Три одиночества. Созидающий башню: книга II
Елена Райдос
Насколько более простой и предсказуемой стала бы наша жизнь, если бы судьба имела обыкновение следовать логике и нашим представлениям о справедливости. Увы, эта хитрюга предпочитает спонтанность, чтобы не позволить участникам своего спектакля разгадать сюжетные ходы и вовремя подстелить соломки. Будь у судьбы хотя бы зачатки совести, ей бы и голову не пришло собрать вместе Киру, Риса и Семёна и засунуть их в замкнутое пространство алатской долины. Что из этого вышло, читайте во второй книге серии «Созидающий башню».
Елена Райдос
Три одиночества. Созидающий башню: книга II
Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.
Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.
А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки,
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.
Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право -
Самому выбирать свою смерть.
Николай Гумилёв
Всё в нашей реальности имеет смысл, даже то, что кажется абсурдным и бессмысленным. Смысл существования большинства объектов сотворённого Создателем мира нам интуитивно понятен. Например, два светильника: солнце и луна предназначены для того, чтобы дарить свет обитателям этого мира, дожди орошают землю, а растения насыщают воздух кислородом. Иные творения Создателя кажутся нам бессмысленными и даже вредными. Лично я с лёгкостью обошлась бы без тараканов или комаров и полагаю, что многие читатели со мной бы согласились. Однако не стоит забывать, что это всего лишь точка зрения творения, а вовсе не творца.
Не думаю, что у нас есть основание, чтобы подозревать Создателя нашего мира в небрежности или халатности, а потому мы просто обязаны принять на веру тот факт, что в его мире нет ни одной бессмысленной детали. Каждая крошечная букашка или убогая травинка вписаны в эту картину мироздания совершенно целенаправленно и осмысленно. Более того, все проявленные объекты нашего мира содержат в себе не только образ конечного продукта, который я, собственно, и именую смыслом, но в добавок ещё и схему воплощения, называемую логосом.
Подобно тому, как инструкция по сборке тумбочки из Икеи служит сборщику своеобразным логосом по воплощению задумки дизайнера сего непритязательного предмета интерьера, для каждого проявленного объекта существует такая же инструкция по воплощению замысла Создателя. Таким образом, смысл и бытие творения связаны и не существуют друг без друга. Любой объект воплощается именно таким и так, каким и как он был задуман Создателем, и исключений тут не бывает.
Знание о смысле заложено в творении изначально, а вовсе не приобретается в процессе духовного развития или воспитания. Именно поэтому на яблоньке никогда не вырастут вишенки, волк не станет вегетарианцем, а телеграфный столб – скрипичным смычком. Любой проявленный объект нашего мира, даже самая маленькая букашка, не просто «знает», для чего она существует, но и как конкретно ей надлежит обрести заданную Создателем форму.
Заметьте, что для ощущения полноты жизни букашке вовсе не требуется пускаться в философские рассуждения о смысле бытия и о своём предназначении, этот самый смысл заложен в неё как алгоритм в программу и работает без сбоев. Аналогичный алгоритм реализуется для всей проявленной реальности, и только одно исключение нахально портит природную гармонию. Это исключение – человек.
Пролог
Гравий хрустел под ногами громко и требовательно, хотя Кира старалась ступать как можно мягче. Ей отчего-то было не по себе от этого аппетитного хруста, напоминавшего звук, с которым лошадиные челюсти перемалывают сено. Кирина осторожность не имела под собой никаких оснований, ведь ночью парк был абсолютно безлюден, по крайней мере, в отдалении от университетских строений, куда она забурилась в поисках ответов на пока не заданные вопросы. Из своего прошлого опыта Кира отлично знала, что люди появятся на парковых аллеях только с первыми лучами солнца. Сначала это будут уборщики и бегуны, а чуть позже поток студентов потянется из общежитий к учебным корпусам.
До рассвета можно было не опасаться столкнуться с кем-то из обитателей университетского городка, даже охраны тут не было. И всё же, пробираясь по лабиринту парковых дорожек, Кира ощущала странное беспокойство. Нет, она не боялась нарваться на какого-нибудь грабителя или убийцу, поскольку на территории университета проявление агрессии в любой форме было чревато весьма неприятными последствиями для агрессора. Дело в том, что в этом учебном заведении учили магии, в том числе боевой, так что какой-нибудь с виду безобидный студентик запросто мог оказаться нехилым магом, связываться с которым было небезопасно даже для профессионального вояки.
В этом смысле университет был самым безопасным местом на земле, но Кира всё равно старалась избегать проторенных дорожек, потому что ей катастрофически требовалось побыть в одиночестве, чтобы разобраться в себе и обнаружить источник своей вроде бы беспричинной депрессии. Времени на осуществление сей задумки у путешественницы было совсем немного. С рассветом она должна была вернуться домой, ведь у вечно занятой мамочки и главного городского аналитика в одном флаконе было полно дел, на которые никак нельзя было забить. Днём Кира себе не принадлежала от слова совсем, и только ночью ей выпадала возможность уединиться и подумать о своей жизни.
Раньше она избегала путешествий в эту реальность, где магия была самым заурядным и бытовым явлением. Здесь магию использовали все, кому не лень, никаких запретов или этических норм, ограничивающих магические манипуляции, в этом мире не было и в помине. Магические дисциплины изучали в школах и университетах, включая, кстати, боевую магию, и это никому не казалось угрозой для выживания человечества. Впервые случайно трансгрессировав в одну из аудиторий этого университета, Кира сочла эту реальность не особо интересной, поскольку просиживать штаны за партой ей вовсе не улыбалось, даже если предметом изучения были магические искусства. Так что на протяжении почти трёх лет она здесь не показывалась.
Идея осмотреть местность за пределами учебных корпусов пришла в голову Кире совсем недавно, и эта идея кардинально изменила её отношение к этой реальности. Раскинувшийся вокруг университетского городка великолепный парк буквально заворожил путешественницу между мирами своими изысканными ландшафтами и таинственностью. Парк был огромен и в отдалении от учебных и жилых построек больше напоминал дикий лес с той лишь разницей, что, вместо лесных тропинок, тут везде были ровные дорожки, посыпанные гравием, а на полянках были разбиты цветочные клумбы с удобными лавочками для любителей полюбоваться экзотическими растениями.
Как и всё в этой реальности, гравий на дорожках тоже был магическим. Днём он выглядел серым и невзрачным, как мокрый асфальт в том мире, где Кира жила раньше, но ночью гравий начинал светиться, ненавязчиво указывая прогуливающейся публике направление движения. В мерцающем лунном свете, который просачивался сквозь листву деревьев, дорожки создавали очень натуральную иллюзию серебряной паутины. Кира представила себя эдаким мохнатым пауком, ползущим по паутинной нити к своей добыче, и грустно улыбнулась. Увы, в отличие от паука, она совершенно не представляла, что за добычу надеялась заполучить, отправляясь этой ночью в университетский парк, просто чувствовала, что должна наконец во всём разобраться.
Внезапно Кире пришло на ум, что она гораздо больше напоминает не кровожадного паука, а жалкую муху, угодившую в паутину и из последних сил рвущуюся на свободу. Увы, выбраться из прочных пут мухе не светило от слова совсем, потому что паутина оказалась слишком прочной, и обречённая букашка только всё больше запутывалась в её липких нитях. Обе аллегории выглядели совсем неаппетитно, а потому Кира постаралась выбросить их из головы. Вот только бабских фрустраций ей и не хватало, чтобы окончательно раскиснуть. Нет, она не для того отказалась от ночного отдыха, чтобы потратить драгоценное время на жалость в себе и причитания по поводу тяжкой доли обречённой мухи. Кире требовались ответы, а не сочувствие.
Дорожка вывела путешественницу на небольшую круглую полянку, в середине которой ожидаемо располагалась цветочная клумба. В темноте сложно было разглядеть, какие именно цветы украшали сей объект ландшафтного дизайна, можно было только утверждать, что они были преимущественно белые. А ещё эти коварные цветочки источали такой терпкий аромат, что хотелось если и не заткнуть нос, то, по крайней мере, дышать через раз. На открытой площадке деревья больше не закрывали ночное небо, но всё равно было темно, поскольку луна пряталась за плотным лиловым облаком. Не то чтобы Кире так уж требовалось дополнительное освещение, но негостеприимное поведение ночного светила почему-то вызвало у неё обиду. Как будто она явилась в гости по приглашению, а хозяева не открывают дверь.
– А ведь я уже давно торчу перед этой запертой дверью и тупо жду, когда же мне наконец откроют,– вдруг осенило искательницу ответов. – Отчего-то мне прям до зарезу нужно попасть внутрь. Помешательство какое-то.
Тут Кира несомненно лукавила, на самом деле она отлично знала, куда рвалось её сердце. Когда-то за этой запертой дверью был её дом, где у неё была совсем другая жизнь, такая уютная, понятная до мельчайших деталей, полная тепла и заботы, маленьких радостей и большой любви. Кира вдруг с кристальной ясность осознала, что родилась на свет именно для такой жизни. Увы, пока она была хозяйкой заветного дома, ей даже в голову не приходило, что может быть иначе. Она буквально купалась в том волшебном источнике покоя и благополучия, но не осознавала своего счастья, потому что это самое счастье так умело прикидывалось рутиной, что Кира совсем перестала его замечать.
– Так зачем же я покинула свой маленький рай? – воспоминание о прежней жизни привычно отозвалось в её душе горечью и болью. – Захотелось свободы и приключений? Что ж, вот теперь ешь свои приключения большой ложкой.
Справедливости ради стоит отметить, что приступ самобичевания был тут явно не к месту, ведь Кира не сама приняла решение покинуть свой уютный мирок. Она вовсе не просила, чтобы в ней проснулись эти коварные способности к трансгрессии, однако, когда это случилось, отказаться от столь соблазнительной приманки у неё не нашлось сил. И ведь здравомыслящая хозяйка счастливого домика отлично понимала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, но всё равно легкомысленно цапнула приманку. А в итоге, её выставили вон и захлопнули дверь за её спиной, словно Кира сделалась изгоем, недостойным жить в раю.
– Поделом тебе за жадность и глупость,– пробурчала она сквозь зубы,– теперь не жалуйся, что тебя выгнали взашей из твоего уютного мирка. А здесь, на свободе, которой ты так жаждала, никакой защиты не предусмотрено.
Трудно было бы отрицать, что новая жизнь Киры совсем не походила на райское блаженство. В мире за пределами уютного домика частенько бывало очень холодно от равнодушия озлобившихся людей, временами там лил свинцовый дождь, а ветер разочарований буквально сбивал с ног. Впрочем, не стоило так уж утрировать, на самом деле выход из заветного домика вовсе не вел в адское пекло. Здесь тоже была жизнь, полная радостей и надежд, со своими взлётами и падениями. В этой жизни было много чего такого, что оставалось неведомым и недоступным для домоседов. Возможно, впервые Кире выпала возможность узнать себя, понять, на что она способна, и обрести цель, ради которой не жалко было умереть.
Но, бог ты мой, как же ей хотелось вернуться назад в свой уютный дом за запертой дверью. Вот только отпереть замок было уже некому, потому что хозяин дома умер. Этот хозяин вовсе не был ангелом, чего уж там, он причинил Кире столько боли, сколько не смог бы причинить никто другой. Какое-то время она вполне искренне считала, что никогда не сможет его простить, и даже убедила себя, что Семён заслужил свою участь. Но то время прошло, обиды растаяли и покрылись пеплом забвения, смерть Семёна как бы нивелировала все его прежние грехи. И только одну вещь Кира, как ни старалась, не могла ему простить – то, что его больше нет и никогда не будет в её жизни.
Осознание невосполнимой потери пришло к Кире не сразу, поначалу она даже чувствовала облегчение от того, что благополучно избавилась от смертельной опасности, которую представлял собой бессмертный. Как только Семён ушёл из её жизни, водоворот приключений очень быстро затянул блудную дочь в свою утробу и заставил позабыть об утрате. Новые жизненные ценности и бурный роман с сильным и любящим мужчиной вселили в Киру уверенность, что она с лёгкостью справится с потерей любимого человека и сумеет обрести счастье с Рисом. Увы, не прошло и трёх лет, как прошлое догнало наивную любительницу свободы. И чем дальше, тем сильнее становилась тоска, а уверенность в завтрашнем дне таяла словно свечка.
Лиловое облако, которое до сей поры загораживало луну, отползло в сторону, и ночное светило тут же превратило непроглядный мрак в молочный кисель. Кира задрала голову вверх, и ей показалось, что лунный лик выглядит как-то странно. Луна смотрела со своего небесного насеста на ночную путешественницу с сожалением и даже, пожалуй, с осуждением.
– А ведь у этой стервы есть повод меня осуждать,– внезапно пришло на ум Кире. – До того рокового дня, когда Семён едва меня ни пристрелил, я была уверена, что не оставлю его ни при каких обстоятельствах, что даже угроза жизни не заставит меня от него отказаться. Ну и как, не заставила?
Луна беспечно проигнорировала сей сеанс самобичевания, и Кире отчего-то сделалось обидно за себя. В конце концов, они с Семёном всё равно не могли бы оставаться вместе, ведь это грозило смертью не только им обоим, но и Тиночке. Орден не стал бы миндальничать с невинным ребёнком, пустил бы в расход вместе с родителями.
– Это не моя вина, что Семён погиб,– обиженно заявила Кира, обращаясь к луне. Увы, несмотря на пафос, в её голосе можно было без труда уловить неуверенность. – Его смерть – это расплата за предательство. Семён бросил меня одну с ребёнком и спал с Тиночкиной няней,– последняя фраза прозвучала совсем уж невнятно. – В конце концов, он собирался меня убить.
Луна опять не ответила. Впрочем, Кире и не требовался ответ, с некоторых пор она отлично научилась спорить сама с собой. В ней словно поселились две личности: одна рассудительная, хладнокровная и агрессивная, а вторая эмоциональная, ранимая и очень несчастная. Эти двое никак не могли друг с другом договориться, доводя Киру до отчаяния. Вот и сейчас вторая половинка не смолчала, услышав обвинения первой.
– Ему просто не оставили выбора,– теперь голос Киры звучал как бы отстранённо,– один из нас должен был умереть. Вот он и умер, чтобы я могла жить дальше.
– Может быть, он просто не смог убить мать своего ребёнка,– возражение было так себе, и Кира не решилась произнести его вслух, но внутреннему голосу этого и не требовалось.
– Ну чего я бешусь, словно у меня спёрли последнюю корку хлеба? – свои претензии она опять обратила к луне. – Это он умер, а у меня всё хорошо, я люблю своего мужа и Тиночку, и Мартина. У меня есть дом, интересная работа, семья,– с этими словами Кира жалобно всхлипнула,– я им нужна, и они меня тоже любят. Но почему…,– она не договорила, потому что горло сдавило болезненным спазмом, и слёзы заструились по её щекам.
Луна снова промолчала, только по её бледному диску промелькнула призрачная тень. Может быть, просто облако на секунду заслонило ночное светило, или невидимая рука смахнула непрошенную слезу с лунного лика. Иногда даже луна может заплакать.
Глава 1
– Опять на охоту? – в тоне Кейтиля сквозила неприкрытая насмешка.
Рис очень надеялся проскочить мимо бдительного ока своего приятеля и тем самым избежать очередной дозы стёба с его стороны, но не срослось. С утра командира охотников, как назло, вызвали в городской совет для обсуждения его же доклада, до которого у членов совета руки не доходили добрых два с половиной месяца. И надо же было такому случиться, чтобы именно сегодня градоначальники наконец снизошли до серьёзного разговора. Лучше бы и дальше продолжали волынить, всё равно толку от обсуждения не было никакого, никто из этих ретроградов не пожелал прислушаться к доводам Риса. Впрочем, нужно честно признать, с доводами дело обстояло не здо?рово. Невозможно доказать человеку без эмпатических способностей, что для эмпата астральные эманации так же реальны, как и визуальное наблюдение для обычного человека.
Охоту за чужаком Рис начал три года назад, когда впервые уловил его присутствие во время испытания энергетического купола. За это время охотнику удалось ещё несколько раз засечь его астральные эманации, но чужак ни разу не показался в зоне видимости, да и эманации эти были скорее короткими всплесками, нежели устойчивым сигналом. Рис даже про себя начал называть чужака призраком, поскольку тот каким-то образом умудрялся не оставлять никаких материальных следов своего присутствия. Это было настолько невероятно, что граничило с чудом. Должен же он был где-то жить, что-то есть, а значит, отходы его жизнедеятельности просто обязаны были иметься в наличие, но их не было.
Поначалу заявление Риса о чужаке вызвало в городе ажиотаж, отряды охраны принялись прочёсывать долину Алата, все входы под землю были перекрыты, а жители попрятались в своих домах. Стоит ли говорить, сколько насмешек и проклятий вылилось на голову паникёра, когда тревога была признана ложной. Правда, несколько человек, в основном, из отряда Риса продолжили поиски и после отмены режима ЧС, но больше из уважения к прославленному командиру охотников, нежели потому, что действительно верили в чужака.
Через полгода все благополучно забыли про эту историю, тем более, что активизация Ордена переключила внимание жителей Алата на более актуальные проблемы, и Рис остался единственным, кто не отказался от идеи выследить призрака. Правда, теперь он старался не афишировать свои охотничьи потуги, чтобы не провоцировать соседей на презрительные насмешки, а то и откровенную враждебность.
– Что-то ты сегодня припозднился, охотник,– язвительно заметил Кейтиль,– обычно сваливаешь ещё затемно, чтоб никто тебя не засёк.
– Ну чего привязался? – Рис недовольно насупился. – Сколько раз тебе говорить, что я этого типа чувствую. Кстати, не только я, Тиночка его тоже засекла во время испытания купола.
– Да говорил я с малышкой,– Кейтиль устало махнул рукой,– она ничего такого не помнит. Лучше бы провёл время с детьми. Ей богу, они папу уже вторую неделю не видят.
– Кит, отвали,– Рис закинул мешок за спину и повернулся, чтобы уходить,– Кира вернётся только завтра, до утра я успею прочесать исток Ва?рнаги.
Варнагой называлась река, бравшая своё начало высоко в горах, куда редко забредали даже дикие козы, а уж люди и подавно. Речка была быстрой и довольно полноводной, особенно, весной, когда таял снег на вершинах гор. Правда, доступ к ней был сильно затруднён, так как текла она либо в глубоких узких ущельях, либо вообще под землёй. Зато устье Варнаги представляло из себя феерическое зрелище. В самом конце своего пути водный поток взбирался на широкую плоскую скалу и обрушивался мощным водопадом в озеро с кристально чистой водой.
Как нетрудно догадаться, сей живописный объект был излюбленным местом для всякого рода пикников и пляжного отдыха жителей Алата, поскольку озеро находилось совсем близко от города. Увы, в последнее время налёты орденской авиации участились настолько, что сделали прогулки на природе смертельно опасным приключением, поэтому эта естественная курортная зона теперь всё больше пребывала в медитативном одиночестве. Большую часть своей жизни алатцы вынужденно проводили под землёй и выползали наружу, только когда погода была нелётная.
Впрочем, Риса эти правила безопасности не касались, он, как и прочие защитники Алата, имел право беспрепятственно перемещаться по всей долине, чем и пользовался для своих поисков призрака. Правда, раньше его аппетиты до экстрима не заходили так далеко, чтобы карабкаться по практически отвесным скалам. В своих походах Рис всё больше шатался по ущельям и прочим укромным уголкам долины, что было относительно безопасно, поскольку не требовало альпинистской подготовки. Однако без навыков скалолазания, которых у настырного следопыта отродясь не наблюдалось, до истока Варнаги было никак не добраться.
– Совсем спятил,– Кейтиль выругался сквозь зубы. – Что я скажу Кире, когда ты свернёшь себе шею на этих камнях? Мало тебе перестрелок с боевиками, захотелось чего-то по-настоящему остренького?
– В остальных местах я уже облазил каждый дюйм,– ничуть не смущаясь, пояснил Рис свой выбор места поиска. – Если чужак где-то прячется, то именно там, у истока реки.
– Да нет никакого чужака,– в голосе Кейтиля на этот раз чувствовалась уже не просто досада, а самая настоящая злость,– просто Орден обломал охотников с этими вашими играми в спасителей, вот ты и бесишься. Ну чисто адреналиновый наркоша в поисках дозы.
Рис только мрачно зыркнул на приятеля, но огрызаться не стал, и тому была причина. Если тезис про наркоманию ещё можно было оспорить, то насчёт всего остального Кейтиль нисколько не преувеличивал. Из-за новой жёсткой политики Ордена отряды охотников, раньше помогавшие беглецам из оккупированных городов обрести новый дом, действительно утратили смысл своего существования. Теперь сбежать из-под власти Ордена стало практически невозможно. Все городские заставы были перекрыты боевиками, а вдобавок круглосуточные патрули контролировали все более или менее значимые дороги.
Люди, конечно, всё равно пытались вырваться, но удачные попытки стали такой редкостью, что всерьёз говорить о них не приходилось. Подавляющую часть отчаянных беглецов отлавливали ещё в окрестностях города и после допроса с пристрастием публично казнили, чтобы отбить охоту поиграться в диссидентов у всех остальных. В качестве дополнительной меры устрашения вместе с беглецами казнили и всех их родственников, включая стариков и детей, а соседей и друзей казнённых пропускали через унизительные допросы, и с этих допросов возвращались далеко не все. В результате, жители оккупированных городов принялись усердно следить друг за другом. Никому ведь не хотелось оказаться в орденских застенках из-за случайного знакомства с неудачником.
Поток беженцев сократился практически до нуля, слишком высокой стала цена неудавшегося побега, да и удавшегося, кстати, тоже. Как следствие, городской совет Алата счёл слишком расточительным держать отряд охотников для помощи беглецам, и оказавшиеся не у дел охотники вынужденно переквалифицировались в своего рода пограничный кордон. Теперь их задачей стало обнаружение врага на дальних подступах, чтобы, задержав боевиков перестрелкой, дать защитникам Алата время для подготовки к отражению атаки. Конечно, дежурство в кордоне уступало настоящей охоте в азарте и непредсказуемости, но экстрима и там хватало.
– Меня вполне устраивает моя нынешняя работа,– пробурчал Рис, обходя загородившего ему дорогу приятеля,– с орденскими боевиками не заскучаешь.
– Ну и сколько ещё ты будешь скакать по скалам как козёл? – Кейтиль раздражённо сплюнул и отвернулся.
– Пока не найду этого гада,– процедил сквозь зубы Рис.
Игнорируя глумливое фырканье у себя за спиной, охотник бодро побежал вниз по склону холма, на котором располагалась лаборатория. Что ни говори, а ему даже нравились эти одинокие скитания по долине, для Риса они служили чем-то вроде отдушины после долгих часов под землёй или в дозоре. Напряжённое ожидание очередной орденской атаки изматывало уже само по себе, а в сочетании с регулярными ковровыми бомбардировками, загнавшими жителей Алата в подземные бункеры, такое существование и вовсе казалось невыносимым.
Впрочем, для Риса все эти тяготы военного лагеря давно уже сделались привычными. Его ничуть не напрягала обстановка постоянного смертельного риска, в которой он чувствовал себя как рыба в воде. Конечно, охотник отдавал себе отчёт в том, что каждая следующая атака боевиков может стать для Алата последней, но персонально ему не приходилось страдать от страха за жизнь близких, скорее, его терзала тоска по ним. Дело в том, что с некоторых пор Кира большую часть времени стала проводить с детьми в мире Дачи или в Убежище, так что их семейные встречи сделались редкими и короткими. Нет, Рису даже в голову не пришло оспаривать решение жены обустроить Кристинку с Мартином в безопасном месте. Не держать же детей под землёй, когда есть возможность обеспечить им нормальную здоровую жизнь.
Впрочем, даже когда Кира возвращалась в Алат, это вовсе не означало, что она полностью посвящала себя своему супругу. Единственный грамотный аналитик в городе была фигурой очень востребованной, а потому её мужу приходилось мириться с тем, что она постоянно пропадала в лаборатории, где вместе с Кейтилем колдовала над полноразмерной копией защитного купола. Что тут скажешь, купол действительно был сейчас самой важной задачей для Алата, можно сказать, жизненно важной. К тому же сетовать на занятость жены у Риса совсем не было оснований, ведь он и сам бывал дома урывками между дежурствами в лагере охотников.
Атаки боевиков, которые раньше были редким экстраординарным событием, теперь превратились в рутину, так что недостатка в острых ощущениях Рис не испытывал от слова совсем. В Ордене явно происходило что-то странное и оттого пугающее, он бросал в бой всё бо?льшие силы и совсем перестал беречь жизни своих боевиков. Причём в последнее время состав атакующих сильно омолодился, Рис всё чаще стал замечать среди опытных матёрых бойцов зелёный молодняк. Впрочем, это нисколько не снижало опасности орденских атак, скорее, прибавляло им азарта и молодецкого задора. Правда, и потерь среди боевиков теперь стало в разы больше. Так ведь Ордену на такие мелочи плевать, к его услугам ресурсы целого мира.
Рису очень хотелось верить, что омоложение орденского контингента всё же было свидетельством недостатка в кадрах, но он уже давно привык видеть за всеми действиями Ордена какой-нибудь подвох, а потому не слишком обольщался. Этих неопытных и горячих юнцов использовали как пушечное мясо, что вроде бы было глупо и нерационально, однако поставки этого мяса на передовую были налажены с чёткостью конвейера, и конца сему потоку не предвиделось. А вот людские ресурсы свободных городов были ограничены, так что их защитникам волей-неволей приходилось быть крайне осторожными.
Собираясь в очередной рейд по выслеживанию призрака, Рис рассчитывал оказаться у истока Варнаги засветло, чтобы хватило времени всё осмотреть и разбить лагерь для ночёвки. Спускаться вниз он планировал уже на следующее утро, когда высохнет ночная роса, иначе на скользких камнях можно было запросто навернуться. Увы, вызов в городской совет поломал все планы незадачливого скалолаза. Когда он подошёл к заветной тропе, ведущей наверх к истоку, солнце уже успело скрыться за ближайшей горой, погрузив предгорья в сизый мутный сумрак. Только самый верхний краешек скалы ещё сиял в лучах заходящего солнца, как золотая корона на иссиня-чёрной шевелюре царственной особы. Зрелище было великолепное, однако для подъёма на скалу освещения было явно недостаточно.
