Василий Лягоскин "Боярский сын. Часть первая: Владимирское княжество"

Тут, уже имея какой-никакой опыт, он уже не стеснялся. Поток, заканчивающийся в кожном покрове, был куда интенсивней прежних. И все равно, менять свой цвет кристал начал не сразу; как бы нехотя. Но тут Николай и до начала работы таким вот заправщиком догадался, что емкость этого камня куда как выше, чем у светильников. При желании даже мог вспомнить несколько формул, сравнить мощность стоваттной лампы и стосильного двигателя. Но не стал этого делать. Не по причине лени, которой прежний Шубин отличался в отношении вообще всяких формул и чисел. Нет – понял, что тут и сейчас работали совсем другие законы.

– Хотя и от обычных отказываться нельзя, – решил он, – может, в этом и будет моя фишка, по сравнению с Одаренными высоких уровней. Техномагия, черт бы ее побрал!

Между тем, кристалл все же начал менять цвет. Принял сначала нежно розовый оттенок, потом все сильнее и сильнее краснел. Пока Шварц, покосившись на хозяина, с виноватой улыбкой скомандовал:

– Хватит, господин. Этого на целый день работы хватит.

И опять Николай удержался, чтобы тут же не начать высчитывать, сколько же он сейчас магической «солярки» влил в этот «топливный бак».

А механик, дождавшись, когда Николай отойдет от механизма, аккуратно опустил крышку, и незаметно (как он думал, наверное) перекрестившись, почти запрыгнул в кабину. Тоже остекленную, кстати.

– Ну, и правильно, – кивнул боярич, – представляю, сколько пыли поднимется, если пахать сухую землю. Ну, это я так просто предположил. Не знаю я ничего сельскохозяйственного, верно?

Память молчала. Ну, и ладно. А трактор… нет, не взревел двигателем – клацнул какими-то железками внутри, и тронулся с места, чуть гремя железными колесами. Разреши сейчас боярич; да даже улыбнись шире обычного, и закричали бы «Ура», и чепчики бы вверх…

– Нет, это из другой оперы, – опомнился боярич, – но что-то сказать нужно.

Прежде сказал; скорее выплеснул крик души управляющий:

– Позволь, Николай Ильич, я с Генрихом сейчас. Определю с чего начинать, да и назад сразу же. Да тут недалеко сегодня, а вот завтра… Нет – завтра воскресенье, грех. Значит, в понедельник…

Ну и лицо Курта рядом буквально изнывало от нетерпения. Боярич же махнул рукой – отпускаю. Всех. Кроме дядьки, конечно. Лицо которого было каким-то… задумчивым. Или недоверчивым. Но говорить ничего он не стал. Дождался, когда все выйдут из гаража, Курт закроет ворота, а потом и дверь, и трактор, шлепая железными плицами, скроется за другими воротами – уже замковыми. А вместе с ним и тракторист с сыном и управляющим поместья, которые как-то уместились в кабинке. И только тогда дядька похвалил:

– Силен, Николай Ильич! Как бы с батькой не сравнялся Силою – вот так, сразу.

– Нет, дядька Миша, – вздохнул парень, – тут ты не прав. Сильно не прав. Я так даже обычной молнии выпустить из руки не могу. А тут…

Пересказывать казаку разговор с Анфисой он не стал. Точнее часть его, касающийся особенностей магического развития. Тайн – ни своих, ни бывшей баварской баронессы – раскрывать он не собирался. Даже такому близкому человеку, как наставник. Но кое какие мысли, рожденные вопросами дядьки, все же себе задал. А потом и эксперимент очередной решил провести – раз свободное время задалось.

– А не сходить ли нам в баньку? – спросил он дядьку уже на ходу.

– Опять? – явно изумился тот.

– Да не мыться, – засмеялся парень, – так-то я еще пропотеть не успел. Но штуку одну посмотреть интересно.

«Штука» – светильник в раздевалке – продолжал исправно светить, хотя и гораздо тусклее, чем прежде. Вот это и хотел увидеть парень; в первую очередь. Второй же момент мог прояснить и не спускаясь в подвал – в любом ближайшем помещении, где были светильники. Но там еще нужно было «поделиться» электрической энергией, которая самим Одаренным воспринималась как поток мельчайших искорок. Здесь же он приложил ладонь к прохладному шару, и «приказал», или потянул в себя искры обратно. Почему-то представив себе самые обычные спагетти, которые он всасывает…

– Или лагман уйгурский, – вспомнилось вдруг, – как в Афгане…

Поначалу энергия внутри светильника сопротивлялась. Николай представил теперь, как она бьется, не в силах пробиться сразу сквозь две преграды – наружнюю оболочку шара, и человеческую кожу. Но воля юного Одаренного оказалась сильнее. Энергию словно прорвало бурным потоком; а светильник погас окончательно буквально за пару секунд. Николай даже выдохнул, отдуваясь – словно взял на грудь непосильный груз. Хотя совсем недавно оперировал несоизмеримо большим количеством энергии. И еще одно сравнение пришло на ум. Как-то образно стал мыслить юный боярич в последний день.

– Словно прежде футбольный мяч надувал ртом… через ниппель. А сейчас, только что, обратно воздух в себя всосал. И тоже через тот же ниппель. А так можно было? Нужно узнать… потихоньку. Может, я новый закон сейчас открыл. Не хотелось бы, чтобы меня по такому случаю золотом с ног до головы обсыпали. В виде клетки из золотых прутьев. На фиг такая жизнь прекрасная нужна?

Глава 7

Остаток дня прошел достаточно спокойно. Несмотря на обещание дядьки устроить «болящему» выходной день, они с бояричем все же позвенели шашками – в подвале, чтобы народ не смущать. А как иначе – энергия из парня буквально хлестала наружу. Результат? Казак лишь удивленно покачал головой, да сказал задумчиво – словно вспоминал что-то давнее, почти забытое:

– Видел я такое, боярич; еще когда в войске казацком служил. Тоже парнишка вот так прорвался. И вроде Дар у него был не сказать, что совсем уж боевой – Земля, точнее Камень. Но он и с каменной кожей быстрее начал с шашками махать – как вот ты сейчас. Жалко недолго – убили, считай в первом же походе. Не при мне случилось, но говорят – слишком положился на Дар. А ведь давно известно, что на любую силу найдется другая; еще позаковыристей. Так что не забывай, Николай Ильич.

– Не забуду, дядька, – вполне серьезно заявил парень, – и спасибо за науку.

Надо сказать, что как бы не прибавил боярич в скорости, достать учебной шашкой дядьку ему ни разу так и не удалось. Но главное, чем отличалась эта тренировка от многочисленных прежних, о чем не преминул отметить наставник – это то, что занимался Николай в охотку, с полной отдачей сил.

– А значит, – добавил он с улыбкой, – результат будет. Обязательно будет.

Боярич же не стал говорить, что в какой-то момент ему жутко захотелось применить в учебном бою и новую свою способность. Но – удержался, и сейчас был этому рад.

Потом два бойца – молодой да старый – обмылись в той же бане, благо она была рядом, да воды горячей хватало. Николай тут все же не удержался. Дождался, когда останется один в зале отдыха, и «поиграл» со светильником. Оказалось, что с таким трудом; можно сказать неимоверными душевными усилиями возвратить потраченную энергию из светильного прибора, было только в первый раз. Словно тот самый «ниппель» стал теперь двусторонним. За последней такой серией «включаю-отключаю» его и застал дядька. Но даже покачать головой не успел. Раньше парень сам объяснил – небольшую часть истины:

– Вот, думаю, зачем Силе даром пропадать. Лучше я ее с собой заберу.

Вряд ли старый казак разбирался в тонкостях магического искусства. А о том, что он будет рассказывать кому-нибудь о «шалостях» своего воспитанника, не могло быть и речи. Так что дядька лишь кивнул, когда в комнату вернулась привычная полутьма. Да почти темень уже – ведь на улице уже властвовал настоящий апрельский вечер.

Но туда боярич с наставником не пошли. Полюбовались окрестностями в багровых, от заходящего солнца тонах, с того самого балкона, где состоялся первый разговор с Анфисой Никаноровной. А до второго еще время не пришло, понял Шубин – поскольку давешняя холопка, Наталья, заявила, что к ужину бывшая баронесса не выйдет. Ну, и боярич прямым приказом велел казаку составить ему компанию.

Оказалось, что без самовара на столике вполне хватало места для плотного ужина. А с учетом того, что расторопные девчата еще и носились от кухни и обратно с переменами блюд, так Николай и вовсе объелся. И чей-то пискнувший в душе голосок о вреде обильного питания на ночь общим хором был тут же подавлен.

Дядьку Николай отпустил. Точнее, тот сам отпросился, уточнив, что до утра воспитаннику не потребуется. Да у него самого дел, очевидно, хватало. Кроме обязанностей начальника охраны замка, были ведь еще и домашние дела. Конечно, коров с поросятами, да и огорода семья Дементьевых не держала, но мало ли каких дел могло накопиться за целый день в доме, где кроме самого казака и жены еще четверо детей по лавкам…

У дверей кабинета его ждал управляющий, Арсентий Павлович. Николай больше для приличия спросил, по большей части равнодушный к сельскохозяйственным делам:

– Много ли напахали, Арсентий Палыч?

– Много, ой много! – обрадовался интересу молодого хозяина управляющий, – сами не ожидали, как много. Душа-то руки к земле приложить требует!

Николай, входя в открытые двери кабинета, чуть заметно фыркнул – представил железные, подобные крабьим загребущие «руки» трактора. В кабинете он первым делом «зажег» светильники – сразу три. Два больших, на противостоящих стенах, скупо украшенных картинами, изображающими какие-то батальные стены. Третий располагался прямо на большом столе; на подставке, что являла собой копию статуи какой-то античной красавицы. Как бы не богини. Внутри парня, кстати, словно кто-то страницами зашелестел – искал, какой именно богине поклонялись древние эллины, и продолжают поклоняться большая часть современных греков. Боярич так же внутри себя отмахнулся, и уселся в отцовское кресло, которое даже ему, юному орясине, было великовато. Батюшку, покойного боярина Илью Николаевича Шубина, царствие ему небесное, юноша перерос еще года два как.

Открывшему было рот управляющему боярич махнул рукой, останавливая. И заговорил сам:

– Ты вот что, Арсентий Павлович. Деньги, что с аренды экипажа получишь, зазря не трать. Все, что положено – на хозяйство, да налоги всякие, откладывай, а остальное все сюда, да наличными. Понятно?

– Как не понять, Николай Ильич, – ответил управляющий, поклонившись в очередной раз.

– Да ты садить, не мельтеши, – разрешил парень, невольно копируя манеры отца в разговоре с холопами, – да… напомни о налогах. Много ли платим?

Сказать по правде, такие вот подробности, пусть и значительные, пока мало волновали парня. Его интересовал конечный результат. А именно – количество золотых тяжеленьких кружочков в калите, если придется внезапно срываться из родового гнезда. Последнего он, конечно, не планировал, но…

– Так известно же, – дядька в кресле чуть ли не расплылся в счастливой улыбке, – как боярскому роду – по десятине Великому князю, да Церкви православной. Да и все. Остальное – по воле боярина.

– А остальные как же? – не удержался боярич.

Что-то такое они классом проходили в прошлом году, но как-то материал этот прошел мимо сознания школяра.

– Так остальные дворяне, кроме княжеских людей конечно, еще десятину нашему, Владимирскому князюшке, Столетову Александру Сергеичу в казну несут. Ну и свободный люд… тут, как договорятся. Наши-то, на земле, тоже десятину. А у остальных, говорят, и до половины от оставшегося доходит.

Не помяни черта к ночи, он и не придет. Как-то вот так, кажется, говорили предки. Впрочем, сейчас и здесь, быть может, что-то и похлеще могли выразиться. Вот только упомянул местного губернского властителя Арсентий Палыч, как тут же один из младших холопов – не тот, что в бане течи топил, постарше – постучал в дверь. А после того, как разрешили ему войти, выпалил; как бы не с радостью:

– Ваше Сиятельство, Николай Ильич! К вам гонец с письмом от князя Столетова Александра Сергеевича!

Каждое слово; да что там – каждую буковку паренек выговаривал со тщанием; с любовью. Боярич на миг окунулся в волны собственной памяти; вспомнил, как в таких случаях действовал отец. Ничего сложного – разрешить; кивнуть, не вставая, и принять послание через ближайшего холопа, кто при этом присутствует. На данный момент это управляющий. Ну, потом поинтересоваться, не стоит ли дать тут же ответа князю. Да – еще и малой копеечкой отблагодарить посланца. Не взирая на то, хорошую весть принес тот, или дурную.

Вот все эти церемонии парень и провел, обменявшись с гонцом разве что кивком на приветствие, да теми самыми словами насчет ответного послания. Услышав в ответ, что такого не требуется, еще раз кивнул – уже Арсентию Палычу. Дело в том, что у самого боярича на этот момент в карманах было… да ничего там не было! Как переоделся в бане в чистое, так и пришел сюда.

Но у управляющего в мошне по определению не могло быть вакуума. Он действительно извлек откуда-то из-под полы монету, достоинства которой парень не разглядел, и сунул ее в руку мужика, который, очевидно, в княжьих гонцах служил не первый год. Лицо его боярич уже видел, да не раз.

– Ну, раз немедленного ответа не требуется, значит, прочту позже, – решил боярич, – как бы не интересно не было. А уж как дядька Арсентий любопытством полыхает! Ничего, потерпишь. Не для того сюда зван.

– Давай заканчивать, Арсентий Палыч, – постарался выдать как можно более скучный голос Николай, – основные цифры, проблемы. В подробностях буду разбираться позднее. Да, еще ключи мне от батюшкиного кабинета оставь.

– Как скажете, Николай Ильич, – умудрился поклониться на стуле Арсентий Палыч, – сей момент.

Из краткого отчета следовало, что от весенних полевых работ, от аренды чудо-механизма в казну боярского дома за вычетом налогов причиталось почти пять сотен золотых. О том, что скрыть истинные доходы не получится, боярич даже не заикался. Понял, что с применением магии это просто не получится. А про штрафные санкции, которые могли перерасти в «кары небесные», даже спрашивать не стал. Особенно в той части налогов, что полагались Церкви.

– Так-то лошадкой как-бы не втрое дешевле получилось бы, для людишек-то, да других господских земель, – пояснил вдруг управляющий, – но с нашей помощью урожай куда как обильней, да полезней получается. Бумаги-то на наш механизм самобеглый сам Владыко благословил.

– Это хорошо, – задумчиво протянул боярич, – ты вот что, Арсентий Палыч, деньги все наличными собирай, да сюда неси. И еще… новых договоров, начиная с лета, пока не заключай. Понятно ли?

Последнее слово от проговорил с такой твердостью, что управляющему враз расхотелось что-то переспрашивать. А хотелось ведь – вон как физиономия скривилась. Но ничего, переборол себя мужик, да продолжил:

– Всего же, Николай Ильич, за год, считай, две тысячи золотыми набегает. Немного, конечно, для боярского рода, – тут он опасливо поглядел на парня – не углядел ли тот, в свою очередь, обиды в таких словах, и продолжил, успокаиваясь, – но Илье Николаевичу хватало. Это по его же словам говорю. Половину, даже чуть меньше, он мне доверял, на хозяйство. А вторую, по велению батюшки вашего, царствие ему небесное, тоже половинили. Одну часть на счет в дворянском банке, а вторую, как вот вы сейчас приговорили – в кошеле. А уж как их Илья Николаевич расходовал, то не мое дело было.

– Оно и понятно, – усмехнулся боярич, вспомнивший сейчас заготовки в гараже, – вот то богатство как бы не годовую прибыль съело. Ты вот что, дядька Арсентий, – в банк пока прекращай перечислять. Все, что для хозяйства не требуется, сюда. Будем создавать стабилизационный фонд. На случай внезапного драпа.

Последнее, конечно, не вслух. Увидев, как мужик на стуле мнется, кивнул ему – говори. Почему-то Николай решил, что управляющий сейчас не знает, являются ли следующие слова важными для боярича, или совсем не интересными.

– Тут такое дело, Николай Ильич. Прежде боярин мне доверял, продать ли излишки из запасов; те, что к весне скопились, и до нового урожая не потребуются.

– И много ли таких?

– Рублей на триста золотом, если поторговаться, – с какой-то гордостью заявил управляющий, – купцы от московской знати хоть завтра, да прямо со складов готовы взять.

– Самовывозом, значит, – усмехнулся Николай, – а и пусть забирают. Тут, судя по рассказцу дядьки Михаила, большим войском обзавестись не дадут. Так чего продукция гнить будет.

Покивав – словно размышлял про себя, заявил уже вслух:

– Продавай, Арсентий Палыч. Тоже за наличные. И на будущее. Если понадобится сделку какую провести… ну скажем, до пятидесяти золотых разом, так проводи, не спрашивая. Потом отчет дашь. А уж большее что, со мной согласуй. Все понятно?

Он строго поглядел на управляющего, и тот степенно закивал. Очевидно, что последнее он воспринял как знак особого доверия. Впрочем, юный владетель в работе с управляющим ничем особо не рисковал. Вот это с уроков школьных он как-то хорошо уяснил; представлял себе, что такое холопский договор, заверенный Одаренным Разума. Еще знал, со слов отца, что все холопы в роду давали присягу именно роду. Не боярину Илье Николаевичу лично. А тот же управляющий, так и вовсе пожизненную. Знал человек, на что шел, так и привилегии имел значительные.

– Ключи, – напомнил Николай.

Тяжелая связка в которой было никак не меньше дюжины ключей разных размеров и конфигурации, негромко звякнула о столешницу, и управляющий повернулся, чтобы выйти из кабинета. Но уже у двери он повернулся еще с одним вопросом:

– Куда прикажете стелить на ночь, Николай Ильич? В свою спальню, или…

Николай задумался совсем ненадолго:

– Пока траур сорокадневный не пройдет, буду спать как прежде, у себя. А потом решу. Иди уж, Арсентий Палыч. Стоп! А где сейчас Анфиса Никаноровна?

– Так в библиотеке же…

Управляющий показал рукой на крайнюю правую дверь; плотно прикрытую. Таких в кабинете, кроме входной, было четыре. Абсолютно одинаковых – то ли ради симметрии, то ли помещения за ними скрывались одного размера.

– Спокойной ночи вам, Николай Ильич.

Не дождавшись еще вопросов, и поклонившись, управляющий закрыл за собой дверь, и теперь таких, наглухо захлопнутых стало пять. А бояричу отчего-то стало жутко. Он словно в темнице оказался. Ни единого звука здесь не было. Вот разве что шорох, а потом и хруст разрываемой бумаги конверта с княжеским посланием разорвали гнетущую тишину, и боярич встрепенулся. Еще и прогнал по жилам магическим искры, отчего «жить стало лучше, жить стало веселей». Особенно с учетом того, что его, боярича Николая Ильича Шубина, вызывал к себе на понедельник князь Владимирский Столетов.

Ну, прямо так в письме не указывалось. Вызывать боярина, или даже сына его князь права не имел. И в изысканных канцелярских словах звучало приглашение. Но – конкретно на день и час, и отказаться, без уважительных причин, Николай на мог. Сейчас же пожалел, что время это не пришлось на школьные часы. Одернул себя, и собрался было пойти уже в библитотеку – проверить, как там дела у Анфисы.

Но прямо перед ним был целый двухтумбовый стол с восемью ящиками. И как было удержаться, и не заглянуть в них. Тем более, что на часах, что висели над входной дверью, с делением циферблата на двадцать четыре часа, но не имели секундной стрелки, часовая еще не дошла до двадцати одного часа вечера.

В основном в ящиках были бумаги; не так много, как хотелось бы. Верхний слева порадовал кошелем с золотыми и серебрянными монетами. Пересчитывать Николай не стал, но тут же приватизировал. Тем более, что размерами кошелек был не так велик, как хотелось бы, а в его достаточно свободной одежде и вовсе потерялся. Тут же были и банкноты; почти на тысячу рублей. По курсу – примерно знал парень – это выходило не больше ста золотых.

– И то деньги, – ухмыльнулся он.

Подумав, он вынул кошель, уполовинил его примерно, на глаз, и спрятал опять, уже вместе с половиной бумажных денег. Больше ничего интересного он в столе не обнаружил. Даже те самые разрешительные документы на самобеглый экипаж отсутствовали.

– Значит, они где-то в другом месте.

Поднявшись с кресла, он на мгновение застыл – решал, откуда начать обход. Решил поначалу с библиотеки, и даже шагнул направо. Но потом понял, что может там застрять, и на остальные помещения времени просто не будет. Вот почему-то хотелось осмотреть все именно сегодня, сейчас. Потому он решительно повернул налево, и, подойдя к крайней от входной двери, в недоумении остановился. Связку ключей он прихватить не забыл. Однако у этой двери никаких отверстий для ключа не было!

Он толкнул дверное полотно плечом. Последнее не шелохнулось. Оно и понятно – раз так тщательно заперто, то кто же будет оставлять его открытым. А в том, что тут есть какой-то запор, сомнений у парня почему-то не вызывало.

– Значит, магия, – решил он. И мне ее ни в жизнь не открыть. Придется ломать… не сейчас, конечно. Или специалиста вызывать.

Руки его, пока боярич размышлял, словно жили своей жизнью. Правая ладонь легла на то место, где у обычных дверей располагается замок, и выпустила наружу заряд искорок. Точнее, выпускала до тех пор, пока дверь не начала открываться под мягким нажатием.

– Это что, – подумал чуть потрясенный боярич, – так каждый Одаренный сможет войти сюда? Или нет? Или тут только родовая магия рулит? Скорее, последнее. Не зря говорится – кровь родная не водица. Или не так?

Как бы то ни было, но дверь открылась, приглашая войти в «пещеру Али-бабы». И сокровищ тут хватало. На взгляд юного боярича, конечно – с его обновленными понятиями о жизни. По сути, тут был склад трофеев, которые боярин (или бояре) Шубин привозил с военных походов. Разглядывать все это было совсем просто – магические светильники включились здесь сами; как только парень вошел.

– Все, что не пригодилось для народного хозяйства, – ухмыльнулся боярский сын, – вот это точно из германских земель. За них, кстати, на костер не отправят?

В руках он сейчас держал один из парных пистолей, которые лежали на отдельной полке в кобурах… явно скрытого ношения. Повернул оружие, не касаясь спускового крючка так, чтобы оценить калибр.

– Вот так да, – потрясенно протянул он, – калибра-то тут и нет!

И действительно – в коротком, диаметром не больше восьми миллиметров и длиной сантиметров в десять стволе никакого отверстия не было. Вообще. Литая сталь, или другой металл; удобная даже к его руке рукоять без всяких признаков размещения обоймы, или отдельных патронов, и тот самый курок. И все!

– Магическое, – понял Николай, – для Одаренных. Интересно, для меня подойдет? Получится пульнуть электрическим разрядом на… сколько метров? Это как раз любую молнию заменит.

Остро захотелось проверить здесь и сейчас. Но пересилил себя; сунул оружие в кобуру, и положил его обратно на полку. Успокоил себя тем, что если найдет завтра свободное время, обязательно опробует его.

– Естественно, с соблюдением всех правил безопасности, – добавил внутри чей-то ворчливый голос.