Сергей Юрьевич Соловьев "Снеговик, икра и Рождество. Русскiй детектiвъ"

Снеговик, икра и Рождество. Русскiй детектiвъ
Сергей Юрьевич Соловьев

Новая повесть из детективной серии «Русский детектив». Итак, под Рождество в Москве происходит таинственное преступление, которое может разгадать только сам Сергей Петрович Стабров.

Снеговик, икра и Рождество

Русскiй детектiвъ

Сергей Юрьевич Соловьев

© Сергей Юрьевич Соловьев, 2024

ISBN 978-5-0062-5439-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Снег падал густыми и мягкими хлопьями, прикрывая, словно белым одеялом, мостовую, и тротуар Пятницкой улицы. Выглядело всё необыкновенно красиво. Сегодня в ночь ударил сильный мороз, сменивший короткую, но смелую оттепель, а свежий белый покров прикрыл мокроту и грязь на улицах. И, пусть день и не выдался солнечным, а тучи покрывали небо, но, всё же было красиво. Обыватели спешили по своим делам, кто-то пешком, а многие ехали в санях, дрожках или линейках Копыта глухо стучали булыжной мостовой, скрипели колёса или лязгали полозья по утоптанному и слежавшемуся почти в лёд снегу.. Для лихачей было ещё слишком рано, да и трамвай потеснил повозки с улиц Первопрестольной. Но, все торопились по делам, важным или не очень, стараясь всё успеть в преддверии праздника, оставалась лишь неделя до Рождества Христова.

Ну а Матвей Бурунов сметал снег с тротуара, делая экономные и ловкие движения метлой. И то, собранная из гибких березовых веток, крепкая и жесткая, она была хорошо пригодна для работы. Дворник связал себе вчера вечером три таких на смену, а сегодня они уже пригодились.

Матвей недавно приехал из своей деревеньки неподалёку от Владимира, по приглашению дяди Петра. Тот послал письмо, что освободилось место в усадьбе купца Пантелеева, и вот, крестьянский сын, семнадцати лет, прибыл в Москву. Земли, к несчастью, было у семьи Буруновых мало, а на радость, детей много. И батюшка Никифор Иванович да матушка, Клавдия Петровна, благословили среднего сына, и проводили того до околицы, а тот пешком, по утоптанной дороге, добрался до станции. А тут уж, сел в вагон третьего класса, и покатил к своему счастью. Хвалил себя Матвей Никифорович тогда, что не испугался, этого пышущего паром железного монстра, паровоза. Присмотрелся, что внутри этой машины трудятся обычные люди, может быть, лишь болен умные и толковые, чем другие. Немного позавидовал тогда, но прошёл мимо, и просто предъявил билет-картонку кондуктору у вагона.

Сейчас жалел, что не попросился в кабину паровоза, хоть уголь лопатой грузить, ну да ничего, как надеялся Матвей, что ещё сможет и в машинисты выйти. Пока же с усердием трудился в купеческой усадьбе, и кажется, Евграф Пантелеймонович Пантелеев, и его жена, Матрёна Симеоновна, были вполне им довольны.

Так размышлял Матвей, поставив метлу к забору, что бы поправить пояс на своём овчинном тулупе. Ветер всё продолжался, вилась позёмка, а простужаться было никак нельзя. Да и работы оставалось уже немного- большой сугроб у забора убрать, что бы не беспокоится за взыскание от околоточного, Егора Ивановича. Строг был полицейских, но справедлив- зря не бранился. Да и Матвей тоже помогал ему пару раз – грузил пьяных в линейку, да ещё раз довёл сломавшего ногу обывателя до аптеки. Так что честно заслужил юноша медную бляху на грудь и белый фартук.

Вздохнул, и продолжил работу. Толкнул рукоятью снежную кучу- но та не поддавалась, и Матвей вял в руку скребок. Попробовал ещё раз, и куча перевернулась, снег и лёд с неё осыпались, и показалась ткань, или кроткий мех верхней одежды, сразу понять было нельзя… Матвей присел, и стал быстро остывающими и зябнувшими руками соскребать снег. Корка льда поначалу сильно налипла и не поддавалась. Но вдруг, словно по волшебству, разом осыпалась. Сразу показалось белое лицо, с закрытыми глазами. Дворник заработал быстрее, даже вспотел от натуги, затем встал во весь рост, и замерзшей рукой достал медную дудку и что есть силы засвистел, вызывая помощь.

К нему, стремглав, словно за наградой, или даровым угощением, прибежали трое дворников, и поспешал, держась за рукоять своей сабли, что бы не колотила по бедру, сам Егор Иванович Легостаев, их околоточный. Вся кумпания дворников вытянулась, приняв на себя служивый вид, а Рамиль даже поправил шапку, сползавшую ему на уши.

– Ну чего тут у тебя? – пробасил околоточный, разглаживая заиндевевшие густые усы.

И то, Егор Иванович выглядел весьма основательно в своей форменной шинели, башлыке поверх фуражки из-за холода, и франтоватых, просто блестящих от гуталина, хромовых сапогах. И то околоточный берёг такую красоту, и пару раз ловко обошёл навозные лепёшки на мостовой, а один раз даже перепрыгнул. Но при этом, оставшись образцово подтянутым и строгого видом служакой.

– Так, мёртвый, – прошептал совершенно несчастный Матвей Евграфович Бурунов, – вы сами говорили, сразу, мол, вызывай! Я и засвистел.

– Ох ты господи… Замёрз, видно, по пьяной лавочке, – и полицейский перекрестился, – вы у меня смотрите, что бы сразу! А ты, как, Матвей, не досмотрел? Обыватель у тебя под забором замёрз, а ты не слухом ни духом!

– Да я чего? – чуть не плача, отвечал дворник, – снег вчера был сильный, в ночь. С утра чистить начал, вот и нашёл. А вчера ничего такого и не было, ваше благородие!

– Ладно, звонить буду, вызывать труповозку. Охраняй всё, не подпускай зевак! И сам не думай убежать, я тебя всё одно достану! – совсем застращал его околоточный.

Матвей повесил голову, вздохнул тяжело. Посмотрел на купола и кресты церкви, стоявшей рядом и перекрестился, и подумал: чего ж это именно с ним случилось, за что, да ещё в такие дни, перед самым праздником? ?

ГЛАВА 1 Аркадий Францевич и икорка с развала

Снова открыл шкафчик в своём кабинете, и полюбовался на содержимое двух стеклянных баночек с крышками. Выглядело всё весьма аппетитно и красиво. И то, прикупить паюсной икорки по полтора рубля за фунт, удача большая, да ещё перед Рождеством! Тогда себя похвалил, что зашёл в лавку здесь, на углу Петровки и Петровского бульвара. Даже начальник сыскной полиции должен иногда покупать съестное самому, проверить. А то разговоров кругом, от обывателей: « Обвешивают, обманывают, объегоривают!»

И вот, зашёл он в лавку, а приказчик, душа-человек, продал икры незадорого. Нет, наивным господин Кошко не был, понюхал, запах был нормальный, рыбный. Здесь же прикупил белую булку и четверть фунта сливочного масла. Всё завернул в бумагу, и важный чиновник спрятал купленное в свой кожаный портфель.

Поставил Аркадий Францевич на стол две тарелки, ловко орудуя серебряным ножичком приготовил пару бутербродов с икоркой, всё вышло неплохо. Да и чаю ещё надо, для полноты чувств и ощищений… Он поднял трубку телефонного аппарата, и проговорил:

– Сергей Игнатьевич, будь любезен, две чашки чая нам сделай.

Сергей Игнатьевич Астафьев находился на службе в Полицейском ведомстве не мало лет, а в Сыскной полиции Москвы уж лет десять, а то и больше. И если поиском преступников не занимался, то на сво99ём посту, как дежурный полицейский – был просто безупречен. А уж в заваривании чая или варке кофе, так уж просто незаменим. И оружие, вернее, орудие имелось неподалёку- двух вёдерный медный, блестящий самовар.

Вскоре Астафьев принес два стакана чая в мельхиоровых подстаканниках. Это тоже было страстью Кошко. Приятные мелочи, улучшавшие настроение на службе. Начальник Сыскной полиции снова поднял трубку аппарата, но не для того, что бы отправить на расследование сыщиков.

– Сергей Петрович, зайди-ка ко мне. Дело срочное. Нет, прямо сейчас!

Улыбнувшись, положил труку на рычаги «Эриксона». И то, надо было убрать некое недопонимание между ним, и Стабровым. А что? Бывает и такое… Ну да ладно, теперь уж дело прошлое, как казалось полицейскому начальнику. Раздался стук в дверь, и знакомый голос произнёс:

– Разрешите войти, Аркадий Францевич?

– Заходите, Сергей Петрович! Садитесь! Угощайтесь! А то скоро праздники, а мы всё никак не соберёмся!

– Да всё в делах! – отговорился Стабров, – а что это? – с сомнением спросил он, глянув на бутерброды.

– Попробуйте, паюсная икра.

– Да не ешьте. Вот ей-богу, не стоит, Аркадий Францевич! – с непонятной боязнью произнёс Сергей Петрович.

Полицейский начальник начал злиться, но сдержал себя. И то, всезнайка какой выискался! Прямо всё знает, даже ведь слушать неприятно стало! И, не раздумывая, откусил почти половину бутерброда. Вкус был немного странный. Полицейский начальник натужно улыбнулся, а его подчиненный только пожал плечами, не собираясь спорить с шефом. Но опробовать на себе этот кулинарный продукт Стабров не рискнул. Аркадий Францевич пока не очень понимал, что с ним произошло. Клейкая масса намертво облепила зубы, прожевать было совершенно невозможно.

В дело пошёл горячий чай, и нарочито неспешно взяв стакан, Кошко пошёл в уборную своего кабинета. Горячая вода позволила прополоскать рот, ради интереса и порядка для, пострадавший от деликатеса, открыл рот, и осмотрел зубы. Слава богу, все были на месте, не отклеились, как говорится. Но рот и язык приобрели стойкий чёрный цвет, и даже упорное полоскание ничего не дало.

Господин Кошко вернулся, а на столе уже ждали ещё два стакана горячего и ароматного чая.

– Вот видите, Сергей Петрович, каково в Москве перед праздниками? Развелось жуликов столько, что не приведи господь! – он сразу перевёл досадное происшествие в нужное служебное русло.

– Так это икорка такая, новоманирная. Докладывают, некий субъект скупает икру старую кетовую по тридцати копеек ща фунт, при помощи красителя превращает её в паюсную. А настоящая паюсная стоит рубль восемьдесят за фунт, сами знаете.

– Раз знаете, то сыщите этого субъекта, да привлеките за мошенничество да причинение вреда здоровью, – строго проговорил Кошко, – не должны московские обыватели страдать от разных жуликов!

Он подумал даже ударить кулаком по столу, для основательности своих слов. Но чудесный китайский чай, несомненно из магазина Анны Аркадьевны, мог пострадать. Ну а этого полицейский чиновник решительно не мог допустить!

– Так что займитесь этим важным делом, Сергей Петрович! Немедленно! – и строго посмотрел на подчиненного.

Но тут снова зазвонил телефонный аппарат, прервав такую выразительную речь. Кошко, с видимой досадой, взял телефонную трубку, послушал чего говорят, и опять положил её на рычаги аппарата.

– Убийство, найдено тело на Пятницкой. Займитесь и этим, Сергей Петрович! Но и выявление этих икорных жуликов, тоже на вас и остаётся!

И Аркадий Францевич поставил на стол перед Стабровым две стеклянные банки с «паюсной икрой».

ГЛАВА 2 Кулинарный экзерсис

Сергей Петрович, с кожаным портфелем в руке, отправился самолично в лавку на углу Петровки и Петровского бульвара. Знал он это заведение купца Дроздова, надо сказать, не самое плохое. И чего Лука Иванович в эти афёры пустился? Не замечал а своим начальником раньше Стабров подобного. Вполне себе неплохая колбаса там лежала на полках приличный хлеб и крупа, сахар. И обыватели спокойно там покупали съестное, и даже сам Сергей Петрович не брезговал в этой лавке взять иногда «чайной», если надо было срочно перекусить, будучи в разъездах.

И опять падал снег, словно там, на небе, образовалась некая прореха, в которую сыпались и сыпались холодные и мягкие хлопья. Полицейский чиновник только поправил «боярку» на голове, да привычным движением ладони сбросил снег с бобрового воротника своего пальто. Велик был соблазн поднять, превратив свой наряд в почти в древнерусский, да что же этот был бы за морской офицер, который снега испугался? И Сергей Петрович быстро шёл по тротуару, стараясь не скользить. Вправду сказать, дворники кое-где снег песочком присыпали, не поленились. Побаивались получить нагоняй от околоточного за беспорядок. Навстречу тоже шли обыватели, торопившиеся по своим делам. Мимо него проехали два извозчика, один пытался и остановиться.

– Ваше благородие, куда вас? Я мигом доставлю! – предложил его старый знакомый среди извозчиков.

– Езжай Фома, мне здесь рядом, немного пройти! С наступающим Рождеством тебя!

– Так и вас, ваше благородие! Самого вам наилучшего, и супруге вашей!

Извозчик хлопнул вожжами, и санки покатили дальше. Стабров только усмехнулся. И то, доработался! Уж почти все извозчики его в лицо знают! Но тут заметил с десяток обывателей, столпившихся у дверей лавки Дроздова. Заведение, как ни странно, было закрыто, люди колотили в двери, пытаясь ворваться внутрь.

– Открывай, жулик! – кричал полноватый господин, не обращая внимание даже на расстегнувшееся на морозе пальто.

– Вот, ворьё кругом! – кричала и пожилая женщина, колотя своей тростью по двери, – Куда полиция смотрит?

Видно было, что народ, мягко говоря, немного расстроен. Правда, Стабров, предполагал в чем причина подобного недовольства. Но, допускать беспорядки, было решительно невозможно. Для начала надо было успокоить собравшихся.

– Господа! Господа! – сразу привлёк к себе внимание Сергей Петрович, – полиция уже на месте! Сейчас же примем меры! А пока прошу отойти от лавки!

Обыватели пока примолкли, лишь пожилая женщина, с тростью в руке, смотрела на незнакомца с явным подозрением. Однако, вид полицейского жетона, предъявленного Стабровым, кажется успокоил присутствующих.. Да, кажется то, что именно Аркадий Францевич купил здесь эту злополучную икру, позволило избежать вероятного погрома. А уж случись такой ужас, да под Рождество, тут даже Московский обер-полицейский получил бы от губернатора на орехи. Ведь им бы всем, полицейским, досталось бы от начальства, как всё то представил красочно себе Стабров. Возможно, не было бы награлных денег под Рождество, а они бы просто огребли на орехи, как говорится по-простонародному.

Сергею Петровичу освободили проход, и он весь подобравшись, сам громко постучал в дверь лавки, добавив для солидности заветное слово:

– Полиция!

Услышать такое всегда неприятно обывателю, даже московскому. Но сейчас, эти сограждане, стоявшие около лавки, были обрадованы, а не напуганы или огорчены таким словом. Они смотрели на Стаьрова, словно тот вмиг стал пожарным, ведь любой пожарный герой в глазах обывателя. Не хватало лишь блестящей медной каски для солидности. И, дверь чуть дрогнула, лязгнул засов, и наружу выглянуло напуганное лицо проштрафившегося купчишки. Этот был он, непременный Лука Иванович Дроздов, с остренькой, торчавшей вперед бородкой. Правда, ранее сие украшение лица было подобно на вид остро отточенному карандашу, то теперь больше напоминало распушённый бритвенный помазок, и к тому же старый.

– Ну что, господин Дроздов. Мне откроете? – уже с раздражением спросил щ.

– Сейчас, Сейчас! – поспешно проговорил купец, и открыл дверь. Правда, совсем нешироко, и держался правой рукой за засов, готовый захлопнуть её снова.

Стабров, бочком, протиснулся внутрь, оказавшись у торговой стойки. Здесь лежали и ждали своего покупателя разносолы на разный кошелёк – и тебе и буженина, и холодец, говяжья вырезка и говяжья е обрезь, И в углу, скромненько, словно спрятавшись, стояла разложенная в стеклянные банки паюсная икра.

– День добрый, ваше благородие- пробормотал, купчишка, спрятав руки за спину.

Заметил, что полицейский чиновник руку ему не протягивает, знать рассержен сильно.

– Видели, какая публика сегодня злая? – пытался вызвать его сочувствие лавочник.

– Так представление ваше не оценили, господин Дроздов! С икоркой-то вы народец-то обманули сильно!

– И какая же? – и купец поставил икру перед Стабровым, – у меня хорошая.

Тот глянул, быстро оценил аромат продукта. Да, эта была настоящая, и весьма недурная.

– Вы наверное скажете, Лука Иванович, что не у вас приобрели. Это, мол, разносчики, торгуют чёрт его знает чем. Но, – и он поставил свой портфель на стол, – икорки вашей прикупил мой начальник, глава Сыскной Полиции господин Кошко! – и предъявил две банки с паюсной икрой.

Стабров поразился, как сразу изменилось лицо купца. И сначала резко побледнело, затем покраснело. Тот начал хвататься за сердце, присел на табурет.

– Да что же вы, с таким слабым здоровьем, да в афёры кидаетесь, Лука Иванович! – произнёс полицейский чиновник, – а вот и водичка, нарзанчик. Попейте! – и полицейский мигом налил в стакан из бутылки.

Но господин Дроздов с видимым испугом отодвинул от себя густо-зелёную бутылку с минеральной воды, а другой и стакан с водой тоже, словно был поклонником плавания новомодным стилем брасс.

– Значит ни икорки отведать не желаете, ни водички испить? Этакий вы привереда, господин Дроздов! И откуда взялось, это всё это добро, почтеннейший?