Ольга Сергеева "Назначение души"

Назначение души
Ольга Сергеева

Молодой учёный Сергей проводит эксперименты с жидкими кристаллами. Как-то засидевшись в лаборатории допоздна, он получает странное пророческое послание от невидимого духа, как он предполагает сам. Но, будучи ярым материалистом, он вскоре благополучно забывает о странном случае, и жизнь идёт своим чередом. Однажды он всё вспомнит, но судьба уже вписала в его жизнь страшные события.

Ольга Сергеева

Назначение души

Когда-то очень-очень давно, в незапамятные времена, (с тех пор все напрочь забыли это время по понятной причине: отсутствию средств межличностной коммуникации, да и самих личностей не существовало, а лишь члены стада), древнейшие люди стали образовывать собственные семьи. Они толком ещё не могли говорить, а всё больше выражали свои чувства при помощи нечленораздельных звуков и выразительных мимических движений лица или морды (затрудняюсь, как точнее выразиться)!

Когда они любили, то нежно мыча, поглаживали друг друга по волосатым телам; когда ссорились, надували и без того объёмные губы, а когда горевали, опускали лохматые головы ниже плеч и жалобно поскуливали. Наверное, примерно так выглядели эмоциональные проявления пещерных личностей.

Много воды утекло с тех пор, даже материки не единожды меняли свои очертания…А, что же с людьми? Правильно, – эволюционировали: заметно преобразились и приобрели дар речи. И теперь вместо энергичного проявления чувств при помощи элементарных звуков, они вкладывают большую часть энергии в словесное обозначение эмоций, в особенные обороты речи и в расстановку акцентов в своих разговорах. Что же касается реликтовых эмоций, то и они усложнились ментальным компонентом, и стали теперь обзываться чувствами, переживаниями и другими трудно понимаемыми понятиями.

Все новоприобретения человечества были призваны облегчить жизнь, но одновременно образовалась и другая сторона медали: вместо скудного набора эмоций, мы получили ворох хитросплетений из мыслей и чувств, в котором величайшие философские умы разных эпох пытаются разобраться, как-то упорядочить всё это и помочь нам, простодушным, понять, что же делать со всем нашим непростым хозяйством, полученным в процессе эволюции и теперь загоняющим нас в действительно тупиковую веточку загадочного Древа.

глава 1

Большая часть современных людей может испытывать личные жизненные тупики, навеянные всевозможными жизненными перипетиями. Наш герой Сергей, молодой человек 26-ти лет от роду, находился в состоянии полного отчаяния и ощущения безысходности. К тому моменту он был женат на Наталье – свежей розовощёкой толстушке, его прежней сокурснице. Они растили сына 3-х лет.

Впрочем, в студенческую пору девушка была всеми обожаемой первой красавицей курса строительного института. Она отличалась от других красавиц белым симметричным лицом овальной форм и сияющими глазами, подчёркнутыми тёмными драматично изогнутыми бровями. Всё это великолепие имело миловидный и непринуждённый вид и "срывало крыши" представителей противоположного пола.

Пытались, правда, некоторые из них очернить светлый ( в прямом смысле) Наташкин образ, приписывая ей дефицит сообразительности, тупоумие и прочие надуманные и явные недостатки, но и те в глубине души мечтали только о ней, трусливо опасаясь стать отверженными, осознавая своё несовершенство, а потому и критиковали её и заставляли себя направить своё либидо на менее восхитительных девушек.

Чего уж греха таить, Наталья и впрямь не отличалась блистательным интеллектом, мало интересовалась нудной учёбой, а всё больше наблюдала за поведением мужских особей, выискивая среди них наиболее выдающийся во всех отношениях экземпляр.

Её деловая мамаша, ничтоже сумняшеся, определила дочку на "мужской" факультет, где имелся богатый выбор женихов. К величайшему почтению мамаши, она не настраивала Наталью делать ставку на богатство, – она понимала, что всё в этом мире временно: как богатство, так и бедность, и одно может легко перейти в другое или в нечто промежуточное, но стабильное.

Училась девушка на удивление легко: многие парни наперебой предлагали услуги по решению контрольных, выполнению чертежей и курсовых работ. Наградой за столь полезные поступки мог стать поцелуй в щёчку или толика внимания в виде совместного обеда в студенческой столовой. Лишних трат энергии и времени дива не позволяла себе, чувствуя, что на всех желающих пообщаться с ней, забрать у неё драгоценное внимание и задержать на себе взгляд её прекрасных глаз, душевных сил её не хватит. "Зачем напрягаться, – думала она, – мужчины сами передо мной в штабеля укладываются!"

В общем, без особенных усилий управляла она парнями, которые и сами восторгались от этого влияния, очарованные по причине молодости и глупости её ангельской красотой.

Подруг Наталья практически не имела: не находились желающие быть в тени звезды. К тому же один принеприятнейший инцидент, произошедший в институте, расставил все точки над "i", определив девушку в разряд жутких стерв по мнению женского населения курса.

Случай произошёл по весне, на втором курсе, когда красавица получила смс с угрозами в свой адрес. Одна девушка, которую легко вычислили, в недвусмысленных выражениях пообещала ей "все косы выщипать и фейс немного подправить", чтобы парней не повадно отбивать было.

Обиделась Наташка не по-детски, ведь во-первых, она специально никого не отбивала – все сами рады были отбиваться, а во-вторых, не заслуживало её величество таких грубых выражений, а потому обо всём немедленно узнала её боевая маман, наделённая мощной фигурой, маленьким смазливым личиком, покрытым неэкономным слоем макияжа и невразумительной причёской в стиле "взрыв на макаронной фабрике". Маман обладала буйным норовом, становясь "страшнее атомной войны" и готовая разнести всё в пух и прах на своём пути, если кто-то обижал её бесценное чадо.

Во время родительской разборки, "на уши" был поставлен ректорат, деканат, а также местное отделение милиции.

Отбивались и усмиряли воинствующую всем миром, как могли, и в итоге, вокруг Натальи образовалась стерильная ото всяческих подруг зона радиусом в километр. А, бедолага, посмевшая посягнуть на "святая святых" института, уж и сама клялась воздерживаться от подобных проступков и, в качестве моральной компенсации, предлагала отдать сам предмет конфликта – своё "имущество" в лице оспариваемого молодого человека.

Сокурсницы, после громкой и постыдной шумихи прозвали Наталью "священной коровой", и не то, чтобы объявили ей бойкот (что тоже чревато), а просто перешли на формальный уровень отношений. Сама же дива, как во время перипетий, так и после, сумела сохранить лицо: держалась кротко, мило и светло улыбалась, от комментариев воздерживалась – к чему ей все эти дрязги? Ведь это удел "низких" (имелась ввиду оскорбительница) и "телохранителей", то бишь маман и почитателей её красоты, добровольно взваливших на себя эту приятную миссию.

Вот так, не пряча голову в песок, а решительно действуя при помощи марионеток, она навсегда пресекла агрессивные выпады в свой адрес.

На пике всеинститутской известности и славы, (не всегда доброй), можно бы и нос задрать, и вознестись, но хорошее женское чутьё, доставшееся ей в наследство от матушки, удерживало Наталью от наиглупейшего шага, ведь цель превыше всего, а для этого надо удерживать в зоне досягаемости мужское население института, (и желательно, в полном объёме).

От зоркого ока девушки не ускользнул один немаловажный факт, взбунтовавший всё её нутро: Сергей Богатырёв, географически наиболее близко расположенный (её одногруппник), не обращал на неё ровным счётом никакого внимания. А, это настоящая аномалия, не вписывающаяся в её концепцию тотального обожания.

Хоть Сергей и не обладал внушительными габаритами в противовес своей фамилии, и был типичным "ботаном", замороченным на учебном процессе, но всё же являлся яркой личностью, излучающей привлекательную энергетику, жажду жизни и обладающий не обычной способностью собирать вокруг себя людей, прислушивающихся к его мнению и обоснованным советам.

Не шибко наблюдательный человек мог увидеть его субтильным, тонким и зачуханным. В реальности, под зачуханностью скрывалась затворническая сущность Сергея, а тонкость его тела была юношеским явлением с предпосылками к красивой мужской фигуре.

Многие девушки пытались поймать его взгляд, тёплый и понимающий, но Сергей стыдливо опускал глаза, и уж если на ком-то и останавливал своё внимание, так чаще на близких друзьях, на интеллектуальных лицах преподавателей и лишь изредка, мимолётно, на роскошной Натальиной фигурке и привлекательном личике. Он не считал, как многие, что она божественно красива – не видел "божьих искр" во взгляде и мимических движениях. "Начинка конфеты не вкусная, не соответствует яркости обёртки", – думал он о Наталье и сразу забывал о ней.

В ту пору он переживал некоторый дефицит свободного времени, – все силы направлялись на учёбу и саморазвитие. Конечно, Сергей не был набитым дураком касаемо интереса к девушкам, – он ощущал соответствующие импульсы молодого тела. Однако, осознанно их притормаживал, чтобы сублимироваться, (так нынче любят "склонять" Фрейда), в учёбу и в науку.

Со второго курса парень жил самостоятельной жизнью в своей собственной квартире, подаренной ему отцом на совершеннолетие. Собственно, момент дарения стал последним ярким и добрым событием в семье Богатырёвых, потому что дальше вся их жизнь пошла наперекосяк. И никакого разумного объяснения резкому отклонению в течении их жизни не находилось. Замешательство и непонимание, куда дальше двигаться и что предпринимать, зависло «домокловым» мечом над ранее образцовым семейством.

Последние два года атмосфера в семье настолько накалилась, что стала напоминать прифронтовую зону. "Врагом" семьи стал сам её глава – отец Сергея, прежде талантливый предприниматель. Доподлинно не ясно, что же стряслось в его прежде толковой голове, что потянуло его на горячительные напитки. Казалось, что он намеренно гробит себя, нещадно "нагружаясь" алкоголем. Постепенно желающих делать с ним совместные дела становилось всё меньше, бизнес разваливался молниеносно.

И ни уговоры, ни зАговоры, ни увещевания и даже угрозы общественности и семьи не возымели никакого заметного действия: алкогольный "змий" крепко скрутил бедолагу по рукам и ногам.

"Стихийное" бедствие в семье разрушило грандиозные планы Сергея поступать в МГУ на философский или астрономический факультеты, ( такие разные по направленности, но одинаково его интересующие). Он мечтал исследовать тайны могущественного и таинственного Космоса, а также Микрокосм человеческой души, находя в этих столь разных объектах загадочное единство.

Однако, и в "строяке", так называли студенты строительный институт, он не потерялся – увлёкся высшей математикой (неожиданно для себя самого), философией, что предсказуемо, а также свойствами заинтересовавшего его жидкокристаллического материала, предметом исследования учёных кафедры химии, оборудованной довольно примитивно по современным меркам. Внимание Сергея привлекли холестерические кристаллы, образованные соединениями холестерина и стероидов. У этих ЖК длинные оси молекул повёрнуты друг относительно друга так, что они образуют спирали, очень чувствительные к колебаниям температуры и к воздействию магнитных и электрических полей вследствие чрезвычайно малой энергии образования этой структуры. Холестерики ярко окрашены, и малейшее изменение параметров окружающей среды приводит к изменению окраски жидких кристаллов.

Интерес был огромен ещё и потому, что все формы жизни так или иначе связаны с деятельностью живой клетки, многие структурные образования которой похожи на структуру жидких кристаллов. Если установить закономерности материала, можно было бы открыть новые перспективы в молекулярной биологии. Именно этот занимательный факт натолкнул Сергея на мысль, что неплохо было бы работать с живым материалом, с живой клеткой…но, увы, не в рамках этого вуза.

Сергей порой ловил себя на мысли, что кристаллы, с которыми он проводил эксперименты, "реагируют" на его появление едва заметными всплесками, вроде как "узнают". Некое подобие эмоций улавливалось и в изменении их оттенков: намётанным взглядом он примечал, когда кристаллы "бунтовали", "бушевали", "не слушались" или "радовались"! Он думал, пытаясь объяснить феномен "эмоционирования", что кристаллы, возможно, отражают его неосознанное состояние, либо некую энергетическую структуру, которая не доступна человеческому восприятию.

Его догадка вскоре подтвердилась довольно странным и даже пугающим образом: было около десяти часов вечера, лаборатория давненько опустела, а за окнами нависла густая сумеречная синева. Сергей уж собрался было заночевать прямо там, на жёстком стареньком диванчике, обтянутом потрескавшейся искусственной кожей неопределённого тёмного цвета, но вдруг насторожился и приподнялся от холодной воздушной волны, ворвавшейся в помещении лаборатории, словно кто-то вошёл туда незамеченным, либо открылась фрамуга от порыва ветра – на улице бушевал ветер с ливнем, судя по специфическим шорохам за окном. Он проверил все помещения, но было пусто и холодно, форточки оказались плотно прикрытыми и даже запертыми при помощи рычажков. Сергей снова опустился на диван, но напряжение не отпускало, он полностью сконцентрировался на своих ощущениях. В душе присутствовало чувство смятения, смешанного с ожиданием и довольно ясной мыслью, что кто-то должен немедленно появиться. Тот, кто впустил в лабораторию холод.

"Никого здесь нет и быть не может. Очнись! Нет, подожди, здесь живут жидкие кристаллы", – рефлексировал Сергей. Он подошёл к ёмкостям с рабочим материалом и в ужасе отпрянул: на поверхности чаши чётко читались слова, "выведенные" с блестящим серебристым оттенком: "Ты умрёшь через три года после свадьбы".

Он осмотрел пространство вокруг, ещё раз прошёлся по гулкой комнате с высокими сводчатыми потолками в поисках таинственного шутника. Никого. Вопрос дрожащим голосом "кто здесь?"– остался без ответа.

Холодная волна поползла по спине то ли от страха, то ли от присутствия непонятной ледяной субстанции рядом с ним. Сергей попытался стряхнуть ступор и снова глянул на поверхность "заговоривших" кристаллов. Те же слова выглядели более размытыми, но всё же читались. "Надо бы побыстрее сфотографировать этот феномен", – подумал он, но пока дрожащей рукой доставал телефон из кармана, тот выскользнул, грохнулся о кафельный пол и отключился. Драгоценное время оказалось упущенным, информация с кристаллов полностью исчезла, они вели себя, как ни в чём не бывало.

"Мне никто не поверит. У самого в голове с трудом укладывается, как такое было возможно? Может, досиделся до ручки, вот и померещилось, и "галики" пошли? Фу, да не могло это быть обманом зрения, я же дважды чётко наблюдал сообщение. Может, это предупреждение ....из другого мира?!"-он содрогнулся от своей же мысли, почувствовав удушающую волну страха, понудившую его быстро сорваться с места и выскочить на волю под холодные довольно плотные струи ливневого дождя.

Всю дорогу до дома он проделал быстрым шагом, периодически переходящим в бег. В полутёмном подъезде он нечаянно столкнулся с пожилой соседкой, выводившей на прогулку собачку, и тотчас же пришёл в себя, обнаружив, что не плохо теперь себя чувствует.

– Ой, тёть Маш, простите, не разглядел! – воскликнул он, ощутимо врезавшись в старушку.

– Да, ладно! Всё в порядке? Никто за тобой не гонится, Серёжа?

– Нет, слава Богу, … это я от себя бежал, – добавил он чуть слышно.

Поднимаясь по лестнице, он слышал, как в его квартире "разрывается" городской телефон: кто-то настойчиво его вызванивал. На ходу, снимая кроссовки и едва отдышавшись, Сергей схватил трубку. На том конце провода он услышал знакомый встревоженный голос матери.

– Мам, что-то с отцом? – выпалил он, перебивая обращение к нему, ведь сегодня такой особенный день, что ничего хорошего ждать не приходится.

– Да, нет, он, как всегда в "отключке". Просто вечером меня внезапно охватило волнение, аж дышать стало тяжело, а в сознании появилось твоё испуганное лицо. Никак не могла отделаться от этого тревожного представления, позвонила на сотовый, а он молчит. Решила, что с тобой что-то…

– Мам, ты успокойся, не паникуй, – сотовый просто глюкнул, а я в лаборатории засиделся, нужно было опыты закончить. Не заметил, как время убежало. Обычно от матери у него не было больших тайн или секретов, – у них уже давно установились дружеские отношения, наверное, с тех пор, когда ему лет десять стукнуло. Тогда впервые Сергей осознал себя взрослым и даже зрелым человеком. Правда, свои рассуждения по себе он никому не озвучивал, – понимал, что из детских уст это будет звучать нелепо. Но родители и сами считались с его суждениями, прислушивались к детскому щебетанью, имеющему зачастую внушительную смысловую нагрузку. При этом, мысли, что у них ребёнок – "индиго" не возникало, никто не испытывал особого восторга в связи с его неординарностью. Взрослые восприняли это явление как нечто должное и присущее всему семейству.

– Я волнуюсь за тебя очень.

– Всё отлично у меня, – Сергей ни под каким видом не выдал бы случай с заговорившими кристаллами родному, и без того страдающего человеку. – А, страхи твои вполне объяснимы: ты постоянно находишься возле больного человека, заражаешься его негативом. Папка гибнет прямо на твоих глазах. Мам, послушай, ты всегда можешь переехать ко мне, и будь, что будет! Пока ты с ним рядом и поддерживаешь его жизнеобеспечение, он живёт и здравствует, выпивает из тебя все силы.

– Не могу, поклялась самой себе, что буду нести этот крест, пока кто-нибудь не загнётся: я либо он …или может, он выздоровеет?

– Мам, ты сама-то веришь в эту несусветную чушь с чудесным выздоровлением? Ты же знаешь, что всё, что с ним случилось необратимо?!

– Ты ожесточился против него, а ведь он твой отец…он был хорошим человеком, любил нас…

– Что-то я смутно помню такое. Один негатив!

– Постарайся всё же понять его и простить, – тебе легче станет.

– Угу, А, тебе?

– Мне тоже!

– Хорошо, мам, спокойной ночи! У нас всё относительно стабильно, а это уже неплохо.

Почувствовав, что мать немного успокоилась, Сергей повесил трубку. В ту ночь он долго пытался заснуть, но мысль скрутились в один тугой комок вокруг казуса в лаборатории и странной материнской клятвы в отношении безалаберного отца. "К чему геройство и жертвенность? Зачем поддерживать изо всех сил в человеке жизнь, которая ему совсем не нужна, судя по всему. Да, и человеком-то трудно назвать то, что от него осталось – наверное, пол личности, а то и больше от него оттяпано."

Ненависть и отвращение перемешивались с хорошими воспоминаниями, словно их мать инициировала: отец респектабельный, умный, очень внимательный к проявлению человеческих чувств, щедрый на добрую улыбку. Сергей помнил обрывки их бесед о мире, людях, Вселенной.

Отец ненавязчиво, осторожно доносил мысли о добре, о приязненном и доверительном отношении к людям. Он прививал сыну мысли о том, как лелеять и сохранять любовь и какая это огромная ценность и сила в жизни любого человека.

Сергей расценивал пьянство отца как предательство интересов семьи, отказ от своих гуманных принципов. "Как же произошла подмена одной личности на омерзительную другую? Почему любовь, которую он проповедовал, его не спасла?!" – на этот вопрос невозможно было дать рациональный ответ. "Есть вещи, которые находятся вне нашего понимания, вне здравого рассудка, а в иной плоскости – плоскости болезни. Будь я дошкольником, человечком с ещё сказочным мышлением, то я бы предположил, что злая волшебница Бастинда наложила на отца заклятье, и если раздобыть колдовское зелье, то можно освободить его от колдовских чар! Так, может, и мать рассчитывает на своё "колдовское зелье" – на свою любовь?"

Одна ассоциация цеплялась за другую, пока, наконец, измученный бессонной ночью, под утро, Сергей всё же забылся.

Муторное утро пришло всё с теми же мыслями, поэтому кое-как очухавшись и сконцентрировав некоторые силы, Сергей прямиком направился в лабораторию, где застал заведующего кафедрой, доктора химических наук и своего собственного руководителя в одном лице – Леонида Петровича, занимавшегося написанием доклада о воздействии электромагнитного поля на холестерические кристаллы.

Сергей сел напротив и уставился неподвижным взглядом в лицо учёного.

– Ты зачем меня гипнотизируешь и почему не на занятиях? Ого, да на тебе лица нет! Где лицо потерял? – попытался пошутить руководитель, чтобы хоть чуть-чуть развеять напряжение, исходившее от Сергея.

– Да, уж, Вы правы: сегодня утром глянул в зеркало и задумался, как же зовут обладателя этого серого измождённого лица в обрамлении всклоченных волос? Если серьёзно, я провёл бессонную ночь, всё думал, что вчера здесь произошло?

– Не припомню, мы поссорились вчера?

Сергей натянуто улыбнулся.

– Скажите, Леонид Петрович, не было ли какого трагического случая в прошлом нашей кафедры?

Последовала пауза, и удивлённая мимика Леонида сменилась на сосредоточенное выражение.

– А что? Почему ты спрашиваешь об этом?

– Вчера я здесь столкнулся с далеко не научным событием или фактом, как угодно, назовите.

– Интересно, продолжай!

– Слушайте, вчера здесь поздно вечером я себя как-то неуютно почувствовал: озноб, вроде даже лёгкое движение воздуха ощущалось, словно кто-то вошёл незамеченным. Мне страшновато сделалось сразу, но всё это чепуха по сравнению с тем, что я увидел на подложке с кристаллами, – Сергей тяжело выдохнул.

– Что же ты увидел?

– Мне сперва показалось, что на поверхности зыбь появилась, легкие волны…а потом проступила пропись, довольно чёткая, что-то вроде предзнаменования. Я пытался это сфотографировать, но пока отходил от оцепенения, всё исчезло.

Леонид Петрович молчал и о чём-то сосредоточенно думал, от чего между бровями залегла глубокая складка.

– О чём же сообщили "умные" кристаллы? – спросил он с ироническим оттенком в голосе, – что ты прочёл?

– Ясно, что сами кристаллы безмозглые, но то, с чем они соприкоснулись, не обделено мышлением. Там было выведено, что "коньки отброшу" через три года после свадьбы. Может, мне лучше уж не жениться вовсе или жениться этак лет в 80-85 – самое красивое время, чтобы отправиться в вечность!

– Серёж, ты на полном серьёзе поверил в эту чепуху? Вижу, что у тебя ни тени сомнения на сей счёт. Почему ты прежде, чем в истерику впадать, не проанализировал своё состояние на тот момент: ты мог вздремнуть, и наподобие сна эта картиночка мелькнула, ведь слишком ты вчера переутомился, работая с "подопытными кроликами". Хочу честно признаться: не верю я во в паранормальную ахинею. Я – прагматик, рождённый в СССР, и долгое время моей религией был коммунизм. Он начисто выхолостил все другие представления о мире, о вере. Так что, стал я невосприимчив к Богу, духовный иммунитет у меня отличный.