– Приуготовляйся… Вирнер, тесно там. Лук без проку будет.
– Мне и ножа достанет, – свирепо ощерился охотник.
Поглядев на Эгарта, Габа также принялся стягивать доспех.
– Кольчужку взад потом накинь, прям на рубаху, – посоветовал ратник. – Размахнуться в подземье негде, а от пореза железо сохранит.
Габа кивнул.
Приготовившись, охотники за золотом подошли к лазу. Эгарт и Габа держали фонари и широкие обоюдоострые солдатские кинжалы. Вирнер вооружился длинным охотничьим ножом. Дрызг, рисуясь, ловко поигрывал чужестранным клинком – узким, с хищным изгибом.
– Помогай нам Ильэлл, – сказал Эгарт и первым спустился в яму.
Чем глубже фуминцы забирались под землю, тем труднее становилось дышать. Спёртого, пахнущего пересушенным грунтом и ещё чем-то незнакомым, воздуха словно не хватало. Вдобавок на людей ощутимо давили темнота и теснота лаза.
Двигаться приходилось на четвереньках: распрямиться не позволял низкий полукруглый потолок. Эгарт полз первым: не спеша, внимательно оглядывая тоннель в поисках опасности. Время от времени ход резко поворачивал и тогда воин вовсе останавливался. Медленно и осторожно заглядывал за угол, тщательно изучал каждую пядь чёрных шершавых стен и пола. И только убедившись, что всё в порядке, следовал дальше. Каждый раз Вирнер и Габа терпеливо ждали. И лишь Дрызг, находившийся в самом хвосте, сдавленно ругался.
– Ну, чаво там сызнова? Ну, чаво?! – заворчал он, когда все опять затормозили.
– Эгарт молвит – расходится нора надвое, – сообщил Габа, получив информацию от Вирнера. – Куды дальше ползть – токмо демонам ведомо.
Дрызг и без того скверно чувствовал себя из-за темноты и недостатка свободного места, а упоминание демонов и вовсе вывело его из душевного равновесия. Он принялся в голос честить и Эгарта, и остальных товарищей, и даже богов. Замолчал лишь после того, как Габа слегка лягнул его, попав по щеке и лбу:
– Заткнися! Эгарт говорит, что с Вирнером полезет в нору по правую руку, мы с тобой – по левую.
– Да ты мне по харе попал ножищей своей! – негодовал Дрызг. – Вот како выползем на свет человечий, бока те понамну!
Габа ухмыльнулся:
– Не отставай тама! У тебя фонарю-то нету…
Первое помещение, встретившееся Вирнеру с Эгартом, оказалось немного выше тоннеля и позволило людям встать на ноги – пусть и согнувшись. Округлая, точно звериное логово, подземная камера была заполнена гниющими кучами мелко нарезанных веток и листьев, на которых росли белёсые грибы. Под ногами влажно чавкало, во все стороны разбегались блестящие чёрные многоножки.
Поначалу люди подумали, что оказались в тупике. Но после охотник приметил тёмный провал лаза, полускрытый за грудами назмища. Эгарт поднял фонарь повыше, рассматривая дыру в стене. В тусклом свете блеснули и сразу исчезли круглые жёлтые глаза. Вирнер стремительно шлёпнул себя по плечу, пытаясь снять отсутствующий лук. Выругался, вспомнив, что привычное оружие осталось наверху, подле тела Одо.
– Таперича они точно знают о нас, – констатировал ратник.
Топча и рассыпая грибницы, напрямик прошёл к лазу. Заглянул, подсвечивая, и решительно заполз внутрь.
– Заблукали мы в энтом гузне, – уныло объявил Дрызг, когда им с Габой пришлось выбираться из очередного никуда не ведущего хода.
Некоторые тоннели выводили в крохотные пустые пещерообразные комнатки – в них можно было хотя бы развернуться. А иные внезапно обрывались – словно тем, кто их прокладывал, надоело рыть твёрдый грунт. В таких случаях Дрызгу с Габой ничего не оставалось, как медленно пятиться, надеясь, что никто не подстерегает сзади.
Добравшись до очередного разветвления, спутники заспорили о том, где уже были, а где нет.
Дрызг, смущённый мрачным лабиринтом, из-за темноты казавшимся бесконечным, настойчиво доказывал, что они проверили всё, и пора бы уже искать товарищей. А то и вовсе выбираться наружу.
Габа, поначалу пытавшийся уговорить компаньона продолжить разведку, вскоре потерял терпение: духота, усталость, постоянная настороженность повлияли и на него. К тому же, бывшего солдата удручало отсутствие даже следов золота. Выйдя из себя, Габа страшно обругал Дрызга, а под конец посоветовал катиться куда подальше.
В итоге оба фуминца, продолжая браниться, разошлись по разным ходам. Не имевший фонаря Дрызг вскоре пожалел о своей горячности, но было поздно – сердитое ворчание Габы уже затихло.
– Габа! – позвал Дрызг, таращась во мрак широко распахнутыми глазами. – Габа!
Хрипловатые крики звучали глухо, искажались и быстро затухали в извилистом туннеле.
– Ну и хрен с тобой, – пробормотал Дрызг, не дождавшись ответа.
Усевшись, он попытался припомнить пройденный путь, но лишь сильнее запутался.
– Хрен с тобой, – повторил Дрызг и просто пополз по коридору.
Через некоторое время он начал различать слабо светящиеся линии, покрывавшие стены и потолок тоннеля, подобно беспорядочно переплетающимся нитям. Их призрачного сияния не хватало для того, чтобы разогнать тьму, но Дрызгу полегчало от одного намёка на свет. Поколупав пальцем до твёрдости утрамбованную стенку, он сумел оторвать что-то тоненькое и прохладное, напоминающее на ощупь корешок. Несколько ударов сердца Дрызг размышлял. А после принялся активно ковырять стены ножом, старательно выдирая загадочные волокна.
Вскоре он уже знал, что светятся лишь корни на поверхности. Стоило чуть углубиться – и свечение пропадало. Дрызга подобное открытие не расхолодило. Он терпеливо скоблил поверхности до тех пор, пока не сумел скатать из фосфоресцирующих нитей шарик размером с кулак. Такое количество корней уже позволяло слегка осветить путь.
– Хрен с тобой, Габа! – в очередной раз торжествующе произнёс Дрызг и, повеселев, двинулся дальше.
Карлики атаковали Эгарта с Вирнером в очередной камере с грибами. К этому моменту фуминцы миновали уже несколько подобных рукотворных пещерок и, не встретив ничего опасного, немного расслабились.
Главной опасностью стала не столько внезапность нападения, сколько темнота. Света восковой свечи, лившегося из четырёх окошек фонаря, не хватало, чтобы как следует разглядеть противников. Вдобавок, держащий светильник Эгарт, постоянно двигался, порой заслоняя свет своим телом. В помещении воцарился хаос из мечущихся теней, блеска клинков и жёлтых глаз, человеческих криков и пронзительного визга кобольдов.
Несмотря на размеры, подземные жители оказались неожиданно сильными. Ни один из них не сумел бы противостоять взрослому мужчине. Но, наваливаясь кучей, кобольды представляли серьёзную угрозу. Орудуя короткими ножами, карлики пытались изрезать высоким соперникам ноги, и кидались на людей даже не бесстрашно, а безрассудно. Фуминцы безжалостно пинали их, отшвыривая прочь; наотмашь рубили и протыкали кинжалами.
Защищённый кольчугой и рукавицами, Эгарт почти не пострадал. Вирнеру повезло меньше: предплечье правой руки кровоточило от множества неглубоких ран, левая нога подламывалась из-за ножа вонзившегося сзади, чуть выше коленного сгиба. Видя, что товарищ слабеет и вот-вот упадёт, Эгарт легонько подтолкнул его к лазу:
– Уходи, я сдержу их!
С боевым кличем он насел на кобольдов, стараясь оттеснить от охотника. Увидев, что Вирнер исчез в дыре, ратник попятился и закрыл отверстие собой. Оставшиеся в живых карлики ещё несколько мгновений отчаянно нападали на него, а затем сбежали так же внезапно, как появились.
Прислонившись к стене, Эгарт утёр пот.
– Драпанули, суки, – тяжело дыша, сказал он Вирнеру.
Не услыхав ответа, опустился на четвереньки и нырнул в лаз.
Совсем немного продвинувшись по тоннелю, Эгарт увидел ноги охотника. Протянув руку, подёргал за щиколотку:
– Вирнер?
Заподозрив неладное, прополз дальше, вклиниваясь между стеной и телом товарища. Когда его голова оказалась на уровне пояса Вирнера, воин разглядел тонкий – в два пальца шириной – кол, вонзившийся охотнику в левый бок. Другая часть деревяшки исчезала в неровном отверстии в стенке. В бешенстве ударив туда кинжалом, Эгарт легко выкрошил основательный кусок тонкой перемычки, отделявшей тоннель от другого, более тесного хода.
Убедившись, что карлик, устроивший засаду, не стал дожидаться расплаты, Эгарт, пачкаясь кровью, вынул кол из тела. Двигаясь задом, за ноги вытащил мёртвого компаньона обратно в камеру с грибами. Уложил у стены. Замер подле, склонив голову. Кивнул, точно прощаясь, и, подхватив фонарь за кольцо, вернулся в тоннель.
Теперь ратник полз медленнее, чем раньше. Придирчиво разглядывая каждую неровность, самые подозрительные места прощупывал клинком. И молил Ильэлла, чтобы кобольд, убивший Вирнера, решил подкараулить и его.
Свечка в который раз затрещала и искажённый слюдой огонёк, пригаснув, заметался. Габа с тревогой поглядел на фонарь – не ровён час погаснет. Огниво, конечно, при нём, но покуда на ощупь откроешь короб да запалишь фитиль, придётся сидеть в темноте. А там и враг подкрасться может…
От этой мысли Габа нервно передёрнул плечами. Был он не робкого десятка, в бою за чужими спинами никогда не прятался. Но тут, в подземье, вязкая тишина и мрак буквально разъедали душу. Когда поблизости находились товарищи, это почти не чувствовалось. Но в одиночестве они давили, заставляя бывшего воина то и дело останавливаться, вслушиваясь в подземное безмолвие. До одури хотелось оглянуться, но теснота прохода не позволяла сделать этого. И Габа, сдавленно ругаясь, полз вперёд.
– И дёрнул демон тебя, Вирнер, прихватить драного елдыгу Дрызга! Кабы не он…
Замолчав на полуслове, Габа снова прислушался, ловя воздух открытым ртом. Ему казалось, будто он слышит шорох осыпающейся земли. Вот сейчас свод просядет и его придавит толща лесного грунта. И будет он лежать в темноте, задыхаясь, не в силах даже пошевелиться…
– Ильэлл! Храни мя, могутный господин всего ратного люда! Не дай пропасть в энтой норе! – взмолился Габа.
Тяжело дыша, чувствуя, как часто колотится сердце, вновь двинулся по земляному тоннелю.
Целую жизнь спустя, Габа выбрался в узкий коридор – ещё более тесный, нежели проходы, по которым он ползал ранее. Зато потолок здесь внезапно поднимался – так, что можно было выпрямиться в полный рост.
Встав, Габа вдруг понял, как неудобно было елозить на четвереньках. Встряхнувшись, он даже слегка улыбнулся.
Довольное выражение держалось на его лице, когда левая нога, шаге на шестом, пробила тонкую земляную корку и провалилась вниз. В дыре что-то звонко клацнуло и Габа, навалившись на стену, истошно заорал от лютой боли. Фонарь с кинжалом полетели на пол, свеча мигнула и погасла. Не чувствуя резкого дымного запаха, испускаемого фитилём, Габа вопил во мраке, точно неупокоенный дух.
Постепенно стенания стихли. Боль всё так же терзала перебитую чем-то ногу, волнами поднимаясь выше. Но её пересилил страх медленной смерти в темноте. До скрежета сжав зубы, Габа наполовину сел, наполовину рухнул. Дыхание перехватило и он не смог даже закричать. Отдышавшись, фуминец трясущейся рукой нашарил фонарь. Не замечая льющихся по щекам слёз, хлюпая носом, со второй попытки зажёг свечу. С замершим сердцем заглянул в дыру.
От увиденного стало совсем худо: чуть ниже колена ногу зажали массивные железные челюсти медвежьего капкана. Затянутые ржавчиной острые зубья, прорвав штанину, глубоко вонзились в плоть. При этом конечность, скрытая напитанной кровью шерстяной материей, выглядела так, словно внутри не было ничего твёрдого.
Не сумев пошевелить стопой, Габа, сдавленно постанывая, осторожно ощупал повреждённое место. Как он и опасался, кость оказалась раздробленной.
Обливаясь потом, чувствуя одновременно жар и озноб, Габа часто дышал открытым ртом. Бывший ратник лихорадочно размышлял, как вырваться из ловушки. Звать на помощь – бесполезно. Ежели кто из своих мог услышать, уже бы пришёл на крики. Раскрыть медвежий капкан и так не просто, а в сужающейся кверху яме совсем невозможно. Вынуть его оттуда тоже…
Поминая богов, мешая молитвы с бранью, Габа обвязал ногу над коленом бечевой. Подсунул под неё деревянные ножны кинжала и принялся крутить, затягивая верёвку сильнее. Подобрав кинжал, на несколько ударов сердца замер. Затем, склонившись, с безумным рыком принялся пилить острым лезвием влажную ткань и мясо…
Освободившись, Габа в полубеспамятстве перебрался через яму. Полежав, приподнялся и упрямо пополз по коридору, прощупывая землю перед собой клинком. Почти добравшись до места, где узкий высокий проход вновь превращался в лаз, натолкнулся на жилу, тугой тетивой натянутую поперёк пути. Сначала Габа хотел перерезать её, но после передумал: мало ли как ловушка сработает.
Хватаясь за стены, поднялся. Постоял, собираясь с силами. Толкнувшись одной ногой, перескочил через препятствие. И ту же ударил другую жилу, натянутую на уровне груди. Разбрасывая жёсткую земляную крошку, из замаскированной ниши на потолке по дуге вылетел подвешенный на верёвке обрезок бревна, толщиной почти с человека. На обращённой к Габе стороне торчали остро заточенные четырёхгранные колья.
Силы удара хватило, чтобы пробить тело насквозь – фуминца не спасла даже кольчуга. Габа тряпичной детской игрушкой повис на кольях; фонарь вновь полетел на землю и погас. Некоторое время в темноте раздавался свистящий хрип. Вскоре он затих, и безмолвие подземелья нарушали лишь едва слышные звуки капающей крови.
Лаз, в котором убили Вирнера, оказался самым длинным из всех, что в этот день довелось преодолеть Эгарту. Выбравшись из него, воин очутился в изогнутом полукольцом коридоре. Справа и слева от ратника чернели входы в тоннели: пять штук, не считая того, из которого появился он сам. На противоположной стороне коридора, примерно в центре дуги, располагался лишь один проход – непривычно большой и почти идеально круглый. И в его глубине виднелся приглушённый свет.
Подозрительно озираясь, воин направился в сторону бледных лучей. И затормозил, подавшись назад, услыхав притушенный земляными стенами вопль. Почти сразу крик сменился невнятным злым бормотанием. Отдельные слова звучали разборчиво:
– …Тварины… ужо вы… вдрызг разнесу…
Узнав голос Дрызга, Эгарт заметался между тоннелями. Определив нужный, крикнул:
– Дрызг! Чего у тебя?
– Закололи мя! Страхолюда паскудная… копьём в бочину… пыранула… Дык я яго тож… Неглубо?ко, кажись, гнида, саданул, а пребольно…
Эгарт встревожился: паузы в речи Дрызга повторялись все чаще. Воин быстро пополз по тоннелю, не думая о возможном риске.
Родич Вирнера лежал, прижав обе ладони к ребрам справа. Рядом влажно блестел окровавленный кол, такой же, каким проткнули охотника. Чуть дальше, на треть высунувшись из пролома в стене лаза, валялся кобольд с торчащей из глазницы рукоятью ножа.
Перекатившись на спину, Эгарт загнул нижнюю часть кольчуги и отхватил кинжалом подол рубахи. Свернув, затолкал под руки Дрызгу:
– Дави шибче! Щас выну тебя отседа, перевяжу.
Ухватив товарища, потянул к выходу из тоннеля. По пути то и дело окликал Дрызга, тормошил, не давал погружаться в беспамятство.
– Дрызг, а Дрызг! Габа куды подевался?
– Разделилеся мы… где-то шастает…
– Слышь, а пошто тебя Дрызгом прозвали? – спросил Эгарт, в очередной раз почувствовав, как обмякает раненый.
Тот чуть встрепенулся:
– Када хмельного перепью… ярым делаюся… Кажный раз грожусь разнести всё вдрызг… Тако и прилепилося.
Вытащив компаньона в искривлённый коридор, Эгарт подхватил его поудобнее и буквально понёс туда, откуда лилось сияние, решив, что там оказывать помощь будет сподручнее.
Короткий проход привёл фуминцев в огромный, по меркам кобольдов, круглый зал. Здесь люди могли стоять, выпрямившись в полный рост, не упираясь макушками в куполообразный свод, кое-где подпёртый деревянными столбами. Все поверхности – колонны, стены и даже потолок – плотно увивали фосфоресцирующие корни. В их тусклом свете, на возвышении в центре поблёскивал металлический идол.
– Нашли?.. Нашли сокровищу? – спросил Дрызг, углядев статую.
Он был очень бледен – и не от холодного подземного света. А когда заговорил, изо рта побежала кровь.
– Ага, нашли, – Эгарт осторожно опустил товарища на пол, выложенный речными голышами.
– Эт гоже, – едва слышно сказал Дрызг и закрыл глаза.
По его телу пробежала дрожь.
Воин выпрямился, в сердцах врезал кулаком в светящуюся стену. В месте, куда пришёлся удар, повреждённые корешки стали светить тусклее.
Эгарт обернулся, прислушался. Не услыхав ничего, кроме собственного дыхания, приблизился к идолу. Поднёс фонарь, всмотрелся – и издал непонятный звук: то ли всхлип, то ли сдавленный смешок.
– Вирнер, Вирнер… Да что же ты, дурень, из лесу свово совсем не вылезал?!
Ногой смахнув с постамента разложенные на свежем листе лопуха подношения кобольдов – стекляшки, белые речные камешки и человекообразные фигурки, связанные из прутиков, – Эгарт тяжело уселся. Стянув грязные от земли и крови рукавицы, потёр ладонями лицо.
За его спиной ровно горела отражённым светом любовно отполированная кобольдами бронзовая статуя Лернассы, богини матерей и всяческого земного изобилия. Подобные продавались на любой ярмарке и обычно приобретались для маленьких храмов и деревенских капищ. Утащили ли её кобольды из разорённого кочевниками посёлка, или нашли в разграбленном обозе – Эгарта не волновало. Он скорбел о попусту погибших товарищах, включая бедолагу Вирнера.
– Даст Ильэлл, мог быть Габа ещё жив. Глядишь, встретимся по пути…
У входа в зал послышался тихий шум и скрипучее перешёптывание. Воин вскинул голову, вгляделся в темноту. Ощерился, приметив проблеск жёлтых глаз. Поднялся, натянул рукавицы, половчее ухватил рукоять кинжала. Крикнул с издёвкой:
– Ну, давайте, карлы, воло?чтесь сюда все, скока ни есть! Не валандайтесь, черви, – мне ещё наружу долго тащиться…
Воющий колодец I
– Это ли хорошая история! – воскликнул Минке Рев-Слорду, лишь только умолк очередной рассказчик. – Хромая ведьма, чёрный лис, пастух… Тьфу! Детская потешка!
