Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея
Николай Александрович Лейкин
Антон Павлович Чехов, прочитав новую книгу Николая Александровича Лейкина, писал ему в личной переписке: «„Стукин“ имеет значение серьезное и стоит многого (по моему мнению) и будет служить чуть ли не единственным памятником банковских безобразий нашего времени; к тому же фигурируют в нем… птицы более высшего порядка. Если в „Сатире“ [имеется в виду роман «Сатир и нимфа», уже выходивший в нашем издательстве] хороши частности, то „Стукин“ хорош в общем». Сложно не разделить мнение отечественного классика и не увлечься как многочисленными интригами, так и многочисленными яркими бытовыми деталями, делающими повествование таким интересным и достоверным. Мелкий банковский служащий Стукин получает возможность продвинуться по карьерной лестнице благодаря тому, что директор банка Хрустальников выбирает его, чтобы выдать за него свою беременную любовницу. Однако это не единственная возможность, которой пользуется Стукин…
Николай Лейкин
Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея
© «Центрполиграф», 2023
© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2023
Глава I
Жених нужен
Заседание совета «Общества дешевого торгового кредита» уже кончилось, а директор Лавр Петрович Хрустальников все еще не уходил из комнаты заседания, хотя товарищи его, другие директора, давно уже отправились домой. Хрустальников закурил даже новую сигару и по-прежнему продолжал сидеть в кресле. Дымом затягивался он как-то особенно остервенительно и искоса посматривал на управляющего конторой общества, Ивана Алексеевича Беспутнова, сортировавшего решенные дела по папкам.
Хрустальников был толстенький, кругленький, очень бодрый старик с солидным брюшком и гладко стриженной полуседой головой. Полное лицо его отличалось крупными, сочными губами и маленькими бакенбардиками в форме перерезанной пополам сосиски. Беспутнов был тоже пожилой человек, но сухой, с мрачным, деловым, геморроидальным лицом и котлетовидными рыжеватыми бакенбардами.
Директор вздохнул, колыхнул брюшком, пошамкал губами и устремил взор на управляющего. Управляющий поймал этот взор и сделал нечто вроде собачьей стойки, как бы говоря: «Чего изволите?»
– У меня, Иван Алексеевич, до вас просьба есть… – начал директор.
– Сделайте одолжение, Лавр Петрович, – отвечал управляющий.
– Просьба моя совершенно частная и не относится до банковых дел. Вот видите ли, мне хорошего человека нужно.
– Человека-с? – переспросил управляющий, подвигаясь к директору.
– Да, человека… И непременно хорошего и холостого, – продолжал тот. – Я бы хотел кого-нибудь из служащих в нашем банке. Ведь у нас есть холостые?
– Более половины холостых.
– Ну, вот и отлично… Вы, как управляющий, всех их очень прекрасно знаете, так не можете ли мне порекомендовать? Но, прежде всего, чтобы он не был заносчив… Потом желательно, чтобы это был бедный человек, так как я хочу сделать ему добро.
– Вам, Лавр Петрович, для вечерних занятий?
– Нет, не для вечерних занятий. Мы постараемся его поставить так, что и не нужно ему будет вечерних занятий.
– То есть вы хотите нечто вроде домашнего секретаря? – допытывался управляющий.
– Да… Пожалуй, он может быть и моим домашним секретарем. Он может здесь служить по-прежнему, мы его повысим…
– Понимаю-с… Вы хотите, чтобы он был удовлетворен хорошим содержанием от общества и за это работал для вас, то есть секретарствовал?
– Совсем не то, Иван Алексеевич… Вот видите… Мне не совсем ловко обращаться к вам с просьбою о таких услугах, но, надеюсь, что во имя наших добрых отношений, вы не посетуете на меня.
– Все, что могу, я готов.
– О, очень и очень даже можете! – Директор затянулся сигарой, пошамкал губами и продолжал: – Вот видите, есть у меня одна девица, в судьбе которой я принимаю деятельное участие. То есть она не девица, но… Да нет, ежели хотите, то девица… Ее все считают за вдову, но это неправда, замужем она никогда не была, и мне именно замуж-то ее и хочется пристроить за хорошего человека.
– Вы желаете вашу даму выдать за одного из наших служащих? – подсобил директору управляющий.
– Да… Так вот, нет ли у вас жениха?
Управляющий задумался.
– Надо сообразить, – сказал он.
– Сообразите, пожалуйста, Иван Алексеевич, разузнайте, переговорите и представьте мне такого молодого человека. Впрочем, он может быть и не молодой, но только холостой, смирный и почтительный. Также не хотел бы я, чтоб он был пьющий. Понимаете… уж ежели благотворить, то благотворить достойному. Конечно, уж если мы не найдем трезвого, то можно взять и выпивающего, если он не буян, но все-таки хотелось бы, чтоб это был человек сколько-нибудь приличный. Девица-то уж очень хороша, так жалко, знаете… Она держит себя вполне и прилично, любит иногда почитать, может поговорить, манеры ее не вульгарны, есть кой-какие культурные привычки… Да вы ее знаете… Помните, в прошлом году в маскараде в Купеческом клубе? Помните? Я встретился с вами, предложил вам поужинать со мной, и с нами была дама…
– Матильда Николаевна? – спросил управляющий.
– Ну вот, вот… Ее-то мне и хочется выдать замуж.
– Я ее тогда считал вдовой.
– Да ведь это, в сущности, все равно. Это такие пустяки. Конечно, она, так сказать, больше вдова… Но по паспорту девица. Выдавая ее замуж, я, разумеется, ее награжу, буду даже ее отцом посаженым, так как, надо вам сказать, у ней нет таких приличных родственников, которые бы могли занять этот почетный пост. Так вот-с… Да, не хотите ли вы ее фотографическую карточку? С карточкой вам будет несколько удобнее предлагать ее молодым людям. Впрочем, опять-таки повторяю, что это может быть и не молодой человек, но непременно холостой. Вот ее карточка. – Директор полез в карман, вынул оттуда бумажник, а из него фотографическую карточку и, передавая ее управляющему, сказал: – Не правда ли, дама хоть куда?
– Красавица, – отвечал управляющий.
– А уж как избалована – ужас! Ну, вот видите, можно ли такую женщину выдать замуж за какого-нибудь скота?! Ведь это было бы святотатством.
– Вполне с вами согласен, – отвечал управляющий, любуясь изображением женщины.
– Ах да… Скажите тому, кого вы наметите в женихи, что я даю избраннику в день свадьбы тысячу рублей в руки.
– Хорошо-с… Я постараюсь.
– Можете прибавить, что ее я и после свадьбы не оставлю своим покровительством. И ее, и его. Его тоже не оставлю. Если же тысяча рублей ему покажется слишком малой суммой, то дайте ему заметить, что он может поторговаться при личных объяснениях со мной, и я что-нибудь прибавлю. Впрочем, прибавка к тысяче рублей и не составит расчета для жениха, так как это будет лишь единовременное вознаграждение, тогда как, кроме того, я могу обещать ему постоянное покровительство. Умный человек это сейчас сообразит. Так вот-с, Иван Алексеевич, в чем моя к вам всепокорнейшая просьба… Пожалуйста…
– Похлопочу, Лавр Петрович… – отвечал управляющий. – Мне очень приятно услужить вам.
– И уж будьте добры поторопиться и дать поскорее ответ, потому – такое обстоятельство, что время не терпит. Надо непременно в начале будущего мясоеда и свадьбу сыграть, а то нехорошо будет венчаться. Некрасиво… Ему самому некрасиво. Теперь еще это пока незаметно, а ежели отложить до февраля, то будет очень заметно. Надо, знаете, чтобы и для глаз… Можете вскользь упомянуть, что и крестить ребенка я буду. На ребенка тоже тысячу рублей. Конечно, это мелочи, и я об них мог бы уговориться лично с избранником, но все лучше, если вы наперед скажете. Да и удобнее это, когда третье, не заинтересованное лицо говорит. Также объясните, что обстановка у ней прелестная. Прошлый год Лизере ей всю квартиру омеблировал.
– Скажу, всенепременно скажу, Лавр Петрович.
– Ну-с… Так вот… Стало быть, уж я на вас в надежде. Директор поднялся с кресла и взял в руки шляпу.
Управляющий поклонился.
– Ах да… Вы таким, которые заносятся и имеют фанаберию в голове, не предлагайте, не стоит, – прибавил директор.
– Я уж знаю, кому предложить. У меня есть такой на примете. Его долги одолели.
– Ну вот, вот… И если заметите, что он не прочь и поддается, то сейчас же назначайте ему прибавку к жалованью, чтобы он знал, что это должно составить ему значительную выгоду по службе. Прощайте, Иван Алексеевич.
– Прощайте, Лавр Петрович.
– Стало быть, послезавтра я могу ожидать ответа?
– Полагаю, что я успею к тому времени.
– Даже, может быть, уж и представите его мне для личных переговоров?
– Если он будет согласен, то непременно.
– В крайнем случае вы пустите в ход строгость. Что, мол, так и так… Иначе мы вас должны будем упразднить. Знаете, это иногда помогает.
– Да уж я знаю, как…
– Ну, то-то… Ведь недаром вы у нас считаетесь Соломоном. Так до свидания, Иван Алексеевич. – Директор пошел к дверям и остановился. – Ах да… – спохватился он. – Вы упомянули как-то об увеличении вам кредита по вашим личным счетам… Так мы…
– Да… Я просил… Потом, у меня есть вексель в двадцать восемь тысяч… – проговорил управляющий.
– Так мы подпишем об увеличении… Я попрошу всех. И насчет векселя… Он, кажется, долгосрочный?
– На двадцать четыре месяца.
– Ну, все равно… Прощайте. Жду ответа.
Директор вышел в другую комнату.
Глава II
Наметил
Иван Алексеевич Беспутнов, управляющий конторою «Общества дешевого торгового кредита», ходил по комнатам конторы, заложа руки под фалды визитки, хмурил брови и олимпийски посматривал по сторонам. При его приближении артельщики в кассах как-то усерднее принимались считать деньги и процентные бумаги, изо всех сил стукая пальцами по денежным билетам и листам; кассиры с пером за ухом или в зубах непременно лезли за какой-то книгой и внимательно начинали ее перелистывать; приемщики и контролеры рассыпались в любезностях перед стоящей у решетки публикой; конторщики пригибались к реестрам и ведомостям и необычайно бойко набрасывали в графы цифры; писцы, шедшие за справками в другие отделения, не шли, а летели и считали непременным своим долгом натолкнуться на что-нибудь, дабы показать свое рвение к делу. Все старались поставить на вид, что они работают, не жалея пота, крови, не щадя живота своего. Какой-то коротенький старичок из конторщиков даже сделал страдальческое лицо, встал с места и начал растирать руками поясницу.
Управляющий между тем остановился перед одной из конторок и стал расправлять свои котлетовидные бакенбарды. Сидевший за конторкой конторщик усиленно стукал на счетах правой рукой и водил по бумаге, на которой были изображены цифры, левой рукой. Это был пожилой уже человек, в потертой и порыжелой жакетке и с плюгавенькой бородкой на серо-лимонном лице. Волосы его стояли как-то вихрами. Вся фигура имела забитый, жалкий и вместе комический вид. Управляющий вынул из кармана носовой платок и звонко высморкался.
– Будьте здоровы, Иван Алексеевич… – обернулся в его сторону конторщик, шаркнул ножками, поклонился и опять защелкал костяшками счетов.
Управляющий улыбнулся.
– Что вы желаете мне здоровья? Я и не думал чихать, – сказал он.
– Виноват-с… Мне показалось, что вы чихнули.
– Господин Парфенов, кажется? – спросил его управляющий.
