мужем стали отдаляться друг от друга, перестали балагурить, смеяться над пустяками. Дети и те сникли. Семья разваливалась на глазах.

– Все, я так больше не могу! – я наконец решилась на разговор. – Что происходит? – на мой прямой вопрос муж опустил глаза. – Что? Она тебе вскружила голову?

– Ты сама ее впустила в наш дом, – ответ чуть не убил меня.

– Но… – что «но» я и сама не знала. Ей негде жить? Но до каких пор? У нее нет средств к существованию? А мы при чем? Обида захлестнула меня. – Уходи, – одно слово, и больше в сердцах я не могла сказать ничего.

– Ты не тому человеку это говоришь, – муж не обиделся. Он все расставил по своим местам. – Ты должна сказать это ей.

– Но… вы…

– Нет никаких «вы», есть «она». И ты. Я как мужчина не могу выгнать ее на улицу. А ты должна.

Подруга уходила не со слезами, чего я опасалась, а с оскорблениями. Я поверить не могла, что такое возможно. Вместо слов благодарности – упреки, угрозы, шипение. После всего осталось горькое послевкусие.

Детьми они каждый день прибегали под мои тенистые ветки; играли в камушки или строили домики из земли, украшали их травинками и цветами, собирали орехи, плели букеты из трав. Потом их встречи стали реже. Он придет первым, сядет рядом, облокотится о ствол. Я до сих пор помню биение его сердца! Как только услышит легкие шаги на тропинке, вскочит, вглядывается, а увидев ее, побежит навстречу. Я любовалась их горящими глазами, стала свидетелем первого поцелуя, закрывала ветками от чужого взгляда. И тот памятный день, когда он ждал ее до первой звезды в небе, черным пятном отпечатался в моей душе.

– Я больше не приду, я не могу больше, – отстраняясь от него, сказала она и, отступив на шаг, глухо произнесла: – Меня сосватали…

Ее руки бессильно повисли вдоль тела, голова опустилась на грудь. Две косы скатились к щекам.

– Нет, любимая, нет, – он сделал шаг, взял ее ладони в свои. – Я пришлю сватов, я…

– Поздно… все уже решено…

Она смотрела на него, не сводя глаз, из которых капля за каплей на землю падали слезы. Он не удержался, обнял, прижал к груди, и, казалось, она растворилась в нем, спряталась от невзгод, как за надежной стеной. Но нет, чуда не случилось. Она отпрянула, качая головой, и, зажав рот рукой, убежала.

С тех пор он приходил один. Я старалась утешить его, как могла: шептала ласковые слова, шелестя листьями, дарила орехи, прогнала ворона, которого ни к месту одолело красноречие. «Кар, кар, кар». Ворон ли накаркал, я ли сделала что-то не то, но тот, кто раньше любовался мной, гладил мой ствол, восхищаясь красотой и величием, достал нож и вонзил его в мое тело. Я поверить не могла, что такое возможно. Он резал и резал меня, отрывал полоски коры, ковырял ножом в ране и резал снова. Я стонала от боли, но он не слышал. Закончив пытку, он ушел. Навсегда. Шрам тоже остался навсегда.

Дерево, как и род человека, сильно корнями. Чем глубже корни, тем крепче род. Переплетение корней невидимой сетью духовных связей поддерживает каждого причастного к ней. Орешина не дает ростков от корней. Ее не окружают потомки; она одинока в своем наземном созерцании. Но память корней не дает забыть ни предков, ни потомков. Ветер, старый ворон или сороки разносят плоды орешины по всей округе. Где-то да прорастет семя, где-то да проклюнется росток, и новая орешина поднимет ввысь свои ветви! Она даст знать о себе голосом окрепшего корня, и ответит род новыми связями, и примет в свою семью новую жизнь.

Мои дети выросли и разъехались по миру. Пришло время – и я узнала, что такое одиночество. Только семейные фотографии, рисунки детей, подарки мужа воскрешали в памяти счастливые события моей жизни. Я рассматривала их, подолгу держала в руках, пытаясь хоть на мгновение ощутить реальность былого, услышать смех ребенка, почувствовать тепло прикосновения. Это сущие муки – терзания прошлым! Тем прошлым, которое было наяву, которое сама создавала. Потускневшие от времени фото далеких предков не беспокоят так. Они наводят на размышления, подталкивают к поиску родственных связей, но не ложатся на сердце горечью грусти. Я знаю, что у моих детей все хорошо. Род наш продолжается, растут внуки. Я больше не буду беспокоиться о потомках. Я ощутила непреодолимое желание познать свои истоки, окунуться в далекое прошлое, о котором мне нашептывают корни…

Прозрачный свет ранней осени льется сквозь густую крону. Теплый ветерок играет с листьями, легко поддевая их, вертясь волчком вокруг и внезапно отпуская.

Я жмурюсь от солнца, когда его блики попадают на глаза, улыбаюсь приветливости ветра.

– Здравствуй, родная! – я хлопаю ладонью по стволу, прикасаюсь лбом к его шершавой поверхности.

– Здравствуй! – слышу в ответ глубокий голос, перекрываемый шелестом листьев. – Ты пришла!

– Пришла…

Я любуюсь пышной красотой дерева, жизнь которого идет параллельно с моей.

– Как так получается, что ты и я росли вместе? Будто рядом прожили свои годы, – не перестаю удивляться я. – Ведь ты раз в десять старше меня!

– Это по твоему времяисчислению, – отвечает она, – у тебя оно свое, у меня – свое. Но мы всегда рядом и так и будет!

Я обняла ее; прижалась всем телом, так крепко, как могла! Мое сердце молоточком стучит по ее коре, его мелодия проникает глубже, опускается к корням и расходится по ним по всем сторонам света. Ее слышат наши дети, наши внуки. Мы – один род, мы одно проявление жизни в ее бесконечности!

За спиной раздалось «Кхх, кхх». Я обернулась. Мимо едет старик на осле. Он вне времени. Таким он был и сотни лет назад: тот же халат, та же чалма, те же калоши. И осел такой же. Что в нем может измениться?!

Я махнула ему рукой. Орешина качнула ветвью. Старик хитро улыбнулся и прижал руку к сердцу. Осел было встал, потянулся мягкими губами к зеленому кустику у тропы, но пятки старика привычно пнули его в брюхо, и мы продолжили путь…

Сад

Мой тихий сад в луне серебрян,

А в солнце ярко золочен.

Войди в него, душой одебрен,

И сердцем светел и смягчен.

Игорь Северянин

Открыть заветную дверь и вдохнуть пряный воздух сада – это было все, о чем мечтала Инна, возвращаясь домой. За спиной, где-то там вдалеке, оставались напряженные часы трудового дня, вечно чем-то озадаченные сотрудники офиса, ком чувств, которые невозможно выплеснуть, непреложно соблюдая этику общения, как заповедь. И вот ладонь легла на латунную ручку. Нажим, щелчок – дверь распахнута, море тишины и покоя накатывает волной, обволакивает, снимая, как пластиковую упаковку, тревоги и тяжелые думы, втягивает внутрь, где солнечные зайчики резвятся на разлапистых листьях виноградной лозы, а амарантовая роза подрагивает лепестками, играя с алмазными каплями воды.

Два шага и Инна опускается в плетеное кресло. Закрыть глаза, втянуть в себя сонм ароматов, расслабиться, не считая минут, и все: сердце освободилось от напряжения, радость наполняет все его клеточки, в голове приятная отрешенность и наслаждение.

Потом можно встать, принять душ, укутаться в мягкий махровый халат, наполнить бокал травяным чаем и снова вернуться в сад. А пока – отдых! Сквозь прикрытые веки ощущается прикосновение солнечного луча. В конце дня он ласков! Тепло согревает уставшие глаза, радужные шарики бегают перед внутренним взором, веселя и напоминая о какой-то прошлой жизни, которая иногда снится.

Инна глубоко и с наслаждение вздохнула. Чуткое обоняние уловило аромат базилика. Там он! Раскинул фиолетовые листья, соперничая с яркой зеленью мелиссы и словно напудренной мятой.

Но солнце быстро погасло. Инна открыла глаза. Сумерки устроили прятки между блекнущим светом и темнеющими с каждой минутой тенями. Нагромождение коробок разновеликих домов вокруг рано скрывает солнечный свет, и Инна включает искусственный. Цветы благодарны! Весь год они словно соревнуются в красоте, сменяя друг друга и наполняя сад мечтами. Инна фантазирует будущую жизнь, представляет цветущий мир вокруг таким, как ее сад – ярким и нежным, благоухающим и прекрасным.

Сквозь грезы Инна услышала легкое шевеление розового куста. Лист скинул потухшую каплю, и роза замерла, словно ожидая ответа. Инна прикоснулась пальчиком к атласу лепестков, погладила их и включила фонтанчики, распыляющие струю воды в мельчайшие брызги. Воздух в саду наполнился влагой, в которой едва улавливался терпкий аромат земли – настолько редкий, что он ценился не меньше цветочного.

Отдохнув, Инна прошлась по саду, проверила каждый стебелек, срезала уснувшие цветы, пожухлые листья, отметила, где нужно что-то пересадить или просто взрыхлить землю и, улыбнувшись ночным красавицам, призывно раскрывшим скромные, но яркие цветы, ушла спать.

Луговой букет освежал спальню белизной лепестков ромашек, синью кудрявых васильков, солнечной яркостью лютиков. Читая перед сном легкий роман о любви в далеком прошлом, Инна нет-нет отрывалась от страниц с вязью букв и поглядывала на букет в вазе. Неприхотливая красота цветов напоминала о том, что скромность не меньший дар, чем пышность. Цветы словно шептали ей, что и ее любовь где-то рядом, что нежность и естественность, которыми она обладает едва ли не одна на тысячу, обретут ценителя, и счастье случится!

Инна заснула с благодарностью и надеждой. Ей приснились поля созревших одуванчиков с репродукции картины художника прошлого. Она шла, осторожно ступая между стебельками с полупрозрачными шариками и держа кого-то незримого за руку. Зонтики одуванчиков взлетали в воздух и шептали ей: «Вставай, красавица, вставай!» Инна не могла понять, чего они хотят от нее, оглядывалась в поисках ответа, но бархатные голоса звучали все настойчивей, и она… проснулась.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=69978895&lfrom=174836202) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.