Снова общее молчание. Лицо лысого наливается кровью. Лысина тоже начинает краснеть. Здоровяк мичман продолжает тяжело сопеть. Ждет команды лысого. Лейтенант, не отрывая глаз от устава партии, шевелит губами, и даже два раза перевернул страницу, дошел значит до демократического централизма и подчинения меньшинства большинству. Лицо Нади в красных пятнах, и не поймешь, на бледном лице красные или на красном лице белые разводы. Наконец лысый выдавил отчаянно и обреченно:
– Эх, Надя, а я тебе верил…
Поворачиваются с верзилой по команде, выходят из квартиры. Лейтенант шепотом:
– Муж?
И, не дожидаясь ответа, быстро, еще быстрее, начинает стремительно одеваться. Надя в растерянности бегает по комнате, затем решительно рвет из записной книжки листочек и что-то пишет.
Лейтенант, одеваясь, одним глазом и ухом наблюдая за входной дверью, целует Надю в губы и нарочито медленно со словами: «Ну, мне пора» направляется к двери.
– Подожди! – умоляюще зовет Надя.
– Тебя можно попросить?
Сует лейтенанту бумажку. Заискивающе и жалостливо снизу заглядывая ему в глаза:
– Это воинская часть мужа. Ты зайди к нему сейчас и скажи, что между нами ничего не было.
«Идиотка. И как это она представляет себе?!»
Радостным голосом:
– Конечно, сразу вот сейчас и пойду к нему. Ты не волнуйся.
Скатывается вниз с четвертого этажа. Еще темно. Осматривается настороженно. Нет, не ждут. Слава те господи. Бросает скомканный лист со знакомой войсковой частью 25154, непроизвольно замечает:
«Надо же, а корабли-то наши рядом стоят, на одном причале» и растворяется в предутренней темноте…
Через четыре месяца на Большой Морской они случайно встретились. Из двухминутного разговора он узнал, что муж с ней развелся. Говорить более было не о чем, по крайней мере Асланову. На том они и расстались. А еще через четыре месяца Асланова перевели врачом-хирургом на крейсер «Жданов» в сто пятидесятую бригаду в Корабельную бухту.
Возмездие
– Товарищ старший лейтенант, Вас старший помощник вызывает.
Две головы одновременно поворачиваются в сторону говорящего. Вестовой старпома с торчащими ушами из-под бескозырки стоит по "струнке" – руки по швам, одет по форме три – синяя суконная форменка, суконные брюки и парадные ботинки. Не придерешься. Вестовому хорошо известно, в каюте живут два старших "страшных" лейтенанта, которые не преминут поучить жизни или просто поиздеваться над молодыми матросами. Вестовыми стоят обычно "караси" до года службы. Офицеры играли в "шахматы", т.е. в карты. По уставу на корабле игра в карты запрещена. Запрещено и употребление спиртных напитков, бутылка "Столичной" на столе; немудреная закуска преимущественно из консервантов.
– Саша, я сейчас…, старпом вызывает.
Из-за стола встает широкоплечий черноволосый стройный Асланов. Профиль выдает кавказца, Асланов родом из Северной Осетии, однако русский его практически безупречен. Стремительно направляется к двери, на ходу поправляет кокарду на пилотке, взлетает по трапу… Гапонов Саша с поскучневшим лицом вилкой ковыряется в курином паштете. Терпеливо ждет друга. Морские офицеры в одиночку не пьют. Саша по должности помощник командира по снабжению – третье лицо на корабле. С Аслановым они второй год вместе, давно спелись, два раза ходили на боевую службу в Средиземное море. Саша два месяца как женился. Руслан холост.
Асланов возвратился через десять минут, хмуро сел за стол. Буркнул:
– Переводят вроде, – протянул бумажку, – в кадры вызывают завтра.
– Пить-то будем?
– А то как же.
Предписание забыто, говорят только о хорошем, женатость Саши не обсуждают, закрытая тема. Не принято обсуждать на корабле семейную жизнь.
Каждые два-три года младших офицеров флота перемещают по службе, вызывают и предлагают очередную должность на новом корабле, связано это с получением очередного воинского звания или же, например, с экстренным выходом корабля на боевую службу, причин много и все разные.
Утром следующего дня старший лейтенант Асланов без признаков употребления спиртного накануне, выбритый и отутюженный, стоял навытяжку перед письменным столом начальника отдела кадров Андреева. Полковник медицинской службы без перехода сразу предложил:
– Руслан, освободилось место на крейсере "Ж…в", Геворкян в МОСН перешел. Пойдешь хирургом?
Не принято на флоте отказываться. Асланов коротко и кротко:
– Николай Николаевич, я согласен.
На флоте особенность: называть и обращаться по имени-отчеству к старшему по званию, а равные по званию обращаются друг к другу по имени.
– Ну и ладно. Завтра на новое место службы отправляйся. Катер на " Ж…В" с Графской пристани отходит в семь утра. Вопросы есть?
– Вопросов нет, – поворот через левое плечо и за дверь.
Весь вечер и часть ночи прощальный ужин на родном уже бывшем корабле, Асланова провожают все офицеры: и младшие, и старшие – и политработники, и даже особист, или КГБ-ист, ну и командир, конечно, во главе стола в кают-компании. По традиции каждый офицер дарит на память подарок уходящему, они разные, эти подарки, и весьма странные. Командир Асланову отлитую из бронзы пепельницу преподнес. А Саша Гапонов – мужской половой член невероятных размеров из того же цветного металла, с веселой надписью на коробке.
Хорошо на флоте, женщин нет на корабле, можно высказываться во всех интонациях и формах и пить в меру, или много, каждому – по возможностям и способностям. А утром все бритые и трезвые, это потому что на корабле бреются ночью, традиция такая. Рано утром к Графской пристани подходят катера и баркасы, забирают офицеров и мичманов к утреннему построению и подъему Государственного и Военно-Морского флагов на кораблях флота. Баркас – большая лодка с высокими бортами, его многосильный дизельный двигатель развивает скорость до двадцати пяти узлов. На обоих бортах ближе к носу обозначены числа из трех цифр, эти же цифры – на бортах его корабля.
Баркас крейсера "Ж…в" отплыл от причала вместе со сходной сменой и Аслановым, выполнил правый галс и, медленно набирая скорость, двинулся в направлении корабля. Крейсер стоял в Севастопольской бухте на "бочках". "Бочки" – металлические герметически закрытые гигантские цилиндры, диаметром в окружности около пяти метров. Они уверенно держатся на плаву, погруженные на две трети под воду. В подводной части "бочки" на цепях прикреплены к полуторатонным якорям. На "бочки", их четыре, заведены концы с крейсера – металлические тросы диаметром десять сантиметров, они-то и удерживают корабль в заданной точке.
Через пятнадцать минут баркас подошел к правому борту крейсера, по опущенному широкому трапу офицеры быстро поднимаются на верхнюю палубу – идет подготовка к утреннему построению. Асланов предъявил предписание, спросил у дежурного по кораблю, где находится медицинский блок, прошел корму по диагонали, спустился на вторую палубу и по запаху лекарств и дезсредств быстро определил местонахождение медицинского блока. В восемь часов утра на всех военных кораблях флота Советского Союза по команде "Флаг и гюйс поднять" на носу и корме корабля поднимают на флагштоках государственный и военно-морской флаги. Весь личный состав корабля стоит в каре, по команде "смирно", одновременно с подъемом флага звучит государственный гимн. После построения и подъема флага все расходятся по своим заведованиям, начинается повседневная приборка, боевая и политическая подготовка.
После роспуска личного состава Асланов по внутреннему коридору вышел к каюте командира крейсера, попросил вестового доложить о своем прибытии и, получив разрешение, вошел в рабочий кабинет командира. Перед тем как войти, мельком взглянул на медную табличку на дверях "Капитан первого ранга Лагун Анатолий Михайлович".
В огромном кабинете, обитом красным деревом, за дубовым письменным столом сидел седовласый плотного телосложения мужчина с добродушным лицом в форме капитана первого ранга. Наклонив слегка голову, он что-то внимательно читал, делая пометки ручкой.
Асланов бесшумно сделал три шага по толстому китайскому ковру, занимавшему две трети пола. Прошло минуты три, когда, наконец, командир крейсера отложил ручку, внимательно посмотрел на вошедшего. Асланов начал:
– Товарищ капитан первого ранга, старший лейтенант Асланов прибыл для прохождения дальнейшей службы.
Добродушное лицо командира вдруг исказила злая гримаса.
– Как стоишь, подлец, ты офицер или портовая блядь? Заходят здесь всякие мудаки, а сами на флоте без году неделя…
В течение последующих десяти минут Анатолий Михайлович подробно посредствам ненормативной лексики объяснил Асланову, что он произошел не от обезьяны, как все люди, а от ослиного трипперного члена, и что его отец и мать были, наверно, пьяны, когда создавали такого гандона как Асланов.
– Я тебе, блядь силеросовая, твои осетинские рога обломаю, – закончил капитан первого ранга свой монолог.
Ошарашенный от такого приема, Асланов, попытался сказать что-то вроде:
– Мы с Вами впервые видим друг друга, и чем я заслужил такое отношение…
Однако командир крейсера оборвал его криком:
– Пшел вон отсюда!..
Очнулся Асланов в приемной. Вестовой с испугом и изумлением смотрел на бледное и оторопевшее лицо старшего лейтенанта. Два корабельных дежурных офицера поспешно покидали приемную командира, справедливо предполагая, что лучше с докладом к нему сейчас не соваться.
В течение последующих двух недель Асланов добросовестно изучал документацию, инструкции, задачи и обязанности врача-хирурга крейсера. Знакомился с офицерами, мичманами и матросами, проверял работу камбуза, наличие неприкосновенного запаса медикаментов, комплекты операционных наборов, вел истории болезней, лечил личный состав. Офицеру, назначенному на корабль, дается двухнедельный срок для сдачи зачета на допуск на обслуживание своего заведования. Зачет Асланов сдавал внутрикорабельной комиссии, затем его официально представили офицерам в кают-компании. А по вечерам он "представлялся" всем офицерам, кто заходил в его каюту, так происходит знакомство в замкнутом коллективе корабля, в этом различие флотской службы от службы в других родах Вооруженных Сил. С командиром Руслан предпочитал не встречаться, но корабль есть корабль, "радушная" встреча Асланова в каюте командира стала достоянием многих. В присутствии офицеров командир был предупредителен и вежлив. Обращался по имени-отчеству или по фамилии. Но наедине не скрывал своей ненависти и открытой неприязни, выражая ее в тех же нецензурных словах и прямых оскорблениях. Хамство Анатолия Михайловича не знало границ. Недоумение Асланова переросло в раздражение, но не в ненависть, он решил не давать хода этому чувству, хотел понять исключительное отношение к себе командира, самостоятельно разобраться в причине этого. Веселый и коммуникабельный, он не замкнулся в себе, терпеливо ждал, что все разрешится, само собой. Впрочем, даже особое отношение никак не отражалось на исполнении его обязанностей. Матросы с уважением относились к своему доктору, он платил им тем же.
В одну из суббот, после непрерывной двухмесячной отсидки на крейсере он собрался на сход, развеяться. Выходная смена на юте у трапа, ожидала командира, он должен первым пройти по трапу на командирский катер. Все остальные убывают на баркасах.
Командир окинул взглядом офицеров, хмыкнул, увидев Асланова, и неожиданно весело спросил: «А Вы куда собрались, товарищ старший лейтенант? Думаете, если сдали зачет на обслуживание своего заведования, это все, что ли? А корабль Вы изучили? Что подо мной?» Командир топнул ногой.
Асланов доложил:
– Тринадцатый кубрик.
Командир продолжил:
– Что под кубриком?
– Продовольственный склад с мукой и сыпучими крупами.
– Что ниже склада?
– Цистерна с питьевой водой номер семь.
– Дальше?
– Не знаю, товарищ командир.
Анатолий Михайлович удовлетворительно хмыкнул:
– Сход Вам не разрешаю. Изучайте корабль. Зачет будете сдавать лично мне.
С тем и убыл. Асланов чертыхнулся:
"Черт знает, что? Ну да ладно, выучу я тебе весь корабль".
В течение всего следующего месяца Асланов излазил помещения от носа до кормы, изучил все параметры корабля, калибры орудий, принципы работы минно-торпедного оружия и даже выучил теорию управления шлюпкой под парусом. Не удивился, когда командир вечером в пятницу пригласил его к себе в кабинет через вестового.
Решительно открыв дверь, сделал три шага вперед и по уставу доложил:
– Старший лейтенант Асланов по Вашему приказанию прибыл.
– Ну что, готов? – спросил командир, не здороваясь.
– Так точно, товарищ командир!
– Перечислите мне все помещения от носа до кормы на всех трех палубах, а потом посмотрим. Начинайте! – командир откинулся на кресле, постукивая линейкой по столу.
В течение часа он внимательно слушал, ни разу не прервав Асланова. Не спрашивая разрешения командира, Асланов плавно перешел на вооружение крейсера и работу двигателей, когда он перешел к параметрам радиолокационной станции, шел третий час его монолога.
– Хватит, – хрипло прервал его голос командира, – зачет Вы сдали. Можете завтра идти на сход. Вы свободны.
Поворот через левое плечо, уже у двери, когда рука потянулась к ручке, сзади раздалось:
– Как называется верхняя оконечность мачты на шлюпке?
– Топ-мачты, товарищ командир, – развернувшись, громко отчеканил Асланов.
– Ладно, все. Идите.
В приемной он весело посмотрел на вестового и вдруг произнес несколько слов на незнакомом языке. Вестовой удивленно заметил, что при этом на мгновение недобро по-волчьи блеснули и погасли глаза у старшего лейтенанта.
В субботу утром с Угольной пристани Асланов медленно поднимался по Ушаковой балке. В голову лезли всякие дурные мысли. "Надо же, ходить по земле разучился, – думал он про себя, – немудрено после трехмесячного пребывания на этом куске железа. И что он ко мне привязался, может, кто-нибудь из наших местных осетин с его женой переспал, а он на мне отходит. Или морду ему какой-нибудь земляк набил. Поди догадайся. Кто-то с его женой спит, кто-то бьет ему морду, а все "комплименты" – мне. Ну а дальше что будет? Наверняка же он не угомонится. Вчера в кают-компании, сволочь, как посмотрел… Что дальше будет? А будь что будет". Он вздохнул. Разговаривая сам с собой, не заметил, как оказался у женского общежития. Раздраженно подумал: "И еще эта шлюха на работе не окажется".
На первом этаже, подойдя к закрытой двери с надписью: "Комендант общежития", Руслан сердито ткнул ее кулаком, от удара она распахнулась. С пронзительным визгом сидящая за столом стриженная брюнетка бросилась к нему на шею, обхватив его руками и ногами, она намертво повисла на нем. От визга или веса девушки, но старший лейтенант потерял равновесие, и они вместе грохнулись на пол. Взгромоздясь на распростертую жертву, она, впившись зубами в его губы, руками быстро расстегнула ему ремень и пуговицы на брюках. Сопротивляться было бесполезно. Несомненно, это было изнасилование, но наоборот. В этом была суть Гульнары, или Гали, как она себя называла по-русски. Волжской татарке само слово "стесняться" было чуждо. Подчинялась она только своим животным инстинктам. Год назад они впервые встретились на какой-то холостяцкой вечеринке. Это существо само пригласило его на танец, хотя никакого впечатления на него не произвело, до тех пор, пока не открыло свой рот. Прижавшись к нему в танце, просто и откровенно выдала:
– Я уже не девушка, и тебе не надо пользоваться презервативами, врачи сказали, что у меня матка недоразвитая, и я никогда не забеременею, – и черными угольками больших чуть раскосых глаз, наивно посмотрев ему в глаза, добавила – ты такой красивый и мне очень нравишься.
Вечером следующего дня старший лейтенант, уже выбритый и одетый, готов был следовать к месту постоянного базирования, как вдруг Галя-Гульнара выдала:
– Руслан, я знаю, что Лагун тебя третировал и три месяца с корабля не отпускал.
Асланов вытаращил на нее глаза. Галя продолжила:
– Видишь ли, я познакомилась с ним два года назад. Я тогда тебя еще не знала. Жила я с ним около года, пока тебя не встретила. Потом, чтобы отвадить его от себя, я ему девочек с общежития подставила.
– Но ведь они малолетки, им же еще восемнадцати нет? – оторопел Руслан, – разве это не растление малолетних, на это даже статья уголовная вроде есть?
– Ну да, во-первых, эти малолетки давно уже не девушки и научат жизни и тебя и меня, – отпарировала Галя, – во-вторых, они же в основном приезжие и у многих родителей нет. А как бы я от него отвязалась, мне что, дальше с ним жить прикажешь? Я тебя люблю. Он мне вовсе не нужен.
"Железная логика!" Асланов обалдел от только что услышанного. Но вслух сказал примиряюще:
– Да ладно, Галя, все ты правильно сделала, это ведь все из-за меня. Да, кстати, Анатолию Михайловичу лет эдак за пятьдесят уже, а как он в постели, старый конь-то наш?
Асланов деланно засмеялся. Галя живо стала рассказывать, как Лагун изображал из себя молодого козла, танцевал с ней под современную музыку. Галя стала импровизировать, дрыгать ногами и размахивать руками.
– Вот так он танцевал, – смеясь, рассказывала Галя.
