– И душа! У Бобрика чуткая душа! – искренне вставила Иветта.
– Я рад, Гена, – продолжил маэстро, – что не ошибся в тебе. Взял в группу. Одного из десятков претендентов. Довел до выступлений. Мы скоро уйдем…
– Из жизни, – без эмоций обронил Дятел.
– Из школы! Из жизни пусть уходят добровольцы, – небрежно отпарировал Жуков. – Появятся новые гномы. И ты будешь у них лидером, новым маэстро, почему нет. Вполне возможно. Если ты всегда, Гена… во всем… будешь с нами. Сегодня. Завтра. Всегда.
Что-то скрывалось за, вроде бы, такими простыми и лестными словами музыкального авторитета. Но тревога лишь неясно стучалась на уровне мозжечка. Сознание же принимало похвальный тост с большим энтузиазмом.
– За будущего маэстро Геннадия Боброва! – провозгласил Жуков. Стаканы сошлись в середине. Парни быстро осушили до дна. Грива тут же подставил пустой стакан Дятлу, тот налил, и Пробкин повторил, предварительно провозгласив: «За способного Бобра!».
Иветта, чуть пригубив, протянула свой стакан Генке. От девушки хозяин не может его не принять.
– Первый раз, Бобер? – добродушно поинтересовался Грива. – Не торопись. Если не пойдет, ты не все сразу. Оставь на второй заход.
Неожиданно и Сфинкс протянул бутерброд.
– Закуси сразу, Гена.
Левой рукой Генка принимает бутерброд. Правая по-прежнему сжимает стакан, но вверх не поднимается. Компания выжидательно затихла.
– Лей полный, – твердо обратился к ударнику вчерашний дебютант.
Грива весело заржал: «Другое дело. Притворялся, Бобер?» Дятел добавляет вина, Генка продолжает держать стакан неподвижно над столом.
– Полный, говорю!
Со словами: «Наш человек!» невозмутимый Сфинкс доливает доверху.
– Не много, Гена? – тревожится Иветта.
– В самый раз. Для начала, – отрезает Генка. Он чувствует себя свободно и раскрепощенно. Большими глотками, не отрываясь, Генка выпивает стакан до дна. Компания дружно аплодирует. Дятел подает руку, и Генка охотно ее пожимает. Грива заключает «будущего маэстро» в медвежьи объятья, Генка вырывается.
– Иветта!
– Что, Геночка?
– Где твои… «Пару… парашютисты». Будем слушать?
– Обязательно, Геночка. Андрей, поставь, пожалуйста.
Грива быстро находит нужную запись. Звучит темповая музыка. Иветта начинает танцевать, увлекает остальных. Сильно опьяневший хозяин не может держать равновесие. На ровном полу родной комнаты юного гнома кидает, как на небольшом судне в океане при шестибальном шторме. Вскоре Генка тормозит и падает на диван. Глаза слипаются…
Разгулявшимся гномам не до хозяина. Жуков с Дятлом, не чокаясь, потягивают из стаканов вино. Грива облапил Иветту и изображает танец, не двигаясь с места.
– Кончай, Грива! – уловил тонкий слух хозяина протестующий возглас Иветты. Генка с трудом разлепил глаза. В фокусе появилась танцующая пара. Но разве это танец? Левой рукой Грива крепко держит прелестную солистку, а правая бесстыдно гуляет по всему телу. Сзади, спереди…
Генка почти протрезвел. Он резко поднимается, подходит и вырывает Иветту из лап Пробкина. Длинный гитарист не согласен. Он угрожающе предупреждает:
– Исчезни, Бобер, не встревай.
– Ща, Грива его сделает, – лениво предполагает Дятел.
– Бобра надо беречь, – осторожно реагирует Жуков.
Генка решительно смахивает с плеча враждебную руку:
– Она хочет танцевать со мной. А с тобой не хочет.
– Правильно, Геночка, – ласково промурлыкала Иветта.
– Энто мы еще поглядим, кого она хочет! – Грива крепко ухватился за девушку.
– Она пришла ко мне! – тянет в свою сторону Генка.
– Она пришла с нами. Не буди во мне зверя, Бобер.
Грива поднял вверх мощный кулак, удар предотвратил жесткий окрик Жукова:
– Не заводись, Грива!
Кулак разжался в пятерню, и соперники снова ухватились друг за друга.
– Не трогай мою девушку! – заявил вчерашний дебютант.
Грива схохотнул:
– Ты на кого прешь, киндер? Давно по фейсу не получал?.. Кыш под лавку.
– Сам кыш, – не сдавался Генка. – Ты зачем ее… лапами… в моем доме!
Терпение Пробкина иссякло. Он обхватил Генку, приподнял, донес до дивана, бросил как мешок с картошкой.
– Отдыхай, Бобер… мой дом!.. моя девушка!.. Буржуев мы не любим.
– Не уважаем, – разжал тонкие губы мрачный ударник.
Грива направляется к Иветте: «Продолжим, Козочка».
– Не хочу, – отрезала солистка.
– А мы через не хочу… – снова лапает певицу длинный гитарист. Генка пружинисто вскакивает и громко орет, перекрывая «Парашютистов»:
– Всё! Хватит! Убирайтесь!.. Слышь, Жук? Уходите! Все!
Грива отпускает Иветту, смотрит на Жукова. Невозмутимый Сфинкс медленно поднимается со словами: «Перебрал пацан… успокою». Жуков выключает магнитофон. В резко наступившей тишине звучит его голос:
– Чем ты недоволен, Гена?
– Я сказал, уходите. И Гриву-подонка, вообще… видеть не хочу!
Грива и Дятел надвигаются на Генку. Маэстро буквально орет, не щадя талантливых связок: «Стоять!.. Руки!.. Убрали руки!.. Сели!»
У агрессивной пары включились тормоза. Жуков перешел на спокойный тон:
– Сели, говорю. Быстро… Вот так. Сдурели совсем? Мы же друзья. Одна команда. Ну-ка, настроились…
Маэстро берет Генкину гитару, начинает песню. Первым подхватывает мелодию отходчивый Грива, следом начинает постукивать по столу ладонями укрощенный ритмом Дятел. На припеве вступает Иветта. Несколько минут звучит согревающая, сплачивающая, задушевная песня. Жуков написал эту пронзительную мелодию в пятнадцать лет. Он тогда бредил «Битлами», и однажды ночью пришли и стихи, и музыка.
Стихает последний гитарный аккорд. Жуков ласково смотрит на соратников.
– Ну вот, другое дело. Самое время выкурить трубочку дружбы, веселья и любви. Располагаем, Саша?
После общей песни и Дятел бодро отзывается в тон:
– На трубочку наскребем, Сережа.
С этими словами ударник достает из кармана сумки красивую трубку, напоминающую голову Мефистофеля с рожками и бородкой, и небольшой мешочек-кисет. Вынимая по щепотке табак, аккуратно набивает трубку. Внимательнее всех следит за его манипуляциями Иветта. Она даже приговаривала от нетерпения: «Давай, Саша… скорее… все же готово».
Наконец, Сфинкс взял трубку в зубы, чиркнул спичкой, долго раскуривал, зажимая отверстие в голове большим пальцем.
– Сейчас, Бобер, узнаешь в чем радость жизни… исторический момент! – басил Грива. Дятел, сделав несколько полноценных затяжек, протянул трубку Жукову. Маэстро затягивается один раз, передает Иветте. Девушка поспешно, с жадностью курит. Грива длинной рукой вынимает голову черта из ярких, красиво черченных губ. От него Мефистофель попадает опять к ударнику. Потом маэстро, выпустив дым пару раз, вдруг предлагает Генке, молча следящему за процессом «дружбы, веселья и любви»:
– Попробуешь, Гена?
Он дружелюбно тянет руку в сторону хозяина. Генка, однако, упрямо набычившись, мотает головой: «Не курю… и не буду».
Грива весело реагирует:
– Молоток, Бобер! Нам больше достанется.
Музыканты курят по очереди, игнорируя Иветту… Девушка жалобно хнычет: «Моя же очередь». Ударник что-то негромко говорит ей на ухо. Девушка, чуть поколебавшись, кивает и сразу получает Мефистофеля. После нескольких затяжек, она подсаживается к Генке.
– Ну, что пристали к Бобрику… Он такой хороший… не понимает пока кайфа… я тебя научу, малыш. Сначала я… теперь ты… немножко, не бойся, чуть-чуть… вот так… снова я… теперь ты… Тебе приятно? Отдыхай.
Она кладет голову разомлевшего Генки себе на грудь, поглаживает его волосы свободной рукой.
– Сейчас у тебя закружится голова… Сладкое такое головокружение.
Грива подходит к парочке, забирает трубку, возвращается к столу. Троица курит по кругу… Иветта что-то шепчет на ухо Генке, гладит его рукой по щеке, потом жадно целует в губы.
– Ох и вмазал бы я Бобру сейчас, – мечтательно басит Пробкин.
– По разочку надо. Для профилактики, – поддержал Дятел.
– Охренели оба. Зима на носу. Где нас еще примут? На Бобра молиться надо, пылинки сдувать, – гасит их агрессивность Жуков.
Грива меняет тон и начинает комментировать поведение Иветты.
– Глянь, Санек! Она его скоро всего оближет. Да и Бобер уже в полной боевой, Козочка. Проверь, выросла морковка? Вино! Травка! Женщина! У Бобра сегодня полный кайф, сексуальная революция!
Генка услышал, отстраняет Иветту, с трудом поднимается, подходит к столу.
– Жуков… Серега!.. Ты скажи… ты мне скажи… тебе я верю. Что вы тут курите? Какой-то странный запах, и в голове туман, цветной такой туман…
– Завтра, Гена. Завтра поговорим, – серьезно отвечает Жуков.
– Мы уйдем через десять минут, Бобер. Засекай, – произносит Дятел
Генка громко протестует и достает телефон.
– Не успеешь, Бобер, – зловеще предупреждает Дятел.
– Пока биографию расскажешь… мы зе ис тепя котлету сделаем, – поясничает Грива.
Ситуация выходит из-под контроля. В последний момент Жуков опять щелкнул руководящим бичом.
– Харе! Застыли!.. Уходим. Сразу. Спасибо за гостеприимство, Гена. Все на выход. Грива!.. Дятел!.. Ветка, покажи пример.
Иветта хватает куртку, выскакивает на площадку. Гномы молча выходят следом. Жуков подошел к Генке, положил руку на плечо.
– Не переживай, Гена. Завтра в шестнадцать репетиция. Без опозданий.
Спортивной, пружинистой походкой он идет к выходу. Надевая замшевую куртку с множеством карманов, молний, кнопок, слышит громкий оклик:
– Жуков!
– Да, Гена, – мягко отозвался маэстро.
– Скажи мне, Иветта… Давно она курит… это?
– С прошлого года, – охотно пояснил главный гном. – Как видишь, цветущая крошка… Не робей, Гена… Ты мечтаешь об Иветте? Могу прислать девочку.
– Почему ты распоряжаешься? У тебя с ней уже было?
– Не только у меня. В этом Грива прав: ее на всех хватает.
– Врешь! – снова взвился Генка. – Она хорошая, а вы все дерьмо.
Жуков несколько раз сжал пальцы в кулак.
– Кому грубишь, детка… Ладно. Сегодня прощаю… Отдыхай. Проветри, как следует. И молчок. Маму волновать не надо. Ты понял?
Вместо ответа Генка вдруг заплакал. Дрожащим голосом он с трудом произнес: «Про Иветту… я все равно… не поверю».
Жуков засмеялся и вышел. Генка добрался до дивана, улегся, не раздеваясь, и почти сразу заснул тяжелым, глубоким сном.
На следующий день, уйдя без разрешения маэстро с репетиции, Иветта отправилась, куда глаза глядят. Внутри у нее все клокотало, внешний мир она почти не замечала. Дорогу девушка переходила, вовсе не заботясь о подходящем сигнале светофора. К счастью, машин в этот час в их тихом районе бегало мало.
