Юрий Мако "Трон Леруа"

Трон Леруа
Юрий Мако

Португалия 14-15-го века. Кабальеро Шеван Хашим отправляется на судне искать в Марокко дешёвые товары для синьора Фернандо. Антоний-грек, у которого есть карта клада, зарытого на острове Тенерифе, предлагает Шевану искать клад вместе. На острове они сталкиваются с янычарами – арабскими пиратами. В старом колодце Шеван находит трон жрецов энути для перемещений в пространстве. Ситуация вынуждает Шевана воспользоваться троном. Оказавшись в Марселе 21 века, он залезает на катер Реми – "черного копателя". Рассказав Реми свою историю, он исчезает. Заинтригованный Реми отправляется на Тенерифе, чтобы найти трон…

Юрий Мако

Трон Леруа

Рапиры скрестились и зазвенели, словно чокаясь на брудершафт. Их хозяева пустились в смертоносный танец. Вязь этого боя была замысловатой. Непосвященному в искусство фехтования не понять рисунок и характер боя… Но в Португалии 15-го века в этом неплохо разбирались многие. Бой был коротким. Уже через несколько минут после двух-трех контрвыпадов противник Шевана лежал раненый в нескольких местах. Шеван не стал его добивать, ведь это не был заказ.

Обычная ссора в кабаке "Сивилья", где поножовщина была трагифарсовым развлечением… Фидальго специально приходили сюда выпить Бургундского, а затем заняться шрамированием друг друга. Правда, чтобы вступить в поединок с незнакомцем приходилось мучиться в поисках повода для оскорбления соперника. Издержки, так сказать, благородного происхождения. Низшие сословия дрались, что называется без затей. И поводом для драки было обычное опьянение. Кабак "Севилья" славился своими стычками между "родельерос" по всему побережью. Нередко дрались за деньги или на спор…

В Португалии и Испании того времени распространенным холодным оружием была "наваха" – складной нож с рукоятью, сужающейся и загнутой к концу. Мужчины-махо использовали наваху за отсутствием дорогого холодного оружия. Нож был удобен в быту, компактен для ношения, а также необходим для решения спорных межличностных отношений. Бои на навахах стали своего рода народным фехтованием. Имелись своего рода мастера по использованию навахи сразу с двумя лезвиями, выходящими из рукояти в разные стороны.

Шеван был заядлым рапиристом. Можно сказать – грозой местного уровня. Так, что на вызвавшихся глупцов дуэлировать с Шеваном смотрели снисходительно, как на потенциальных жертв. Синьоры побаивались дуэлировать с ним…

Еще в начале поединка Шеван применял психологическое давление на противника. Стоя возле стены какого-нибудь здания, он начинал водить рапирой о камни стены, как бы проверяя сталь. Скрежет железа давил на психику противника и почему-то успокаивал Шевана. Может – по причине тугоухости. В общем, даже у тертого соперника зарождалось пораженчество в душе.

Шеван любил вспоминать свои кроваво-забавные поединки… Однако, во снах Шевану снилось совсем другое. Во сне подсознание возвращало его в те моменты, когда был этот самый свет детской радости. Часто снился персиковый сад, весь залитый солнцем. Шевана зовет к себе женщина, одетая в иранскую тогу. В ее густые прекрасные волосы вплетены цветы. Женщина широко улыбается и машет Шевану руками. Он в счастливом порыве кидается к ней в объятия.

Этот эпизод детского счастья – мозг Шевана часто транслировал во сне. Остальное вспоминать не хотелось.

Детские воспоминания обрываются на моменте, когда "asesino" убили его родителей… Его отец был арабским купцом, а мать – португалкой. Поэтому звали его – Шеван Мария Хашим. Жили они в портовом городе Фару. Отец торговал товарами из северной Африки и Средиземноморья. В его распоряжении имелось торговое судно, на котором он часто уезжал за товарами. Мать и прислуга оставались в доме одни и занимались детьми – младшим Шеваном и двумя его сестрами.

Тот день, когда погибла его семья, Шеван помнил плохо. Видимо, ангел-хранитель, видя такое безобразие, закрыл крылом глаза Шевана и тот наблюдал все происходящее в каком-то тумане. Рондашьеры убили всех, включая слуг. Свет в жизни Шевана с этого момента, словно выключили. Его жизнь превратилась в черный калейдоскоп, где каждая другая картинка, была мрачнее предыдущей.

Шеван убежал в горы и там скитался…

Совсем оголодав, он прибился к пастухам. За скудную еду Шевану пришлось пасти скотину. Работа была не сказать, чтобы тяжелая. Животных Шеван любил и ему даже нравилась та часть дня, где он оставался один с овцами и собакой. Вечер, когда ему приходилось возвращаться в лагерь, вечно пьяных пастухов – ему был нестерпим. Он подвергался бесконечным унижениям – от оскорблений до побоев. Невежды, как водиться среди аутсайдеров, тешили свое самолюбие, "вытирая ноги" о слабого. Через год пастухи в приступе алчности продали его испанским gitanos. И для маленького Шевана началась жизнь таборного кочевника…

Жизнь в таборе с одной стороны была непростой, с другой – довольно насыщенной. Во-первых, там присутствовали женщины, а это какая-никакая еда и забота, во-вторых цыгане – это дух свободы. Мужчины были резкими и конфликтными, они не нравились маленькому Шевану, но приходилось подчиняться. Цыгане учили его конокрадству и обращению с навахой. В умении украсть хорошего коня Шевану нравилась сама техника дрессуры. Нужно было за небольшое количество времени стать для лошади своим. Как бы договориться с конем. Существовали даже заклинания "доверия", которые нужно было прошептать в ухо лошади. Впоследствии эти знания, конечно, пригодились Шевану и, покупая лошадей, он не ошибался по части их выносливости. По вечерам цыгане собирались у костра и обсуждали насущные дела, иногда напевали. Дети, как правило, приставали с расспросами к старому Цыно. Тот любил рассказывать всякие байки и истории, хотя и слыл балаболом. Детей всегда интересовало, где их родина и Цыно, закурив с удовольствием, – рассказывал. По версии Цыно – прародиной цыган Европы – был Египет, а едут они туда, где встает солнце. Эдакая ретроспектива исхода. Шеван, плохо понимавший язык – gitanos, в какой-то момент засыпал под скрипучий голос Цыно. Из его историй в память врезалось слово "рома", что значило – человек.

Еще из приятных воспоминаний о таборе – был баронский конь Манжо, которого Шеван угощал яблоками. Мальчик любил наблюдать, как норовистый Манжо мотает гривой, созданной для ветров. Еще врезался эпизод с гадалкой Сарой. Та, посмотрев на руку Шевана, сказала, что жизнь его не будет простой…

Участвуя в цыганском "гешефте", Шеван рос, не вдаваясь в суть происходящего.

Затем, табор нарвался на засаду корсаров под одним из предместий Леона и был рассеян. Шевана спас конь Манжо. Их не догнали…

Волей судеб он попал в дестрезу Сергориза – школу наемников.

Сам Сергориз был пьяницей и дебоширом с несносным характером. Зато в заключении сделок купли-продажи наемников ему не было равных. Костяк дестрезы в основном состоял из обычных бродяг. Кого-то вербанули прямо в портовом кабаке, кто-то попал за долги семьи. Были и рабы, купленные на рынке. В целом это был контингент подростков, озлобленных на жизнь. В дестрезе из них кроили будущих наемников, обучая ремеслу войны. И после трехлетнего курса готовые рондашьеры пополняли армии разных королевств, а "особо одаренных" выкупала для личной охраны знать.

Тренировали юношей несколько человек, в том числе и сириец – по имени Умран. Именно у него Шеван научился молниеносному выпаду и психологическому давлению на противника. В школе обучали всем видам владения оружия, как холодного, так и "горячего", включая аркебузы и пищали. Помимо болонской школы фехтования, учителя обучали и другим техникам, например, метанию ножей и работе с топорами.

Шевану оружие нравилось. Мураши бегали по его спине, когда он притрагивался к холодному оружию, или примерялся к пистолям и аркебузам. А, если оружие было еще и изящным, как у оружейников из Толедо, да с хорошей отделкой, то у Шевана случался катарсис эмоций. Похожее он испытывал давно, когда чистил серебряную уздечку коня Манжо.

К огнестрелу он относился снисходительно, считая его полезным в массовых баталиях, и малоэффективным в уличных боях. Ситуативные схватки – дело секундное, а это значило, что выцеливать двигающегося противника – себе дороже. Вскоре тело Шевана привыкло к работе с тяжелой рапирой и фехтовать шпагой стало гораздо комфортней. Со временем такие виды холодного оружия, как наваха, базелард и шпага – стали как бы продолжением его сущности. С каждым уроком Шеван становился уверенней, словно врастая в землю.

Под конец обучения ушлый Сергориз, наблюдавший за успехами Шевана в рапирном деле, занялся поисками хозяина для него. Вскоре он сторговался с каким-то датским герцогом и продал Шевана тому на службу. Шевана в сопровождении троих пикинеров отправили в Данию, но до места назначения он не доехал… Неизвестно, что случилось в дороге, но счет мертвякам на "личном кладбище" Шеван открыл именно в этой поездке.

Еще находясь в дестрезе, уставший после занятий Шеван, ложился в кровать и прикидывал варианты, как найти "черных убийц" его семьи и отомстить. Он сделает это и пока не сделает – не успокоится. И вообще – он четко решил, что не будет никому принадлежать. Отныне он свободен от всего, и только месть является его маяком. А, как лишить здоровья тех, кто будет ему мешать, он – знает…

Датским судом Шавану заочно вынесли смертный приговор… Но нужно отметить, что выдача преступников в те времена касалась только бунтарей или еретиков, да и то – на территориях союзных королевств. Так что злодеев, которые не попались сразу или по доносу, никто не искал… Шаван и не парился, что его найдут, разве что – опасался быть застигнутым врасплох.

В Европе того времени существовала целая преступная субкультура в крупных городах. Поэтому и кромсали преступников с особым цинизмом по поводу и без оного. Бой барабанов на городских площадях означал начало очередной казни какого-нибудь бедолаги. Туда и стягивались толпы, алчущих зрелищ. Ложи и балконы триумфально набивала городская знать со своими служками… Кроме еды с напитками, пользовали и бинокль, перекочевавший из Колизея, для подробного просмотра "декапитаций". В портере, как водится, место для черни. В средние века особых развлечений, кроме бродячих артистов, не было – поэтому казни являлись своего рода шоу для горожан. В ассортименте услуг по умерщвлению: висельница, костер, обезглавливание, колесование и др.. Работу самих палачей впоследствии еще долго обсуждали, создавая им былинные имиджи…

Шеван вспомнил случайно увиденную казнь на площади Сан-Доминго, и его передернуло. Казнь называлась "Гаррота". На голову злодея одевали мешок, а затем палач медленно его удушал… Затем мешок с головы снимали и зрители могли рассмотреть мученическую гримасу покойника. Шеван пробирался сквозь толпу улюлюкающих, что-то выкрикивающих, брызжущих слюной и скалившихся персонажей с картин Босха… Он приблизился к эшафоту как раз, когда с покойника сняли мешок… Шевана вырвало… "Может и его карьера закончится на дыбе, но не раньше того, как он успеет отомстить".

IIV-IV век. Что можно сказать о геополитике того времени…

Арабский халифат к этому времени уже сдулся и не отсвечивал. Португалия после череды войн с Испанией становится независимой. К тому же, у Португалии есть мощный союзник в виде Англии, что помогает бодаться с испано-французским альянсом. Ватикан периодически дает добро Португалии на освоение колоний в Африке и Южной Америке… В целом всё неплохо!

Размышляя о своей юдоли, Шеван пришел к разумению, что его жизнь – козни рогатого. Бог не мог так немилосердно поступить. Нельзя спасать ребенка, который лишился семьи. А раз ему достался статус урода, то и для других скидок не будет. Пусть и остальные разделят его страдания. Выведя сию незатейливую доктрину, Шеван сам стал "asesino" без всякой импатии к происходящему. Точнее выполнял заказы синьоров на умерщвление друг друга. Пока где-то на загадочных островах Японии, самураи "Буседо" презирали смерть, Шеван презирал этот мир без всякой атараксии.

Прошло несколько лет…

Волею судеб Шеван оказался в портовом городе Физу на службе синьора Фернандо Силва. Фернандо был потомком, так называемых рикошоменов (rico-homens), знати некогда приближенной ко двору. В процессе бесконечных войн с Испанией и Францией – род Сильва утратил свою значимость и нынче Фернандо принадлежал к обычным дворянам. Он имел доход от гостиницы, в которой проживал и сам, а также немного от продажи сахара, мануфактуры и посуды…

Фернандо был амбициозен и мечтал стать маркизом, а для этого нужны были деньги. Рынок рабов, золота и слоновой кости был коррумпирован титулованной знатью, а мелким фидалго оставалось торговать сахарным тростником…

Синьор Фернандо ходил взад и вперед вдоль окна, чем нервировал Шевана. У того после бурной ночи возлияний и разврата были невротические спазмы и острое желание выпустить гнев носорога… В какой-то момент, Фернандо превратился в контур настойки от синьоры Паулы – кухарки Фернандо. Шеван любил эту настойку, настоянной на финиках, хотя с ним и случался "перебор". Она "накрывала" его, как плащом в сырую погоду, настигнув лежащего возле камина… Паула – дама не первой свежести использовала этот момент для коитуса.

Фернандо вдохновенно умничал, объясняя Шевану тему Тордесильясского договора между Испанией и Португалией. По нему Португалия получила право владеть землями, открытыми к югу и востоку от мыса Бохадор.

– Соглашение между королями было одобрено буллой папы Юлия II, – зачем-то уточнил Фернандо, будучи во всем педантом. На словах "булла папы" у Шевана начала звякать "рында" в голове. Он хотел сплюнуть, но достаточного количества слюны не оказалось. Шеван почмокал губами и с грустью посмотрел на чучело крокодила. Казалось – того тоже мучает жажда. Он перестал слушать Фернандо и задремал…

Во сне он плыл куда-то на красивом корабле среди бесконечного синего неба чаек и дельфинов…

Неожиданно и резко начался шторм и, ударившей волной его чуть не снесло за борт… Шеван проснулся от того, что его кто-то тряс. Не осознавая что происходит, он на автопилоте выхватил стилет, одновременно притягивая противника к себе…

– Эй, эй, потише, кабальеро! – донесся до него голос Фернандо.

Сквозь пелену глаз Шеван, наконец, различил лицо синьора и убрал стилет, приставленный к его горлу.

"Да, эта настойка – козни Понго, – подумал Шеван. – Еще, чутка и вскрыл бы хозяина". Нет, он бы не расстроился, просто опять искать новую "руку" и скрываться от властей… И когда уже богиня Либертас освободит его от этих синьоров. Шеван взялся за амулет, подаренный цыганкой Сарой и, поцеловав его – перекрестился. Сработали моряцкие суеверия.

Какие только бредни не плели моряки в порту. И про бородатую мурену, и морского дьявола, и про золотые горы, которые торчат из воды, где-то к северу Атлантики и прочее… Шаван был суеверен без фанатизма, однако вступал на берег, аккурат только с правой ноги.

Очумевший Фернандо сидел в кресле напротив, и никак не мог отдышаться. Шевана раздражали такие вот упертые, достигшие успеха неясными ему путями. Будучи сами "ходячими шпиками" – они объемно потребляли еду, словно соревнуясь с подагрой, кто первый финиширует. В результате – в бозе оказывались оба…

Однако, несмотря на частые блэкауты синьоры упорно замышляли каверзы… И Шевана Фернандо держал – на случай внутривидовых разборок.

В торговых делах был у Фернандо посредник – Антоний-грек. Антоний был флорентинцем греческого происхождения, ну, и конечно, – сибаритом в душе. Будучи ловким авантюристом, Антоний занимался поставками товара из колоний. Фернандо понимал, что грек его "нагревает", но исходя из логики наименьшего зла, – терпел.

Этот вояж в Марокко был важен для Фернандо. От Антония требовалось найти товары, которых еще нет в Португалии. При обнаружении такого товара – важно было первым успеть снять сливки. Главное, чтобы товар был дефицитным и недорогим. Пока конкуренты прочухают – Фернандо обогатится. Ну, а если ничего интересного не найдется – просто закупить бобовых и сахарного тростника. Фернандо серьезно вложился в аренду судна, и не хотел пролететь. И чтобы Антоний случайно "не потерялся" с его деньгами – он приставит к нему Шевана. "Вряд ли сговорятся – слишком разные", – рассудил Фернандо.

Фернандо отпил вина и продолжил…

– Марокко одно из государств Хафсидов…

Прочитав в глазах Шевана полнейшее равнодушие к сему факту, он перестал "метать бисер познаний" и перешел к делу…

– Поедешь вместе с Антонием-греком, будешь за ним присматривать. Запоминай – чего, да как! – сказал Фернандо Шевану по-простому.

– Оплата будет 3 куска от всего товара, – пояснил синьор и показал три пальца. Когда-то он уже пытался объяснить Шевану систему "per centum", но видя, что тот не втыкает – договорился с ним о "кусочной" системе расчета. Взяв дыню и разрезав её на 100 частей, он наглядно объяснил Шевану, заменив слово проценты на куски. Теперь 1 кусок для Шевана означал, означал 1%…

Шаван стоял в широкополой шляпе, бросавшей тень на лицо, на борту каботажного судна "Vagabundo". Порт гудел… На пирсе метусились носильщики – шла выгрузка товаров. В пестрой толпе мелькали люди в чалмах и мавританских халатах, а также продавцы чая с огромными чайниками…

Порт еще со времен Андалусских мавров сохранил некий уклад и напоминал скорее восточный базар. Сделки торговцев происходили тут же. Часть товара и свежая рыба сразу уходила в лавки порта. В некоторых местах на огромных вертелах готовили быков с барашком внутри – любимое лакомство моряков. Золотистые шкуры жареных быков со стекающим маслом напоминали щиты конкистов, вымазанных кровью в лучах солнца…

Прихожане любили отовариваться здесь свежими продуктами, ну, и конечно, лакомиться копченой рыбехой… Иные просто глазели на корабли и бродячих артистов. Местами были слышны выкрики, смех и звуки мандолины…

Вскоре, шкипер Диого де Силвеш дал команду отчаливать… Квартирмейстер Альфонсо заправски свистнул в дудку и пробасил "иерихонской трубой": "Травить гика-шкот". Матросы выбрали гика-шкот и шкаторина паруса "задышала", потом установили шверт и выбрали стаксель… При боковом ветре бриг стал потихоньку отходить от пирса. По мере удаления от берега портовый шум стихал, а затем и вовсе растворился, как и не было… Суша с её "цивилью" исчезла, уступая воде, и Альфонсо произнес любимую поговорку моряков: "Смерть ближе, чем берег!"

Пошла вторая неделя их плаванья. Бриг резал Атлантику форштевнем на курсе Фордевинд. Всплески волн, крики чаек и матросов, свист боцмана и рында – были естественной средой звуков этого корабля. Шеван предпочитал ночные звуки. Выходя из каюты вечером, он слушал треск мачт и смотрел на небо… Сознание, бродившее среди звезд, возвращали только брызги капель, попадавшие на лицо…

Игры в кости и выпивка утомляли однообразием и Шеван скучал. Дуэлировать тут было не с кем, а за драку можно было угодить под киль. Кодекс наказания на корабле сдерживал экспрессию мужских энергий.

Команда была бывалая. Матросы, будучи не единожды в плаваньях, вели себя толерантно, конечно, же при условии нормальной кормежки.

Антоний-грек – будучи холериком не выносил тяготы долгого нахождения вне суши… Облазив все углы брига и не найдя для себя никакого занятия, он постоянно причитал – отчего Шевана мутило и хотелось грека придушить… Сам Шеван, когда не мог чего-то изменить – впадал в некий estupor. Часто он просто сидел в кресле, уставившись в одну точку…

Шевану и греку выделили отдельную каюту, где дни проходили под треп Антония и Кьянти с ромом…

В один из вечеров Антоний поведал Шевану про карту, которую он выкупил у одного пьянчуги бывшего матроса…

В те времена среди корсаров ходило много баек о кладах… Иные затейники мастерили карты на коже животных, чтобы под красивую легенду впарить какому-нибудь простофиле. Шеван скептически относился к подобным вещам. Однако, Антоний – будучи сам пройдохой почему-то верил, что именно его карта, купленная у какого-то калеки – бывшего матроса, есмь реальная удача…

Шеван слушал вполуха. Что-что, а "баять" грек умел мастерски… Он "чесал" часами, и Шеван подозревал, что добрая треть баек – это "литерэль" самого грека…

"Если в будущем появится ремесло, где за болтовню будут платить, – подумал Шеван: – Такие будут при хорошем кусмане".

– Какие только "кары неба" не претерпел этот сын Феникса, – рассказывал грек,

– Сид из финикийских горцев… Еще юнгой попал во флотилию Кабрала… Всю западную Африку прошел! – выделил он.

– Начиная с Мавритании, ему "шансить" перестало. Местный crocodilo чуть не лишил его ноги, во время опорожнения. Потом, что-то разладилось у него в команде… И Сид прибился к тунисским пиратам. База у них была на острове Джерба. Ну, и безобразили себе, пока однажды их трофеем не стал папский клипер с легатами (послами) на борту. Уж, куда направлялись эти – послы неизвестно, а только папа сильно осерчал узнав, что янычары лишили их голов… Вскоре испанский флот Карла V выдвинулся решать проблему пиратов Алжира и Туниса.

Грек откусил кусок буженины и запил Кьянти. Одним из его достоинств была аристократическая худоба на фоне хорошего аппетита.

– Так вот, вернёмся к нашему дельцу, – сказал он, уже хорошо захмелев…

– При приближении испанской флотилии, адмирал хафсидов – Аруджу решил часть пиратских трофеев вывезти с Джерба. Триполи уже был захвачен, поэтому Аруджу отправил три корабля с грузом в сторону Марокко в город Агадир, тем паче, что в нем была хорошая крепость.

– Возле Мальты караван наткнулся на патруль испанцев. Те задали им трепку… Нашпиговав пиратов ядрами, как сдобу маком, они взяли два судна на абордаж… Сильно потрепанному корвету "Morenas" вместе с Сидом удалось уйти, однако сам он потерял левую "клешню", – пошутил грек.

– Наконец, они минули Гибралтар и шли вдоль побережья Марокко… Однако, в районе Канарских островов их настиг жуткий ураган…

– Очнулся Сид уже на песчаной косе острова Тенерифе… Их корвет чудом выкинуло на этот остров. От команды осталось человек 15, включая боцмана Хасана.

– Пираты спрятали ценный груз и оставив Сида присматривать, отправились в Агадир. Время шло, но никто за ним не вернулся… Говорят – некоторых матросов потом видели на испанских рудниках.