Александр Сергеевич Глухов "Сказки Белой Горы. Часть IV"

Сказки Белой Горы. Часть IV
Александр Сергеевич Глухов

Я был там заключеннымДо известной поры.И писал увлеченно«Сказки Белой Горы».

Александр Глухов

Сказки Белой Горы. Часть IV

Крещенское чаепитие

Крещенская среда 19 января 2022 года отметилась лёгким похолоданием – с утра было около десяти градусов мороза. Противоречивые власти вносили привычные хаос и дезориентацию в жизнь страны, делая старательный вид, что они за что-то борются. Бушевал коронавирус, а штамм «Омикрон» стремительно вытеснял «Дельту». Пенсионеров щемили по всем фронтам мошенники, расплодившиеся в мутное время в огромных количествах, не без помощи, как минимум, местных властей. В среде высших чиновников царила растерянность, несмотря на бодрые и уверенные заявления о полном контроле. Наконец-то озвучили кое-какие цифры. В Москве население достигло, по словам мэра Сергея Собянина, тридцати миллионов человек. Добыча природного газа составила 762 млрд кубометров, а экспорт его – около трёхсот…

В разгар пандемии мир шокировала Англия, сняв все коронавирусные ограничения. На острове решили плюнуть на заоблачные цифры заразившихся, благо смертность снизилась минимум в десять раз, а привитое население переносит болезнь относительно легко…

Начальник отряда появился в бараке задолго до утренней проверки. С первого взгляда было заметно, что он не в духе и явно ищет причину к чему бы придраться. Сорвав пару ширм и сбросив на пол шикарное банное полотенце Лёхи Таракана, он приблизился к храбро храпящему Кучаку. Александр Васильевич, с лёгким стоном вдыхал воздух, а выпускал его вытянутыми трясущимися губами, наподобие ямщика, лениво притормаживающего лошадь: тпру-у-у.

Что с ним? – С оттенком строгости осведомился отрядник.

Пришлось пойти на выручку:

– Давление его прижало, почти сутки лежит не вставая. Выпил таблетки и отключился.

– Может в больницу его?

– Не стоит, это нервы, перемена погоды… Я схожу сразу за двоих.

– Ладно, пусть высыпается перед освобождением.

Раннее пузцо отрядника плотно облегала голубой пятнистости форменная куртка, а чёткие стрелки брюк говорили о свежей глажке. Его типично русское лицо немного портили по-азиатски узковатые глаза. Он не являлся худшим представителем сотрудников колонии, но некоторая гниловатость врождённая или приобретённая в порочной структуре ФСИНа, присутствовала. Человек настроения, он мог шутить и балагурить с осужденными, закрывая на небольшие косяки глаза, а мог и совершить подлянку.

Кучак спал к тому времени едва не сутки. Виной был вчерашний ларёчный стресс. Как на грех заболела продавщица Лида, обслуживающая пенсионное окно. Конченные, прожжённые аферисты смылись в магазинчик ещё во время проверки. Я вроде бы не зевнул, но оказался в кассовой очереди лишь двадцать девятым, с унылой обреченностью поняв, что в лучшем случае отоварюсь после обеда. Хвост вытянулся далеко на улицу, что напомнило мне давки в торговых точках конца восьмидесятых годов прошлого века. Однако везение меня не покинуло: у окошка кассы стоял градус, а у окна выдачи земляк Кучака – Андрей. Оба призывно манили к себе. Не воспользоваться подвернувшимся так кстати счастьем быть первым, разумеется, я не мог.

Александр Васильевич подбрёл минут сорок спустя, озираясь с тревожным огорчением, но высмотрев меня во главе колонны, помягчал взглядом и проталкиваясь к заветному окошку, радостно объявил:

– Живёт и процветает дело бога советской торговли Анастаса Ивановича Микояна.

Заметил он точно: пороки того странного и неординарного времени проявлялись наиболее ярко и выпукло в тюремной жизни, что касалось не только торговли.

Дальше произошло мелкое недоразумение, но нервы Кучака, изрядно потрёпанные отсидкой, сдали. В кассу я пропустил его впереди себя, а у окна выдачи произошёл обычный, в таких случаях, скандал. Пока Андрей с моим престарелым приятелем отбрёхивались от наседавших хамов, я сунул свою физиномию в окно и накидал по-быстрому целую сумку наиболее нужных продуктов. Кучак побледнел от моего коварства (он рассчитывал совершить покупки первым) и, в знак протеста, приобрёл килограмм баранок, да блок сигарет «Ротманс» в придачу, совершенно забыв впопыхах, что только долг его составляет два блока. Осознав свою оплошность уже в расположении отряда, старик впал в депрессию. Он лёг, уткнувшись лицом в подушку и затих. Надо было его каким-то образом расшевелить и мы – ближайшие соседи, чтобы скрасить горе Кучака, а заодно отметить удачный торговый поход и предстоящий праздник, решили провести подобающее чаепитие на следующий день – 19 января.

Собрались неспешно. Луноход, Серёга Шихтин и Костя никак не могли проснуться, а я пошёл прочесть новенькие озорные стишки Пашке Замудренному и, увлекшись, заплетал ему мозги часа полтора. Нашёл меня Андрей, который принёс на пробу изрядный кусок торта, но не обнаружа меняя на месте, кинулся искать по бараку, и наткнулся на открытый рот Пашки и его удивлённо распахнутые глаза. Андрюхин торт мы с Кучаком лихо умяли в виде лёгкой разминки, торопливо озираясь по сторонам. Нахлебники, к счастью, не успели вовремя подойти, а даритель, он же повар-кондитер вежливо отклонил предложение разделить с нами приторно сладкую трапезу и удалился.

Наши завершающие чавкающие аккорды разбудили Лунохода, и он свесился со второго яруса с любопытством протирая глаза:

– Вы что, чаепитие закончили уже?

Кучак, стряхивая крошки на пол, успокоил:

– И не начинали даже, так, хлебцем размялись.

– А запах-то не хлебный.

– Это нюх твой от пересыпа барахлит.

Компания наконец собралась. Колбасы, сыры и сладости громоздились на импровизированных столах-табуретках, накрытых давно краденой клеёнкой. Мой приятель чинно рассадил присутствующих по ранжиру: наиболее полезных и значимых рядом с собой и мной, а прочих – у выхода. Потом он, придирчивым взглядом обвёл коллектив и прочёл коротенькую речь в виде вступительного слова, а Костя машинально брякнул: аминь. Сидящие на койках хохотнули. Кучак погрозил ему пальцем:

– Я тебе не церковный иерарх, не надо насмешничать, а то высеку шнуром от сломанного кипятильника. Ешь да пей, не вводи в искушение.

– Ну вот, сразу сечь грозится. Я понял, это ты от вчерашнего не отошел. Ничего страшного, от тебя пьедестал богини Фортуны отвернулся, повезёт в следующий раз.

– Что ты мелешь, контуженный?

Любитель розыгрышей Костя улыбчиво объяснил:

– Основанием богини Фортуны служило колесо. Слышал наверняка выражение «колесо Фортуны». Богиня была капризная стервоза, могла повернуться к человеку лицом, а могла и задом.

– Подловатая богиня-то, – проворчал Кучак, – на такую никакой надежды нет, как и на тебя. И вообще, я далёк от любой религии, даже не понимаю, как они возникают.

Луноход, набив рот тульским пряником, пробормотал нечто невнятное, поперхнулся, но даже кашляя поднял ладонь вверх, давая понять, что намерен держать речь. Пока остальные ждали, Костя, далёкий от деликатности, дал ему подзатыльник. Тот сглотнул, выпучив глаза, два раза икнул, торопливо хлебнул чай и пришёл в себя:

– Да, кхе-кхе, вопрос возникновения религий занимал меня долгое время. Какую только дрянь я не перечитал и пришёл к любопытному выводу. Вы только не смейтесь, они начинаются с таких пустяков, что впору присвистнуть и, покачав головой сказать: ну и ну. Возьмём, к примеру, буддизм. Умнейший принц, казалось бы – баловень судьбы, но одна загвоздка, маленькая, даже совсем маленькая, в виде крошечного полового органа… Как ни крути, а женщины нос воротят. Другой на его месте впал бы в ярость, тиранию и заставил бы любить себя, но он-то философ, гуманист и неординарная личность, пошёл иным путём: создал добрую и мудрую мировую религию. Даже не могу в толк взять, почему индийцы от неё отказались?

Лёха Луноход малый, конечно, начитанный, но вот парадокс: классику он не воспринимает в принципе и не только классику, а даже известных писателей на дух не переносит, хотя никого из них не читал. Если при нём завести речь о Шолохове, Пикуле, Ильфе и Петрове, Солженицыне, Полякове или, скажем, Булгакове с Васильевым, он начинает морщиться, как от зубной боли, зато всяческих литературных проходимцев обожает.

Серёга, молча сидевший до этого подзадорил:

– Продолжи тему, уж больно интересно.

Лёха скормил кошке Алисе пару кусков колбасы и охотно повёл повествование дальше:

– Прошло, если память мне не изменяет, лет двести, и возникло христианство.

Я влез в разговор, прервав оратора на первой фразе:

– Подожди, христианство вышло из иудаизма, но никак не из буддизма.

– Да я этого и не говорил. Тут другая аналогия: все слышали о христовых невестах, но о жёнах Христоса – никто и никогда. Выводы делайте сами.

Кучак заволновался:

– Ты хочешь сказать…

– Я только даю информацию к размышлению. Теперь продолжим. Промчалось ещё шесть веков, и юный бедняк Мухаммед женился на немолодой и богатой купчихе. Представляю, какого ему досталось. Бабы и так существа вздорные, а богатые – вдвойне. Помучался он, бедолага, да создал такое учение, в котором женскому полу отведено место, где не забалуешь. В исламских странах европейским феминизмом не пахнет.

– М-да, – задумчиво сказал Костя, – факт, не поспоришь. Не так уж плох ислам.

Собравшиеся переглянулись и не сговариваясь дружно чокнулись бокалами. Костя меланхолично потянулся за последним куском зефира, но получил по руке и удовлетворился имбирным пряником, прожёвывая который, не слишком отчётливо пробормотал:

– По твоей гипотезе получается, что все религии вышли из созидательного органа…

Кучак едва не подавился, а Лёха, с хитроватой ухмылкой укорил:

– Побойся бога. Ты путаешь причину и следствие. Религия религии рознь. Помните древних греков, так у них культ богов напоминал хулиганство. Что касается древних евреев, то достаточно почитать Ветхий завет – за голову сразу схватишься. Но на чём хочу заострить внимание: выдающиеся люди зачастую страдали психическими или какими-либо другими заболеваниями. Недуги не давали им покоя и, как ни странно, позволяли достигать результатов, порой очень серьёзных. Сулла и Марат страдали чесоткой, Пётр был припадочный, Потёмкин мучался головными болями, у Сталина, как пишут была паранойя…

– У Марата не чесотка, а чирей, он перед освобождением только зажил, – в проходняк просунулся свёрнутый нос Валерки, – так, что не выдумывай.

Луноход оглядел нежданного гостя с презрительным превосходством и медленно, чеканя каждое слово произнёс:

– Человек, приобретший помятое лицо, не стоит встревать в разговор, не имея понятия о чём идёт речь.

Толстокожий глупый попрошайка и не думал смутиться:

– Что ты мне говоришь? Марата я лучше знаю.

– Которого Шарлотта Корде убила, да?

– Она не убила, а только вену порвала – капельницу ставить не научилась.

Тут на Валерку зашикали все и хотели гнать в шею, но он, поняв, что сморозил глупость, а речь идёт совсем не о бывшем заключенном и неумелой фельдшерице, промямлил:

– Молчу, молчу.

Выдающийся зануда так и остался стоять в проходе – двигаться никто не захотел, а Валерка без добычи покидать обильное застолье не собирался. Следует отдать ему должное, дело выпрошательное он поставил на поток. По одному ему ведомому графику он совершал обход колонии, таская с собой сумку среднего объёма. Хитрозад, хотя и не далёкий умом, он умудрился придумать гениальный трюк: с некоторых пор перестал благодарить за подачки, а напустив на себя оскорблённый вид праведника, недооцененного мещанским быдлом, гордо удалялся. Самое интересное, что на многих это производило впечатление. Он делал семь-восемь шагов с неприступным видом и суровым взором, затем на его лице появлялась ухмылка и он прибавлял шагу, унося ноги с места последнего выпрошайничества.

Костя, разгадавший суть Валерки раньше других, решил его подколоть:

– Вот, что ты всё время ходишь и ходишь по баракам? Тебя уже ходоком кое-кто прозывает.

– Надо же пропитание добывать.

Мгновенно ответив, попрошайка осёкся, чуя что сдал себя с потрохами. Мы с Кучаком переглянулись, а ехидный Костя не успокоился:

– Да уж, весь ты пропитанный…

– Тебе бы всё смеяться. Где с вами разживёшься? Это вы каждый день дефицит уплетаете, а я годами продуктов не вижу.

Его вздорное заявление разозлило даже меня, человека добродушного по сути. Надо же, обирает половину лагеря, жрёт, втихаря, за ширмой, а перед нами устраивает фарс. На реплики и эпиграммы я достаточно скор. Через минуту из моих уст прозвучало:

Не смотри взглядом цепким и хватким

На последний кусок колбасы

За такие, товарищ, повадки

Очень часто страдают носы.

Валерку не пробрало. Он сделал вид, что ничего не понял, стараясь сменить тему:

– Вы о чём-то беседу вели, давайте и я послушаю.

– О, точно, – очнулся Серёга, – юродивый толстячок сбил с толка, ты уж Лёха не отвлекайся.

Луноход для солидности, помолчал десять секунд, мысленно их отсчитав и продолжил:

– О великих я уже рассказал, точнее – наоборот, в общем скоро поймёте. В девяностые годы и, даже в двухтысячные, на юге Москвы, ближе к платформе «Бирюлёво пассажирское», в соседнем доме от меня, проживал дядя Митя Абраменко. Знали его практически все. Рассказы о его деяниях звучали на каждом углу. Их передавали из уст в уста, подобно мифам и былинам. Расцвет его деятельности относится к концу восьмидесятых, началу девяностых годов. Тогда, по малолетству, меня не интересовали его похождения, а когда класса с седьмого-восьмого я стал прислушиваться к байкам о его подвигах, он начал потихоньку сдавать… Суть такова: дядя Митя имел могучий половой орган и латиноамериканскую неутомимость. Девиц в его окружении не наблюдалось – они его побаивались, но табун из полутора-двух десятков дам от 25 до 40 лет присутствовал непременно. Он создал секту. Дуры на него молились, носили на руках, приезжали отовсюду, даже квартиры, по слухам, продавали. Об оргиях шушукались женщины в кассовых очередях, бомжи близ мусорных баков, а уж мужики с восторженным вдохновением фантазировали на эротические темы, подливая водку в пивные кружки.

– Он, наверное, делился с ними своим табуном, -предположил добрый Серёга.

– Нет, такого не наблюдалось. Никогда и никто из посторонних мужчин допущен к таинствам и обрядам не был. Тут другой вопрос: «Почему он не сумел создать религию?» Бог его ни умом, ни телом не умалил. Сам он не работал, поклонницы его одевали, кормили, поили… Вот поили, как я предполагаю, чрезмерно, с лишним усердием. После дефолта 1998 года, начал давать сбои, а бабьё – рассасываться. Ко времени Бесланской трагедии, осталась у него проживать одна адептка, да и та – алкоголичка. Ходила в ветровке зимой и летом, а на спине полустёртая трафаретная надпись: «Ты первый меня нагнул». Парадокс: людям изначально ущербным – мировую славу, а одарённых кое-чем с избытком – в разряд сектантов…

Невольно взгляды присутствующих остановились на Валерке – в бане им доводилось лицезреть впечатляющий дар природы попрошайки. Это был первый случай, когда нытик ретировался без добычи.

Шестой участник застолья, или, по выражению Кучака затабуретья, отличающийся, кроме молодости, ещё прекрасным сном и аппетитом, носил прозвище фараона первой или второй династии – Хаба. Электростальский аферист средней руки, он совершенно искренне считал себя не уступающим по уму выпускникам вузов. Основания для такого взгляда имелись следующие: профанация высшего образования и разросшиеся псевдо-школы учителей-наставников по любым бизнес-проектам. Институты, университеты, академии ежегодно выплескивали на страну сотни тысяч профессиональных нулей, что делать с которыми не знали даже в правительстве, недалеко ушедшем в умственном и профессиональном развитии от пустоголовых новообразованцев. В чубайсовские времена началась массовая подготовка паразитариев, то есть специалистов по обходу законов, облапошиванию населения, финансовым аферам и т.д. Если подготовка мошенников на коммерческой основе имеет для вузовской мафии богатый финансовый смысл, то убийство реального образования, фундаментального и прикладного, имело смысл политически-диверсионный. В прессе и на телеэкране заводского специалиста приравняли к бомжу, а любого сельского трудягу низвели до звания раба, если не того ниже. Чувствуется опытная вражеская рука на высшем уровне. За тридцать лет деградации достигли таких потрясающих воображение успехов, что, по словам президента, не смогли найти в стране двести хороших сварщиков (лучше бы он промолчал).

… Баскетбольного роста Серёга, входящий в тройку высочайших представителей отряда, неглупый и редко встревающий в разговор, подбодрил юношу:

– Господин древний фараон, расскажи и ты что-нибудь.