Софья Соломонова "Белый Сокол"

Белый Сокол
Софья Соломонова

Молодой наследник воинского рода Рю Омано отказывается идти путем, выбранным для него семьей, и отправляется на далекий заморский Континент в поисках своего предназначения. Но на этом его приключения только начинаются. Рю предстоит пройти через множество испытаний, найти настоящего друга и испытать первую любовь. Но приведет ли это его к счастью?

Софья Соломонова

Белый Сокол

Caelum non animum mutant qui trans mare.

(Те, кто едет за море, меняют лишь небо, но не душу.)

Гораций

Пролог

«…и тогда Великий Оманоске понял, что не способны более духи и люди существовать вместе. И решил он закрыть врата, что соединяли два мира, чтобы не могли более духи проникать в мир людей и вносить хаос в жизни смертных. Собрал он всю свою силу, подобной которой не видел еще мир, и запечатал ею врата. И была эта печать, наложенная смертным, столь крепка, что ни один злобный дух не смог сломать ее, хоть многие и пытались.

Так и закончилась эра ведовства. Не могли больше люди заключать союзы с духами, чтобы получить часть их могущества. Но остались среди людей те, кто мог открыть духам путь в этот мир, и были то потомки Великого, в чьих жилах текли его кровь и его сила…»

Шум во дворе отвлек Рю от чтения, и юноша с тяжелым вздохом захлопнул книгу. До начала церемонии оставалось всего несколько минут, и нужно было еще успеть добраться до главного зала. Рю вернул том обратно на полку, поправил помявшуюся одежду и в последний раз окинул взглядом свое любимое место в поместье. В библиотеке царил полумрак, лишь кое-где многочисленные пылинки танцевали в полосах пробивающегося через не до конца закрытые ставни солнечного света. Три ряда высоких полок уходили в темноту в дальнем конце помещения, каждая плотно заставлена толстыми книгами в кожаных переплетах или аккуратными ровными стопками свитков из дорогого пергамента. Рю всегда следил за порядком в библиотеке и теперь, глядя на нее в последний раз, с грустью подумал, что без него все это собрание рискует прийти в упадок. Но выхода не было. Тяжело вздохнув, юноша выскользнул из здания в узкий проулок поместья.

Он хотел добраться до главного зала как можно быстрее и незаметнее, но не тут-то было.

– Рю! Вот ты где! Снова читал свои пыльные книжонки?

Кто бы мог подумать, Орта, «любимый» старший братец. Принесла же его нелегкая в эту часть поместья!

У Рю не было настроения отвечать на колкости брата, только не сегодня. Орта, старший сын их отца от первой жены, всегда относился к Рю как к ущербному, и тому с самого детства приходилось отбиваться от его нападок. Но сегодня был особенный день.

– Нервничаешь перед церемонией? – не унимался Орта, и в его голосе не было ни намека на участие. – Немудрено, уверен, отец упечет тебя куда подальше!

И Орта, гордо вздернув подбородок и явно ощущая свою победу, направился в сторону главного зала. Но Рю почти не обратил внимания на слова брата. Этот день действительно обещал стать поворотным в его жизни, вот только совсем не в том смысле, о котором думал Орта.

В зале было шумно, многолюдно и душно. Гвалт поднимался под самую поддерживаемую ажурными колоннами крышу, отражался от нее и возвращался обратно, усиленный стократ. Подушки для сидения лежали так плотно, что под ними едва виднелся пол, и почти все они уже были заняты. Еще бы, сегодня в поместье собралась вся семья до, кажется, десятого колена, и все эти многочисленные представители рода Омано пытались разместиться в явно не предназначенном для этого помещении. К счастью, для Рю как непосредственного участника церемонии было выделено отдельное место в самом центре зала, рядом с возвышением, где уже восседал его отец – нынешний глава семьи – Атума Омано. Сегодня он выглядел даже более серьезным и уверенным, чем обычно, хотя Рю не до конца понимал, как такое вообще возможно. Юноша усмехнулся про себя, невольно чувствуя удовлетворение от перспективы испортить отцу столь важную для его репутации церемонию, но тут же устыдился своих мыслей. Рю знал, что планирует совершить немыслимое и покрыть позором имя своего отца, и это угнетало его. Он всегда хотел, чтобы отец гордился им, но ничего не вышло, и вот настал день окончательно и бесповоротно отказаться от этой мечты.

Вскоре после того как Рю занял отведенную ему подушку, Атума громогласно призвал всех присутствующих к тишине. Когда все наконец расселись по своим местам и гам утих, глава семьи начал традиционную речь:

– Дети рода Омано! Мы собрались здесь, чтобы отметить вступление наших сынов и дочерей во взрослую жизнь! Сегодня мы определим судьбу каждого их них и призовем благословение великих духов, чтобы те осветили их путь своей благодатью!

Дальнейшую речь Рю слушал вполуха. За спиной отца и еще нескольких десятков гостей за окном теплое летнее солнце ласкало лепестки ярко-красных цветов, высаженных когда-то его матерью. Юноша в очередной раз порадовался тому, что она не дожила до этого дня и что поступок, который он совершит сегодня, не сможет причинить ей боль. Будь матушка жива, не факт, что он смог бы воплотить задуманное в жизнь. «Великие духи, укутайте ее душу своим светом», – помолился Рю и перевел взгляд на отца, который уже почти завершил вступительную речь. Решающий момент приближался.

– А теперь время определить судьбу моего младшего сына! – провозгласил Атума. – Рю, поднимись!

Юноша подчинился.

– Старейшины клана избрали для тебя службу в замке Яото! – Конечно же, они выбрали самый северный замок, прямо на границе с дикими землями, чьи обитатели и сами недалеко ушли от варваров, от которых защищают земли Гирина. – Принимаешь ли ты свою судьбу?

Рю в очередной раз удивился, что для церемонии совершеннолетия избрали именно эту формулировку: можно же было как-то завуалировать тот факт, что в роду Омано было не принято принимать самостоятельные решения. Он обвел взглядом окружающих его родственников, а потом, выпрямившись, так гордо и уверенно, как только мог, посмотрел отцу прямо в глаза и сказал только одно слово:

– Нет.

По залу прокатился шокированный шепот, куда более громкий, чем позволяли приличия. Отступать было больше некуда.

Рю видел, как напрягся отец, как заиграли желваки на его скулах, но когда Атума заговорил, его голос был таким же твердым и спокойным, как и всегда:

– Уверен ли ты в своем выборе? Отказавшись принимать свою судьбу, ты должен будешь покинуть пределы поместья до захода солнца. Ты можешь взять с собой только свои вещи и своего коня. Ты более не будешь носить гордое имя Омано и не сможешь передать его своим потомкам!

Шум в зале все нарастал, и на последних словах голос Атумы все-таки дрогнул. Рю отчаянно хотелось верить, что отцу больно говорить такое своему младшему сыну, но он знал, что для главы рода Омано важны лишь репутация и положение. Придется удовлетвориться этой секундной потерей контроля. Поэтому, все так же глядя отцу прямо в глаза, Рю твердо произнес фразу, которую повторял про себя множество раз в последние дни:

– Я, Рю, отныне отрекаюсь от рода Омано. И впредь буду сам выбирать свою судьбу.

После он выдержал паузу, все так же глядя отцу в глаза. Тот тоже не отводил взгляда, и, даже несмотря на разделяющее их расстояние, Рю почти физически чувствовал ярость Атумы. Но Рю много раз приходилось сталкиваться с гневом главы семейства, и он выдержал его, не дрогнув.

Он сделал это! Столько лет он терпел презрение, издевки и пренебрежение и наконец-то дал отпор своей семье, своему клану. Его поступок был церемониальным эквивалентом плевку в лицо и имел далеко идущие последствия. В Гирине без имени делать было нечего. Род, к которому принадлежал человек, определял его место в обществе, его занятие и отношение к нему окружающих. Имя рода – первое, о чем спрашивали при знакомстве, и последнее, что произносили, предавая тело усопшего огню. И не было для гиринца ничего страшнее потери этого имени, ведь оторванный от рода человек мог рассчитывать лишь на жизнь нищего или преступника. Даже монахи не брали в свои ряды тех, кого отверг род. Так что добровольное отречение от своей семьи для большинства было чем-то немыслимым, особенно когда речь шла о таком знаменитом клане как Омано. И Рю был уверен: все собравшиеся родственники сейчас гадают, что теперь с ним станет. Но то, что он задумал, не привиделось бы им даже в самом безумном сне.

Когда шум в зале наконец начал стихать, Рю развернулся и двинулся к выходу. Люди расступались перед ним. Хотя правильнее было бы сказать, что они с ужасом или отвращением отшатывались в сторону, когда он проходил мимо. В последний раз кто-то из отпрысков Омано отрекался от семьи несколько сотен лет назад, и Рю не сомневался, что его сегодняшний поступок будет обсуждаться в коридорах поместья примерно столько же.

Единственной, кто не отшатнулась от него, была Кора, его младшая сестра. Девочка подняла на него мокрые от слез глаза и хотела было что-то сказать, но нянька жестко отдернула ее в сторону. Сердце Рю сжалось от этого зрелища. Они всегда были близки с сестрой. Малышка Кора любила холодными зимними вечерами слушать истории, которые Рю находил в старых книгах. Но он знал, что традиции семьи слишком крепко сидят в сознании девочки, и она никогда не последовала бы за ним в изгнание. С ранних лет Кора только и мечтала о том, как старейшины выберут ей богатого и уважаемого мужа, которому она родит сильных наследников. И истории, которые она хотела услышать, всегда повествовали о великих воинах и их верных женах.

«Прости меня, Кора, – подумал Рю, в последний раз глядя на сестру, – но я должен был выбрать себя».

У конюшни его уже ждал конь, в седельных сумках которого поместились все немногочисленные пожитки младшего сына рода Омано. Рю ласково потрепал животное по морде и в последний раз окинул взглядом поместье. Солнце почти достигло зенита, и в его жестком ярком свете все казалось особенно четким: темно-зеленые черепичные крыши и расписные колонны здания поместья, небольшие остроконечные алтари, посвященные различным духам, две скульптуры мифических зверей-охранников у ворот, аккуратно остриженные деревья и ажурные ярко раскрашенные беседки в саду. Было тихо, все обитатели поместья все еще находились в главном зале, где продолжалась церемония совершеннолетия. Залитый солнцем и безлюдный, родной дом вдруг показался Рю не более чем красивой картинкой в иллюстрированной книге. Впрочем, для него это место теперь и правда было не более доступно, чем волшебные сады и дворцы с гравюр.

«Сегодня начинается моя новая жизнь!» – с этой мыслью он направил коня к воротам, чтобы более никогда не возвращаться.

Бравада и уверенность рассеялись где-то через полчаса, и на смену им пришли страх и сомнения. Порвать все связи с прошлым было удивительно легко. Но вместе с семьей, которая никогда его не принимала, в прошлом осталась и стабильность, которую давали жесткие традиции Омано. Сколько себя помнил, Рю знал, чем будет заниматься сегодня, завтра и даже в следующем месяце. Жизнь в поместье текла размерено и по четкому плану. Но он оставил ее позади, и будущее из ярко освещенной дороги превратилось в темную предательскую тропу по краю обрыва. Когда осознание своего положения наконец накрыло юношу, он испытал страх столь сильный, что едва мог дышать. Ему пришлось вспомнить все, чему его учил мастер Роута, чтобы сосредоточиться и трясущимися руками направить коня в ближайшую рощу.

Въехав в нее, Рю кое-как сполз с коня и накинул повод на низкорастущую ветку. К счастью, недоделку протекал небольшой ручеек, и Рю, упав рядом с ним на колени, плеснул себе холодной водой в лицо. Он делал это до тех пор, пока дыхание не успокоилось и сердце не перестало как бешеное колотиться в груди. Тогда юноша позволил себе упасть спиной в мягкую сочную траву и снова подумать о будущем.

У него был план, который он продумывал уже не один месяц. И у него было все необходимое для воплощения этого плана в жизнь. В седельных сумках лежала карта: на ней отмечена дорога до Карота, главного порта страны. В Кароте всегда много кораблей. Наверняка найдется капитан, который согласится взять к себе лишнего матроса. И когда корабль причалит в порту на Континенте, новая жизнь Рю начнется по-настоящему. «Вот тогда-то и будет время паниковать, – попытался успокоить себя юноша, – а пока ты знаешь, что делать».

В конце концов Рю удалось восстановить дыхание и отделаться от удушающего страха, но он решил остаться в роще еще ненадолго. Над его головой шелестели ярко-зеленой листвой камфорные деревья, небольшие яркие птички перелетали с ветки на ветку, а еще выше по небу неспешно ползли маленькие белые облака. Умиротворяющая атмосфера вкупе с полуденной жарой и пережитым напряжением разморили Рю, и он сам не заметил, как задремал, прикрыв глаза рукой.

Поглощенный своими переживаниями, Рю не заметил, что все это время за ним наблюдали. Впрочем, даже заметь он сидящую на одной из низких веток белую птицу, он не придал бы этому значения. Но если бы юноша разбирался в птицах чуть лучше, он не смог бы не обратить внимания на странности в ее поведении. Сокол, а это был именно он, – не та птица, которую часто можно встретить без дела сидящей в тени деревьев в разгар дня. Но еще более странным было то, что сокол неподвижно сидел на ветке и внимательно смотрел на Рю, и пока тот пытался справиться с неожиданным приступом паники, и когда он задремал на залитой солнцем поляне. Улетел сокол лишь тогда, когда юноша, проснувшись, снова двинулся в путь.

Глава I

Конь под ним шел неторопливым шагом, так что Рю почти не думал о дороге. Юноша безмятежно сидел в седле и любовался окрестностями. В прошлом ему лишь несколько раз удалось выбраться из столицы, и умиротворенный сельский пейзаж был в новинку. Его восхищало то, как неторопливо и спокойно шла жизнь сельских жителей: день начинался всегда с первыми лучами солнца, завершался с его заходом и состоял из ежедневной тихой рутины, на которую не влияли ни смены императоров, ни придворные дрязги, ни политические перевороты. Несколько минут назад Рю притормозил несущегося галопом коня, и теперь, освеженный быстрой ездой и прохладным ветром, с силой бьющим в лицо, давал отдохнуть и себе, и животному. Уже сегодня он рассчитывал добраться до Карота, а ведь с тех пор, как он покинул столицу, прошло всего четыре дня. Столь успешное продвижение вкупе с окрестными красотами и невероятным чувством свободы делали настроение Рю необычайно хорошим, и он, сам до конца не осознавая этого, чуть улыбался.

Подумав немного, юноша решил, что вполне может позволить себе устроить небольшой привал. Он въехал на поросший травой пригорок в нескольких метрах от дороги и, спешившись, отпустил коня пастись.

Когда Рю уже сидел в тени невысокого дерева, росшего на холме, и жевал совершенно безвкусную лепешку, из-за поворота показался низенький пожилой человек, одетый как монах-отшельник. Он неспешно шел по тракту в направлении столицы, но, увидев человека на холме, повернул в его сторону.

Подойдя ближе к пригорку, монах махнул Рю рукой, привлекая его внимание, и спросил скрипучим, но в то же время очень ласковым голосом:

– Приветствую, путник. Не найдется ли у тебя глотка воды для странствующего старика?

Рю любил монахов, которые иногда заходили в поместье, хотя и не понимал их отшельничества. Они всегда были добры к нему и с интересом разговаривали с ним об истории и философии – темах, которые никто в поместье поддержать не мог. Поэтому юноша, ни секунды не колеблясь, ответил с легким поклоном:

– Конечно, садитесь. – С этими словами он поднял лежащий рядом бурдюк с водой.

Монах, опираясь на посох, сделанный из толстой узловатой ветки, медленно взобрался на холм и опустился рядом с Рю. Чуть помедлив, он принял из рук молодого воина бурдюк и, сделав осторожный небольшой глоток, спросил:

– И куда же ты держишь путь?

– В Карот, почтенный.

– Ты идешь торговать? – удивился монах. – Но где же твои товары?

– Нет, почтенный, я планирую сесть на корабль и уплыть на Континент. – Рю впервые произнес это вслух, и это совсем не добавило ему уверенности в правильности своего решения.

– Это, сдается мне, был непростой выбор… – начал монах, но вдруг отвлекся и уставился куда-то в крону дерева, под которым они сидели.

Рю хотел было окликнуть монаха, но тот вдруг так же неожиданно положил бурдюк на землю, поднялся и собрался уходить.

– Что ж, удачи тебе, юный странник, – только и сказал он, уже спускаясь с холма, но через какое-то время все же обернулся и добавил: – Хотя с таким спутником она будет тебе сопутствовать.

Рю с удивлением посмотрел на удаляющегося монаха, не понимая, о чем он говорил. «Должно быть, старость и отшельничество помутнили его разум», – решил он и вернулся к своей лепешке и своим сомнениям, почти тут же забыв об этом странном разговоре.

* * *

В Карот Рю прибыл только на следующее утро. Добравшись до окраины города поздним вечером, юноша решил переночевать на свежем воздухе, пока была такая возможность: блуждать по ночным улицам было рискованно, да и тратить и без того несущественные запасы денег на гостиницу совсем не хотелось.

Утренний Карот очень удивил Рю. Он никак не ожидал, что портовый город будет настолько отличаться от столицы. Солнце еще только взошло, а улицы уже заполнили разномастные повозки, телеги и пешеходы, несущие большие тюки в им одним известном направлении. Наличие коня дало Рю преимущество в этой толпе и позволило без проблем добраться до порта, к которому, кажется, из любого конца города вела прямая, широкая дорога.

Пока его конь неспешно шел в потоке людей и телег, Рю оглядывал окрестности. Карот даже архитектурой и планировкой совсем не походил на столицу. Дома здесь были более низкими и куда более старыми, но при этом все они были выкрашены в яркие цвета и украшены замысловатыми вывесками. Казалось, что в каждом здании города находится какое-то заведение: трактир, лавка заморских товаров или игральный салон. Даже в столь ранний час на улице стоял невероятный гам: владельцы криками завлекали прохожих в свои заведения, кто-то торговался прямо на улице, а у входа в один из постоялых дворов шумная толпа делала ставки на петушиные бои. Откуда-то тянуло одновременно и свежими булочками, и навозом многочисленных вьючных животных, и немытыми телами грузчиков. Все это многообразие ощущений обрушилось на Рю как ледяной водопад, почти оглушая привыкшего к размеренной и чинной жизни поместья Омано юношу. На секунду он испугался, что потеряется в этом невероятном бардаке, но именно в этот момент дорога резко пошла вниз, и ему открылся вид на море. Рю никогда раньше не бывал в прибрежных городах и невольно ахнул, восхищенный бесконечной сверкающей на солнце водной гладью, простирающейся до самого горизонта. В гавани на якоре стояло несколько десятков кораблей, и это вселило в Рю надежду, что один из них сможет доставить его на Континент. Окрыленный этой мыслью, он подогнал коня, желая как можно скорее добраться до порта.

Найти портовое управление оказалось задачей несколько более трудной, чем поиск самого порта. Оно занимало, пожалуй, самое неприметное здание на набережной. Деревянное, выкрашенное коричневой краской, которая во многих местах высохла и отслоилась, да еще и «украшенное» совершенно незаметной выцветшей табличкой! Входя внутрь, Рю невольно опасался, как бы оно не обвалилось ему прямо на голову. И поэтому внутреннее убранство его невероятно изумило. Изнутри портовое управление представлялось дворцом: стены завешаны коврами тонкой работы, вся мебель из красного и черного дерева, паркет блестящий, как свежий снег.

Однако встретили его совсем не по-дворцовому, что, впрочем, было обычным делом для гиринских чиновников. Чтобы все-таки добраться до злого и уставшего служащего, отвечавшего за иностранные суда, Рю пришлось несколько раз обойти все управление и провести в очереди несколько часов. Да и выяснить удалось только то, что между Гирином и Континентом курсирует один-единственный корабль, который, возможно, прибудет в ближайшие дни, а может быть, и через пару месяцев. Подобная неопределенность лишь усилила нервозность, которую Рю начал испытывать еще прошлым вечером, когда впервые услышал далекий шум морских волн и окончательно осознал, что дороги назад уже не будет.

Посещение портового управления заняло почти весь день, но Рю все-таки успел до захода солнца добраться до местного рынка и продать своего коня первому попавшемуся торговцу. Тот выложил за скакуна немалую сумму, но Рю все равно было грустно расставаться с животным, которое он знал еще жеребенком. Но делать было нечего, о том, чтобы взять лошадь на корабль, не могло быть и речи.

Покончив с делами, Рю отправился искать постоялый двор, в котором можно было бы пожить до прибытия корабля. В районе порта хватало заведений, но большая их часть выглядела так плачевно, что Рю побоялся даже заходить в них – его преследовала мысль, что, только заглянув туда, он подхватит блох или чего похуже. А найдя, наконец, прилично выглядящую гостиницу, он напоролся на едва одетых девиц, которые схватили его за руки и попытались затащить внутрь, охотно демонстрируя свои прелести. Когда Рю, залившись краской, вырвался из их цепкой хватки и вылетел на улицу, он услышал за спиной их ядовитое хихиканье и замечания об отсутствии у него мужской силы. В столице он с таким никогда не сталкивался, и даже сама мысль о женщинах столь распутных, чтобы распахнуть свои платья перед первым встречным, казалась ему глубоко порочной. Но порт жил по своим правилам.

В конце концов Рю все-таки нашел приличное заведение, не предоставляющее дополнительных услуг. Гостиница, расположившаяся в двухэтажном деревянном доме, выкрашенном в приятный глазу голубой цвет, обещала неплохие условия, но денег у Рю хватило только на крошечную комнату в полуподвале. По ее углам темными провалами зияли мышиные норы, а узкие зарешеченные окна, выходившие на набережную, находились всего в нескольких сантиметрах от земли. Но по крайней мере, в соломенном матрасе не было клопов. Рю подумал, что ему пора привыкать довольствоваться малым: удобства, которые он всегда воспринимал как должное, ему больше не по карману. Рю хотелось верить, что ему не придется задержаться в этой каморке надолго, но предательский голосок на задворках сознания шептал, что корабль может и вовсе не приплыть, а нищета и мыши теперь навсегда.

* * *

Корабль с Континента прибыл только через полторы недели. Вопреки ожиданиям Рю, это был небольшой двухмачтовый бриг с красивым названием «Дорога к мечте», написанном на альбийском – языке ближайшего к Гирину континентального государства.

Рю легко нашел капитана, высокого загорелого мужчину с совершенно выжженными солнцем волосами, который стоял недалеко от корабля и зычным голосом раздавал команды своим людям и портовым рабочим, занимающимся разгрузкой. Когда Рю подошел к нему и попытался узнать, берет ли «Дорога к мечте» пассажиров, капитан, даже не посмотрев на юношу, озвучил цену, существенно превышающую его возможности. И только когда Рю спросил, может ли он отработать часть стоимости, капитан бросил на него оценивающий взгляд и рассмеялся:

– Парень, ты когда-нибудь вообще делал морскую работу? – У него был низкий, немного хрипловатый голос и ужасное произношение, которое сильно мешало Рю понимать его.

– Нет, уважаемый, – такое пренебрежение оскорбило Рю, – но я достаточно силен и ловок, чтобы делать любую работу, которую вы можете мне поручить.

– Так уж и любую? – Капитан прищурил глаза и даже не пытался скрыть усмешку. – Давай-ка проверим! А то ударим по рукам, а потом окажется, что ты ни на что не годный недотрога! Видишь вон те мешки? Помоги-ка парням перенести их на склад!

Капитан указал рукой на кучу увесистых мешков, лежащих прямо на причале. Рю уже видел, как матросы, кряхтя, поднимали мешки и тащили их в ближайшее здание, которое, видимо, и было складом. Юноша понимал, что ему будет непросто донести такой мешок в одиночку, но был уверен, что справится. Мастер Роута на тренировках заставлял своих учеников делать и не такое.