Все, что я могу сейчас сделать, ? это прижаться к братику. Хотя, если закрыть глаза, тогда не так страшно.
Прошло чуть больше тридцати минут с тех пор, как раздался первый взрыв.
Мама схватила меня и Ремиса, бросив перед этим нам какие-то вещи, и спрятала нас на лестничном пролете. Она поставила перед нами несколько коробок, укутала нас в одеяло, а после этого крепко обняла. Она обнимала меня и Ремиса, всхлипывала и шептала, как сильно она и папа нас любят, чтобы мы никогда не забывали об этом. В этот момент я не плакала, просто не понимала, почему она нам это говорит сейчас, словно я их больше никогда не увижу. Словно они с папой прощаются с нами. Ведь это неправда! Мы просто опять прячемся, а завтра соберем вещи и покинем это место в поисках другого. Ведь все, как обычно? Ну да, взрыв – это не совсем обычное явление, но ведь все будет хорошо, как всегда, разве нет?
Спустя какое-то время мама поцеловала меня и Ремиса, обняла нас так крепко, что мне даже пришлось задержать дыхание. Да что происходит?! Затем она немного отстранилась и стала нас осматривать, словно пыталась запомнить, будто впитывала нас в свои будущие воспоминания. Не знаю, откуда у меня взялись такие мысли, но было очень жутко. Почему мне кажется, что я никогда больше ее не увижу? Почему мне кажется, что грустные глаза мамы излучают тревогу не за нее или папу, а только за меня и Ремиса? Почему я теперь думаю, что эта ночь будет отличаться от всех, что были прежде, и что у нас все изменится?
Мама еще раз окинула нас взглядом, потом зачем-то подняла руки, а спустя секунду побежала вниз по лестнице, оставив нас одних. Все последующие минуты, которые тянулись мучительно долго, мы, вернее точно я, слышали крики, стоны и еще я чувствовала вибрацию, такую, как будто под землей проезжает поезд метро. Мы сидели на широком лестничном пролете, а Ремис вжимался своим маленьким тельцем в стену, вздрагивая и все сильнее плача при каждом новом взрыве.
Место, где мы находились, было темное, мрачное и совсем не освещалось. Мысленно я проговаривала и проговаривала все, что родители сказали нам, но в памяти всплывали только последние слова мамы: «Сидите тихо и не высовывайтесь, что бы ни происходило вокруг! Если кого-то увидите, то не произносите ни звука. Просто сидите тут как мышки!». Ах, да, еще она сказала, чтобы мы с Ремисом не забывали, кто мы. Но это мама прошептала уже мне на ухо, когда уходила. Больше я ничего не могла осмыслить из сказанного ею каких-то десять минут назад. Только чтобы мы прятались и скрывались от посторонних глаз.
Это огромное здание, которое при свете дня мне еще очень нравилось, теперь после взрывов, криков и из-за пронизывающего холода кажется абсолютно чужим и неприятным.
Мы сидим на темной лестнице между этажами, где ужасно пахнет и очень холодно. Почему родители нас тут оставили одних? Что нам делать, где прятаться? Прямо тут на лестнице? Просто продолжать тут сидеть? Папа сказал, что в этой заброшенной библиотеке тридцатых годов нас никто не будет искать, и это было ровно до того, как в здание с ярким светом и звуком, похожим на падение целого дома, кто-то ворвался, значит, нас кто-то все-таки нашел. И почему мама настаивала, чтобы мы оставались среди этих коробок?
Теперь Ремис после каждого грохота и звука разбитого стекла все сильнее сжимает мою руку. Еще пара взрывов, и он точно оторвет мне ее по самое плечо. Но это вся реакция брата на происходящее. Я не могу его сейчас винить, его ужас мне понятен. Странно только то, что он молчит. Его огромные глаза заполнены слезами, которые тихо без всхлипов маленького избалованного ребенка стекают по его пухлым щечкам. Заметив, что он по-прежнему сжимает в своей крошечной ладошке печенье, которое не успел съесть вместе с вечерней порцией молока и папиных сказок, я поправила на нем огромную отцовскую фланелевую рубашку, в которой он буквально утопал.
Одежды у нас было мало: то, что нам кинула мама, мы уже нацепили на себя, но это не сильно спасало от холода. Оба тряслись, хотя сейчас сложно сказать, это от страха или от ледяного воздуха.
Каждый раз, когда что-то взрывалось, одной, свободной от хватки Ремиса рукой я прижимала голову братика к себе, чтобы хоть немного заглушить шум от битвы, которая разворачивается где-то. Сейчас я уже не уверена, на первом этаже здания или где-то еще. Вскоре стало очевидно, что все мои попытки защитить брата от шума тщетны, он продолжает плакать, а от того, что он не отвечает на мои вопросы, мне становится еще страшнее, ведь я единственная, кто может ему помочь, но понятия не имею, как это сделать. Я все плотнее прижимаюсь к Ремису, но с тем же успехом могу, например, начать танцевать, потому что Ремис словно оцепенел, он никак не реагирует на меня и мои попытки до него достучаться. Мама всегда могла его успокоить, мне это не по силам.
Брат продолжал цепляться за меня мертвой хваткой, будто собака, которая, защищая хозяина, закусила руку врага и отпустит, только если ее убьют. Я шепчу Ремису, что он должен меня отпустить, и тогда мы сможем спрятаться в другом месте. Но он меня явно не слышит. Зато я отлично расслышала приближающиеся к нам шаги. Скоро кто-то нас тут найдет. Я начинаю трясти Ремиса изо всех сил:
– Ремис, вставай! Нам надо уйти и найти другое место!
Сюда точно кто-то идет, и это не родители, это кто-то чужой. Вначале шаги были еле различимые и приглушенные, но по мере приближения становились все громче и громче. Времени на то, чтобы убежать, почти не осталось.
– Пожалуйста, Ремис! Хочешь, я отдам тебе свою подушку? Ты ведь считаешь, что она лучше твоей? Хочешь?
Мне показалось, что он пошевелил губами, но невозможно разобрать, что он говорит.
– Ремис, пожалуйста, отпусти меня, и давай спрячемся, ладно?
– Мама сказала, что мы должны сидеть тут!
Только мой навык шептаться с ним под одеялом с фонариком помог мне понять, что он сказал.
– Да, Ремис, верно! Но ты же слышишь, кто-то идет сюда, а еще мама сказала, что мы должны все время прятаться, помнишь? Давай, скорее, пойдем поищем безопасное место, где нас никто не найдет! Пожалуйста, Ремис? – Едва ли уже не рыдая, прошептала я на ухо брату.
Когда я почувствовала, что хватка Ремиса ослабевает, не стала терять ни секунды и, не успев полностью освободиться от объятий брата, схватила его за рубашку, плюхнула одеяло на его плечи и, резко поставив братика на его крошечные ножки, рванула, кажется, на четвертый этаж.
Открыв дверь, я почувствовала запах плесени. Она, собственно, была во всем этом темном и сыром здании. Зато я заметила, что на этаже много шкафов. Это как раз то, что нам нужно, решила я. Пробежав с братом немного вглубь, я нашла огромный деревянный шкаф с приоткрытой дверью. Старый и немного покосившийся, замка на нем нет, а значит, можно скрыться внутри.
Я постаралась очень тихо открыть дверцу, но из-за сырости она предательски заскрипела, противясь малейшим движениям. С грустью я увидела, что внутри много старых, отсыревших и позабытых людьми книг. Мне придется вытащить хотя бы часть из них, чтобы спрятаться в этом шкафу. Но искать другой подходящий шкаф уже нет времени, поэтому надо просто освободить немного места для меня и Ремиса. К тому же я подумала, что раз люди потеряли эти книги, то и нас тут не найдут. Таков был мой план, и я аккуратно начала вытаскивать книги.
Ремис же мне совсем не помогал, он лишь стоял рядом, крепко держал одеяло, которым нас укутали родители, и смотрел на входную дверь. Главное, что не цепляется за меня и не мешает.
Освободив достаточно места, я впихнула брата и себя на вторую снизу полку, тихонько прикрыла дверцу шкафа, хотя полностью она не закрывалась. Надеюсь, полка нас выдержит и не рухнет, шкаф-то совсем старый. Мне оставалось только молиться богам, чтобы в такой темноте наше ненадежное убежище оказалось достаточным для нашего укрытия от тех, кто вторгся в наш дом. «Это не наш дом», ? пришлось мысленно напомнить себе.
Взглянув на Ремиса, я поняла, что ему страшно как никогда, я попыталась его обнять, но в тесноте шкафа это было почти невозможно. Тогда я решила его немного отвлечь, нашептывая слова поддержки, от которой я и сама бы сейчас не отказалась. Но я ведь обещала маме, что буду хорошо присматривать за Ремисом в ее отсутствие, а я всегда сдерживаю свои обещания. Если, конечно, они не касаются сладостей.
В момент, когда я, вспомнив любимую историю Ремиса, уже сделала рваный вдох и собралась начать увлекательный для брата рассказ, услышала крик мамы, а мгновенье спустя и надрывный голос отца.
Вздох застрял в моей груди, выдохнуть из-за охватившего меня ужаса никак не получалось. Я окаменела, по спине побежали мурашки, а в горле пересохло настолько, что я даже побоялась сглотнуть, казалось, мне просто будет больно.
Мне никогда раньше не приходилось слышать крика родителей, и сейчас он вызвал во мне ужас.
Если папа не просто ходит по комнате и ворчит, а громко кричит, значит, он действительно сильно напуган. Чуть позже я услышала, как отец закричал, и это уже не просто крик, это явная мольба. Мольба отпустить… маму. Мамочка! Что происходит с мамочкой? Что вынудило моего папу так кричать и молить о пощаде?
Внутри меня все сжалось. Я начала всхлипывать. Что мои родители могли сделать такого ужасного? Что значит «отпустить маму»? Кого они так сильно оскорбили или обидели?
В этот момент я взглянула на Ремиса. Если до этого он вздрагивал от взрывов и цеплялся за мою руку, то теперь он словно был в другом месте и перестал слышать то, что происходит вокруг нас. Он больше ничего не слышит! Он что, оглох? Ремис сидел, уткнувшись головой в поджатые коленки, слезы высохли на его щечках, а глаза уставились в одну точку, он даже моргал редко. Но об этом я подумаю позже, сейчас все мое внимание было приковано к происходящему с родителями.
– Вам никогда их не найти! Их тут нет! Их нет даже в этой стране, я позаботился об этом! Убейте меня, но отпустите мою жену, будьте милосердны! – Услышала я надрывный голос отца.
О ком он говорит? Кого не найти? Нас? Эти люди пришли за мной и Ремисом? Но почему? Боги, они хотят убить моего отца? Или нас всех?
Кто бы там ни был, он не должен так мучить моих родителей. Мы же просто жили в этом здании, как и во многих других. Мы не причиняли никому вреда! Зачем так поступать с нашей семьей?
Ответом на просьбы отца и стоны мамы был лишь леденящий душу смех. Не думаю, что когда-нибудь смогу забыть этот смех. На миг меня словно сковало в ужасном предчувствии событий, которые навсегда изменят мою жизнь. Я даже забыла, где нахожусь, поскольку перед глазами проплывали образы родителей, картинки наших многочисленных переездов из одного места в другое. И если я не любила переезды, то теперь была бы рада уехать отсюда как можно дальше, только бы с родителями и братом.
Смех! Я вновь услышала его, который был теперь еще громче. Так ужасно смеялся не один человек, а как минимум трое. Это был даже не смех, а рык разъяренного зверя, перед которым жертве остается только замереть, прикинувшись мертвой и не интересной хищнику добычей.
Незнакомец, продолжая смеяться, что-то ответил моему папе, но я не смогла понять, что. Я не понимаю языка, на котором говорят эти люди. Но мне очень хотелось, чтобы они отпустили мамочку и папочку. Я закрыла глаза и начала мысленно умолять их об этом. Мне бы хотелось услышать, что люди, которые сейчас заставляют моих родителей страдать, неудачно пошутили и папа с мамой могут уходить, захватив с собой меня и брата.
Но вместо этого воздух, пропитанный плесенью, страхом и слезами, прорезал крик папы: «НЕЕЕЕЕЕТ!»
Одно слово. Одно громкое, пронзительное слово, способное перевернуть весь мир. Я не знаю, что именно случилось, но этот крик папы отражал самую сильную боль в его жизни. Я начала плакать, стараясь заглушить рукой вырывавшиеся из груди рыдания, чтобы не привлекать к нам с Ремисом внимание.
Мне никогда по-настоящему не было так больно или страшно, как сейчас. Я жила в любви и, хотя у меня не было друзей, а все мои игрушки вмещались в пакет из супермаркета, мне всегда было весело с моими родителями и даже с братом. А сейчас мое желание закричать было настолько сильным, что я не могла совладать с собой.
Слезы стали меня душить, дышать было невообразимо тяжело, от отчаяния и беспомощности я прижалась к брату. Вряд ли Ремис сможет мне помочь, но одно лишь его присутствие действовало на меня, как легкое успокоительное.
Маму больше не было слышно, а вскоре и папин голос стих. Совсем. В здании воцарилась тишина, странная и пугающая. Казалось, даже Ремис перестал дышать, а я ? всхлипывать. Вместо этого я начала вслушиваться в жуткую тишину, воцарившуюся сразу после последнего крика отца. И не могла ничего услышать. Ничего. Только абсолютная зловещая тишина.
Куда все подевалось: люди, говорящие на непонятном языке, скрип полов этого старого здания, взрывы, крики? Ничего не было. Даже непонятная вибрация прекратилась. Только я, брат и наше с ним дыхание в покосившемся шкафу.
Это только я ничего не слышу или Ремис тоже? Может быть, я тоже оглохла? Замерев, я продолжала вслушиваться в тишину, но оказалось, что с последним криком папы весь мир замер: никаких голосов, шагов, даже открытые окна перестали стучать от ветра. Тишина, которая не успокаивала, а, наоборот, не давала дышать, как будто впитала в себя весь воздух. Первым моим желанием было выскочить из шкафа и выбежать на улицу, но страх сковал меня по рукам и ногам, все, что я могла, – смотреть на Ремиса в надежде, что он ничего не понимает. Я молилась всем богам, чтобы он ничего не понимал именно сейчас!
Я беззвучно открывала и закрывала рот, ловя необходимый мне воздух, пытаясь выдавить из себя хотя бы приглушенный звук, чтобы нарушить эту мерзкую тишину. Кажется, я забыла, как говорить. Не знаю, что и кому я должна сказать, нужно просто что-то сделать. Нужно понять, что все хорошо, мы живы и родители к нам придут, найдут нас. И когда я подумала, что и сама растворилась в этой тишине и даже, может быть, умерла, Ремис медленно поднял голову и встретился со мной глазами. Его маленькие пересохшие губы медленно зашевелились.
– Алика, мама и папа умерли, да? – спросил Ремис без слез.
Он впервые четко произнес букву «р», и в этот момент я осознала, что теперь никто, кроме меня, уже не сможет похвалить его за это.
Глава 1
В этом году осень задерживается: дни все еще изнуряюще жаркие, холода как будто и не предвидятся, но единственным напоминанием о том, что здесь погода очень изменчивая, является тот факт, что, несмотря на знойный день, земля уже холодная. Просидев пару часов на промозглой земле, я растеряла всю восторженность от своей первой официальной вылазки на чародейскую операцию. А когда моя спина онемела от неподвижного ожидания старта, даже прекрасный вид леса, который вот-вот встретит золотую осень, меня совсем не радовал.
Не то чтобы я ожидала чего-то захватывающего от предстоящей охоты на магов (для меня и Ремиса, скорее, здесь будет отведена роль статистов), но мой страх от встречи с магами немного отступил, а вместо него появилась раздражающая неуверенность, от чего я ко всему прочему начала еще и злиться на саму себя.
Чем дольше я сижу тут и думаю о том, как встречу первого мага в своей жизни, тем острее чувствую, что мне нечего ему противопоставить. Я, да и Ремис тоже, еще даже не бессмертные, а маги – одни из самых сильных бессмертных, во всяком случае были таковыми когда-то. Почему из всех молодых чародеев присоединиться к этой операции предложили именно нам?
Пожалуй, лучше мне на этом остановиться, пока параноидальные мысли не завели меня в царство самобичевания и страха до дрожи в коленях. Взглянув на Ремиса, я поняла, что его подобные мысли не терзают: обычно сомнения в нем не задерживаются дольше, чем на время, потраченное на опустошение банки пива в компании друзей-лоботрясов. Ремис сидит в наушниках, и если он сейчас о чем-то и думает, так только о том, какую музыку загрузить в свой телефон и в какой клуб пойти в эту пятницу. Как он может быть настолько спокойным? Он словно на отдыхе: скрестил ноги и болтает ими в такт музыке! Брат неисправим. Он всегда в мейнстриме, всегда знает, кто, где и что. Он тот, кто веселится на всю катушку, потому что может!
Признаю, я всегда ему немного завидовала. Не то чтобы я хотела жить, как он, но мне не хватает его ощущения жизни ? живем один раз, а значит, надо познать и успеть все и прямо сегодня, прямо в этот самый момент, и неважно, к чему это приведет.
Брат придерживается принципа, что, пока он не достиг бессмертия и официально не вступил в ряды наемников, может жить, не ограничивая себя ни в чем. Он играет в варкрафт и ходит на клановые встречи с игроками. Его не беспокоит, что у них не получится завязать крепкие дружеские отношения. Он говорит: «Сегодня я пью с ними пиво, и нам весело. Зачем думать о том, что завтра кого-то собьет школьный автобус?» В этом весь Ремис. Но при этом он очень практичен, все его решения продуманы, он в отличие от меня никогда по-настоящему не влипал в неприятности. Брат умеет выпутываться из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций, заранее просчитывая последствия всех своих безумств. При всей кажущейся легкомысленности он совсем не глуп.
Я очень горжусь им, но никогда не признаюсь в этом. Все наши разговоры и споры в девяносто процентов случаев заканчиваются руганью и обидами с моей стороны. Не то чтобы он специально стремится меня расстроить, но чувства такта ему не хватает. Мне даже кажется, что он в некотором роде стыдится своей непутевой сестры. И чем больше я стараюсь доказать ему, что его старшая сестра – очень способный и перспективный чародей, тем чаще попадаю в самые нелепые ситуации.
В то время как захлестнувшие меня от известия об операции эмоции ? а это были шок, страх, радость, взволнованность – сменяли одна другую и я в растерянности металась по своей комнате, решая, что мне необходимо взять с собой, Ремис был собран ровно через две минуты. Несмотря на то что он гулял две недели, а сегодня нас внезапно вызвали сопровождать операцию, он просто схватил свои вещи и уже готов к новым событиям. Вот так просто и без лишних переживаний!
Именно сейчас мне хотелось просто ударить брата. Нет, ну правда! Разве можно так относиться к нашей первой официальной вылазке в качестве чародеев? Он слушает музыку, качает головой в такт, а я вся на нервах. Он даже не замечает, как я извелась, искусала губы в кровь. Такое ощущение, что меньше всего в жизни его волнует мое самочувствие. А эти его наушники, с которыми он не расстается?
Боги, иногда я ненавижу эти новые технологии! Все люди в наушниках: в метро, такси, парке, даже на свиданиях. Да, последнее свидание у меня так и прошло: мы в баре, он в наушниках, я ему что-то говорю, а он не слышит. Я не могу похвастаться красноречием, но сам факт того, что человек не вытащил наушники при встрече со мной, говорит о многом. После такого «отличного» общения я решила выпить виски со льдом, утопив в нем свое уязвленное самолюбие. Так мне было проще смириться с мыслью, что я просто безнадежна во всем, с чем бы ни имела дело! Да, я напилась, и, к счастью, мне полегчало, уже стало все равно, какую музыку слушает на свидании мой парень. Главное, я не в его вкусе, как, впрочем, и он не в моем, а фраза «жили они долго и счастливо» не про нас. В тот вечер я решила, что никто мне не нужен сейчас, я же бессмертная, вернее, скоро ею стану, а значит, рано или поздно смогу найти подходящего парня.
Но все-таки на следующий день, превозмогая утреннее похмелье, я задумалась: а каково это ? с кем-то встречаться? Хоть парень с наушниками обычный смертный и у нас не получилось бы с ним построить рай в шалаше, но все же! Каково это, когда ты кого-то любишь всем сердцем и в ответ получаешь те же любовь, страсть и уважение?
Я пыталась ходить на свидания, но смертные – это все-таки табу, а чародеи просто бегут от меня, как от чумной. Я даже попытала счастье с территом, которого случайно встретила в баре, но он при одном только взгляде на меня лишь рыкнул, развернулся и ушел в закат. Может, что-то со мной не так? Ведь даже Ремис избегает моего общества.
Не могу сказать, что очень переборчива, но определенно в мой список «Не встречаться» теперь входят парни с наушниками, территы, смертные и вообще все, кто на меня косо смотрит. Учитывая, что последние – это большинство, мне только и остается, что мечтать о… Нем. Нет-нет, такие мысли нужно гнать прочь из головы! Неуверенность в себе и пустые мечты будут отвлекать меня от важной операции, и я что-нибудь обязательно испорчу.
Я выдернула наушник из левого уха брата, за что он наградил меня хмурым взглядом. Ну не могу я спокойно смотреть, как он развлекается, когда в моей голове полная каша, и чем дальше, тем хуже.
– Слушай, все время, пока мы тут сидим, меня мучают странные мысли.
– Что? У тебя есть мысли? – Он усмехнулся, словно сказал что-то очень забавное. – А какие?
В ответ на его шутку я лишь скривила лицо в гримасе, давая понять, что юмор я не оценила.
– Я серьезно! Нас впервые взяли на задание, где мы не просто ученики, мы участники. Но мы еще даже не достигли бессмертия. Говорят, это очень важное задание. Но тогда зачем выбрали нас? – Задав эти вопросы, я только усилила свои сомнения.
– Прекрати, мы уже владеем телекинезом, хороши в битвах, да и в зельеварении не так уж и облажались. Так что почему бы и нет?
Но я могу согласиться с Ремисом только в части телекинеза. В битве, может, Ремис и силен, но я точно драться не умею, а зелья… этим мастерством даже Ремис не может похвастаться. Тем временем он вытащил из уха второй наушник, значит, настроен слушать меня, что в наших родственных отношениях большая редкость.
– Да, но, согласись, маги… черт, на битвы с магами отправляются только сильнейшие. Могли вызвать кого-то вроде Кремера, но никак не нас.
– Кремера, да? Хм… сестренка, да ты никак вступила в его фан-клуб?
На лице Ремиса отобразилось что-то вроде отвращения, но он продолжил:
– Да, он реально крутой наемник, но, видимо, не его размах, а я не считаю себя неудачником, я тоже смогу справиться, уверен в этом. А ты опять боишься?
Вот в этом весь мой брат: я смогу, я справлюсь. Зачем заморачиваться? Я в отличие от Ремиса пребываю в вечном страхе: что, если я не справлюсь?! Да, я боюсь, как всегда, и, как всегда, Ремиса это раздражает.
Но как он догадался, что я все время думаю о Кремере? Нет, я вовсе не вступала в его фан-клуб, хотя, если быть откровенной, то я просто смущаюсь признаться даже самой себе, что он мне очень и очень нравится. Решив сменить тему, я постаралась вернуть разговор в русло моих сомнений и беспокойства.
– Я? Ты меня обижаешь! Нет, просто подозрительно все это, тебе не кажется?
Конечно, я лукавила, и Ремису это было прекрасно известно, он слишком хорошо меня знает. Встреча с несколькими магами не может не вызывать во мне волнения. Вот если бы в этой операции участвовал Кремер, тогда я бы тоже напялила наушники и излучала уверенность. Да, я опять о нем подумала.
Подул прохладный ветер, который не только принес дополнительную порцию сухих листьев, но и вызвал дрожь по всему моему телу, или скорее вибрацию. Примерно ту, которую я когда-то испытывала. Очень давно. Нахлынули неприятные воспоминания, а это никак не способствует боевому настрою. Я постаралась избавиться от воспоминаний уже натренированным методом: вдох ? и я думаю о Кремере, выдох ? о Ремисе, который несмотря ни на что всегда рядом, даже если только для того, чтобы подразнить меня или отругать.
Выдох, сопровождаемый мыслями о Ремисе, по идее должен был принести мне успокоение, но, посмотрев на брата, я вновь насторожилась. Все его тело напряглось и вытянулось в струну. Он начал осматриваться. Хм, странно! Что его так смутило? Или вибрацию ощущаю не только я?
И тут я заметила, что к нам подкрадывается Филипп, одетый в черную униформу наемника-чародея, как я люблю это называть. У чародеев нет никакой особенной униформы, но на задание они одеваются во все черное: джинсы или брюки, футболка или свитер, но обязательным атрибутом является специальный пояс, в котором находятся различные зелья.
Чем сильнее чародей, тем сильнее зелье, которое он может приготовить. Именно по этой причине у нас с братом в поясах зелья, приготовленные не нами, поскольку по меркам чародеев мы еще младенцы неопытные.
– Алика, незаметно приблизься к той поляне, замри там и не высовывайся, – приказал мне Филипп.
При этом он не смотрел на меня, а оглядывался по сторонам. Одной рукой он нервно провел по волосам, а другой ощупал свой пояс, проверяя, на месте ли зелья.
Мне стало совсем неуютно.
– Но тогда меня будет видно как на ладони, разве нет? Поляна просматривается со всех сторон.
Не то чтобы команды можно было обсуждать, но эта команда – чистое безумие. Я окинула взглядом поляну, и еще меньше мне захотелось идти в ее направлении.
– А твоего мнения тут не спрашивают, – фыркнул Филипп и добавил:
– Не заставляй меня жалеть о том, что доверял тебе и взял на операцию.
Брат недоуменно слушал нас, а потом стал озираться, видимо, пытаясь понять смысл такого перемещения. В какой-то момент наши взгляды встретились, и я увидела тот же неподдельный ужас в глазах Ремиса, что и у меня. Выйти на ничем не прикрытую поляну – это стать мишенью, и не просто мишенью, а мишенью для магов. Это слишком расходится с фразой Филиппа «Не высовывайся».
О да, страх, который является моим спутником в последние годы, лизнул меня за пятки и сковал движения. Но что мне оставалось делать? Ослушаться приказа, и тогда прощайте, серьезные операции, и добро пожаловать, дополнительные усмешки чародеев в мой адрес. Достаточно того, что меня и так называют самым трусливым чародеем. Надо собраться и сделать шаг к первой встрече с магами. Прижав пояс с зельями ближе к телу, я еще раз взглянула на Ремиса, который продолжал хмуро на меня смотреть, но уже без осуждения, что было странно. Да, Ремис, мне это тоже совсем не нравится. И эту мысль я ранее пыталась до тебя донести!
Взяв себя в руки и мысленно проклиная всех магов, я начала пробираться сквозь кусты и высокую траву к поляне, на которую указал Филипп.
Сердце дико колотилось, не могу сказать, что дрожали руки, но ноги точно плохо меня слушались. Пару раз я споткнулась и чуть не упала, обернувшись посмотреть, как реагирует Филип на мои неловкие перемещения, но его лицо не выражало никаких эмоций. Что тоже довольно необычно, ведь он был одним из тех, кто никогда не скрывал своего негативного отношения ко мне и Ремису, а теперь словно отрешился от меня и моих действий.
Поляна оказалась очень светлой, солнцем освещались все кусты и деревья, найти укромное место оказалось непростой задачей. Прислонившись к стволу толстого дерева, отдышавшись и сдвинув колени, чтобы не рухнуть от волнения, я достала зелье, которое способно образовывать туман. Мне казалось, что это поможет мне хоть как-то спрятаться от магов, если они приблизятся. К тому же все усиливавшаяся вибрация делу совсем не помогала. Оставалось только гадать, насколько сильны эти маги и сможем ли мы их одолеть. От предстоящей встречи с ними меня потряхивало, я боюсь магов, нет – я их очень боюсь! Черт, а есть в этом мире хотя бы что-то, чего я НЕ боюсь? Разве что мультфильмов для возрастной категории 3+, но и там я частенько переживаю за судьбу героев.
Я вновь посмотрела туда, где по идее должны были находиться Филипп и Ремис, но там уже никого не было. Такое чувство, словно меня все бросили, и на миг я задумалась: а вдруг это все просто очередной розыгрыш? Я – любимый объект насмешек чародеев. Но Филипп, может, и грубый, но все же не способен на такие поступки. Не увидев ни Ремиса, ни Филиппа, ни других чародеев, прибывших сюда вместе с нами, я поняла, что осталась тут совсем одна. Судорожно сглотнув, я в панике начала оглядываться по сторонам в поисках хотя бы намека на появление мага, чтобы использовать зелье и немедленно спрятаться.
Хруст ветки привлек мое внимание. Примерно в двадцати метрах от меня внезапно возникли двое незнакомцев, которые пристально меня разглядывали. Ужас пронзил все мое тело и лишил возможности двигаться. Я никогда до этого не видела магов, но, встретив их впервые, мне одновременно стало и страшно, и… любопытно. Буквально секунду назад их там не было! Откуда они взялись? Телепортировались?
Их испепеляющие взгляды не сулили мне ничего хорошего. А если они еще и пустят в ход свою магию – я определенно труп. Интересно, а как работает их магия? Но сейчас не подходящее время для любопытства, зато самое подходящее для небольшого тумана! Дрожащими руками я вскрыла пузырек с зельем и вылила его себе под ноги в надежде укрыться от магов в тумане, который должен был появится от зелья. Но ничего не произошло: ни тумана, ни даже легкой дымки. Что происходит?! Не успела я обдумать свой промах с зельем, как в шаге от меня возник мужчина. Удивление, шок, кошмар – все это отражалось в ярко голубых глазах, которые смотрели прямо на меня! Человек улыбался, вот только в его улыбке не было ничего приятного. Это был скорее оскал хищника, который догнал свою жертву. И этой жертвой сейчас была я. Я не успела даже вскрикнуть.
