Просыпайся, дорогая
Галина Похальская
Главная героиня Мэриэм тяжело больна. В поисках спасения она обращается к сомнительному специалисту Майклу, который готов помочь ей найти волшебное лекарство, но весьма странным способом – через сны. Мэриэм готова пойти на все, но хватит ли ей решимости сделать сложный выбор, так как все может зайти слишком далеко, учитывая, что ключ к выздоровлению лежит в поиске загадочной девочки. Книга погрузит вас в мир осознанных сновидений и приоткроет дверь к тайнам ваших собственных снов. «Тело – лишь сосуд. Твое сознание – это ты, а значит – ты жива».«Тело лишь сосуд. Твое сознание –это ты, значит – ты жива».
Галина Похальская
Просыпайся, дорогая
Глава I
– Со мной что-то не так, – думала она, лежа в постели. – Что-то не так.
Слова стучали изнутри измученного мозга уже с вечера – кажется, они не покидали ее всю ночь. Наступал новый день, не приносящий ни отдохновения, ни покоя, как не приносит их короткий дождь среди знойного дня, когда капли, не успевая долететь до раскаленной земли, испаряясь, превращаются в свою противоположность, наполняя воздух горячим паром, который оседает на коже. Вот и Мэриэм проснулась мокрая от пота, будто из-под дождя.
– Что-то не так… – неуправляемой цепной реакцией крутилось в голове, разрывая мозг атомной бомбой нескончаемых мыслей.
Нужно, во что бы то ни стало нужно сосредоточиться, собраться с силами, но невыносимо тугой стальной обруч сковал голову и нет ничего, кроме пустоты, болезненной, тягучей, засасывающей боли.
Пора вставать. Не получается выбраться из трясины полусна-полуяви.
– Просыпайся, дорогая! – Слова Адама, полные бодрости нового дня, натянутой на упругость здорового тела, такой жестокой плетью хлестнули по ее измученной плоти, что Мэриэм от ненависти и бессилия захотелось убить его или себя.
Она положила подушку, пахнущую отчаянием, на лицо, прижала. Руки пока были сильнее инстинкта жизни, Мэриэм чувствовала первые признаки обволакивающего удушья, испугалась, что испытывает наслаждение от самоистязания, но пока не ослабляла рук, подушка наполнилась жаром невыдыхаемого ею воздуха. Вот и первые темные пятна в глазах от нехватки кислорода. Мэриэм убрала подушку, но мокрые волосы, прилипшие к лицу, к губам, лезли глубоко в глотку, еще больше сводя ее с ума. «Ты сходишь с ума, сходишь с ума, – разносит эхо внутри головы. – Да, я сошла с ума, какое облегчение – сойти с ума, вот так тихо, дома, как пыль, опуститься в последнем танце в солнечном луче и умиротворенно лежать, пока тебя не соберут влажной тряпкой…»
– Что с тобой, дорогая?
Слова Адама втаскивают Мэриэм в этот мир из другого, страшного, как в последнее время кажется Адаму, мира бессонницы и зыбкой трясины ночных видений. Окно в полстены, за ним – зеленым ковром лужайка, над ней – небо, пара детских облаков, на стене – картина, не разобрать и не узнать, что на ней, что-то крупное и разноцветное, надо бы заменить или совсем убрать ее отсюда, светильники в хаотичном порядке рассыпаны по потолку, а в дальнем углу – шкаф. Как давно из него не доставали наряды, когда-то они радовали… Мягкие губы на лбу, на щеках. Адам целует жену, в нем просыпается желание, любовь не ушла, она перетекает из одной формы в другую: из страсти – в желание защитить, потом в заботу, страх и снова в страсть, цикл не прекращается. Адам целует шею, опускается ниже.
– Не надо, прошу тебя, я не могу. Не сейчас! – резко вскочив с постели, бросила Мэриэм и отвернулась от Адама.
Она вырвалась из его легких объятий, словно он держал ее силой, и попятилась, пытаясь скрыть, что боится его. Адам смотрел на нее, в его взгляде читались тревога, нежность и одиночество, какие бывают во взгляде отца, когда он смотрит на заболевшего, но выздоравливающего или хотя бы имеющего надежду на выздоровление ребенка.
– Сегодня в три часа нас ждет на прием доктор Куртис, – прервал тишину Адам. – Я звонил ему утром, подтвердил встречу. Думаю, в этот раз у нас все получится.
Мэриэм, стоя у окна, безмолвно кивнула. Ее била мелкая дрожь. Адам это видел. Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Солнце заволокло тучами, на стекло упали первые капли дождя, тихо…
* * *
…Тихо шурша шинами по мокрому асфальту, такси подвезло их почти к самому входу, к широким светлым распашным дверям из стекла. Они прошли в приемную в серо-бежевых тонах, оттененных зеленью искусственных растений по углам. На стенах висели невыразительные репродукции, на столике в центре холла – стопка потрепанных журналов о моде, психологии. На Мэриэм было бежевое просторное платье, которое почти сливалось с интерьером, делая ее почти невидимой.
На пороге кабинета их встретила администратор. Одна из тех милых брюнеток из глянцевых журналов, на которых обернется почти любой мужчина. Но Адам никого не замечал вокруг, он держал руку Мэриэм, нежно поглаживая, и его лицо говорило: он уверен, что на этот раз точно все будет хорошо.
– Проходите, – сверкнув очками в светлой оправе, пригласила администратор, – доктор Куртис ждет вас.
Доктор был человеком средних лет с уже наметившейся лысиной, немного оплывшей фигурой и понимающим взглядом. Он сидел за столом и что-то писал. На стене расположились в легком беспорядке дипломы и сертификаты. Все дышало респектабельностью и профессионализмом.
– Я прочитал историю болезни. Вам пришлось нелегко, удивительно, что мы вообще сейчас разговариваем с вами. Могу лишь поздравить с возвращением с того света – я, пожалуй, начну верить в чудеса. Пожалуйста, присядьте. – Доктор Куртис указал на кресло для посетителей перед своим столом.
Мэриэм, медленно колыхаясь, под этот неуместный и непонятный ей монолог проплыла к креслу.
– Расскажите, – продолжил врач, – что вы помните и чувствуете сейчас? У вас есть тревога? Возможно, страх?
Мэриэм, казалось, задумалась, глядя на деревья за окном. Адам сочувственно смотрел на нее. Такой простой вопрос, почему же она не может на него ответить?
– Я запуталась. – Долгая пауза, будто Мэриэм решает, продолжать выжимать из себя слова или нет. – Мне кажется, что все вокруг нереально. Я не узнаю себя, не узнаю мужа.
Она неловко опустила голову, словно стыдилась своих слов. Взяв перерыв еще на несколько секунд, тяжело вздохнула и продолжила:
– Бывают вспышки воспоминаний, но это больше похоже на отрывки каких-то фильмов со мной или что-то такое. Случаются просветы, но потом опять откат назад.
– Да, амнезия после вашего состояния – частый симптом, – без заминки ответил доктор Куртис. Он, кажется, был во всем уверен. – Со временем все восстановится. Я выпишу вам антидепрессанты, принимайте их по инструкции. – Он принялся оформлять рецепт на бланке.
И Мэриэм, и Адам слушали поскрипывание ручки о бумагу, каждый в своей тишине и одиночестве. Она – в отрешенном, он – в сосредоточенном, думая, что делать дальше. Взяв выписанный бланк, попрощавшись с доктором, они вышли из кабинета. Ее ладонь была холодной.
* * *
Леденящей волной обдал мокрый воздух.
– Нам не стоило приходить, все одно и то же, – выдавила она из себя.
Дождь продолжал накрапывать.
– Дорогая, все будет хорошо, я уверен. Просто нужно время, я с тобой. Вечером хотят зайти в гости Паттерсоны. Это наши старые друзья, – пояснил Адам, поймав ничего не выражающий взгляд жены. – Вы были очень близки с Хелен. Они переживают за тебя.
Она смотрела перед собой и, казалось, ничего не видела, ее пустой взгляд пугал еще больше.
* * *
Адам быстро справился с уборкой квартиры, благо она была не такой большой, доставка еды помогла ему худо-бедно решить вопрос с закусками для гостей. Он и понятия не имел до последнего времени, сколько всяких тонкостей и забот есть в таких, казалось бы, привычных делах. Теперь он учился справляться с ними прямо на ходу.
Как давно они не виделись? Да, с тех самых пор, как Мэриэм заболела. Значит, уже пару месяцев. С Дэвидом они учились вместе в колледже, даже жили в одной комнате в общежитии. Оба изучали право, а дальше жизнь каждого пошла своим чередом. Дэвид стал детективом полиции, распутывал сложные дела и, кажется, в этом преуспевал. Адам работал в юридической фирме, он специализировался на семейном праве. Оба женились и однажды, несколько лет назад, столкнувшись в очереди за утренним кофе, выяснили, что снова живут по соседству, пусть и не в одной студенческой комнате, но, по крайней мере, в одном районе города.
Адам познакомил Мэриэм, тогда еще его Мэриэм, с товарищем и его женой Хелен. Завязалась добропорядочная семейная дружба. Пары изредка наносили друг другу визиты на Рождество, дни рождения. Иногда выбирались вместе на барбекю. Но Адама интересовали в жизни только две вещи – его работа и Мэриэм. Он не хотел их делить ни с кем. Поэтому Паттерсоны были скорее необходимостью, Адам поддерживал с ними связь, чтобы они с Мэриэм не прослыли нелюдимыми, странными…
* * *
Странным образом Адам был и рад предстоящей встрече, и взволнован одновременно. С начала вечера он ходил по квартире туда и обратно, словно студент перед экзаменом, останавливаясь у входа и прислушиваясь к шагам, и, как только раздался звонок, тотчас открыл дверь и облегченно выдохнул:
– Проходите, мы вас ждали!
Дэвид, пропуская вперед жену, извинялся за задержку:
– Прости, старина, пробки, плюс еще этот дождь. Осень максимально сырая в этом году, – сказал он, складывая зонт и внимательно оглядывая углы, куда бы его пристроить, чтобы не наделать еще большей лужи, которая и так уже блестела под его ботинками. Немного помешкав, они наконец проследовали за хозяином дома.
Дэвид – высокий худощавый мужчина, в колледже его несколько раз выбирали капитаном команды по гребле. Он выделялся широкими плечами, мощной грудной клеткой и, казалось, всегда чуть обветренным лицом. Его темные глаза смотрели внимательно, волосы уже тронула седина. Клубный темно-синий пиджак, белая классическая рубашка и темные брюки, чуть удлиненные, по моде этого сезона, подчеркивали его легкую элегантность. Хелен – невысокая миниатюрная блондинка, смешливая и скорая на перемены настроения. Коктейльное платье бордовых тонов выделяло не только ее фигуру, но всю ее в любом пространстве и палитре цветов. Блестки золотых украшений дополняли изысканность ее наряда.
– Мэриэм! – громко позвал Адам…
* * *
Он пригласил друзей в гостиную, ближе к столу, небогатому, впрочем, закусками. На разномастных тарелках были разложены сэндвичи с тунцом и шоколадные кексы из ближайшего кафетерия. В графине желтел лимонад, доставленный оттуда же. Будь гости голодны, вечер мог бы закончиться неудачей для принимающей стороны, но все понимали, что они здесь не ради угощения, бурного веселья ожидать не стоит. Осмотрев еще раз нехитрую снедь, Адам понял, что этим вечером им явно понадобится что-то покрепче лимонада, и прихватил с углового столика початую бутылку Jack Daniel's Honey и три рокса. Подумав, взял и четвертый. Может, если они вместе немного выпьют, как раньше…
В этот момент в гостиной показалась Мэриэм в длинном домашнем платье, ее волосы были не слишком старательно убраны назад, отдельные пряди выбивались и падали на лицо. В приглушенном вечернем свете она выглядела мягко, почти нежно.
Адам невольно залюбовался. «Почти как раньше», – подумал он. Если бы не этот блуждающий взгляд и отрешенный вид, можно было бы решить, что они снова собрались мило посидеть, болтая о всяких пустяках.
Паттерсон и Хелен бросились приветствовать, чуть ли не обнимать Мэриэм. Все же они и правда рады были ее видеть живой, хоть и, очевидно, не вполне здоровой. Она смогла лишь вяло пожать им руки, немало обескуражив этим старинных приятелей.
Адам застыл посреди комнаты с бутылкой и бокалами в руках, спохватился и поспешил вернуться к роли радушного хозяина. Пока все остальные усаживались, он разлил виски по роксам. Поймав каким-то чудом взгляд супруги, неловко улыбнулся ей. Мэриэм не одарила его взаимностью.
* * *
Казалось бы, что такого – завести непринужденный разговор со старыми друзьями. Но неловкие паузы то и дело создавали гробовую тишину. Беседа не клеилась, распадаясь, словно плохо пропеченный пирог.
К сэндвичам никто не притронулся, хоть Адам и предлагал пару раз. Только бокалы то и дело пустели, и вот уже была откупорена вторая бутылка. Друзья пили, но веселее им не становилось.
Мэриэм сидела так, словно это она была в гостях, то и дело переводя взгляд с Дэвида на Хелен и обратно, натянуто улыбаясь невпопад их репликам. Сама она не сказала за вечер ни слова.
Адам попробовал разрядить обстановку музыкой и поставил пластинку с ненавязчивым джазом. Увы, в то и дело повисавшем молчании он звучал как-то жалко. Казалось, все вздохнули с облегчением, когда проигрыватель наконец также умолк. Не нужно было еще сильнее притворяться, что все как раньше.
Через три четверти часа этого мучения Адам потянулся за сигаретой:
– Мы пойдем немного подышим, а вы пообщайтесь, девочки, – сказал он и увел Паттерсона.
Тот охотно последовал за товарищем, они вышли на крыльцо и закурили в свете фонарей, отражавшихся в лужах на дорожке к дому.
Адам выдохнул дым, наконец он мог говорить:
– Я надеюсь, Хелен сумеет пробиться к ней. Я так устал, старина, эти полтора месяца я живу словно с чужим человеком. – Он помолчал. – Я стараюсь изо всех сил. Мы были у нескольких врачей. Все одно и то же – антидепрессанты и побольше отдыха. Это бред, друг, я не могу ее угробить, я только заново ее заполучил, достал с того света. – Адам тяжело вздохнул. Такая мука слышалась в его голосе. Казалось, порой он еле-еле мог выдавить слова вместо хрипа. И наконец умолк.
– Тебе не кажется, – прервал молчание Дэвид, – пора применить более серьезные меры?
– На что ты намекаешь? – встрепенулся Адам. – Клиника? Психушка?! Я никогда ее туда не отправлю. Даже если она однажды вообще перестанет меня узнавать и захочет придушить. Я люблю ее, понимаешь? Люблю. Не бросил тогда, ни за что не брошу и сейчас.
– Ладно, ладно, друг, успокойся, – встревоженно пытался успокоить его Паттерсон, хлопая по плечу.
Адам лишь устало кивнул в ответ.
Докуривали они в молчании.
* * *
В молчании Хелен пыталась придумать, как же завязать разговор с Мэриэм. Пусть они и не были подругами юности, но за те пару лет, что длилось знакомство, стали закадычными приятельницами, делящимися проблемами не реже, чем радостями. А тут будто чужой человек. Это действовало на нервы. Ходить вместе по ресторанам и ездить на побережье – это одно, а пытаться проникнуть за стену отчуждения – совсем другое. Тем более когда неясно, кто и что за ней.
Не придумав ничего более оригинального, впрочем ей и вправду было любопытно об этом узнать, Хелен спросила:
– Как у вас с ним сейчас? Все хорошо?
– Да.
«Еще бы было нехорошо. Тебе же вообще уже, кажется, все до лампочки», – чуть ли не со злостью подумала Хелен.
Вслух же, улыбнувшись со всем своим очарованием, завела разговор об их общем прошлом:
– А помнишь, мы в прошлом году ездили с ночевкой на озеро? Помнишь ту хижину? Говорят, ее снесли и строят отель.
– Понятно.
Хелен держала бокал в руке, вращая по кругу остатки виски на дне, словно это помогало ей придумывать новые темы для никак не задававшегося разговора. Бросив взгляд в сторону прихожей и входной двери, она воодушевилась:
– Мальчики, мы уже заскучали. Где вы? – бросила она фразу, как призыв к спасению.
Отправив окурки, полетевшие, как светлячки, и потухшие в ближайшей луже, Адам и Паттерсон вернулись в гостиную.
