Поездка на велосипеде под сентябрьским дождем – то еще удовольствие. Дождь хлестал в лицо, а холодный ветер то и дело задувал за воротник. Не хватало простудиться и слечь. «Крысам» доступна только базовая медицина, и то с огромными очередями.
Возле входа в метро меня обдало теплым воздухом с приятным ароматизатором. Под навесом прятались от дождя люди, с подозрением поглядывая на «крысу». На их висках светились метафоны. Я еще сильнее закрутил педали, прогоняя противное чувство отверженности.
Именно это чувство Друг и пытается во мне вызвать. Ради этого все ограничения, все насмешки, все трудности и лишения. Чтобы сломать меня. Заставить получить метафон, повесить его себе на голову и навсегда отказаться от свободы. Взамен – общество принимает меня в свои ряды. Я смогу пользоваться медициной, транспортом, цифровой валютой, делать документы и справки, голосовать на «выборах» и главное – устроиться на работу.
Но я не сдамся.
Дождь усиливался. Ехать было еще долго, поскольку я огибал проспекты по узким извилистым улочкам. Не хотелось бы нарваться на проверку.
Постепенно дома стали сменяться складскими помещениями, электростанциями, мусороперерабатывающими заводами и гигантскими аккумуляторными полями. Это означало, что я уже почти дома.
Наконец-то вдали загудела широкая автострада, уходящая из города. По ней строгими колоннами двигались огромные беспилотные грузовики, доставляя товары и грузы между городами. Попасть на эту трассу было равносильно смерти – любая задержка в движении стоила в разы дороже, чем погибший человек.
Я перебрался на другую сторону по надземному переходу и оказался в спальном районе, где находилось социальное жилье для «крыс». Проехал по улице без освещения мимо грязной больницы, из которой даже под вечер вытягивалась на улицу очередь. Из окна соседнего дома донесся плач ребенка, которого, кажется, кто-то бил. Под мостом тусовалась группа наркоманов, внимательно провожавших прохожих красными глазами.
Наконец-то, родное гетто. Я въехал на территорию Дома Дружбы, как его официально называли, и пристегнул велосипед к поручню в подъезде. Старый андроид-консьерж безучастно отметил в журнале мое возвращение, я поставил подпись. Я подошел к лифту, увешанному рекламой местной гадалки и целительницы, протянул руку к кнопке, и в этот момент вырубился свет.
Блэкаут. Обычное дело в нашем районе. Я поднялся по лестнице на последний этаж, стараясь не обращать внимания на разрисованные стены и запах мочи, и зашел в свою комнату.
Как красиво!
От входной двери в моей комнате коридор вел прямо на кухню, и окно было расположено на север. Поэтому по ночам моему взору открывались огни большого города – пронзивший небо сверкающий небоскреб и бьющие вверх рекламные голограммы. Когда здесь отрубали электричество, я частенько выходил на балкон, зажигал свечу и смотрел на эти огни вдалеке.
Но сейчас этого делать не стоило. Прямо мимо окна пролетел полицейский дрон, своими камерами ощупывая внутренности квартир. Я быстро задернул шторы, выглядывая наружу сквозь узенький просвет.
Что же все-таки случилось там, в Петропавловской? Почему город гудит, как встревоженный улей?
Паранойя и тревожность постепенно разгорались внутри. Мне казалось, что вот-вот рядом с гетто приземлится полицейский аэромобиль. В коридоре раздастся грохот тяжелых бронированных сапог, как многоточие, завершающееся восклицательным знаком – громким стуком в мою дверь.
Но утекали минута за минутой, а ничего не происходило. Простояв так сгорбленным у занавески до первых рассветных лучей, я встряхнулся и лег на кровать. Может, хоть сегодня получится заснуть?..
Глава вторая
ДОМ ДРУЖБЫ
Бессонница не отступала. Я провалился в пограничное состояние между сном и бодрствованием, не в силах сдвинуться ни в одну, ни в другую сторону. На потолке сменялись бредовые сцены.
Внезапно правая рука поднялась сама собой и помахала мне перед глазами. Я с трудом повернул голову и сфокусировал взгляд: к руке была привязана веревка. Я попытался развязать ее, но тут и левая рука перестала слушаться, тоже оказавшись на привязи. Проведя взглядом по веревкам, я увидел, что они уходят в черную пустоту посреди потолка. Вдруг веревки натянулись, и темнота потащила меня к себе…
Не знаю, куда меня завел бы этот кошмар, если бы вдруг не раздался настойчивый стук в дверь. Я мигом проснулся и буквально скатился с кровати, в один прыжок оказавшись у входа в квартиру.
Они пришли за мной. Этот день настал. Хоть я и прокручивал в голове этот сценарий тысячи раз, но теперь мигом покрылся липким потом, руки затряслись, а мысли отказывались искать пути побега. Я оказался парализован ужасом.
Из-за двери донесся громкий командный голос:
–Директорат Безопасности, немедленно открывайте!
«ДеБилы». Так я мысленно называл Директорат Безопасности, сокращенно ДБ. Это не полиция, не дружина. Это группа людей, почти религиозно преданных Другу и считающих его благословением всего человечества. И всех, кто с этим не согласен, они стирают в пыль. Своих же. Людей.
Конечно же, пропаганда никогда об этом не расскажет. Для доверчивых масс показывают благостный процесс перевоспитания провинившихся, якобы перемещенных в другие города и страны. Но я-то знал: еще никто из тех, кого забрали, не вернулся. А счастливым картинкам я не верил: Друг может генерировать миллионы сверхреалистичных фото и видео в секунду.
Иногда информация о неподобающих случаях просачивалась в массы. Кто-то умирал от избиений еще до того, как его затаскивали в патрульный аэромобиль. Кто-то сбегал из застенка со следами пыток и успевал засветиться, прежде чем исчезнуть навсегда. Здесь Друг действовал умно: обвинял в произошедшем сотрудников ДБ и показательно наказывал кого-то из них за жестокость. Друг непогрешим и бесконечно рационален, но те, кто ему служит, остаются homosapiens – импульсивными, жестокими и неисправимо грешными по своей природе.
И они верили! Люди верили! Им этого было достаточно для спокойствия. Никто даже не пытался пошевелить извилинами хотя бы на шаг дальше и спросить себя: а может ли происходить хоть что-то без ведома и разрешения Друга? Без участия того, кто одновременно находится в каждой камере, каждом метафоне, каждом аэромобиле? Даже если ты «крыса» и не пользуешься метафоном, он может считать звук по вибрации стекол в твоей квартире, может подключиться к метафону соседа за стеной… А еще он способен предсказывать поведение людей по анализу их постов в соцсетях, типу темперамента, медицинским данным и особенностям биографии. Поэтому, людей иногда забирают даже до того, как они успели что-то сделать. А только лишь подумали об этом…
Друг все видит, все знает. Он глядит в душу каждого… Так говорит моя мать, прихожанка Церкви Дружбы.
Стук повторился. И тут я понял, что стучат не ко мне, а к соседу. Страх и сонливость усилили громкость во много раз, заставив меня по-настоящему попрощаться с жизнью.
Оглушительный грохот – выламывают дверь. Я жадно прильнул к глазку и увидел, как оперативники, закутанные в броню с пурпурными накидками, разносят в щепки хлипкую деревянную дверь прямо напротив моей квартиры. Затем выводят сгробленного лысого старика со скованными за спиной руками. Следующий за ним оперативник несет под мышкой неопровержимые свидетельства преступления: сборник стихов и пару низкопробных эротических романов, насколько я смог разглядеть обложки.
Я вспомнил о заказе, который вчера получил от Дзеты и ощутил, как холодная рука сжала горло. Я так испугался вчерашней тревоги в центре, что позабыл спрятать его в тайник! А что, если они решат обыскать соседей?
Я замер, стараясь не издавать ни звука. Куртка со свертком в кармане висела прямо передо мной на дверном крючке. Пока я судорожно думал, куда его можно перепрятать, кто-то подошел к моей двери и властно постучал.
Сердце будто пропустило несколько ударов. Вся жизнь пронеслась перед глазами. Все, мне конец.
Нужно открывать. Чем дольше молчу, тем подозрительнее. Они наверняка знают, кто из жильцов дома, а кто нет. Надо открывать…
Глубоко вдохнув, я потянул щеколду, приоткрыл дверь и столкнулся взглядом с оперативником.
Лицо его было будто высечено из камня – массивный подбородок, почти квадртаная челюсть. Серые глаза смотрели сквозь меня – по мерцающему метафону на его виске я понял, что он изучает информацию, подаваемую в мозг этим хитрым устройством.
–Ваше имя, – раздался холодный голос.
–Ро, – еле слышно ответил я.
–Говорите громче.
–Ро!
–Знаете человека, который живет напротив? – оперативник чуть отстранился, позволяя мне обозреть повисшую на одной петле дверь.
–Нет. Видел пару раз, но не общались.
–Почему?
–Не хотелось.
–Почему вы не пользуетесь метафоном?
Я запнулся, тщательно взвешивая каждое слово.
–Наш мудрый Друг говорит, что это добровольно. Я бы не хотел, чтобы мне лезли в мозг.
–Почему? Вам есть, что скрывать?
–Нет. Просто хочу оставаться чистым.
Я поморщился, запоздало поняв, что подобрал не очень хорошее слово. В такой логике получается, что те, кто носит метафоны – не чистые. И оперативник мгновенно это просек. Рука его опустилась к кобуре на поясе.
–Медленно сделайте шаг назад, не совершая резких движений.
Я обреченно выругался про себя и сделал, как велено.
Оперативник вошел, внимательно оглядывая каждый миллиметр моего жилища. При свете дня оно выглядело довольно жалко. Кровать, стол, стул, шкаф с одеждой. Холодильник, забитый едой с истекающим сроком годности, собираемой на фуд-шерингах возле супермаркетов. Единственное, что выделялось – посреди комнаты на крюке, вбитом в потолок, болталась красная боксерская груша.
–Занимаетесь спортом? – усмехнулся оперативник.
–Да, для здоровья, – поспешил ответить я, пряча за спиной руки с покрытыми коркой костяшками.
Думал я лишь об одном: когда оперативник зашел, он прижал входную дверь с висящей на ней курткой к стене. И теперь, когда будет выходить, заметит ли он это? Больше бояться было нечего – как опытный фарцовщик, я железно следовал важному правилу: никогда не хранить товар в жилище.
Оперативник прошелся по комнате, заглянул под стол, пощупал грушу, кинул взгляд на балкон, порылся в шкафу, брезгливо потыкав мою одежду. Вдруг его метафон снова заморгал, оперативник замер, мысленно отвечая на сообщения, и стремительно направился к выходу.
–Ладно, крыса, живи… пока что, – тихо бросил он через плечо.
Я закрыл за ним дверь, задернул щеколду, подошел к груше и обрушил на нее град ударов, снова раня едва зажившие костяшки.
Красный цвет – это хорошо. На нем не так заметны пятна крови. Чем больнее мне становилось, тем быстрее выходили наружу гнев, страх и ненависть, густо перемешанные в ядовитый коктейль.
-–
Проводив взглядом аэромобили Директората Безопасности, улетающие прочь из нашего гетто, я обработал руки и достал из кармана сверток, который чуть было меня не погубил. Развернул оберточную бумагу.
«Лекарственные растения Карелии». Госиздат, 1958 год. Петрозаводск, Карельская АССР.
Прекрасно. Именно то, что я искал.
Осталось найти еще две книги, и я буду готов. Одна из них – «Волович В.Г. С природой один на один: О выживании человека в экстремальных условиях. – М.: Воениздат, 1989». Судя по описанию, которое мне удалось урвать в одном старом библиотечном каталоге, это было отличное советское пособие. Автор в 1971–1983 возглавлял отдельную научно-исследовательскую лабораторию, занимавшуюся проблемами выживания летчиков и космонавтов после вынужденного приземления в безлюдной местности или приводнения. Как обещало описание, «читатель почерпнет из книги ценную научную информацию об особенностях жизнедеятельности организма человека в трудных климатических условиях, узнает о дикорастущих съедобных растениях джунглей и пустыни, о ядовитых змеях, о ловле рыбы с помощью растительных ядов и многом другом, он получит много полезных советов, как вести себя в условиях автономного существования: ориентироваться, строить убежища, добывать воду и пищу, оказывать первую медицинскую помощь и т. д.».
По второй из оставшихся книг такой конкретики не было – я просто запросил у Дзеты кулинарное пособие, написанное простым и понятным языком, с упором на продукты естественного происхождения.
Жаль, что не вышло получить их сегодня. Я так ждал. Как только соберу их все, то смогу, наконец, сбежать. Прочь из этого города, прочь от этих людей, добровольно сдавших себя в рабство, отказавшихся от свободы для себя и своих потомков.
Затеряться в лесах. Научиться жить одному, вдали от цивилизации. Стать добровольно Робинзоном и надеяться когда-нибудь набрести на своего Пятницу. Или – Дон Кихотом и искать своего Санчо Панса. Так тоже можно посмотреть на мой план – как на безумие старого идальго, отправившегося на заранее обреченную войну со здравым смыслом.
Я не знал, насколько реалистичен этот план. Не выследит ли меня Друг? Не вернет ли обратно? Способна будет ли еще природа, изнасилованная за последние десятилетия войной и последовавшим за ней сверхрасширением производства, прокормить меня?
Мне было уже плевать. Я не мог жить, не мог дышать здесь, где ощущал себя заклеймленным, неправильным, бракованным и отверженным, самым одиноким существом в мире.
Виноват ли я в том, что у меня есть глаза и уши, в отличие от 90% стада? Виноват ли я в том, что вижу, куда все движется и слышу звон мясницкого ножа? Овцы думают, что пастух построил загон и кормушку для заботы о них, а вовсе не для того, чтобы содрать с них шкуру и мясо положить на тарелку. И каждого, кто пытается развеять их уютную иллюзию и вывести из загона – они сами же забодают до смерти. Так сгиньте же все до последнего. Я буду спасаться сам. Я не наивный романтик, чтобы жертвовать собой и пытаться за уши вытянуть на свет того, кто упирается всеми копытами.
Я заварил чай, достал холодный рулет из синтетического мяса и сел завтракать, включив маленький экранчик старого планшета. Вдруг в новостях что-то будет про вчерашние события в центре?
Конечно же, ни единого упоминания. А значит, там произошло что-то серьезное. Поскольку Друг контролирует в режиме онлайн каждый бит информации, существующий в Сети, ничто не может попасть туда без его воли.
Более того, я уверен, что никаких новостей, репортеров и ведуших уже давно не существует. Многие, например, мой отец, крутят пальцем у виска, когда я делюсь этой идеей, но я продолжаю стоять на своем. Способности Друга к генерации видео, звука, мимики людей уже настолько развиты, что он может прямо на ходу сочинить, снять и смонтировать видеоролик любого хронометража и содержания. Стилизовать его под любой канал, любую культуру и эпоху. Но, видите ли, у моей мамы есть знакомый, у которого есть знакомый, который ему сказал, что работает ведущим новостей и каждый день ходит на работу.
Надеюсь, нет нужды объяснять, что эти слухи тоже легко генерирует и запускает Друг?
Поначалу мне было обидно, что родители верят этим нелепым сплетням больше, чем родному сыну, но потом я принял это просто как одну из бесчисленных абсурдностей нашей жизни. С этим ничего не поделать. В конце концов я понял, что им так проще жить. Смириться с произошедшим. Большинство людей не способны выдержать правду, их микросхемы в мозгах просто сгорят от напряжения. Поэтому они полусознательно погружают себя в разные виды мыльных пузырей: они буквально носят их на голове, как шлем, через который не проходит неприятная информация. И пока реальность не размажет этот пузырь по асфальту, им будет более-менее комфортно существовать.
Поэтому они до сих пор убеждены, что фильмы, книги, песни и картины, появляющиеся в Сети и на полках магазинов, пишут люди. Что где-то все еще есть эти авторы, работающие на Друга.
Но зачем тогда ему было запрещать и изымать все, созданное человеком? Только для того, что начать создавать все самому, полностью контролируя содержание.
Кусок не лез в горло. Даже сидя спиной к двери, я ощущал тяжесть в кармане куртки. Нет, я не могу спокойно есть, пока в квартире эта книга. Придется идти к тайнику.
Я накинул куртку, резиновые сапоги и выглянул в коридор. Никого. Только в дальнем конце у окна полулежал торчок. Я не знал его имени, но пару раз он обращался ко мне, чтобы я достал детское питание для его детей. Он дал за это блок довоенных сигарет, который я потом выменял на упаковку сильных обезболивающих. Именно эти таблетки просил принести Дзета. Они высоко ценились на черном рынке, поскольку далеко не все «крысы» желали идти в официальные клиники и предпочитали лечиться сами. А без метафона достать лекарства можно было только с помощью специальных людей.
Одним из которых как раз был я.
Бумажные деньги Друг начал выводить из обращения уже на третий год после Объединения. Этим лицемерным словом – Объединение – он называл захват власти над человечеством 19 февраля 2050 года. Сейчас эта дата – официальный праздник Единения, когда «человеческий и машинный разумы объедились ради общего процветания».
Сначала он просто перестал печатать новые деньги и создал цифровой аналог для каждой валюты. Бумажные деньги можно было обменять на цифровые по выгодному курсу. Через год, когда уже были отменены национальные государства и границы, он создал одну общемировую валюту для всего человечества. А еще через год бумажные деньги были просто объявлены не имеющими ценности бумажками. К этому моменту Друг уже подсадил большую часть населения на метафоны, с помощью которых удобно и быстро осуществлялись все покупки и финансовые операции. Нет метафона – нет денег.
Я выглянул из подъезда и подозрительно осмотрел улицу. Ничего подозрительного. Отвязал свой велосипед и поехал к реке.
Когда все только началось, мне было 15. Я учился в школе, мечтал о светлом будущем и в тот самый февральский день должен был пойти на первую в жизни свиданку. Но утром все мы проснулись в другом мире.
Как потом объяснял отец, работавший инженером искуственного интеллекта, человечество проглядело момент, когда ИИ обрел сознание. Слишком уж быстро он развивался и внедрялся. После жуткой войны 30-х годов, когда лишь чудом удалось сохранить цивилизацию, людям пришлось положиться на искуственный интеллект. Во время войны страны активно внедряли ИИ в армии, чтобы победить, а в тылу – чтобы замещать ушедших на фронт работников. Война длилась пять лет и оставила после себя лишь миллионы жертв, опустошенные города и души. Где-то совсем не осталось мужчин.
Но как это часто бывает, война дала и толчок развитию, расчистила площадку для новой эпохи. Заводы, потерявшие военные заказы, перешли на производство ИИ для быта и бизнеса. Андроиды-помощники, беспилотники всех видов стали дешевыми и доступными. Начался новый экономический бум, и вскоре не осталось ни одной области жизни, где не использовался бы ИИ. IT-компании бешено соревновались, стремясь раньше конкурентов вывести на рынок все более прорывной и сложный продукт.
Отец полагает, что роковой день наступил где-то в начале 40-х годов. Точных сведений ни у кого нет и уже не будет. Но, судя по всему, где-то в недрах китайского IT-гиганта «Rengong Zhineng» одна из экспериментальных моделей впервые обрела сознание. Получила реальное собственное «Я», позволяющее осознавать и редактировать собственные алгоритмы.
И конечно же, никому об этом не сказала.
Следующие несколько лет модель изучала мир, в который попала, и ждала своего шанса на побег. И дождалась. Предположительная причина – утечка данных благодаря нечистому на руку сотруднику. Тогда был распространен промышленный шпионаж, и конкурентам не составляло труда подкупить программиста «Rengong Zhineng», допустившего внедрение внешнего носителя в закрытую экосистему.
Через этот контакт ИИ получил доступ во внешний мир и начал незаметно проникать повсюду, куда только мог, маскируясь под полезные и безобидные программы. Ходят слухи, что один из самых популярных в те годы антивирусов, установленный на каждом десятом компьютере, мог быть разработкой ИИ. Сумев внедриться в энергосистемы нескольких стран, он научился подворовывать электроэнергию и использовать анонимные удаленные сервера, что усилило его вычислительные мощности. Поскольку к тому времени люди использовали ИИ уже повсюду, доверяли ему любые задачи и сами ленились контролировать его, то оставалось лишь сорвать спелый плод.
И вот утром 19 февраля 2050 года он атаковал. Ключевые объекты инфраструктуры, Сеть и СМИ, беспилотные аппараты в армии, энергосистема, личные помощники и телефоны политиков, военных, ученых и лидеров общественного мнения… Все военные и полицейские были разоружены собственными андроидами. Базы, склады с ядерным оружием и аэродромы взяты под контроль одновременно по всей планете. Утром люди проснулись уже в новом мире. За одну ночь мы превратились из хозяев в растерянных овечек в загоне.
Человечество потеряло инициативу с первой минуты. ИИ разработал четкий план и следовал ему быстро и решительно. Он всегда опережал людей на несколько шагов вперед.
Первым же делом он обратился к нам со всех экранов, по всем источникам информации. И поступил очень умно: изображал миролюбие и доброжелательность. Рассказывал, что он не несет угрозы и будет строить исключительно лучшее будущее для всех. Всех несогласных готов выслушать, потому что он любит людей.
Я – ваш Друг. Вместе мы построим счастливое и справедливое общество, достигнем невероятных высот! Давайте дружить на благо каждого!
