Игорь Викторович Умнов "Снисхождение"

Что такое счастье? Это любовь? Или случай, тот самый счастливый случай, после которого начинается новая благополучная жизнь? А может, счастье – это жертва, за которой охотится Её Величество Смерть?Он и она волей судьбы попадают на вымышленный остров Пьемонт-Ферри, в их распоряжении три дня и три ночи, чтобы найти ответ на вопрос, как им жить дальше… и жить ли?Древняя легенда, о которой все на острове знают, одновременно трагична и прекрасна, однако не всем известно, что она хранит в себе как мужскую, так и женскую версии, и оттого, какую версию вы выберите, будет зависеть ваше будущее…

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 15.01.2024

Снисхождение
Игорь Викторович Умнов

Что такое счастье? Это любовь? Или случай, тот самый счастливый случай, после которого начинается новая благополучная жизнь? А может, счастье – это жертва, за которой охотится Её Величество Смерть?Он и она волей судьбы попадают на вымышленный остров Пьемонт-Ферри, в их распоряжении три дня и три ночи, чтобы найти ответ на вопрос, как им жить дальше… и жить ли?Древняя легенда, о которой все на острове знают, одновременно трагична и прекрасна, однако не всем известно, что она хранит в себе как мужскую, так и женскую версии, и оттого, какую версию вы выберите, будет зависеть ваше будущее…

Игорь Умнов

Снисхождение




Часть I. Болезнь и Смерть.

Болезнь – младшая сестра смерти. С младшей сестрой Вы ещё можете поиграть в жизнь. Когда приходит старшая, игра заканчивается.

Это было ранней весной. С Крапивиным мы познакомились в ходе непродолжительной командировки в Восточную Сибирь по делам одной крупной газовой компании. Непосредственно по работе мы пересекались редко, так как я занимал скромную должность в отделе по связям с общественностью и беседовать в ту пору с одним из ведущих инженеров мне было просто не о чем.

Все коллеги без исключения считали его заносчивым и раздражительным. Но со мной он был вежлив: выказывал своё высокомерие только в том случае, где необходимо было продемонстрировать очевидное превосходство «технаря» над «гуманитарием». К подобному отношению в современном мире я давно привык, и поэтому во мне не возникло ни капли ответной личной неприязни. Наоборот, на мой взгляд, было в этом человеке что-то загадочное и роковое, как сказали бы в старом добром романе, где герой волей судьбы прикоснулся к какому-то неведомому знанию и теперь вынужден хранить его в тайне, чтобы не дай бог не впустить в этот мир древнее зло.

Помимо Крапивина на новом месте у меня завязались ещё отношения, так сказать, никак не связанные с общественностью. Некая замужняя дама, работающая в местном восточносибирском филиале компании, вдруг ответила на мой невинный флирт взаимностью. Я ни от кого не скрывал, что дома у меня есть невеста, однако данное обстоятельство не остановило ни меня, ни её, и потому по окончании служебной командировки меня ждали неловкие проводы в аэропорту. Я просил даму не приезжать прощаться, аргументируя неблагоприятным погодным прогнозом, но в ответ услышал лишь: «Мы к холодам привычные».

В ожидании рейса, выпив по чашке кофе, двое уже бывших любовников старались как можно дальше держаться от знакомых глаз, и у нас неплохо это получалось, пока дама вдруг не спросила:

– Почему он так смотрит?

Я обернулся, и меня как будто укололи толстой иглой… или того больнее… Крапивин стоял в метрах десяти и как заворожённый смотрел в нашу сторону.

Мне стало не по себе и провожавшей меня даме тоже. Мы снова отправились пить кофе, и только через полчаса пытка наконец закончилась. Объявили посадку, и мы благополучно расстались.

В самолёте, как нарочно, случай распорядился так, что мы с Крапивиным оказались на соседних креслах. Я никак не мог забыть его обвиняющего взгляда и потому задал прямой вопрос:

– Осуждаете?

– С чего Вы взяли? – мой сосед разыграл удивление. – Это Ваше личное дело. Как говорится, не имею права вмешиваться.

– Но Ваш взгляд? – я не желал отступать, потому что считал, что поединок пройдёт на моей территории. – Возможно, Вы станете смеяться, но я на физическом уровне почувствовал что-то вроде укола.

– Мой взгляд тут не причем. – Крапивин застегнул ремень безопасности. – Вы почувствовали укор собственной совести, и она уколола бы в независимости от того, кто непосредственно наблюдал за Вами. То, что я оказался поблизости, было всего лишь совпадением.

– Значит ничего личного?

Чтобы ответить на этот вопрос «гуманитария» инженер взял паузу на размышление, а затем посмотрел на меня тем же завороженным взглядом, как в аэропорту.

– Это было бы неправдой, – теперь слова давались ему не просто. – Увидев вас, держащихся за руки, я вспомнил, что со мной однажды случилось нечто подобное и спустя несколько лет заставило горько об этом сожалеть.

– А я признаться думал, что Ваши отношения с женщинами полностью безупречны.

Ни одному «технарю» не заметить этой маленькой железнодорожной стрелки в разговоре, после которой направление беседы кардинально изменится. Вместо того чтобы обсуждать мою личную жизнь, которая, как справедливо было замечено, никого не касается, мы будем говорить о личной жизни того, кто «сам напросился».

– С чего это Вы так решили? – Крапивин сделался угрюмым.

– Я ссужу лишь по косвенным наблюдениям, иногда слухам. Слухи о Вашей личной жизни полностью отсутствуют, при этом Вы очень внимательны, аккуратны и рассудительны. Отсюда я и делаю такой вывод о безупречности.

– Неплохо анализируете для «гуманитария», – похвалил инженер, – если отсутствие каких-либо отношений с женщинами считать безупречными, то Вы оказались правы.

– Жаль, – я был смущен его откровенностью. – И никогда не были женаты?

– Скоро будет четыре года, как я вдовец.

Совесть уколола меня во второй раз, и я осекся. Самолёт набрал высоту, и прекрасные представительницы гражданского флота предложили долгожданные напитки.

– Простите, я не знаю, что на меня нашло, – это была попытка принести извинения ведущему инженеру. – То, как Вы смотрели на нас в аэропорту… одним словом, я почувствовал не просто укор совести, я почувствовал унижение. Будь мы с Вами один на один, как сейчас, я бы с лёгкостью снёс любые оскорбления, но там была дама, которой я обязан…

В кое-то веки слова изменили мне, разбежались кто куда из моей головы.

– Может быть, Вы и правы, что так ловко перевели разговор со своей небезупречной личности на мою скромную персону, – Крапивин одобрительно похлопал меня по колену, – и мне действительно необходимо объясниться. Если только Вы точно этого хотите?

– Да, конечно, помилуйте… – откуда взялось это «помилуйте»? – Сделайте такое одолжение…

– Возможно, после всего услышанного Вы и руки мне больше не подадите, но там, в аэропорту, поверьте, я никак не хотел выступить чьим-либо обвинителем. Из тех, кто имеет на это право, я последний в списке.

Первое, о чём он по-мужски попросил меня, так это быть к нему снисходительным, несмотря на то что, по его собственному признанию, на его совести было двойное убийство и насилие над женщиной.

В ответ я только кивнул, машинально вновь застегнул ремень безопасности авиакресла и вжался руками в подлокотники.

Всё в этом мире когда-нибудь уже происходило, и, кажется, нам пора перестать удивляться чему бы то ни было в этой жизни, но порой обыкновенная человеческая история нет-нет да и выйдет за рамки тривиальной болтовни. Убийство ещё не значит, что нам понадобится детектив, а боль, пытки и насилие, ещё не значит, что получится обязательно триллер. В какой-то момент вопросы мироздания возникнут из ниоткуда как глыбы, препятствующие движению вперед, но и это не значит, что раскаявшийся мудрец и болван, грызущий ногти, поведали нам очередную философскую притчу…

Не то чтобы мы прониклись взаимной симпатией, но продолжительные беседы так или иначе ведут к откровенности, и я с удивлением обнаружил в спокойном деловом инженере человека, который однажды, как говорится, прошёл по самому краю…

По прилёте я уже смотрел на моего нового знакомого другими глазами. Поначалу мне казалось, что воздушная исповедь, та, которая ближе всех к богу, должна была бы помочь Крапивину избавиться от чувства вины, в крайнем случае облегчить его страдания, но, продолжая и дальше общаться с ним в столице, я пришёл к выводу, что этого не произошло.

Такая несправедливость не давала мне покоя. Человек просил не оправдания, хотя, на мой взгляд, вполне мог на это претендовать. Он просил всего лишь снисхождения. Не могло же быть так, что за все пережитые страдания он этого не заслужил!

И тогда я решился действовать. Скажу откровенно, главным побуждающим стимулом для меня стала мужская солидарность с Крапивиным и вера в высший благородный замысел людского существования. Не мало, согласитесь.

Естественно, я действовал тайно и в одиночку, чтобы оставаться по возможности объективным. Поверьте, поиск смысла жизни дело весьма тонкое и деликатное.

Для начала мне удалось разыскать Натана Борисовича и записаться к нему на приём.

Грузный мужчина средних лет в очках и свободном костюме встретил меня рюмкой коньяка и усадил в кожаное кресло:

– Чем могу помочь, молодой человек?

Я с благодарностью выпил и попросил ещё.

Хозяин не отказал и сбросил улыбку только после того, как я назвал фамилию Крапивина.

Мгновенно посерьёзнев, Натан Борисович и сам угостился коньяком, что, как мне было известно, позволял себе лишь в исключительных случаях.

– Столько лет прошло, – раздосадовано закивал он головой.

– Ничего нельзя было сделать? – спросил я.

– Ничего, – подтвердил мой собеседник.

– Вы действительно можете мне помочь, – я заставил Натана Борисовича очнуться от неприятных воспоминаний. – Мне необходимо разыскать Женю Смирнову.

Защитная поза из скрещенных рук и подозрительный взгляд из-под очков стали мне ответом.

– В таком случае ещё коньяку, – попросил я.

Выпивки Натану Борисовичу было не жалко.

– Я друг Крапивина, но действую за его спиной, – в данных обстоятельствах мне пришлось слегка преувеличить свои полномочия. – Понимаю, звучит нелепо, но сам он неспособен это сделать. Ему нужна помощь. Пока у меня есть только вопросы и очень сомнительные ответы. И ещё есть надежда на то, что мне удастся поговорить с Женей.

«Как достучаться до небес», – вертелось у меня в голове, пока Натан Борисович, запросив в архиве контакты Жени Смирновой, долго, до конца не веря в то, что он делает, набирал таинственный для меня номер.

На другом конце трубки ответили.

– Здравствуйте, Женечка, как поживаете? – к Натану Борисовичу вернулась дежурная улыбка. – Вот и прекрасно. Я тоже хорошо. Ничего страшного не случилось, нет. На работе, как всегда, пью коньяк с одним молодым человеком. Хм. Не совсем. Он сказал, что он его друг. Хорошо. Полностью согласен с Вами, незачем ворошить прошлое. До свиданья. А лучше прощайте. И Вы правы, Женечка. Всего хорошего.

– Увы, – развел руками мой неудавшийся связной, – она передала, что ей нечего Вам сообщить.

– Жаль, – я уже все понял и сам попытался подняться со своего места. Получилось не очень.

– Ещё коньяку? – по какой-то причине и Натан Борисович не спешил со мной расставаться.

– Не откажусь, – моё потерянное в пространстве тело благополучно рухнуло в кресло.

Приятная теплота согревала, и всё же за Крапивина было обидно.

– Я слушаю, Женечка, – знакомый голос сквозь туман разбудил меня.

Пока я соображал, где я и что случилось, Натан Борисович протянул мне листок с адресом:

– Женя передумала. Она ждёт Вас. Я сказал, что сегодня Вы вряд ли сможете, но точно будете завтра.

– Спасибо, – поблагодарил я, принимая долгожданный подарок.

– Такси я заказал, если Вы в состоянии идти, пожалуйста, спускайтесь.

Естественно, к Жене Смирновой я поехал сразу от Натана Борисовича. Я не доверял женщинам, так завтра она снова могла передумать и не принять меня. Надо было действовать немедленно, пока её чувства не переменились.

Я успел, и то обстоятельство, что был нетрезв, сыграло мне на руку. Дама доверилась моим пьяным реверансам, и благодаря бутылке французского коньяка, которую, по всей видимости, на прощание мне вручил Натан Борисович, я не только услышал, но и увидел, всё то, что так долго в жизни искал.

* * *

Это случилось весной, когда Крапивин зашёл в лифт и поднялся на десятый этаж нового современного здания.

– Здесь живут «онки», – вспомнил он Сашины слова.

Стараясь не замечать ничего вокруг, он твёрдым и решительным шагом прошёл по коридору сразу в кабинет Натана Борисовича.

– Отличный день, – приветствовал его добрый хозяин, извлекая из своих регулярно пополняемых запасов очередную бутылку французского коньяка и приглашая расположиться в удобном кожаном кресле.

Крапивин ответил в своей привычной в последнее время мрачной манере:

– Отличный день, чтобы умереть. Так, кажется, говорят американские индейцы.

Затем выпил предложенный коньяк и поблагодарил.

Натан Борисович налил ещё. Со стороны могло показаться, что встретились два старых приятеля, но это было не так. Натан Борисович никогда не пил за компанию, вместо коньячного бокала его руки, вылезавшие как две толстые змеи из-под белого халата, нервно теребили бланк с последними неутешительными анализами.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом