Тимуровцы
Татьяна Корнева
В небольшом сибирском городке встречаются повзрослевшие школьники – бывшие участники пионерского звена, которым много лет назад школьное руководство в качестве тимуровского задания поручило шефство над одинокой бабушкой. Вскоре после знакомства с удивительной старушкой начали происходить необычные события, которые привели к пожару и сильно напугали ребят. Что же произошло тогда на самом деле, не поняли ни школьные учителя, ни милиция… Но спустя годы бывшие пионеры вновь встречаются со своей «подшефной» и вновь встают перед необходимостью противостоять своим детским страхам и делать непростой выбор. Помогают им в этом старая дружба, давние принципы и новая любовь.
Татьяна Корнева
Тимуровцы
Ночное представление
Поздно вечером, задремавшую было, медсестру психоневрологического диспансера Светлану Кузину разбудил странный шум, доносящийся из коридора. Тяжело поднявшись, дежурная отправилась на поиски нарушителей спокойствия. Кое-какие предположения на этот счет имелись.
Не так давно, их новый и, как скоро выяснилось, слишком уж прогрессивно мыслящий психолог – Евгений Львович Воронцов – предложил переоборудовать бывший актовый зал в помещение для групповых тренингов и занятий арт-терапией. Ремонт закончить пока не успели, но занятия с пациентами идут вовсю. Когда речь идет о психическом здоровье людей, новшества нужно внедрять немедленно, на каждой планёрке убеждал руководство молодой специалист и заведующий отделением – Геннадий Иванович Сухов – не мог не пойти ему навстречу. Теперь здесь прямо на свежеокрашенных стенах, пестреют разноцветные отпечатки ладоней – какая-то не совсем понятная Светлане идея реформатора. На сцене, в сваленных кучей коробках, ждут своего часа заказанные для пациентов костюмы, карнавальные маски и всевозможный самодельный реквизит. В противоположном углу до сих пор свалены мешки со строительной смесью и банки с краской. Ремонт должны были закончить ещё на прошлой неделе, но последние дни к вечеру рабочие начали уставать, а отдыхать приспособились без отрыва от производства. Поздние посиделки с выпивкой вошли у работяг в привычку. Сухов на днях даже пообещал уволить всю бригаду, если подобное повторится.
– Ну, я вам сейчас устрою, – проворчала Светлана, спеша изобличить внештатный сабантуй.
Дверь в актовый зал, как она и предполагала, оказалась приоткрытой. Вход украшала афиша, где ошибок было больше чем слов. Самодеятельный художник-оформитель написал: «Гуси-лябеди. Скаска в 2-ух действах. Начала: ноч». Вокруг надписи криво порхали закорючки-лебеди, а в углу листа красовалось уродливое лицо с голубыми глазищами. Очевидно, афишу наклеили только что, второпях: висела она неровно, да и заметь художество кто до обхода, наверняка, убрали бы, дабы не тревожить больных. Что ж… Выходит на пьянчужек-работяг Светлана грешит зря. Местные постояльцы решили развлечься на ночь глядя, что, разумеется, строжайше запрещено!
Недовольно поджав губы, медсестра распахнула дверь. От картины, представшей перед ней, впору было самой рехнуться, хоть такого здесь пока ни с кем не случалось. В абаканский дурдом, попадают те, кто уже преодолел рубеж между реальностью и грёзами, и происходит это, как правило, вне стен лечебницы. Медперсоналу подобные напасти не грозят в силу должностных инструкций. Но картина, представшая глазам медсестры, выглядела ошеломительно!
Тихий Сеня из 14-й палаты, набросив на плечи простыню и раскинув крыльями руки, метался по сцене. Совершив очередной вираж в один её конец, больной неестественно выгибал шею и вопрошал невидимого собеседника:
– Молочная река, кисельные берега, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
Через секунду стремительно «летел» на противоположный край и, остановившись у самой рампы, значительно отвечал самому себе:
– Поешь моего простого киселька с молочком – скажу.
В ответ тут же корчил капризную гримасу, мчался на прежнее место и пискляво отвечал:
– У моего батюшки и сливочки не едятся…
– Долго бежала она по полям, по лесам, – продолжал представление Сеня, выплывая на середину сцены подчеркнуто медленным шагом и равномерно взмахивая руками-крыльями, – День клонился к вечеру, делать нечего, надо идти домой. Вдруг видит, стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке, кругом себя поворачивается. В избушке старая баба-яга прядет кудель. А на лавочке сидит братец, играет серебряными яблочками…
На крайнем кресле первого ряда в зрительном зале трясся от бесшумного смеха едва различимый силуэт.
– Что здесь происходит?! – ахнула медсестра, – Больной, что за спектакль вы тут устроили? Завтра с Евгением Львовичем продолжите арт-терапию, а сейчас – быстро в палату!
Сеня вздрогнул от неожиданности и скривился, готовый заплакать.
– Ну-ну-ну… Сенечка, всё хорошо. Идём со мной.
Светлана моментально отказалась от первоначального намерения звать санитаров, и сама направилась к больному. Абакан – город маленький, оттого создается впечатление, будто все здесь друг друга знают. Например, с этим вот пациентом – известным художником Арсением Жицем – учились они в одной школе. Светлана его старше на несколько лет и, конечно, не предполагала, что спустя годы маленький Сеня окажется на её попечении в психоневрологическом диспансере. Ей и самой, откровенно говоря, не помешала бы работа престижнее, в какой-нибудь платной клинике с более достойным вознаграждением…Но об этом она подумает как-нибудь после и, скорее всего, обойдётся без помощи доктора Воронцова. Сейчас необходимо заняться Сеней. Что на него опять нашло?!.
Сеня смирный больной, но легковозбудимый. Панически боится старушек. Приходится держать его подальше от пожилых пациенток из женского отделения. Первый раз в психиатрии Сеня оказался после безобразной сцены, которую устроил в городском супермаркете. Там он накинулся на бабушку у кассы, а охранники магазина вызвали полицейских. Тем, в свою очередь, пришлось звонить санитарам: слишком необъяснимо вел себя дебошир. Теперь Сеня – обладатель тривиального диагноза: шизофрения. Периодически болезнь перетекает в острую стадию с невротическими галлюцинациями. В диспансер Сеня является сам, как только чувствует обострение. «Спрячьте меня. Она где-то близко», – требует он у врачей. Те знают, надо прятать. Близится очередное помутнение рассудка.
Обняв Сеню за плечи, женщина увлекла его к выходу, пытаясь отыскать глазами второго нарушителя распорядка.
Зал был пуст.
– Сеня, кто ещё с тобой сюда приходил? – спросила медсестра, озираясь вокруг.
– Она, – жалобно захныкал больной.
– Не расстраивайся, Сеня. Сейчас пойдем спать, выпьем таблеточку…
– Она всегда меня находит. Она всех нас когда-нибудь найдет, – сокрушенно качал головой тот.
– Никто тебя не найдет. Никого здесь нет, – продолжала успокаивать Светлана.
Женщина ещё раз обернулась и окончательно удостоверилась: в зале – ни души.
Показалось. Спросонья в таких местах много чего может привидеться. Как знать, может бредовые сущности, что являются пациентам, не настолько вымышлены, как принято считать. Поэтому Светлана, в отличие от врачей, старается не спать на ночных дежурствах. Дома нужно спать, а не в дурдоме. Тогда и не будут грезиться чужие видения!
Тимуровское задание
– Ну, рассказывай, что ты устроил ночью, – психолог дружески приобнял Сеню за плечи.
– Она просила показать нашу сказку, – тихо прошептал тот.
– Пошли, поговорим о ней. У меня в кабинете? Или на сцене? Может, хочешь порисовать сегодня. Все знают, как ты замечательно рисуешь. Расскажи, кого ты здесь изобразил…
– Нет-нет. Рисовать не будем, – Сеня поспешно выхватил из рук Евгения Львовича смятый кусок ватмана – бывшую афишу ночного представления – молниеносно порвал его, скомкал клочья и запустил в корзину для мусора.
– Ты взволнован, – покачал головой Евгений. – Не хочешь рисовать и разговаривать, пошли чай пить. У меня есть «раковые шейки». Ужасно их люблю. С детства.
– Да. «Шейки» – вкусные конфеты, – заулыбался больной.
Несколько минут они пили чай с карамелью в кабинете психологической разгрузки, а Сеня, поощряемый Евгением Львовичем, пытался припомнить, как все началось…
Они ходили к опасной старушке один или два раза в неделю. Что бабка опасна, Сеня понял в первый же день, но отказаться от визитов к ней не мог. Во-первых, старушка с Первой Строительной была их общественной нагрузкой. Нельзя же подводить звено. Третье звено 4-го «В» и так считалось не самым активным в школьной пионерской дружине. Вожатая Инга Рыжова после уроков вела всех помогать Аделаиде Ефимовне по хозяйству. Когда и чем они ей помогли, Сеня не припомнит, но в благодарность бабка угощала всех какой-то дрянью. Они из вежливости ели не всегда свежее печенье, хоть каждого дома ждал приготовленный родителями обед. Сене не возбранялось угостить разогретым супом и школьных товарищей, пока родители на работе. На тарелку домашнего борща к нему часто захаживали Димка Бутусов с младшим братишкой Славиком. В школьные годы многие одноклассники, как и он сам, оказывались предоставленными сами себе: у большинства ребят родители весь день работали. Только в некоторых семьях жили не занятые на производстве бабушки, и встречали внуков из школы горячими пирожками. Обе Сенины бабули обитали в деревне, куда их с сестрой отправляли гостить летом. Деревенские старушки, кстати, совсем не походили на Аделаиду Ефимовну, да и с хозяйством управлялись без тимуровской помощи…
Той осенью почти до самого снега они ходили в заваленный удивительным хламом домишко. Пока не случилось страшное…
Чего только не было у старухи! Ромка Григорьев, с которым Сеня был особенно дружен, поскольку сидели они с первого класса за одной партой, откопал в книжном шкафу тяжеленный фолиант, по которому, наверняка, учились древние врачеватели. Ромка мечтал стать доктором, когда вырастет, но родители в такую возможность не верили. Ромкина мать сразу предупредила, что в мединститутах огромный конкурс и чтобы поступить туда, нужно очень хорошо учиться. Сеня с Ромкой учились, пожалуй, хуже всех в 4 «В». Тем не менее, сосед по парте доктором стал. Да ещё каким! Роман Игоревич Григорьев теперь мировое светило, и больше времени проводит в Европе, чем в Москве, куда перебрался, едва закончив интернатуру. Не так давно перевёз в Москву мать: там медицина лучше, чем в Абакане, а здоровье в её возрасте, сами понимаете…
Бабкин потрёпанный фолиант в кожаном переплете Ромка не выпускал из рук. На пожелтевших страницах с удивительной точностью и натурализмом были изображены человеческие скелеты и внутренности, распластанных на деревянных столах, людей. Сеня прекрасно помнит те рисунки… Ромка добыл где-то латинский словарь и вместе они перевели на русский язык несколько абзацев старинной книги. Там писали, например, если глиняный горшок на три четверти наполнить пшеничным зерном, смочить зерно мочой и человеческой кровью, а горлышко заткнуть пропитанной мужским потом рубахой, через 41 день в горшке заведется гомункул – крошечное человекоподобное существо, способное прожить не более месяца. Злобное и вечно голодное. Гомункула выводить не стали. Сеню едва не стошнило от мыслей о моче, поте и крови, а зерна пшеничного ни у кого дома не нашлось. Кто знает, что выведется из пшенки или овсяных хлопьев!? Ясно одно, книга когда-то принадлежала ученым алхимикам, и каким-то образом оказалась у старухи. Вот бы встретить сейчас Рому. Он-то наверняка сумел бы вылечить недуг, из-за которого Сене приходится по многу дней проводить в диспансере. Только здесь чувствует он себя защищенным от нежданных визитов страшной бабки. Санитары смеются, когда он пугается пожилых пациенток женского отделения. Но Сева-то знает, Аделаида Ефимовна не простая старушка. Она может натянуть на себя любое понравившееся тело. Выдает её лишь пронзительный взгляд синих глаз. И уж поверьте, таких глаз не встретишь на сморщенных личиках обычных старух!…
– Сеня, твоя болезнь не очень страшная. Вылечить её может любой доктор, не только мировое светило. Абсолютно любой. Мы же не ищем лучшего специалиста по простуде, когда заболеем. Каждый врач способен выписать антибиотики и таблетки от кашля, и любому больному они помогут, если принимать лекарство вовремя. Ты согласен со мной?
Сеня молча кивнул. Про простуду доктор говорит правильно. Евгений Львович всегда обращается к пациентам уважительно. Устроил вот любительский театр для больных, чтобы не скучно было коротать дни в больнице. Замечательная идея! Многим людям хочется выступать на сцене. Но Сеня больше любит смотреть на других, подмечать новые позы, усмешки, запоминать интересные платья и сочетания цветов…
Выступать перед зрителями для Сени с детства – мученье! Он очень стеснительный, а перед полным залом зрителей – вообще каменеет! Тело наполняется тяжестью, выученная роль вылетает из головы. Хотя, что там запоминать-то, если разобраться?! У гусей-лебедей так и вообще ни одного слова. Нужно только пробежать пару раз по сцене вместе с Ромкой, размахивая накинутыми на плечи цветастыми платками, как крыльями. Но Сеня плохой артист, даже гусь-лебедь из него вышел никудышный! Платок слетал с плеч и падал под ноги им с Ромкой. Зал взрывался хохотом. Вожатая Инга чуть не плакала от злости…
Вчерашней ночью, слава Богу, всё прошло ровно. Если б не помешала медсестра, он сыграл бы все роли в той сказке, и их звено никогда больше не отправляли бы на тимуровские задания…
Рассуждения Сени снова прервал психолог:
– Больше скажу. Твой одноклассник, кандидат медицинских наук Роман Григорьев, не занимается психиатрией. Он изучает вопросы питания и написал несколько трудов о болезнях поджелудочной железы. Я читал о нём в Интернете. С твоей болезнью, Арсений, нам придется справляться самим, и у нас всё получится. Ты же прекрасно себя контролируешь, а выдержке твоей можно позавидовать. Самое главное – ты очень добрый и хороший человек, Сеня. Ступай на обед. Встретимся, когда будешь готов поговорить.
Евгений Львович ободряюще улыбнулся. Сеня ответил на улыбку и отправился обедать. Приятно, когда тебя считают хорошим человеком. С другими пациентами в столовой, например, проблемы. Суетятся, словно боятся, что не достанется еды или без них съедят самое вкусное. Сеня никогда не лезет туда, где суматоха. Видимо, выдержка у него и вправду хорошая.
Гнев горного духа
В тот день к полудню суматоха поднялась и в другом лечебном учреждении. Ещё до обеда в горбольницу примчались две неотложки из филармонии. Там во время репетиции травмировались сразу несколько танцоров. Одного из пострадавших пришлось даже поместить в отделение реанимации. Парень находился в сознании, но при повреждениях позвоночника интенсивная хирургия могла потребоваться в любой момент. Врачам оставалось только надеяться на хорошую физическую форму больного.
Когда балетмейстер филармонии Инга Рыжова оказалась, наконец, в приемном отделении, здесь было не протолкнуться. Танцоры из труппы толпились в коридорчике. Врачи на них покрикивали, что мешают работать. Инга Николаевна с трудом выяснила, где и в каком состоянии пострадавшие: четверых её ребят отправили на осмотр в травму, хоть те и уверяли, будто всё в порядке. Врач на бегу разрешил навестить Саяну через пару часов. Девушке помощь уже оказана и её определили в палату.
– Что с Кужугетом?
– К Кужугету сегодня не пустят, – отозвался врач и исчез в коридоре.
Два томительных часа Инга слонялась по больничным коридорам вместе с танцорами, которые избегали встречаться с ней взглядом, что немного напрягало. Впрочем, общения не хотелось и ей самой – настолько неудачным выдался день с самого утра. Наконец, позвали к Саяне.
Хрупкая тувинка на больничной койке выглядела беспомощно. Девушку зафиксировали от шеи до пояса, отчего та выглядела, словно фарфоровая кукла. Двигать руками не разрешали, чтобы не повредить ключицу, а сломанная нога указывала точно в угол палаты. Инге стало неловко. Что говорить людям в таких ситуациях она понятия не имеет.
– Не отчаивайся. Всё будет хорошо. Ты талантливая балерина…
– Вот тварь!
Инга вздрогнула и оглянулась. Дверь в палату была едва приоткрыта. За спиной никого. У Саяны лишь дрогнули ресницы от её голоса. Кто же с такой злостью выплюнул жестокую фразу? Неужели показалось?
– Поправляйся, Саяна. Мы ждём твоего выздоровления…
Прежде чем уйти, Инга окинула взглядом палату. Солнечный свет падал на смятую афишу филармонии. Кто-то завернул в неё принесенные фрукты. Апельсины замерли на словах «первый и единственный в Хакасии балет, созданный по мотивам народного эпоса». Ей очень нравилась этот плакат с выразительной фигурой из множества человеческих тел. Тренированные руки и ноги балетных переплелись в летящем безумии -одна из красивейших мизансцен её балета, неоднократно срывавшая овации в Париже и Барселоне. Нынешним летом ансамбль пригласили на несколько европейских фестивалей. Особенно полюбившаяся зрителям мизансцена называется «Разгневанный горный дух», и сегодня с утра Инга как раз пыталась довести её до совершенства. Хотелось ещё больше гнева, полёта и высокогорной недостижимости! Труппа взлетала к верхним драпировкам занавеса раз от разу стремительней.
– Давайте прервемся. Все устали, Инга Николаевна, – внезапно подала голос ассистентка Верочка.
Безмолвный персонаж «подай-принеси»! В этот момент всё и случилось. Инга даже не успела поставить на место вылезшую со своим длинным языком Веру, когда пирамида обрушилась из-под самого потолка к первому ряду кресел! Крики, стоны, грохот оборвали репетицию. Когда они успели устать?! Вздор! Чья это ошибка она увидит позже, на записи. Определенно кто-то допустил небрежность. Травма Саяны –ещё не самое страшное. Девчонка новенькая, её взяли в труппу временно подменить артистку, подвернувшую ногу на прошлой неделе. Кужугет в реанимации – вот беда! Коренастый, словно состоящий из одних мышц и сухожилий тувинец, обладатель тела, которому позавидовали бы древнегреческие атлеты, пострадал больше других. А это уже настоящая катастрофа! Лучше Кужугета никто из троих танцоров на замене не исполнит танец старого колдуна. На Кужугете держатся все до одной пирамиды от «Разгневанного горного духа» до «Чудовища нижнего мира». Таких сложных и изысканных фигур ещё не видели сцены Москвы, Питера и Европы. Подобного вообще не ставил ещё никто и на мировой сцене балета! А она создала это чудо здесь, в Хакасии, где не найти профессиональных танцоров, где нет даже обычного циркового училища! До прошлого года здесь и сцены-то балетной не было! Неужели придётся отменить выступления?..
– Поправляйся, Саяна, – повторила Инга безмолвной девушке, покидая палату.
– Можно задать вам несколько вопросов, – остановил её в дверях высокий мужчина.
– Вы кто?
– Межрайонный следственный комитет по городу Абакану, следователь Сидоркин, – перед лицом Инги распахнулось удостоверение.
– Меня в чём-то обвиняют, Александр Олегович? – прищурилась женщина.
– Мы обязаны проверять все случаи, повлекшие травмы на предприятиях.
– Вот и проверяйте предприятия. У нас учреждение культуры, – парировала Инга.
– Насколько нам известно, в городской филармонии уже не первый несчастный случай в текущем месяце.
– О чём вы? На прошлой неделе произошло обычное растяжение связки у танцовщицы второго плана. Мы нашли замену и продолжили работу.
– Позавчера из травматологии сообщали, что от вас же доставлен работник с переломом предплечья…
– Тогда пострадал рабочий сцены. Вам нужно обратиться к администратору.
– Сегодня серьезно травмированы ещё два человека. К ним вы имеете отношение? – настойчиво продолжал следователь.
– Да. Оба артисты из моей труппы, занятые в балете, который стал лауреатом-победителем на двух международных фестивалях за один лишь сезон. Мало кто понимает, насколько тяжел труд артиста. Я предоставлю вам копию видеозаписи с репетиции, где можно будет установить, кто из участников допустил оплошность. В любом случае, произошедшее следует считать несчастным случаем.
Инга резко повернулась и пошла прочь от мужчины, давая тому понять, что разговор окончен.
– Надеюсь, на сотрудничество, – донеслось вслед.
