– Поздно уж, зови бабку… – тужилась дочь, бледнея всё больше. – А, впрочем, – воду давай! – крикнула, собравшись с силами, ощутив, как ребёнок неумолимо рвётся наружу.
Природная смекалка помогла Кузьме сориентироваться в непростой ситуации. Сообразив по широко расставленным ногам и напряжённому лицу дочери, что бежать за повитухой уже поздно, сам принял роды. Тёплой воды в кузне хватало. Найдя кое-какое чистое тряпьё, взяв самый острый нож, принялся лихорадочно отрезать пуповину вылезшему на белый свет дитю. Ребёнок оказался крупным, крикливым и резвым: так часто семенил ножками, что не давал деду полноценно работать. При этом довольно точно попадал пяткой в нос, выбивая у деда мокроту из глаз и носа. От крика новорождённого у Кузьмы звенело в ушах.
Обессиленная, с мокрыми счастливыми глазами, Палашка пыталась придерживать разгулявшегося сынка. И, когда пуповина поддалась, как благодарность деду за старания, родившийся Тишка омочил солидной струёй лохматую голову Кузьмы. Сделал это старательно и основательно, не пропустив ничего, даже бороду.
Вскоре, обильно подмоченный дед, довольный благополучным исходом, бережно передал ретивого сыночка счастливой мамаше.
Вот так, довольно неординарно и где-то даже неожиданно появился Тишка Бедовый. Незадача Тишкиного рождения, отразившаяся на всей его последующей жизни, в том и состояла: все рождались, как положено – в роддоме и от отцов, которым не в чём было сомневаться. А вот Тишка…
Очередная ухабина подкинула парня, и он открыл глаза. Лежавший в ногах отрок слегка засуетился, умостился удобнее и засопел дальше. Возница привычно стеганул лошадь и вновь задремал.
Телега продолжала свой путь.
Перед Тишкиным взором раскинулось бескрайнее лазурное небо с медленно плывущими громадами облаков. Из-за них озорно просеивались лучи солнца и слепили глаза. Словно купаясь в лучистом мареве, неторопливо плыл над полем журавель. Мелькали стайки вездесущих ласточек. Где-то в роще отсчитывала неумолимое время кукушка.
На фоне сельской идиллии, в Тишкиной голове проплывали картины последнего года жизни перед бегством из родной деревни. Именно бегством, а не уходом, вместе со своим преданным дружком, Филькой Доумкиным…
Глава 1. Проделки дружков.
После неординарного рождения, Тишка в том же духе подрастал: ходить и говорить начал одновременно в момент очередного прибытия изрядно утомлённого “горячительным” деда Кузьмы. В этот раз Палашка не смогла справиться с раздобревшим телом отца и позвала на помощь мужа. Пока Петро протирал глаза, его опередил маленький Тишка.
Услышав крики матери, он решительно вылез из кроватки и шустро преодолел все препятствия на пути к дедовому телу: громоздкие двери, неудобные ступеньки и неровную дорожку к калитке. Увидев сына, делающего первые шаги, Палашка прослезилась и собралась взять малыша на руки. Тот же, проигнорировав порыв матери, доковылял к растянувшемуся телу и звонко прокричал, подражая маманьке:
– Какой же Вы, отче, хилый стали! – и резво забарабанил кулачками по спине деда.
Подошедший затем Петро и растроганная Палашка долго умилялись сыночком. А протрезвевший от шумного приёма Кузьма самостоятельно встал на ноги и никак не мог сообразить, где он находится и что за малыш дёргает за штанину. Мальчик же весело выкрикивал слова, заимствованные у бабы Александры:
– Очухался, окаянный! Когда ж ты выпьешь свою бочку?
Забыв про пьяного Кузьму, который, опершись на плетень, что-то ему, плетню, выговаривал, счастливые родители вместе с Тишкой отправились досматривать свои сны.
С Филей подружились, как только Тишка окреп на ногах и мог уже заглядывать в заборные щели. Будущий дружок жил неподалёку, был старше и слыл недотёпой, вследствие странностей в поведении. Он мог часами наблюдать за муравьиной кучей, плакать по зарезанной курице и поломанному стулу, убиваться по сгнившей от старости яблоньке… – в общем, трогательно любил всё обиженное, живое и неживое. Но ещё больше выделялся своими тупиковыми суждениями и вопросами.
– Кто много спит – тот богато живёт! – доказывал как-то поутру Филька своей маме, протирая кулачком сонные глаза. – Посмотри: дядька Анисим, колхозный кладовщик, завсегда днём спит на ступеньках кладовки. Однако в магазин ездит на “Жигулях”, и дом под железной крышей! А ты встаёшь рано, поспать не даёшь… и крыша у нас течёт…
– Да помолчи-ка ты, непутёвый! – озиралась по сторонам мать Фили, сухонькая, всегда перепуганная, Ксения. – Опять за своё взялся! Не нашего то ума дело… что кладовка пустая.
– А у колхозного сторожа, дядьки Митрия, кирпичная куча на огороде за ночь знаешь, как вырастает! А он ведь тоже спит…
Не зная, что ответить любознательному сыну, Ксения давала ему подзатыльник и отправляла учить уроки.
Филька рос невзрачным, выглядел маленьким для своих лет, из-за чего (как и за странности) часто бывал бит сверстниками и не только ими. Ко всему добавлялось рождение мальчика с заметным косоглазием и без явного наличия отца! Что вызывало дополнительные насмешки и откровенные издевательства.
Впрочем, в деревне догадывались, кто причастен к появлению на свет этого дитяти “не в себе”. На что указывала низкорослая комплекция мальчика и хитроватые карие глазки.
Всего этого подросший Тишка не знал. Несмотря на разницу в годах, они с Филей подружились и неплохо дополняли друг друга. Не по возрасту рослый, Тишка уже с первого класса защищал третьеклассника Филю от обидчиков. Подрастая, этот дуэт не давал скучать жителям деревни Чудово.
Проказы дружков отличались оригинальностью и нелогичным подходом. Автором идей, как правило, выступал Филька, а Тишка – основным исполнителем задуманного.
Захотелось однажды ребятам обзавестись велосипедом. Тогда Тишка учился в четвёртом классе, а Фильку оставили на второй год. Такое желание зрело давно. Уж очень задевал ребят сын колхозного учётчика, Федька, по кличке Очкастый, когда единолично катался на новеньком велосипеде марки “Дружок”. Как ни просили дать попользоваться вожделенным для любого пацана предметом, никому не уступал.
– Вам дай – так поломаете или сами разобьётесь: ездить на велосипеде штука не простая! – заносчиво отказывал Федька.
– Жмот ты! Зря плюёшь в колодец… – как всегда спокойно, но со скрытым смыслом вещал Филька.
– Пошли вы… – кривился Очкастый, поправлял очки и, сопровождаемый негодующим свистом ребят, демонстративно уезжал на личном транспортном средстве.
Всю зиму думали и горячо обсуждали: как бы осуществить мечту. Остановились на нутриях!
– Нутрия – это и мясо, и шкурка… – размышлял Филя. – А свобода – чудеса творит со всем живым.
– Ты это к чему? – не сразу понял Тишка мысль друга.
– Предлагаю заработать на нутриях.
– Им же надо клетки, корм доставать… – уныло протянул Тишка. – Да и где этих крыс взять?
– У наших родственников в соседней деревне – мой дядька Васька давно нутриями занимается. Такую домину отгрохал! – поднял кверху палец Филька. – А выращивать будем на свободе: канава на лугу для чего? И корма там полно. Особенно, возле бабки Фёклы. Видел, какие там заросли? А свобода – великое дело! Посмотри, как по всему миру американцы расплодились – жуть. Так и наши… крысы…
Осуществлять намеченное начали с весны. Однажды наведались к Филькиному дядьке и уговорили дать на время пару нутрий, самку и самца (как их отличать, Филька разбирался особо). Ночью запустили водяных крыс в канаву, что возле повитухи Фёклы.
Поначалу всё шло хорошо…
Ребята часто наведывались и проверяли, как идёт процесс адаптации и размножения живности. Потирали от удовлетворения руки, видя, как множится их богатство. Однако тёмные и необразованные сельчане, в особенности баба Фёкла со своими родичами, почему-то не оценили старания и благородные намерения дружков.
Катастрофа мероприятия началась с подслеповатого и глуховатого деда Родьки, признанного специалиста по гусям. В деревне не очень жаловали прожорливых и наглых птиц, и мало кто их разводил. А вот дед Родька был неизменным поклонником неуступчивых пернатых. Своё многочисленное гусиное стадо пас лично на лугу.
В тот невезучий день, решил дед поменять место и пригнал гусей полакомиться и побарахтаться в канаве напротив дома Фёклы. Гогоча, расправляя крылья, стадо дружно кинулось в воду. Дед нашёл удобный холмик, нарытый кротом, и уселся покурить. Не успел умоститься удобнее, как гуси не менее дружно, а более резво и стремительно устремились в обратную сторону. Га-га, гу-гу неслось с таким неистовством и возмущением, что дед чуть не упал с насиженного места. Мимо него летели перья, пух, куски грязи! Подхватившись, Родька кинулся к канаве, на мгновение остановился с открытым ртом и упал без чувств… Так дед из глуховатого стал глухонемым… на время.
Фёкла, услышав крики перепуганных гусей, бегущих и летящих необычно быстро, поняла, что на её территории творится неладное. С вилами наперевес засеменила на луг, подошла к канаве и чуть не споткнулась о лежащего без чувств деда.
– Пьяный, что ли? – задумалась было баба.
Глянула на куст вербы, склонившийся над водой, и почувствовала, как задрожали сначала коленки, а потом все части тела по очереди – под кустом, в воде, во множестве кишели огромные крысы! Такого количества этих страхолюдных тварей Фёкла не видела отродясь! Звуки из её горла вырвались не сразу:
– Караул! Спасайте, люди добрые!
Забыв про Родьку, который уже стал пошевеливаться, кинулась с небывалой прытью в деревню…
Кум бабки, Степан, основательный и степенный мужик, первый охотник в районе, понял из несвязных выкриков кумы, что селу угрожает нашествие крыс. Прихватив свою новенькую двустволку, примчался к канаве и открыл такую пальбу, что поднялась не только деревня Чудово, но и прискакал из соседнего села посыльный на единственной, и то беременной, лошади узнать – не нужна ли помощь? Кто-то предположил, что спецназ мочит заезжих террористов!
Подоспевшие на помощь мужики и бабы покачали головами – откуда эта напасть взялась? – и, не вникая в аргументы сведущих – мол, это не обычные крысы, а нутрии – выловили и уничтожили всё, что попалось под руку. Пострадал даже один Родькин гусь – вероятно, самый смелый или неправильно оценивший ситуацию.
После этих роковых событий, повитуха долго обходила канаву стороной и всё дрожала. Дед Родька мычал ещё неделю и долго скорбел по невинно убиенному гусю. Ребята же уныло прятались за Фёклиным забором, глубоко переживая несостоявшуюся мечту… Из глаз Фильки текли слёзы.
– Не расстраивайся, что-нибудь придумаем ещё… – успокаивал друга Тишка, гладя его по спине. – С такой головой, как у тебя, не пропадём, ещё заработаем: они и правда плодились, как заведенные! Не всякий до такого додумается…
Филька молча вытирал слёзы: ему не столько было жаль незаработанных денег и велосипеда, сколько нутрий…
И ребята придумывали…
Например, сверхэффективное удобрение, от которого у “подопытной” тётки Маланьи на грядках с картошкой выросли такие сорняки, что потешалась вся деревня. Женщина, отчаявшись, рубала топором толстые, дубовые по крепости стебли. Но урожай картошки не спасла: пришлось перепахивать огород колхозным трактором.
Или – ультразвуковой прибор для увеличения надоев молока!
В этот раз новаторы опробовали идею на Филькиной корове. Первые недели мама Ксения не могла нарадоваться: надои росли ежедневно. Узнав про необычный аппарат – который до этих пор безнадёжно пылился в сельмаге – сельчане кинулись его закупать даже в нескольких экземплярах. Естественно, всем не хватило. Бросились в райцентр. Пока бегали, ссорились в очередях (доходило до драк) появились первые плохие новости: коровы, облучённые прибором, стали чахнуть. Как следствие – надои резко упали… Начался падёж… Ксения была в отчаянии. Тут уже Тишка предложил, видя, как Филькина корова доходит, резать, пока не поздно. Хоть этим смягчили свою вину перед несчастной мамашей. А от остальных разъярённых колхозников, дружкам еле удалось отвертеться – Ксения взяла вину на себя…
Потом ещё были истории с лошадьми, свиньями… На скотину то нападал мор, необъяснимый даже ветеринарной службой, то непомерная плодовитость! Ко времени, когда подоспела свобода и демократия, ребят уже собирались выдворить из деревни: так решил несанкционированный сход. Но новые ветры оказались настолько резкими, что колхозникам стало не до разборок с неугомонными искателями денег на велосипед (который, кстати, так и не купили).
А пророчества Фильки относительно сына учётчика Федьки сбылись – велосипед украли! Произошло это печальное событие в соседнем селе, куда Федька приехал к своей тётке на именины. Возвращаться мальчику пришлось пешком, по жаре. И никто из проезжающих попутно транспортных средств – телег, мотоциклов, тракторов – почему-то не подвёз одиноко бредущего путника. Очевидно, аура была вокруг Федьки нехорошая.
Успев подрасти и закончить школу (Филька, правда, задержался в восьмом классе), дружки с особым энтузиазмом встретили перемены в стране. Этот энтузиазм и стал той последней каплей в худой бочке терпения сельчан, после которой их и выдворили…
Вхождение ребят в рынок начиналось так…
В данный, судьбоносный, момент истории друзья работали в тракторной бригаде механиками-трактористами. Так как колхоз дышал на ладан, ребят маялись. Техника простаивала, а скудные деньги, выделяемые государством, как всегда, таинственно исчезали, растворяясь или разбегаясь по некоторым карманам.
С началом новой эпохи, Филя не отходил от телевизора и радио. С упоением перечитывал местную “брехаловку”, не ленился ездить за прессой в райцентр. “Пусть от своих железок отдохнёт” – думала постаревшая Ксения, по-прежнему с недоверием воспринимая новое увлечение сына. По опыту знала, что эти бдения кончатся опять какой-нибудь затеей.
Тишка частенько заходил к товарищу и, ничего не спрашивая, садился рядом. Он чувствовал – что-то назревает в недоумной Филькиной голове, поэтому до времени не отвлекал думающего человека пустыми вопросами.
А по стране, ускоряясь, катилась волна кооперативного движения как прообраз будущего предпринимательства. Филькина неординарная голова напряжённо переваривала сведения о новых законах и перспективах деловой деятельности.
Тот вечер был чем-то особенный, с таинственным сиреневым закатом. Деревня плавно погрузилась в сумерки, а небо пылало в лучах заходящего солнца. Селяне копошились в усадьбах: доили пришедших с пастбища коров; кормили и поили хрюкающую, квохчущую, попискивающую живность. Где-то слышались приветственные проклятия на голову скотины, где-то – позднее ку-ка-ре-ку перепутавшего время петуха…
– Ну, как ты? – нашёл Тишка дружка, сидящего в лопухах за грудой железа, в которой только опытный колхозный механизатор мог распознать трактор.
Не ответив на вопрос, Филька продолжал смотреть на закат неподвижными скошенными глазами, почти не моргая. При этом ещё и руками жестикулировал. Со стороны напоминал чукчу-шамана или пациента психиатрической больницы.
Тишка не стал переспрашивать, а тихонько уселся рядом. По всем признакам – Филька в медитации. Это мудрёное слово узнал недавно от друга и считал его синонимом чего-то неземного, почти колдовского. “Сейчас выдаст!” – думал терпеливо Тишка.
Наконец Филька ожил, повернулся и изрёк, подняв указательный палец:
– Алхимия, кооперация, помёт и всякое другое дерьмо!
Значительно помолчав, выдал резюме сказанному:
– Пора дело организовывать!
– И я с тем же, – энергично поддержал Тишка. – Предлагаю лозунг сегодняшнего дня: дорогу хамам! И, насколько я понимаю, ты намекаешь утвердить главным принципом нашего дела изречение: во всяком дерьме есть нечто, которое, при наличии правильного хода мыслей можно завсегда превратить в – золото. Правильно я понял?
– Ну ладно я второгодник-недоумок, а ты ведь в хорошистах шастал, а соображаешь верно! – весело поднялся Филька и добавил: – Впрочем, у дураков мысли сходятся… иногда. И про науку не забудь – алхимию. Там есть чему поучиться.
Принципиальные вопросы бизнесовой идеи были решены быстро, и работа закипела.
Заброшенный сарай на краю деревни новые кооператоры-дельцы превратили в контору фирмы под интригующим названием: “Хлам-90 “. Повесили вывеску, намалёванную собственноручно Тишкой, и исчезли…
По селу поползли туманные слухи. Кто говорил, что деревня оказалась слишком мала для неуёмных личностей, другие – что надо ждать второго пришествия баламутов. Многие сходились на том, что без них скучно в деревне, однообразно. Колхоз умирал медленно, даже неинтересно.
Но умиротворение с оттенком ностальгии продолжалось недолго. Однажды к вечеру, когда дед Родька гнал гусей домой, мимо него, клубя пылью, пугая гордых птиц, промчался “УАЗик”. Плюнув машине в след, рассерженный дед кинулся собирать разлетевшуюся птицу. Автомобиль же лихо подкатил к “Хламу-90”, и из него, не торопясь, с важным видом вылезли дружки…
Филя, пыжась, держал пузатый, солидных размеров чемодан, а Тишка – слегка потрёпанный дипломат. Оба были одеты в городские костюмы, белые рубашки с бабочками. На головах – шляпы с короткими полями. Производили впечатление то ли американских ковбоев, то ли итальянских мафиози. Это сразу установила баба Фёкла, поклонница криминальных сериалов. Приезд друзей наблюдала из-за своего плетня – жила она в зоне видимости “Хлама”. Воровато оглянувшись, кинулась к соседке поделиться новостью.
Тем временем, дружки расплатились с водителем “УАЗика” и, оживлённо переговариваясь, направились в “офис”. Да, отныне только так именовали свою контору. Войдя в помещение и взгромоздив дипломат на подозрительно пошатывающийся стол, Тишка торжественно объявил:
– Как говорит моя бабушка Александра: “…храни Господь деяния наши и приумножай их устремления праведные и неправедные…” Так что двери в “Хлам-90” провозглашаю открытыми!
– То, что у дурня взято, возверни во множестве… себе, – замысловато продолжил Филька и, неумело перекрестившись, добавил: – А ты прав: иконку, хотя бы завалящую, повесить не мешало бы…
Уже на следующий день селяне, собираясь кучками по принципу соседства и интересов, шумно обсуждали начало новой эры Чудово – приход частного предпринимательства! Это пугающее название явилось в образе непутёвых ребят.
– Они, что ж, капитализм решили у нас выращивать на дерьме и мусоре? – чесали затылки старики.
– Сатана идёт! – крестились набожные старушки.
– Сухари надо сушить, – предлагали самые дальновидные долгожители те, что пережили коммуну и развитой социализм.
– Опять какую-то напасть придумали! – качали головами наиболее прозорливые.
Не обошлось без происшествий: у впечатлительной Клуши, жены колхозного писаря, случились преждевременные роды; у Тишкиного деда Кузьмы петух утопился, а дед Гараська продержался без спиртного до обеда.
