Надежда Викторовна Пляскина "Sуб/станция"

Уже немало встретилось незнакомых слов, значение коих ему было неведомо. Иногда записи начинали просто изобиловать такими словами, да так, что текст становился не возможен для понимания и начинал походить на «Рейдовы писания» – (писания названия коих в народе стало нарицательным, когда говорилось о чем – то лишенном смысла, нечто невразумительное. Эти писания одного весьма богатого сумасшедшего лорда Красного рода, к тому же родственника весьма влиятельных господ, этот безумец писал поэтическую околесицу, наборы слов существующих и им выдуманных, сочетаемых в рифме, но не имеющих ни какого смысла. Эти писания даже с натяжкой трудно назвать достойным произведением, и увидели они свет только благодаря высокому социальному положению лорда Рейда).

Хотелось бы знать как, так случилось, что мы оказались запертыми в аду, а где – то и не ведают о том, что тут случилась беда.

12 июня

Сегодня случилось семейное ЧП. Напился брат. Он с утра куда – то запропастился, несмотря на запрет отца покидать квартиру. Сразу после завтрака, когда мама занялась мытьем посуды он, прокрался из квартиры. И заявился только, тогда когда отец уже вернулся с работы.

Брат просто ввалился в квартиру, когда ему открыли дверь. Он был до невменяемости пьян, едва стоял на ногах, цепляясь за стены и близь стоящую мебель. Он, то заплетающимся языком разговаривал сам с собой, то громко, истерично смеялся.

А когда отец спросил его, почему он ослушался его, да еще напился до такой степени, в ответ брат просто набросился на него, обвиняя в слабости и трусости. И далее не выбирая выражения, Лешка стал обвинять отца чуть не во всех смертных грехах. Отец не выдержал, и они схватились, круша все вокруг. Ураганном, прокатились по коридору и только,  уже где – то в кухне отец «смял» Лешку. Лежа на полу с завернутыми за спину руками, скулил как побитый пес, то ругался в бессильной злобе. Переведя дыхание, отец поудобней ухватив Лешку, поволок его до ванны, устроив ему там холодный душ. Мама, вжавшись в угол кухни, беззвучно рыдала.

А я в тот момент не знала, что и делать, что сказать, настолько это меня поразило, ну ни как ничего подобного я не могла ожидать от Лешки. Такое поведение настолько не вязалось с Лешкиным характером, что казалось, что это просто буйный двойник моего брата.

Конечно учитывая сложные обстоятельства заложниками, которых мы стали, мне и самой сотню, раз хотелось напиться, но вести себя, так по – свински, ни какой конец света этому не оправдание.

13 июня

Не о чем писать особо, разве, что о том, что брат, лежа сейчас на диване, умирает с похмелья. Мама ухаживает за ним. Она попыталась отчитать его за вчерашнее, но он говорит, что почти не чего не помнит из случившегося вчера, а где напился, молчит. Но мне вот кажется, помнит он все, только вид делает, что у него провал в памяти. Просто в таких случаях весьма удобно и выгодно страдать провалами в памяти.

14 июня

Отец вернулся с работы с легким недомоганием, это меня очень тревожит. Я столько раз слышала описание симптомов и протекание болезни, при заражении смертельным вирусом, что помню все это уже почти наизусть. Все начинается с легкого недомогания, через несколько часов заразившемуся становится хуже. Начинается рвота, понос все это начинает походить на симптомы отравления. Далее начинают шалить все органы в организме, то сердце скалывает, то печень, то резкие, режущие боли в области живота, иногда возникают приступы удушения, человек просто начинает задыхаться, не вдохнуть так, словно легкие окаменели. Такие сбои в работе организма могут продолжаться на протяжении нескольких дней. Человек может промучиться от трех до семи суток. При этом постоянно болит голова. На вторые сутки у большинства начинается потеря зрения и возникает полная глухота. Постепенно все органы в организме начинают, плохо функционировать, при этом остающиеся не поврежденными, но как бы начинающие забывать о своем предназначении. Итог всему становится полный отказ всех органов одновременно, что приводит к мгновенно  смерти заразившегося.

Я постоянно молюсь Богу, чтобы ни чего подобного не случилось ни с кем из нас.

15 июня

Не могу писать. Отец. Ему плохо. Я боюсь.

Но он нас успокаивает, говорит, что мог отравиться на работе консервами.

16 июня

Мама и я ходили в госпиталь, умоляли госпитализировать отца или хотя бы дать лекарства, но все безрезультатно. Отцу стало хуже. Серое отчаянье затопило душу мою.

Впервые дни еще, когда только начинался рост случаев заражений, выявленных заболевших в срочном порядке увозили в клинику или госпиталь, обеспечивая их лечение и соблюдая меры безопасности –  строгий карантин.

Но близкие тех, кого забирали, были возмущены тем, что их близких забирали и они их больше не видели. Тела умерших, сжигали в крематории.

Из головы не выходит, врезавшись в память шокирующее до угнетения воспоминание, увиденное мной, на обратной дороге домой. Мы шли мимо мрачного места нашего города – городского крематория, сокрытого за высоким забором, выложенным из красного кирпича со стальными воротами, окрашенными матово – черным. Убитая, сгорбленная горем женщина у ворот, надрывно причитала охрипшим голосом.

Она все кричала, плакала и требовала возвратить, отдать ей сыновей, и все билась головой о стальные ворота. Я с ужасом смотрела, как она все билась и билась разбитой в кровь головой, на багровое пятно на черных воротах.

Крематорий уже давно не справляется с тем количеством умирающих и тела начали отвозить в отведенные могильники.

17 июня

Отцу стало еще хуже, он лежит в родительской комнате. Мать ни меня, ни брата туда не пускает и толком ни чего не рассказывает, что с отцом. Да и что тут скажешь уже и так ясно и надежда умерла, – это вирус и отец обречен.

Далее записи нескольких дней плотно исчерканы  так, что только видны даты, а остальное прочесть нельзя. Скорей всего так с записями обошлась сама хозяйка дневника, а тот, кто его копировал, лишь старательно воспроизвел, как было в оригинале.

18 июня   ////////// 19 июня /////////// 20 июня ///////////

21 июня

Отец умер. Тела уже не забирают. Будем хоронить сами.

Далее снова все исчеркано.

Когда смотришь на этот лист, то становится ясно, что когда – то лист дневника оригинала стал жертвой девичьей истерики,  бессильной злобы и обиды. Нещадно черкала, сорвавшись в горе своем.

27 июня

Лешка сказал, что для нашего побега уже все готово, но мама не чего об этом даже слышать не хочет. Я не знаю, почему она упрямо отказывается, не желает вырваться отсюда, может то, что отец не хотел бежать в свое время и нам не велел, а может мама сломалась и ей ничего более не надо, лишь последовать за ним (отцом). Я не знаю.

После похорон мы все в семье изменились, и боюсь не в лучшую сторону. Мама замкнулась в себе, во мне тоже, что – то сломалось не так, все стало, не то.

Не думала, что еще возьмусь писать в дневнике, ан нет, пишу и поражаюсь своему спокойствию, мне кажется, предложи мне написать сценарий своей казни и смертельный приговор. Опешу все преспокойно и в самых ярких красках, и подпишусь.

Лешка все время где – то пропадает, дома почти не бывает, он и ночевать приходит не всегда. Когда приходит, частенько приносит продукты. Последний раз, когда он приходил, принес две банки тушенки и грамм триста манной крупы, не весь, что по прежним временам, но сейчас это весьма не дурно.

Леша побыл совсем не долго, только пока переодевался. Он рассказал, что вояки, что – то затевают, строят какие – то сооружения по периметру нашей области. Откуда он это узнал, не ответил, но сказал, что это точная информация, а не какие – то, как он выразился «бабьи слухи».

29 июня

Леша пришел сегодня рано утром, весь, какой – то взъерошенный, на месте ни минуты не сидит все, что – то крутится, суетится.

Соскочит и начинает ходить туда – сюда и все твердит, что нужно бежать, срочно бежать, пока не поздно. Еще он говорит, что вояки что – то затевают, может даже они задумали массовое уничтожение всех,  тут нас разом. И проблемы их решатся и от заразы избавятся разом.

Верно, не будет у нас, наверное, больше шанса бежать, чем сейчас. Блокпосты на выездах из города стали меньше охраняться и патрулей на улицах почти не стало, толи вымерли они, толи просто солдат куда – то еще перевели.

Да вот, как тут бежать мать, же не бросишь, что ее теперь силком тащить? Еще эти сложности, когда тут и так все не просто.

30 июня

Немного поспала, проснулась и никак себе места не нахожу, взялась за дневник, что бы хоть как выложив все на бумаге, собраться с мыслями, понять себя.

Чуть ли ни до утра просидели, проговорили с мамой.

(Как же она изменилась за последнюю неделю, больно смотреть. Ее взгляд померк, стал прозрачен и пуст, в движениях и жестах стала заметна старческая медлительность, а ей ведь нет и сорока.)

Мы заговорили с ней и разговорились, Алешка был взволнован, вернее, взвинчен, мама же, напротив, до равнодушия спокойна.

Мы пытались убедить маму бежать. Мама согласилась, что бежать надо, но только нам двоим, а она останется. Останется потому, что хочет остаться. Потому, что не хочет стать причиной неудачи, не хочет быть обузой. Не хочет и того, что бы мы оставались здесь, тем более из  – за нее.

Мы многое тогда наговорили маме, она тоже много чего наговорила нам.

Потом мы уже все перешли на повышенные тона, мы срывались на крик, плакали, мы шептались. Мы говорили, говорили, говорили.

Но в итоге:

· Мать, по-прежнему настаивает, что бы мы уходили без нее.

· Леша все же согласился с ней.

· Я же не знаю. Я в растерянности, как быть.

Еще важное:

Леша рассказал, что слышал слух о том, что под руководством  наших местных профессоров из института энергетики, на окраине города развернуто и ведется ударными темпами строительство. Это странно, для наших времен. Что они там затевают? Что и зачем строят?

Солнце поднялось уже высоко и лучи его, устремляясь к земле, нещадно палили. Легкий, летний ветерок нисколько не спасал от послеполуденной жары. Колесо еще раз тоскливо скрипнуло (при подобных звуках обычно говорят: – «скрипит как качели Апокалипса», откуда эта поговорка и, что когда – то значили эти слова, теперь неизвестно, осталась только поговорка.).

Колесо скрипнуло и замерло, телега – клетка остановилась, как впрочем, и весь обоз. Они остановились у подножия каменистого холма, на широком лугу. Ниже, вдоль ручья узкой полосой тянулась березовая рощица.

Остановились с намереньем передохнуть и пообедать, заключенных это не касалось. Их просто оставили на солнцепеке в своих клетках и цепях.

Жарко было невыносимо, хотелось пить, выступал едкий пот разъедающий кожу и застящий глаза.

Чтобы хоть как – то отвлечься от всего этого, он снова углубился в чтение.

4 июля

Не знаю, что сейчас лучше для меня: безутешно рыдать или кричать покуда хватит сил,

– Нас заперли в этом АДУ!

Мы под куполом.

8 июля

Проклятье, что же это? Как быть? Откуда же этот купол, сфера или еще что еще это?

Семь дней назад мы ушли из дому. Я и брат.

Сначала когда уже смеркалось, мы проверенными Лешей путями обходя или прокрадываясь мимо четверок солдат – патрулей, курсирующих по улицам. Объявленные чрезвычайное положение и строгий карантин, развязали военным руки, встреча с ними даже в дневное время не сулила ни чего хорошего, а в комендантский час смертельно опасна такая встреча.

Мы пробрались в расположенное в западной части города подвальное помещение, где нас уже ожидали двое парней. Леша без лишних слов, спешно нас познакомил. Высокий, рыжий лет пятнадцати на вид парень назвался Вовкой, второй хмурый, чумазый мальчуган десяти лет представился «Славяном». Вот такой компанией мы выбрались на улицу, когда ночь вступила в свои права. Мы двинулись в северном направлении, прочь из города. Пробирались, таясь пустынными аллеями, темными улицами. Несколько раз нам приходилось прятаться и, затаив дыхание пережидать когда, пройдет патруль, мы прятались то под скамьями, то вжимались в темные ниши стен зданий. Когда мы уже смогли выбраться на окраину города, нас все-таки заметили. Это был безумный марафон на выживание.

Сердце моё рухнуло в пятки, когда нас окрикнул резкий, грубый, чем – то похожий на карканье ворона голос, – «Стоять, суки, стрелять будем!»

Не успели мы хоть как – то отреагировать на окрик, как разрывая тишину треском автоматов, из темноты улицы в нас начали стрелять. Они стреляли не предупредительно вверх, а в нас. Пули просвистели совсем рядом, растущая луна в тот миг предательски вышла из – за туч и я в неверном лунном свете, увидела, как пули впиваются в землю, вздымая фонтанчики пыли. Еще выстрел и Славку стоящего рядом со мной, как тряпичную куклу, дернуло и бросило в сторону. Он упал и это, было не красиво, не правильно, страшно, совсем не так как показывают в кино.  Опомнившись, мы уже в втроем, разом метнулись в глубокую канаву у дороги, что была там, на наше счастье.

Пригибаясь, мы, мчались с максимальным ускорением, на какое только были способны, бежали, разбрызгивая грязь во все стороны. Стрелявшие бросились за нами, преследуя, осыпали нас угрозами, матерной бранью и дождем пуль. Я бежала в полном отчаянии, еще чуть – чуть и они подстрелят меня или Лешку. Нам не уйти от них. И только страх гнал меня дальше, заставлял ускоряться все больше и больше, забывать об усталости.

Они, наверное, перестреляли бы нас, или загнали до смерти. Я все чаще начала спотыкаться, пуля не один раз пули с тугим визжанием пролетали рядом с моей головой. И тут в небе, что – то оглушительно ухнуло. Машинально я пригнулась еще сильней и тут же поскользнувшись, врылась в вязкую, вонючую грязь. Приподнявшись, отерев лицо, взглянула в небо и О БОЖЕ, весь небосвод от края до края разрядами разноцветных молний. Из земли ввысь начали вылетать искры. Складывалось впечатление, что мы находимся в эпицентре взрыва электрического фейерверка. Одурев от происходящего, все остановились и мы, и наши преследователи.

Лешка опомнился первым он, схватив меня за руку, стал вытаскивать из канавы, Вовка последовал за нами.

Не знаю, сколько по времени мы ползли, вжимаясь в землю. Периодически округу озаряло сиянием мощных разрядов в небесах и мы, вжимаясь еще сильней, ползли, ползли, уходя от преследователей, пока отвлеклась погоня.

Когда мы, наконец, остановились, запыхавшись, я перевернулась на спину и снова взглянула в небо. Выси уже от горизонта до горизонта образовалась сияющая энергетическими разрядами пелена. Разделив небо и землю, она была почти прозрачная, сквозь нее было видно и Луну и звезды, и от нее исходило противоречивое впечатление чего – то невесомого, зыбкого, но в тоже время незыблемого, неодолимого, непоколебимо – прочного.

Мы, лежали на холодной земле, смотря в небеса, я спросила, – «Что это?»

Спросила скорей у неба, чем у Лешки с Вовкой.

Мы вышли из города, а Славка нет.

Нас тогда обуревали разнящиеся чувства: страх, боль потери, радость. Было радостно: от того, что нам удалось уйти; от близкой свободы. Мы покинули умирающий город.

Тогда мы, еще не знали, что все напрасно и, что из чувств у нас останется только разочарование и безнадега.

Я не знаю, зачем я, все это пишу. Может, что бы хоть так отвлечься, попытаться хоть как – то осмыслить произошедшее и происходящее, попытаться описать, выместить на бумагу.

Мне кажется, я схожу с ума, из – за всего случившегося, хотя безумие, наверное, благо в этом свихнувшемся мире.

Может быть, эта толстая общая тетрадь с кожаной обложкой, ставшая моим дневником и неразлучным, все сносящим спутником. Может статься так, что только он будет тем единственным, что останется от меня. Не хочется думать о таком, но вероятность такого исхода весьма велика и боюсь уже не в таком уж отдаленном будущем. Глупо и наивно полагать, что кто – то тогда когда меня не станет, заинтересуется и станет читать мою писанину, если еще будет, кому читать.

Он хмыкнул и улыбнулся через века, разделявшие их, ставшей уже хорошей его знакомой, через страницы дневника.

Но в глубине души теплится, не хочет умирать – надежда.

Сейчас мы, с обреченным, пасмурным настроением отправляемся в обратный путь.

Вот сижу под раскидистой березой и на коленки «вцарапываю» в дневник события последних дней. Алешка разогревает на костре прямо в консервной банке тушенку, Вовка ушел раздобыть бензину. «Раздобыть» – Вовка всегда так говорит, когда речь идет о банальном воровстве.

Тогда тоже, когда мы, выбрались загород Вовка куда – то запропастился. Я и Леша тогда в темноте ночи, продрогли до дрожи, пока сидели под забором чьей – то  дачи, ожидая Вовку. Мои зубы уже без остановки начали выбивать дробь и тогда, наконец, слепя нас фарами, подъехал Вовка на стареньких Жигулях и триумфально заявил, что вот ему удалось раздобыть автомобиль. Он рассказал, там у всех машин перегорела проводка, с иномарками вообще бесполезно возится, а вот старую русскую машину он сумел починить, вскрыв чей – то гараж. На этом авто мы и продолжили свой путь.

Тогда в наши планы входило выбраться за пределы края и убраться подальше от всех тех мест, где хотя бы есть намеки на наличие вируса.

Мотор надрывно ревел, мы мчались уже несколько часов, делая краткие остановки. Разгорался день, когда мы промчались мимо застывшей на дороге колонны из десяти машин. До этого на удивление мы ехали, без каких либо проблем. Эти застывшие машины были недобрым предвестником, я сразу почувствовала, что – то неладное. С тревогой на душе мы продолжили путь. Завидев темные пятна скоплений людей, Вовка съехал с дороги и поставил машину за ближайшими кустами. Коротко посовещавшись мальчики решили, что на разведку обстановки пойдет Леша. И Леша ушел. Возвратившись спустя час, мрачнее мрачного он, ввалился на заднее сиденье машины и, прижав ладони к лицу, уткнулся в спинку переднего сиденья. На все мои и Вовкины расспросы он ответил лишь только тем, что предложил самим доехать и посмотреть все своими глазами. Не добившись от Лешки нечего большего Вовка, выругавшись, не стесняясь в выражениях, завел мотор и, утопив педаль газа, влетел на насыпь дороги. Надрывно ревя, машина набирала скорость. Немного не доехав до основного разношерстного скопления людей, мы заметили впереди стену марева. И если присмотреться, то эта стена марева различалась, уходя далеко вправо и влево. Тут подал голос Лешка, – «Эта почти не видимая стена не преодолима, нам не выбраться».

Было там немало мужчин, женщин и детей, все они прибыли немногим раньше нашего, с теми же намереньями, что и мы. Один из них, седовласый мужчина, бесхитростно матерясь для связки слов, посоветовал нам не прикасаться к энергетическому полю, преградившему путь.

Вовка, стоя напротив почти прозрачной преграды выслушав все это с видом очень обиженного мальчика, выглядел он тогда намного младше своего реального возраста, еще немного и он просто расплачется, но вместо этого он, схватил сук из валежника срубленных кустов на обочине дороги и кинулся на пелену марева.

Мы стояли и смотрели на него и даже не пытались остановить, ведь в душе нам тоже хотелось так же кинуться на эту преграду.

Вовка бросился как убийца вампиров, с колом наперевес.

Дважды перечитал фразу: «…как убийца вампиров…»

Когда сук в Вовкиных руках вонзился в марево, раздался хлопок с потрескиванием, какой бывает когда, смыкаются два провода электросети, так же была вспышка и полетели искры. Вовку отшвырнула назад с невероятной силой, почти на десяток метров. Тогда я испугалась, что он погиб, но когда Леша, я и седовласый «советчик» подбежали к нему он был живой и более того, даже в сознании. Он лежал и корчился от боли. Ни смотря на весь его этот полет Вовка в серьез не пострадал, кости были целы, только большой синяк на спине. Мы, осмотрев его, помогли ему подняться, на удивление нам он снова подошел и взял еще один сук. Уставившись ненавидящим взором на марево преграды, слабо швырнул сук в пелену. Сук влетев в пелену, на краткий миг завис в мареве пелены, а потом, обратившись в серый порошок, осыпался на землю по ту сторону преграды. Лешка, глухо охнув, сел прямо на землю седовласый сел рядом с ним, и представившись Петром Алексеевичем, коротко рассказал, что тут творилось незадолго до нашего появления.

Он тут оказался не многим раньше нас, удачно миновав все блокпосты и обходя патрули, добрался суда. Здесь уже было несколько человек, и подходили еще. Тогда –  то он, и познакомился с «прелестями» энергетической преграды, образовавшейся после ночного «света – представления». Был здесь мужик на грузовике, что в отличие от других машин был на ходу, так вот он вот тоже, так как Вовка решил пробить пелену, ну куда более серьезным способом. Как следует, разогнав свой грузовик, врезался в энергетическое поле. Что было дальше с этим несчастным Петр Алексеевич, умолчал. Только вот валяющийся в метрах ста смятая, обгорелая куча метала, говорила сама за себя. Был здесь храбрец, что решился пройти сквозь пелену. Медленно и аккуратно он, вступил в марево, а через какое – то мгновение розоватой жижей опал на той стороне. Рассказал он, и о менее трагических попытках преодолеть преграду. Доходило и до смешных опытов, таких как, например, выплескивание на энергетическое поле воды из ведер, что черпали из ручья, спокойно протекающего сквозь пелену убегая в теперь уже недостижимую даль. Рассказал, что все они заняты тем, что пытаются сделать подкоп.

Тогда мы, тоже присоединились к рытью подкопа, хотя и в серьез не верили в: успехе и смысле этого занятия.