Выйдя на свежий морозный воздух, Сергей с тоской на сердце перешел на другую сторону улицы и жадно стал всматриваться в освещенные окна алеевского дома.
Вон промелькнула фигура. Это Александр, а вот и другая.
У Сергея забилось сердце и затуманились глаза.
– Это она… Липа… ну да, она… теперь она вышла.
Липа подошла к окну, запушенному инеем, прильнула к стеклу и стала смотреть на улицу.
– Она смотрит… ждет кого-то… уж разумеется, не меня! – поспешил он прибавить с горькой улыбкой. – И с какой стати она станет меня высматривать… видя всего раз только и затем… не вышла… слышала мой голос и не пришла… она только и дожидалась того, чтоб я ушел.
Липа отошла от окна, а Сергей продолжал стоять и смотреть на окна.
Сергей вернулся домой совсем несчастным человеком: он сознавал, что любит Липу, и любит безнадежно.
Целых три дня он терзался муками любви, не находя себе нигде покоя, и только на четвертый решился поехать к Алеевым.
– Узнаю все, мне легче станет! – рассуждал он дорогой и торопил извозчика, как будто дело шло о жизни и смерти.
Его встретил молодой Алеев и помог ему раздеться.
– Вот книга ваша… я ее прочитал… благодарю! – бормотал Сергей, идя за Александром.
– Скоро… Ну что, понравилась?
– Очень…
– Садитесь. Сейчас будем чай пить… велим сюда подать самовар и запьянствуем! – пошутил молодой хозяин и отдал приказание горничной. – Садитесь, Сергей Афанасьич! – добродушно хлопнул он по плечу Сергея. – Да что с вами? Вы как будто осунулись, побледнели…
– Так… плохо спалось за это время… много было письменной работы, – уклонился тот, – а вы и все ваши?
– Здравствуем… что нам делается? Едим, спим, спим, едим и потом опять едим и спим, спим и едим… наше Таганское царство – спящее царство… оно ждет не дождется сказочного Ивана-царевича, который заставил бы его проснуться… а пора, давно пора.
– И эта пора недалека…
– Я сам так думаю… А Липа вон утверждает, что этот Иван-царевич мимо Таганки проехал… Ха-ха-ха.
– А что… Олимпиада Сергеевна… здорова? – потупился Сергей.
– Что ей делается… вы знаете особенность канареек?
– Нет.
– Канарейки отлично поют и в клетке… Кстати, о Липе… и задала же она мне головомойку за вас!
– За меня?
– За вас. Когда вы у меня были?
– Кажется, неделю тому назад! – соврал Сергей и покраснел.
– Разве? Представьте, ужасно обиделась, почему я не послал за ней, когда вы у меня были.
Сергей чуть было не упал со стула. Он готов был броситься на шею к Александру и задушить его в объятиях.
– Я очень благодарен Олимпиаде Сергеевне за ее внимание, – бормотал он.
– Она вам очень симпатизирует. «В первый раз в жизни, – говорит, – живого человека встречаю». Да-с! Вот вам какой аттестат девицей из Таганки выдан.
Александр захохотал и тотчас же спохватился.
– Батюшки, не забыть бы послать за Липой, а то опять мне попадет на орехи.
Явился самовар, а минут пять спустя, улыбаясь, влетела в комнату брата Липа и шумно поздоровалась с молодыми людьми. Брата чмокнула в макушку, предварительно взъерошив ему прическу, а Сергею, с размаху, по-купечески, подала руку.
– Липа, хозяйничай! – крикнул ей Александр и скрылся за каким-то особенным домашним печеньем, которым, по его словам, одна знакомая купчиха объелась до того, что должны были созвать консилиум.
Липочка быстрым движением ноги подбросила стул к самовару и заварила чай. Сергея охватило волнение. Он молчал и влюбленными глазами следил за пальчиками Липы, перелетавшими от крана самовара к чайнику и обратно.
– Ну-с, готово! – проговорила Липа, ловко бросая крышечку на чайник. – А вы, Сергей Афанасьевич, были у Саши на днях?
– Был и очень сожалел, что не видал вас! – ответил Сергей, поднимая глаза на Липу. Она ему показалась еще красивее, чем в первый раз. Ее русую головку, словно обручем, охватывала голубая ленточка, а длинные тяжелые косы кокетливо были переброшены чрез плечо на грудь.
Она так доверчиво и любовно смотрела на Сергея, что все его тревоги и сомнения разлетелись, как дым.
– А я-то как жалела! – всплеснула руками Липочка. – Живые люди у нас редко бывают, а я в это время, представьте, сидела наверху у дедушки и играла с ним в шашки, и глупо провела вечер, и дедушку рассердила.
– У вас дедушка еще жив?
– Да, отец моей матери. Совсем древний старик, забытый и Богом, и людьми. Только я иногда с Александром развлекаем его, играя с ним в его любимые шашки или рассказывая новости… и какая досада: вы ушли как раз в то время, как я сошла сверху…
– Я это знаю. Вы смотрели в окно… то есть виноват… – спохватился он.
– Откуда вы знаете, что я смотрела в окно? – вспыхнула Липа.
– Мне показалось… может быть, я и ошибся, – покраснел Сергей.
Молодые люди замолчали. Сергей проклинал себя за свой язык, а Липа, разливая чай, исподлобья бросала на него пытливые взгляды.
– А вот и печенье! – появился Александр с корзиночкой в руках. – Кушайте, Сергей Афанасьевич, только, пожалуйста, не объедайтесь до консилиума.
Сергей не заметил, как пролетело несколько часов. Нужно было уходить. Правда, ему было жаль расставаться с такими хорошими людьми, как молодые Алеевы, но зато на душе у него было так легко и хорошо, как никогда.
Приехав домой и узнав, что отца не было дома, он осторожно пробрался в спальню к матери, которая в это время стояла на вечерней молитве и клала с тяжелыми вздохами земные поклоны.
– Господи, помилуй и сохрани моих детей! – молилась Арина Петровна, падая ниц пред образом Богоматери, ярко освещенным светом лампады. – Пошли им, Царица Небесная, Заступница, счастья, здоровья и отпусти им грехи их вольные и невольные…
Сергей остановился в дверях и с любовью посмотрел на мать.
«За нас… все за нас!» – подумал он, и глаза его наполнились радостными, благодарными слезами.
Что-то светлое охватило его душу, и он так же, как и мать, пал пред сияющим ликом Девы Марии и стал молиться.
– Сережа… ты? – поднялась Арина Петровна, услыхав стук и увидав сына стоявшим на коленях.
– Я, мамаша! – поднялся тот, бросаясь к ней на шею. – Мамочка, дорогая моя, хорошая, я так счастлив, мама, так счастлив… и все твои молитвы… твои, дорогая!..
И Сергей, склонясь на плечо матери, зарыдал, как ребенок…
Прошла зима. Наступила Пасха… Сергей часто бывал у Алеевых и очень с ними сблизился. Старики Алеевы смотрели на это сближение равнодушно. Старуха была отчасти даже рада, что ее Александр все-таки не один сидит дома, зарывшись в свои книги и ноты.
– Все-таки ему развлечение, а то зачитается совсем, – говорила она старику, – зачитается и с ума свихнет… немало тому примеров было.
– Пущай ходит! – отвечал обыкновенно старик Алеев. – Положим, такая же пустельга, как и Александр, а все-таки уже тем хорош, что никуда его из дому не тянет. По-моему, оба глупы: намедни подошел это я к дверям Александра и слышу – спорят, орут даже, вот до чего… Я так и думал: вот подерутся, и шут знает из-за чего. Один кричит: Дикинс какой-то великой человек, а другой орет: врешь, Гоголь! Смех меня разобрал, вошел это я к ним в комнату, да и говорю: «Вот что, ребята, по-моему, выше всего гоголь-моголь, в особливости ежели простудишься». Ха-ха-ха!.. Так они, понимаешь, даже рты от моего решения вопроса разинули, дурачье!
Липа почти всегда присутствовала на таких спорах и большею частию принимала сторону Сергея. Прихода его она ждала, как праздника. Смотрела по целым часам в окна и поминутно справлялась у Александра, почему Сергей не идет так долго. Про Сергея и говорить нечего: у него только и думы было, как бы поехать к Алеевым и повидать Липу.
В первый день Пасхи Сергей приехал к Алеевым с визитом. Похристосовавшись со стариками и поздравив их с праздником, он направился к Александру.
В коридоре неожиданно ему встретилась Липа. Шурша шелковым платьем, она быстро шла навстречу Сергею и радостно улыбалась.
Сергей остановился.
– Христос воскресе, Олимпиада Сергеевна! – проговорил с чувством Сергей и схватил обеими руками ручку Липы.
– Воистину, Сергей Афанасьевич! – шаловливо посмотрела она ему в глаза. – А вы разве не христосуетесь?
– Как же, помилуйте… я не смел.
Сергей поцеловал Липу. У него закружилась голова.
– Кажется, три раза нужно? – проговорил он, не выпуская руки Липы.
– Целуйте три, – ответила она просто.
Сергей стал ее целовать без счета.
– Липа… дорогая!.. – шептал он прерывистым от волнения и счастья голосом.
– Сережа, милый!
– Эге, брат, да это ты тут христосуешься? – проговорил Александр, появляясь в коридоре. – А я-то голову ломаю, кто здесь так вкусно целуется. Молодец! Ха-ха-ха!
Сергей отошел в сторону. Липа, громко смеясь, скрылась в столовую.
III
Месяц мелькнул, как один день. Сергей был счастлив, как никто, и думал, что и конца не будет его счастию. Известие, переданное ему братом Иваном, поразило его, как громом. Ему и в голову не могла прийти мысль, чтоб отец мог когда-нибудь женить его брата на любимой им девушке. Все это случилось как-то неожиданно, стихийно. Отцы «торговались», часто распивали чаи в Митяговом, но домами знакомы не были; только он, Сергей, бывал в доме Алеевых, и никто, ни отец, ни мать, ни братья, никогда не интересовался узнать от него ни об образе жизни, ни о характере членов алеевской фамилии. Как это случилось?
А случилось крайне просто. Сидели как-то отцы за парой чаю и, потолковав о торговых делах, коснулись собственной домашней жизни. Тут только Аршинов узнал, что у старика Алеева, кроме сына, есть еще и дочь на возрасте. У него тотчас же мелькнула мысль о женитьбе Ивана, и он, не откладывая дела в дальний ящик, поставил вопрос ребром:
– Женихи есть?
– Да как тебе сказать? – замялся Алеев. – Женихов много, да толку в них мало.
– А я тебе с толком найду, хочешь?
– Кто же от добра отказывается?
– За моего Ивана отдашь?
Алеева даже в жар бросило от такой неожиданности. Породниться с Аршиновым счел бы за большую честь и не такой купец, как Алеев.
– Да ты, как это, – подозрительно посмотрел он на Аршинова, – всурьез али так, для разговору?
– Я, брат, такими вещами шутить не привык. Ивана моего знаешь?
– Достаточно знаю.
– Парень добрый. Звезд с неба не хватает, но дело знает. Ума большого нет, но умишком Бог не обидел. У другого и этого нет.
– Знаю, парень хороший.
– Почтительный, не нигилист какой-нибудь. Нонче, брат, того и гляди, вырастишь сына, думаешь, помога тебе, а он глядь – в нигилятину ударится, умнее себя никого в свете не считает.
– Бывает, – согласился Алеев, – ах, как это по нынешнему времю бывает!
– Да у меня вот сичас третий сын Сергей…
– Ужли нигилист? – с испугом уставился Алеев на Аршинова.
– Ну уж это ты хватил! Да я бы давно из него дух вышиб. Переучил я его не в меру, начитался разной дряни, ну и нет уж того почтения, понимаешь?
– Как не понять! У меня Сашка тоже, твой Сергей часто к нему ходит, сидят и читают.
– Не купцы! – решил Аршинов. – А кто виноват? Наша слабость. Допустишь, а потом и начнешь локоть кусать. Иван не такой. Девка-то у тебя добрая?
– Да с чего же ей не доброй быть? В страхе Божием воспитали.
– Это главное. Так мы с Иваном к тебе завтра. Завтра что у нас такое?
– Середа.
– В четверг мы приедем вечерком посмотреть. Понравится, и дело кончено! Так?
– Ничего супротив не имею, давай Бог час добрый.
