Путь Черной молнии 1. Новая версия
Александр Александрович Теущаков
События, описанные в романе-трилогии, происходят в Новосибирске во времена советской диктатуры и, затрагивая факты массовых репрессий 1937 года в ЗСК , ведут к началу 90-х годов ХХ столетия. Нелегкая судьба досталась парню, оказавшегося жертвой судебной ошибки и, испытавшего на себе жестокость советских лагерей. Ради справедливости он вступил в тайную организацию «Черная молния». Не согласие со многими взглядами в уголовной среде и прогнившей советской правовой системе, заставило его с друзьями вступить в борьбу с несправедливостью. Казалось бы, такая мрачная тема, как мир зоны и криминала, но даже в ней нашлось место благородству, дружбе и светлой любви. В романе Путь «Черной молнии» многое создано на реальных событиях, если в тяжелые времена перестройки существовала организация «Белая стрела», то «Черная молния» была первооткрывателем в справедливой борьбе против коррупции и бандитизма
Александр Теущаков
Путь Черной молнии 1. Новая версия
Жизнь человека мало что значит, если он не совершил в ней благородных и справедливых поступков.
А. Теущаков
События, описанные в романе-трилогии, происходят в Новосибирске во времена советской диктатуры и, затрагивая факты массовых репрессий 1937 года в ЗСК[1 - ЗСК – Западно-Сибирский край], ведут к началу 90-х годов ХХ столетия. Нелегкая судьба досталась парню, оказавшегося жертвой судебной ошибки и, испытавшего на себе жестокость советских лагерей. Ради справедливости он вступил в тайную организацию «Черная молния». Не согласие со многими взглядами в уголовной среде и прогнившей советской правовой системе, заставило его с друзьями вступить в борьбу с несправедливостью. Ни один насильник и убийца малолетних детей, попавший в поле зрения организации, не уйдет от грозного приговора. Казалось бы, такая мрачная тема, как мир зоны и криминала, но даже в ней нашлось место благородству, дружбе и светлой любви. В романе Путь «Черной молнии» многое создано на реальных событиях, если в тяжелые времена перестройки существовала организация «Белая стрела», то «Черная молния» была первооткрывателем в справедливой борьбе против коррупции и бандитизма
ЧАСТЬ 1
СЛЕД «ЧЕРНОЙ МОЛНИИ»
Глава 1
Томский палач
Летом 1937 года в городском отделе НКВД[2 - НКВД – Народный Комиссариат Внутренних дел] города Томска по адресу Ленина 42 велась напряженная работа с арестованными гражданами. Начальник оперативного сектора, капитан, Иван Васильевич Овчинников: высокий, симпатичный мужчина средних лет, переведенный из Прокопьевска осенью 1936 года в Томск, контролировал работу следователей, ведущих политические дела. Официальные допросы в понимании Овчинникова были малоэффективны, он отдавал предпочтение решительным действиям следователей-колольщиков, наращивающих темпы в разоблачении антисоветских элементов. Подчиненные, выполняющие дневную «норму» чувствовали к себе хорошее расположение начальника, особенно покровительствовал он смертельным колунам-забойщикам[3 - Колуны-забойщики – следователи, специализирующиеся на избиении арестованных с целью получения признательных показаний.], способным «разговорить» на дню несколько подследственных. В горотделе начальники называли Овчинникова беспринципным трудягой и всячески поощряли его за старания. Действительно на службе в НКВД он выкладывался полностью, не щадил себя в работе. Энергии в нем было на удивление много и, так как по природе он слыл человеком сильным, волевым и неуступчивым, то добивался успехов. Кроме всего прочего, Овчинников не давал спуска нерадивым подчиненным и ради пользы дела мог отругать, а то и обложить отборным матом. Что касалось репрессированных граждан, то среди них о капитане ходили слухи, что попади они в лапы к этому зверю, мало кому удастся вырваться живым.
Овчинников прошел через подземный коридор из управления НКВД в тюрьму и вызвал к себе старшего следователя Зеленцова, присланного из Новосибирска в помощь томским коллегам. В команде следователя находились прибывшие с ним чекисты, начинающие обучение. Овчинников третий раз сделал замечания Зеленцову, указывая на плохие показатели в работе. Вот и сегодня не выдержал и, употребляя в разговоре крепкие выражения, спросил старшего следователя:
– Зеленцов, сколько дел было раскрыто твоим отделом за прошедшие двое суток?
– У меня семь следователей, работающих не «покладая рук», но только трое самые перспективные, они выявили пятерых бандитов, подозреваемых в контртеррористических действиях: двое из них поляки и трое украинцев.
– Меня не интересует состав твоей группы, мне важно как они работают. Зеленцов, я тебя дважды предупреждал, ты портишь показатели нашего отдела! – гневно выкрикнул Овчинников, – урод, что я тебе приказал, чтобы от каждого твоего следователя мне подавали на подпись пять раскрытых дел за сутки, а вы как работаете? Сначала Зеленцов растерялся, не зная, как ответить на хамское обращение капитана. От возмущения перехватило дыхание, хотелось возразить. Но, наблюдая за разгневанным начальником, он взял себя в руки и спокойным голосом доложил обстановку:
– Товарищ капитан я не могу применять к арестованным физические меры воздействия, как это практикуется в вашем отделе, а просто так подследственные не хотят давать показания. Не будем же мы, в самом деле, выбивать из них признания. Выстойку[4 - Выстойка – стоять на ногах, пока арестованный не подпишет протокол] к обвиняемым мы применяем, ведь этот метод при допросе не возбраняется.
– Что, на оппортунизм потянуло?
– Причем здесь это, товарищ капитан, я повторяю, нам рекомендовали другие методы…
– Методы, говоришь, – Овчинников резко одернул следователя, – не вовремя ты занялся подобной практикой, сейчас обстановка не та. Ты вообще соображаешь, что говоришь? Откуда ты такой взялся? Тебя что, не учили, как бороться с врагами советской власти? – кричал Овчинников, засыпая Зеленцова вопросами и, при этом стучал кулаком по столу так, что подскакивали предметы. – Уродец ты недалекий! Соображать надо, ведь ты тормозишь всю работу нашего горотдела. Да разве только нашего, в УНКВД Новосибирска мне было поручено к концу месяца раскрыть подпольные организации контриков, церковников и прочих религиозных фанатиков. Сотни твоих коллег добывали информацию по районам, ловили террористов, доставляли их в Томск, а ты мне разводишь демагогию и потворствуешь врагам народа. Вспомни, что говорил товарищ Ленин: "Не резонерствуйте, как это делают хлюпкие интеллигенты, а учитесь по-пролетарски давать в морду! Надо хотеть драться, и уметь драться, без лишних слов". Понял, Зеленцов! Так что не потворствуй разной сволочи и не говори, что тебя учили бороться только словами с контрреволюционными элементами. Тем самым ты саботируешь ответственные решения партии. Понимаешь, чем это может для тебя обернуться? Я укажу это в рапорте и дам такую характеристику, что тебя вышвырнут из органов. Ты хочешь поменяться местами с арестованной контрой?
Понимая, чем грозит ему лояльное отношение к подследственным, Зеленцов резко изменил свое суждение.
– Товарищ капитан, я постараюсь исправить ситуацию.
– Каким образом? Судя по твоей мягкой методике, надаешь подзатыльники двум сотням подследственных.
– Как нужно для партии и народа, так и поступлю.
– Кстати, партия и народ доверили тебе почетную миссию по освобождению Родины от контрреволюционной заразы. Не надо слюни распускать. Знаешь, что сказал товарищ Ежов товарищу Макарову после совещания: «Если враг Советской власти стоит на ногах – стреляй!» А ты Зеленцов слабохарактерный, по тебе видно, что не проливал кровь в гражданскую, когда белая сволочь уничтожала большевиков.
– Иван Васильевич, я понял, и обещаю все исправить.
– Ладно, за резкий выговор обиды на меня не держи, но запомни, я терпеть не могу хлюпиков. Ты должен сам понимать, контра зашевелилась, нужно действовать оперативно и каждый день раскалывать их до основания. Сейчас пойдешь со мной, и я покажу тебе, как работают настоящие следователи-профессионалы. Увидишь, как ведется допрос третьей степени[5 - Допрос третьей степени – избиение арестованного (Новосибирск)], и заметь, они в день разоблачают до десяти врагов народа – вот какими темпами ты должен работать, а с методами ты сейчас ознакомишься.
Спустившись в подвальное помещение, Овчинников повел за собой Зеленцова по мрачному коридору. С правой стороны располагались камеры, в которых теснились двадцать человек вместо положенных трех. Ночью арестованным приходилось сидеть и спать поочередно, так как размеры камер не позволяли всем разом уместиться на трех железных нарах. Камеры и коридор не отапливались, только тепло человеческих тел поддерживало в помещениях надлежащую температуру. Днем подследственным категорически воспрещалось садиться, а тем более ложиться, того, кто нарушил распоряжение начальника тюрьмы, ожидал перевод в карцер.
Овчинников, дойдя до конца коридора, постучал кулаком в дверь. Изнутри послышался шум открываемого засова и крупный, вспотевший мужчина в фартуке, отдав честь, запустил офицеров в допросную камеру. Это был сержант Латышев. Зеленцов обратил внимание, что фартук и засученные до локтей рукава, были забрызганы кровью.
Рядом со столом сидел на стуле мужчина среднего возраста, волосы на его голове были взлохмачены. Худощавое лицо опухло от побоев, правое ухо кровоточило. С нижней губы тоненькой струйкой спускалась окровавленная слюна, его руки были стянуты за спиной сыромятным ремнем, а голова беспомощно свисала на грудь.
– Как дела, арестованный разоружился[6 - Разоружился – дал признательные показания.]? – спросил Овчинников второго «забойщика» в форме сотрудника НКВД, в звании лейтенанта, им оказался следователь Редькин, среднего роста, плотный на вид мужчина лет тридцати пяти.
– Пока упорствует, но ничего, еще немного и заговорит. Можно продолжить допрос?
– По третьей степени сильно не усердствуйте, он еще должен дать показания на своих сотоварищей.
Следователь Редькин взял в руки большой деревянный молоток и приставил его к руке арестованного, а сержант Латышев с силой ударил другим молотком по пальцам арестанта. Резким криком, а затем жутким завыванием наполнилась камера. Последовал удар молотком по плечу. Еще удар, вскрик и арестованный замычал что-то невнятное, пуская кровавые пузыри изо рта.
– Подожди, – брезгливо поморщившись, остановил Овчинников Латышева, – кажется, он что-то пытается сказать.
– Я все подпишу, только больше не бейте, – еле слышно проговорил с украинским акцентом арестованный.
– Ты признаешься, что состоял в контрреволюционной, кадетско-монархической, повстанческой организации? – спросил Овчинников, садясь за стол напротив истязаемого.
Арестованный кивнул.
– Не слышу!
– Признаю…
– Сколько человек состояло в вашей группе, располагавшейся в Выселках?
– Точно не знаю.
– Двенадцать, если быть точнее, – Овчинников сделал упор на определенном количестве людей.
– Да двенадцать.
– Кто был организатором, кому вы подчинялись?
– Я не знаю имен, я человек маленький.
– Не ври мне! В ЗапСибкрае во главе вашей организации стояли: бывший князь Волконский, князь Ширинский-Шахматов, Долгоруков, поддерживающие связь с бывшим генералом Эскиным. Тебе ведь известны эти фамилии, – продолжал подсовывать информацию Овчинников.
– Да, да, конечно, я о них слышал.
– Ну, вот, уже лучше, продолжаем.
– Через нашего человека, я доставлял сведения о готовящемся мятеже в Кожевниковском районе, от него же я получал разные приказы.
– Вот и хорошо, осталось только выяснить имя этого человека и подписать протокол. Видишь, как свободно стало на душе, а как легко осознавать, что физические страдания закончились, – с издевкой сказал Овчинников и обратился к Зеленцову, – садись на мое место и продолжай допрос.
– Писать умеешь? – спросил Зеленцов арестованного.
– Не обучен грамоте, товарищ начальник.
– Какой я тебе товарищ? Откуда же тебя занесло в Сибирь?
– Год назад с Украины выслали, всей семьей в Выселки привезли.
– Видимо ты был ярым противником вступления в колхоз, раз тебя сослали в Сибирь. Ладно, снимете с него отпечаток большого пальца. Редькин, доведешь его дело до конца и все протоколы через меня подашь на подпись товарищу капитану. Обвиняемого проведешь по первой категории.
– Слушаюсь товарищ старший следователь.
Овчинников приподнял брови от удивления и, улыбнувшись, отдал распоряжение:
– Зеленцов, и ты Редькин, со мной в коридор.
Выйдя за дверь, Овчинников потрепал Зеленцова по плечу.
– Поразительно, но ты делаешь успехи, видно недооценил я тебя, поторопился с выводами. Теперь-то ты понял, как надо работать?
– Понял товарищ начальник горотдела, – улыбнулся Зеленцов.
Овчинников достал из папки лист и передал его следователю.
– Редькин, вот список, допросишь этих гадов. Расторопных следователей тебе в помощь я пришлю. Если будут упорствовать…
– Не-не, Иван Васильевич, у нас разговорятся, как начнем ноготки тянуть с пальцев, так душа с разговорами сразу наружу запросится.
– Вот и ладно. А ты Зеленцов, чтобы к концу недели всю сектантскую группу подвел под первую категорию, иначе смотри, – Овчинников погрозил пальцем и направился по коридору к выходу. Навстречу ему два конвоира волокли избитую женщину, она была в обморочном состоянии. Овчинников остановился и, присмотревшись к арестованной, скомандовал:
– Бойцы, ну-ка стоять!
Один конвоир отпустил несчастную и, отдав честь, доложил:
– Товарищ капитан, арестованную Марусеву только что с допроса «ведем» в камеру.
– Приведите ее в чувство и доставьте ко мне в кабинет.
Не смотря на истерзанный вид женщины, Овчинников узнал в ней Клавдию Марусеву, она работала у него в горотделе машинисткой, в то время когда он занимал должность начальника НКВД в Прокопьевске. Через некоторое время за хорошую работу его повысили в должности и перевели в Томск.
В своем кабинете Овчинников сел за стол, закурил и призадумался. Теперь он наверняка узнает, где сейчас находится Лидия Смирнова, работавшая у него секретарем. Лида внезапно исчезла из Прокопьевска, когда под чутким руководством Овчинникова на руднике была арестована группа начальников-вредителей. Смирнова была дочерью директора банка и работала в горотделе НКВД. Она приглянулась Овчинникову, хотя была замужем, и он при каждом удобном случае напоминал ей о своей симпатии. Начальник упорно преследовал свою цель и уже без обиняков предлагал Лидии вступить с ним в интимные отношения. Девушка держалась достойно и каждый раз напоминала, что любит своего мужа, с которым прожила после свадьбы чуть больше года. Тогда Овчинников сфальсифицировал обвинение на ее мужа и незамедлительно арестовал. Добиваясь благосклонности Лидии, начальник шантажировал тем, что отпустит мужа, но несговорчивая девушка не хотела даже слушать бесстыдного лейтенанта, охочего до каждого смазливого личика. Своими отказами она только разжигала в нем страсть, чувствовалось, что Овчинников не просто так домогается, он влюбился в Лидию. Правдами и неправдами, добиваясь согласия девушки, он даже разрешил личную встречу Лидии с мужем, перед тем, как его этапировали в Новосибирскую тюрьму. После свидания с мужем, которого ей не суждено было больше увидеть, Лидия все равно не стала любовницей Овчинникова и, не увольняясь с работы, исчезла из Прокопьевска.
Стук в дверь отвлек Овчинникова от мыслей.
