Алиса Атарова "Комариные рассказы"

Комариные рассказы
Алиса Атарова

Когда Ваське было пять, нет, десять, нет, кажется, снова семь – в общем, когда Ваське было еще мало лет, с ним многое случалось. Но всегда не-до-случалось.

Алиса Атарова

Комариные рассказы

Спи

Решено было выезжать засветло, почти в ночь. Решено с вечера, но с утра собирались как обычно шумно, расселись суетливо: папа за руль, печку на полную, – из нее штормит ледяной бурей еще, – и на улицу счищать с машины щеткой сугроб, мама на место штурмана, руки потирает, Васька сзади в пледе по уши, пока не прогреется.

Выехали – колеса визжат по снегу нечищенному – они первые сегодня со двора, а вчера навалило, наметелило – и поворот на одинокую улицу, только прилегшую отдохнуть.

– Спи, Васька, – мама назад рукой шарит, по волосам Ваське, ласково, но рука холодная, кожа красная. – Спи, еще рано.

Папа ворчит, что печка «не фурычит», от него и от сиденья пахнет сигаретами, морозом и, должно быть, еще задатком утра, месяцем в небе и пургой в щелях двери.

Васька из одеяла нос высовывает, принюхивается, чтобы получше распробовать. Шмыгает – мороз укусил – мама тут же, будто по сигналу снова оборачивается:

– Сопли?

Васька кивает, одеяло на голову натягивает поверх шапки. Мама уже назад всем телом, рукой под подбородком у Васьки шарит, завязки развязывает, платком по носу елозит, потом поплотнее плед натягивает.

– Все спи, спи. Ехать долго.

Васька ложится на сиденье, носки под плед. Еще сиденья холодные, там где нога, вообще Арктика, а сверху греет первым теплом. Сквозь окна, если задрать голову, ничего не видно: только узоры морозца, и Васька думает – это на снежинку похоже, а это в фонарях проплывающих вспыхивает созвездие, а эти две слиплись, расплылись да так и замерзли.

– Спи.

Васька просыпается от того, что за черными окнами уже совсем не черно – робеющий бледный свет выбеливает окна, в машине тепло, но узоры никуда не делись, созвездия на месте. Васька садится, одеяло больше не хочется, да и куртку больше не хочется.

Вперед хочется смотреть из серединки.

А там – зимний лес. Узкая колея, и дорога белая вьется между елями, асфальта нет, и до весны его не увидишь, а машина летит будто над самой дорогой, гладко, мягко, и ели навстречу. А, может, это они летят на машину, а не наоборот.

И верхушки у елей будто пики острые, раскрашенные в розовый, как у Васьки в раскраске – омытые рассветным солнцем. И впереди небо тоже розовое, сверху синее, а посередине полоска: если смешать синий и розовый, это фиолетовый получается? И машина ревет, печка сопит и мама вместе с ней, только папа серьезный, неподвижно гонит по белому насту машину в розовом лесу и вдруг –

Провал, просека с электрическими вышками, где деревьев нет, и между ними на краткий миг ярко выстреливает солнце и прямо Ваське в глаза. Он жмурится от неожиданности, и в следующее мгновение солнца уже нет.

И снова лес, лес – бесконечные ели да розовые пики.

Зависть

В детстве, то есть где-то с семи до десяти, а может даже до одиннадцати, потому что потом наступило время, когда Гарри Поттеру прислали письмо, а еще если сократить год, который он не перескочил в 4 классе, а проучился, так вот в детстве Васька ужасно завидовал тем ребятам, которые летом ездили на дачу. У самого Васьки дачи не было (не у него, конечно, а у его родителей и бабушек-дедушек, тетушек-дяденек, ни у кого не было), и поэтому лето он проводил в городе – в летнем лагере при школе, который от школы мало чем отличался тем же запахом сосисок и макарон, сладостью трубочек с кремом и ворчливым охранником на входе, зато отличался уроками сокращенными, отсутствием домашнего задания и долгими прогулками – но во дворе школы. Потом Васю забирали и он проводил остаток дня во дворе, где он и другие ребята друг другу сочувствовали в отсутствии дачи и потому всячески пытались ее заменить. Например, можно было прыгать по крышам гаражей, устраивать драки шариками с водой и купаться в местной речке тайком от родителей, потому что речка грязная, и воды нахлебаешься – вырастет шестой палец на руке. Иногда их забирали на шашлыки, но не на речку, а на озеро, где купаться уже можно было, но недолго, чтобы не замерзнуть и не перекупаться (Васька не верил, что можно «перекупаться», но авторитета у него в этом вопросе не было.).

Потом первого сентября «дачные» рассказывали о своих невиданных приключениях: как проткнули ногу гвоздем и делали прививку от столбняка – сорок уколов в живот! – били крапиву и борщевик, и какие потом растут пупырышки, и как спугнули змею и купались в иле, и потом делали прививку от бешенства, потому что укусила крыса, выбежавшая из-под дома.

И Васька завидовал не зеленой даже, а какой-то бурой завистью, глядя на свои сбитые на гаражах коленки и укус собаки на руке. Даже собаки в городе казались не такими, как на даче – недостаточно свирепыми, не кусачими, так, прикуснут и лениво отпустят, будто и не нужно им это, будто они мальчишек перекусали уже порядочно. Не то что на даче – «Осторожно, злая собака» размером с волка, с волкодава, с жигули, и пасть со ста клыками, и рычит, и лает, и кусает.

Потом однажды летом Ваську отправили в летний лагерь за городом. Там были и речка, и собака, и борщевик, и зеленка, и даже гвоздь. Васька пришел в школу первого сентября во всеоружии – с переводной татуировкой Джеки Чана на плече и рассказом о том, как он забрался на чердак и спугнул летучую мышь. Правда, она его не укусила, к сожалению. Но Ваське все равно завидовали.

Зубы

У Васьки впервые должен был выпасть молочный зуб – долго, упорно Васька расшатывал его языком туда-сюда, но ничего не выходило. Расшатывание зуба из первого испуга перевоплотилось в забаву, когда мама рассказала, что зубы сменятся, вырастут коренные, а эти ему больше не будут нужны. Васька сначала фантазировал, что он будет не таким, как все, что у него, как у акулы, вырастут два ряда зубов, и он сможет укусить Дениса в школе так, чтобы у него отпечатались сразу две челюсти, и он навсегда отстал от него со своими приколами, а еще – что он сможет есть в два раза быстрее и больше не опаздывать во двор.

Когда мама сказала, что зубы все-таки выпадут, Васька испытал что-то похожее на разочарование, но потом придумал, что соберет себе акулье ожерелье и тем самым докажет, что он ничем не хуже акулы.

Ожидание выпадения зуба растянулось на целую неделю – каждый день он кончиком языка проверял, правда ли тот еще шатается, или может, ему это привиделось. Васька засыпал и боялся, что проглотит зуб во сне, и тот пустит корни в желудке, но вырасти, как апельсиновая косточка, ни во что не сможет, и просто будет у него зуб в животе. Тоже своего рода уникальное явление – наверное, на рентгене будет видно. Васька и страшился этого, и ждал с каким-то нетерпением, потому что все-таки зуб в животе – не самая распространенная штука.

В итоге зуб пришлось рвать. К такому Васька совершенно не был готов. Это и не акульи челюсти, и не зуб в животе, а что-то совсем неприятное, пахнущее хлоркой и зубной пылью. Мама отвела его в поликлинику, и пока они сидели в очереди, Васька уговаривал зуб выпасть сам: тыкал языком и даже клацал зубами, но тот все отказывался, плотно сидя в ямке. Мама одернула его и сказала, что не надо стучать так, а то все зубы выпадут. Васька притих – зубы ему еще были нужны.

Стоматолог – большая тетя с толстыми щеками, за которыми наверняка прятались акульи зубы, которые Васька так себе хотел, – заглянула в его рот, цокнула языком и сказала:

– Ну-ка вдохни.

Васька вдохнул, тетка рванула, и он ойкнул. Стоматолог сказала Ваське выходить, а тот никак не мог понять, что все уже случилось, и зуба больше нет. Он осторожно потрогал его языком, но вместо него была лишь мягкая теплая ямка. Так просто и так быстро зуба не стало, как будто он и не расшатывал его целую неделю, как будто только и надо было, что дернуть со всей силы. Раз и нет. И ни тебе акульих челюстей, ни тебе зуба в животе.

Они с мамой вышли из кабинета, и мама сказала Ваське протянуть руку. Белый маленький зуб упал в ладошку Васьки, и тот недоуменно воззрился на него.

– Положишь под подушку, чтобы зайчик тебе оставил монетку, – сказала мама и дала еще бумажный платок.

Васька укутал зуб в платок, спрятал в карман и подумал, что он лучше пока повременит и оставит его для акульего ожерелья – монетку он и так может попросить, а вот зубы у него в ограниченном количестве.