– Тоже мне, Шерлок и доктор Ватсон, – прошипела пойманная с поличным Ирка. – Заткнитесь, пока я не натравила на вас собаку Баскервилей.
Звонок на урок застал нас врасплох. Жадный до еды Егорик вмиг заглотил недоеденную Иркину булочку. Мы понеслись на второй этаж к кабинету черчения и, поцеловавшись с закрытой дверью, поняли, что впихнуть пятьдесят учеников на совмещенный урок можно только в актовый зал.
От зала этого, к слову, осталось одно лишь название. Некогда начищенный до зеркального блеска пол безбожно скрипел. Доски, выстилавшие центр сцены, не шлифовались так давно, что даже счастливые обладатели обуви на толстой подошве не были застрахованы от острых заноз. Добрая половина кресел была пригодна разве что… Да ни для чего. Обивка разодрана, сиденья разболтаны, даже рюкзак на них не положишь.
В общем, не зал, а этакая миниатюра нашего города – обители нефтяников, не справившейся с кризисом 90-х и превратившейся в обитель зла. Одним словом, Оха. Самый неприветливый уголок Сахалинской области. Треть населения уже свалила отсюда на материк. Еще треть собиралась последовать примеру первой. Я и сама с удовольствием оказалась бы в числе отъезжающих, будь на то моя воля. А пока горстке местных жителей, включая меня, приходилось довольствоваться догнивающим наследием застройки 70-х годов.
Мы успели вбежать в зал ровно за секунду до того, как Циркуль начал перекличку. Все вакантные места с худо-бедно приспособленными для размещения пятых точек креслами были заняты, и нам пришлось усесться на свои рюкзаки прямо посередь прохода. Спустя десять минут закономерно начала ныть поясница. Неудобная поза и сквозняк – так себе сочетание.
Циркуль был представителем вымирающего вида учителей. Он умудрялся преподавать свой предмет интересно, и ему, в отличие от Волчары Палны, не нужно было запугивать нас двойками за поведение или черт знает чем еще ради соблюдения тишины в классе. За это ценное качество Андрею Валерьяновичу спускали с рук регулярное потребление алкоголя. Все знали, что в своем волшебном термосе он таскал отнюдь не мятный чай. Зато на уроках черчения никто не боялся выходить к доске. Плохих отметок Циркуль не ставил. И вот как раз за это ему часто прилетало от начальства. Еще бы. Из-за высокого среднего балла по черчению рушилась вся школьная статистика успеваемости.
Мои затекшие ягодицы были застигнуты врасплох внезапной вибрацией. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы достать смартфон из единственного надежного кармана рюкзака. Краем глаза я увидела, что все мои одноклассники тоже потянулись за гаджетами. Прекрасно. Наверняка кто-то настрочил очередную идиотскую шутку в общий чат.
Сашка Петров, наш единственный и неповторимый админ, в начале учебного года создал в Ватсапе два чата: один с Любовью Станиславовной, второй – без. В первом чате – тишь да гладь. Любовь Станиславовна была бесхребетным классным руководителем, да и биологом тоже. Однако всем хватало ума не материться в ее присутствии. Чего не скажешь о втором чате… Случались, конечно, и конфузы, когда особо невнимательные личности путали переписки между собой и отправляли свои скользкие опусы, приправленные отборной нецензурной лексикой, в чат с классухой. Любовь Станиславовна вряд ли стала бы их скриншотить для демонстрации родителям на собрании, но всегда лучше перестраховаться. Поэтому литературные шедевры молниеносно удалялись их же создателями.
– Вот сучка, – прошипела Ирка сквозь зубы.
Заинтригованная ее реакцией, я таки заглянула в чат. Санек уже успел добавить в него Бессмертного, а взбесившее Голицыну сообщение выглядело так: «Добро пожаловать в наш дружный класс, Максим! С радостью поможем обжиться на новом месте» Следом шло до тошноты идеальное селфи Царевой, посылающей Бессмертному виртуальный воздушный поцелуй. Картину портило разве что перекошенное лицо Янки Баженовой, не успевшей подготовиться к эпичному фото. Но Нику подобные мелочи мало волновали. Еще меньше они волновали Егорика.
– Держи, – хмыкнула я, протягивая другу салфетку.
Егор вопросительно взглянул на меня.
– Вытри слюни, – объяснила я шепотом. – Твой восторг от царевского селфи слишком очевиден.
– Жестоко, – криво улыбнулся Егорик.
– А этот сразу потек от радости, ты погляди, – бубнила Ирка, метая молнии в несчастного новичка.
Жгучая ревность Голицыной позабавила меня даже больше, чем собачья преданность Егорика. И если с чувствами Глинина все было понятно еще с 6-го класса (именно тогда он признался нам с Иркой в тайной любви к Нике), то с проявлением голицынских симпатий я столкнулась впервые за всю нашу с ней дружбу.
– Что вас так возмутило, позвольте полюбопытствовать? – громко спросил Циркуль.
Мы одновременно отвернулись в надежде, что он обращался к кому-то позади нас.
– Вас, Голицына, вас, – Циркуль уставился на нее поверх очков с толстенными линзами.
– Меня? Ничего. – Ирка невинно улыбнулась.
– Тем лучше, – процедил Циркуль сквозь зубы. – В таком случае будьте любезны напомнить нам, что такое золотое сечение.
Я осторожно придвинулась как можно ближе к Иркиному уху.
– Это наилучшее отношение частей и целого, при котором отношения частей между собой и каждой части к целому равны, – пропела Ирка под мою диктовку.
– Верно.
Голицына расплылась в довольной улыбке.
– Не обольщайтесь, – одернул ее Циркуль. – В следующий раз я разделю оценку напополам между вами и вашим суфлером.
Пристыженная Ирка уткнулась носом в пол. Мы не сговариваясь убрали смартфоны куда подальше. Циркуль, конечно, мужик адекватный, но и незаряженное ружье раз в год стреляет. А схлопотать второй неуд за день не было ни малейшего желания.
С физкультуры нас, слава богу, отпустили домой пораньше. Видимо, даже Валентине Игоревне, ЗОЖнице в пятидесятом поколении (не меньше), осточертело смотреть на наши тщетные попытки разыграть хотя бы одну стоящую комбинацию в волейболе.
Мы воодушевленно засобирались в штаб-квартиру комитета по перемыванию костей нерадивых одноклассников и прочих нехороших людей. Иными словами, к Егорику в гости.
– Идем, Кенни. – Ирка потрепала меня за рукав.
Они с Егориком давно постановили, что я неимоверно похожа на этого мультяшного персонажа. Особенно, когда натягивала капюшон своей рыжей парки по самое не балуй. Сначала мне это сравнение не особо нравилось, ведь по сюжету Кенни мочили чуть ли не в каждой серии. Но в нашем трио царила власть большинства, и мне пришлось смириться. А со временем мне даже начала нравиться эта нелепая кличка, и я сделала ее частью своего ника в инсте.
– Лида, – шелковистый бас Бессмертного застал меня врасплох.
Я застыла как вкопанная.
– Тебя ведь Лида зовут, верно? – Максим вкрадчиво посмотрел мне в глаза.
Благо остальные части моего озадаченного лица были скрыты под капюшоном.
– Э… Да, – промямлила я.
Бессмертный улыбнулся во все зубы. Такие белые, аж засверкали. Это как-то противоестественно.
– Я хотел извиниться перед тобой, – сказал он, переминаясь с ноги на ногу.
А я-то думала, что московские красавчики не из тех, кто нервничает перед… ну… перед такими, как я.
– За что?
– За твою двойку по физике, – хмыкнул Бессмертный. – Неловко вышло.
– Я тебя умоляю. – Мои глаза закатились сами собой, честное слово. – Волчаре не нужен повод, чтобы смешать кого бы то ни было с дерьмом.
Услышав бранное слово, Бессмертный скривился, и мне даже стало немного стыдно. Но ненадолго.
– Зачем так выражаться.
Ох, и зря же ты начал нравоучения, Максимка.
– Ты же девушка.
Терпеть не могу лицемеров.
– А ты, значит, из тех, кто предпочитает следовать принципу «жопа есть, а слова нет» вместо того, чтобы называть вещи своими именами? – теперь я жалела, что мое лицо было прикрыто капюшоном, иначе Бессмертный точно был бы сражен наповал его надменным выражением.
– А тебе палец в рот не клади, – он загадочно улыбнулся.
Тупой трюк.
– Себе палец в рот положи, – пробубнила я и, не дожидаясь ответа, поспешила к топтавшимся у выхода Ирке и Егорику.
Обожаю Крайний Север. На дворе только сентябрь, а в Охе уже зима на пороге. Обледенелый асфальт был припорошен снегом, что создавало иллюзию безопасности передвижения. Надежда бодрой поступью преодолеть скользкий участок разбилась вдребезги, как только мы с Иркой одновременно наступили на замерзшую лужу. От позорного падения нас не спасли ни рифленые подошвы Иркиных новеньких тимб, ни подхвативший меня под руки Егорик. Самоотверженный друг шлепнулся рядом с нами. Ожидаемо. С таким весом Егорику было никак не справиться.
К нам подскочил Фил. Имя смахивает на собачью кличку, согласна. Однако обладателем несравненного погоняла был Артем Филаретов, покровитель гопников всея Охи. Ромео местного розлива. Однажды Ирке «посчастливилось» стать его Джульеттой (перебрала, с кем не бывает), с тех самых пор Фил не давал ей прохода.
– Так и будешь стоять, как истукан? – процедила сквозь зубы Голицына в тщетной попытке встать самостоятельно.
– Пардон, мамзель. – Фил подхватил ее на руки и в два шага перенес на безопасный участок школьного двора. Его бы силу да в мирное русло…
– А остальные пусть сами корячатся? – возмутилась Ирка, позабыв о благодарности за спасение от неминуемой гибели во льдах.
– Одна сек, отвечаю, – заверил ее Фил.
И не соврал: уже через мгновение я стояла рядом с Иркой. Правда, к Егорику Фил был не столь благосклонен. Глинина гопники вообще никогда не жаловали. И если бы не крепкая дружба с «мамзель» Голицыной, Егорик страдал бы от систематических побоев, как и все остальные «недогопники».
– Куда путь держите, ненаглядные? – ощерился Фил, намеренно игнорируя страдальческие вздохи подползавшего к нам на четвереньках Егорика.
– Не твое собачье дело, – мило улыбнулась Голицына.
– Малая, я ведь и втащить могу, не забывай, – оскорбился царь гопников.
– Ты че, совсем страх потерял? Втащит он, – Ирка звонко рассмеялась.
Ценой неимоверных усилий Егорик таки смог принять вертикальное положение. Мы с Голицыной подхватили его под руки с обеих сторон и побрели прочь от Фила.
– Будешь моей, так и знай! – крикнул он вдогонку.
Ирка промолчала, дабы не провоцировать гоп-царя на продолжение разговора. Иначе он того и гляди увязался бы за нами, несмотря на откровенную неприязнь к Егорику.
Комитет по перемыванию костей базировался в типичной давно нуждавшейся в капитальном ремонте хрущевке. Однако квартира Егорика выгодно отличалась от остальных. Нет, не планировкой. И даже не дорогущей мебелью и навороченной техникой (кредиты на которую, к слову, его матушка до сих пор исправно выплачивала). Все просто: в его квартире всегда было очень чисто. И всегда вкусно пахло сосновым лесом. Тетя Люся, мама Егорика, всю свою сознательную жизнь проработала уборщицей и к настоящему моменту повысила квалификацию на этом поприще до уровня бог.
Егорику было всего два года, когда его папы не стало. Он был первоклассным геологом, участвовал в разработке шельфа. После этой фразы все думают, что папа Егорика погиб в какой-нибудь аварии на месторождении. Это не так. Папу сожрал рак. Да так быстро, что никто и оглянуться не успел. Всего через два месяца после постановки диагноза здоровый и жизнерадостный молодой семьянин пошел на корм червям. И тетя Люся осталась совсем одна. Близкие родственники предлагали ей вернуться на материк, но она так и не смогла покинуть место последнего пристанища папы Егорика.
Сына нужно было чем-то кормить, да и себя тоже. Профильного образования у тети Люси не было, и она, недолго думая, занялась уборкой замызганных подъездов. Какой-никакой, а заработок. Со временем тетя Люся так навострилась, что ее стали нанимать для профессионального клининга элитных квартир. А это уже совсем другие деньги. И вот по прошествии нескольких лет тетя Люся заработала себе безупречную репутацию, а вместе с ней и тяжелую степень остеохондроза.
Кроме того, здоровье тети Люси подтачивало скребущее чувство вины перед Егориком за отсутствие отца. Она заваливала единственного сына дорогущими подарками по поводу и без. К нашему с Иркой счастью, эта избитая до чертиков ошибка матерей-одиночек никак не сказалась на характере Егорика. Скорее, наоборот: вдоволь насмотревшись на мамины страдания, Егорик задался целью купить ей двухэтажную виллу в Испании. Уборкой виллы, согласно его грандиозному замыслу, должна была заниматься не тетя Люся, а специально обученный человек под кодовым названием «секси-горничная». Клише, Егорик. Но я тебя прощаю.
Тетя Люся включила чайник и, выставив на кухонный стол весь имевшийся в арсенале Глининых ассортимент съестного, побежала собираться на работу. Егорик залил кипятком раскиданные по трем кружкам остатки растворимого кофе. Он приоткрыл дверцу полки над вытяжкой и беззвучно достал початую бутылку дешевого армянского коньяка. Тетя Люся использовала его для приготовления своей фирменной ром-бабы, ну а мы – по прямому назначению.
Егорик без зазрения совести пригубил немного прямо из горла, а затем подлил адского пойла в наши кружки с кофе. Тут главное не переусердствовать. И я не про количество алкоголя, потребляемого за один присест несовершеннолетними. Сколько нальют, столько и выпьем. Я про нервы тети Люси. Убывание коньяка не должно было бросаться в глаза.
Мы тихонько чокнулись кружками, и Егорик побрел в свою комнату переодеваться в домашние шмотки. Воспользовавшись моментом, в кухню впорхнула тетя Люся.
– Девчата, как вы думаете, – она стыдливо опустила глаза, – Егорик мой не того?
Мы с Иркой ошарашенно уставились на тетю Люсю в ожидании расшифровки таинственного «того».
– Ну, – не поднимая глаз, продолжила она. – Ну… Не голубой?
– А что вас натолкнуло на эту мысль? – деликатно уточнила Голицына.
Можно было только позавидовать Иркиному самообладанию. На ее месте я бы не смогла сдержать приступ истерического смеха.
– Как что. – Тетя Люся взглянула на нас так, будто мы с Луны свалились. – Я ни разу не видела ни одного его друга. Водит он сюда, – она поджала губы, – водит он сюда только вас, девчата.
– Так и радуйтесь, – улыбнулась Голицына.
– Понимаете, – тете Люсе было явно неловко вести этот разговор, – это как-то… Модно, что ли, стало в последнее время. Ну, мальчики с мальчиками, девочки с девочками и все тому подобное… А он без отеческой руки растет, – она всхлипнула. – Боюсь я, что затянет Егора в омут, а мне его вытащить будет не под силу.
Нам стало не до смеха. Тетя Люся буквально уменьшилась в размерах, когда призналась нам в своих опасениях.
– Не волнуйтесь. – Я накрыла ладонями ее беспокойные руки. – Егорик точно не из «этих». Он давно сохнет по Нике Царевой, – уж если сдавать друга, то с потрохами.
– Угу, – поддержала меня Ирка. – Видели бы вы, с какой любовью он пялится на ее сиськи.
Тетя Люся прыснула.
– Кого обсуждаем? – спросил Егорик, одним своим видом уничтоживший все наши с Голицыной старания по очищению его репутации: это ж надо было додуматься напялить на голову мамин жемчужный ободок для волос.
– Что? – уточнил «неголубой», напряженно вглядываясь в наши с Иркой перекошенные лица.
– Возможно, ваши подозрения не беспочвенны, – резюмировала Голицына.
– Удобно же, – начал оправдываться Егорик. – Волосы в глаза не лезут.
– А ты подстригись. – Тетя Люся взъерошила сыновью шевелюру и вышла из кухни. – Долго не засиживайтесь, завтра будний день, – крикнула она из коридора.
– Да, сэр, – крикнул ей в ответ Егорик.
– Мэм, – поправила его тетя Люся и захлопнула за собой входную дверь.
– Ну и денек. – Егорик вальяжно раскинулся в любимом кресле. – Колитесь, как вам новенький?
– Придурок он редкостный, – сказала я и тут же пожалела об этом: Ирке только повод дай для допроса с пристрастием.
– Что-то больно долго вы с ним ворковали в таком случае, – сощурилась Голицына.
Я присосалась к кружке, не желая комментировать ее домыслы.
– Мне кажется или кто-то все-таки ревнует? – хмыкнул Егорик, за что был моментально наказан фирменным голицынским щипком.
Когда Ирке что-то не нравилось, она применяла свой болевой прием. Для нас с Егориком до сих пор оставалось загадкой, как можно двумя пальцами заставить человека пожалеть о сказанном. И делиться секретом Голицына, ясное дело, не собиралась.
– Мне кажется или кто-то слишком много на себя берет? – Ирка перевела взгляд с корчившегося от боли Егорика на меня. – Ну так и? О чем вы болтали?
– Он просто извинился, – пробубнила я в надежде как можно скорее закончить неприятный разговор.
– За что? – Ирка продолжала сверлить меня взглядом.
