Кеннет Дун "Человек без тени"

Человек без тени
Кеннет Дун

Чтобы поправить финансовые дела и расплатиться с долгами, частный детектив Дуглас Стин соглашается поработать ночным охранником отеля «Гарнет» накануне Рождества. Небольшая гостиница в престижном районе Лос-Анджелеса известна своей высокой репутацией и тем, что в течение многих лет в этом месте не совершалось даже мелких преступлений. Однако в первую же ночь дежурства Стина одного из постояльцев из номера «люкс» жестоко убивают, пронзив ему сердце ножом и оставив на месте кровоточащей раны белую розу. Дуглас Стин честно пытается исполнять свои обязанности охранника, но убийства продолжаются, также множатся и загадки, которыми наполнен респектабельный, на первый взгляд, отель «Гарнет». Волей-неволей Стин оказывается втянут в расследование серии преступлений, корни которых уходят в довоенное прошлое.

Кеннет Дун

Человек без тени

И когда узнал молодой Рыбак, что нет ему избавления от его Души и что она злая Душа и останется с ним навсегда, он пал на землю и горько заплакал.

Оскар Уайльд «Рыбак и его душа»[1 - Перевод Корнея Чуковского.]

Глава 1

Уилбур Мактирни, ночной охранник отеля «Гарнет», в пять двадцать семь утра в пятницу 21 декабря 1962 года, за четыре дня до Рождества, поскользнулся на кафельном полу в лобби и сломал ногу. К большому сожалению администрации отеля, он не был пьян.

Обычно Мактирни, заступая на ночное дежурство, позволял себе выпить несколько бодрящих глотков из припасенной фляжки, поэтому после полуночи засыпал в своем закутке, а ранним утром отправлялся на кухню, где повар привычно наливал ему пару чашек горячущего освежающего кофе, чтобы охранник успел разлепить глаза до того, как начнут готовить завтрак и в ресторан потянутся первые постояльцы.

Естественно, управляющий гостиницей, мистер Шимански, хорошо успел изучить привычки Мактирни, но вовсе не возражал. Уилбур никогда не позволял себе выпить больше содержимого одной принесенной фляжки, равнявшегося девяти унциям[2 - 266 мл.], а потом спал в своем кабинете сном праведника без храпа и сновидений. Отель «Гарнет» имел репутацию тихого пансиона, где многие постояльцы проживали на постоянной основе, ресторан и бар на ночь закрывались, а шумные вечеринки в номерах были строжайше запрещены. За без малого пять лет службы Мактирни ни разу не возникло ситуации, вынудившей его прервать безмятежный ночной сон. Впрочем, и в остальное время в услугах охранника не было особой нужды – в «Гарнете» не случалось ни краж, ни публичных скандалов, ни попыток сбежать, не оплатив счета.

Каждый вечер ровно в десять сорок Уилбур Мактирни приходил в отель, расписывался в книге учета за ночную смену, затем совершал короткий обход, проверяя пожарные выходы, кухню, подвальный люк и лестницы, неторопливо перекусывал сэндвичем, оставленным для него поварами, потом обменивался новостями с ночным портье и отправлялся к себе в кабинет охраны, где неторопливо читал скудные отчеты дневной смены, делая первые глотки из заветной фляжки.

В процессе чтения и общения с фляжкой Мактирни начинал совершать незаметный уже для него самого ритуал перемещения: вначале он выставлял на стол внушительный локоть, на который пристраивал не менее мясистую щеку. Когда это положение начинало причинять ему неудобства, два подпорных валика, служащих ему ногами, распрямлялись и с отточенной хореографией переносили тушу Мактирни в кресло. Стороннему наблюдателю этот пируэт и правда мог бы показаться балетным упражнением, несмотря на габариты его исполнителя. Кабинет охраны был всего лишь небольшим хозяйственным помещением на первом этаже отеля, площадью около шестидесяти квадратных футов[3 - Примерно 5,5 кв. м.], втиснутым между прачечной и проходом на кухню. От письменного стола, стоявшего под небольшим зарешеченным окном, до кресла было от силы два шага, но даже их Мактирни сумел с годами превратить в полтора. Одной ногой он отодвигал стул, другой отталкивался, затем делал что-то похожее на аксель и точно рассчитанным приземлением отправлял свою задницу в протертое кожаное кресло с высокими изголовьем и мягкими подлокотниками. Он довел это движение до совершенства и мог бы исполнять его в любом состоянии опьянения, даже с закрытыми глазами. Завершающий штрих композиции наносился уже почти в полном погружении в мир бессознательного. Мактирни нащупывал рукой кожаный пуфик, стоявший рядом с креслом, и коротким броском швырял его себе под ноги, полностью перегораживая проход к столу, но это никого не волновало, потому что ночью у Уилбура Мактирни никогда не было посетителей.

Ничто не предвещало того, что в день, когда Мактирни сломал ногу и ключицу, что-то пойдет не по привычному плану. Однако оказалось, что Уилбур пал жертвой собственного образа жизни. Никто толком не знал, как он проводил дни до ежевечернего прихода на ночную смену – а приходил он исправно всегда за исключением законных выходных и нечастых больничных. Даже отпуск Мактирни брал крайне неохотно, за три последних года всего два раза по десять дней и то поскольку мистер Шимански пригрозил жалобой в профсоюз. Очевидно, что он был холостяком, потому что никакая миссис Мактирни не потерпела бы подобного графика, даже если бы она сильно ненавидела своего мужа, ведь когда бы она в таком случае успевала его пилить и сживать со свету.

Так что днем, уйдя с работы, Уилбур уже власть отсыпался в своей холостяцкой квартире, потом с наслаждением набивал брюхо, прежде чем погрузить его в потрепанный «Шевроле» и отправиться на тяжелую службу в отель «Гарнет». Парковался он почти у самой двери для доставщиков и входил через кухню, благо ночью это место всегда пустовало. Работники кухни шутили, что вскоре наступит время, когда Уилбура придется спускать в подвал через люк и поднимать на первый этаж с помощью кухонного лифта.

Потому что Мактирни год от года стремительно и основательно толстел. Все уже давно закрыли глаза на то, что он не проверял лестницы, а совершал обход этажей, лениво тыкая толстым пальцем в кнопки автоматического лифта. Каждый шаг давался ему с большим трудом, свой утренний приход на кухню охранник оповещал заранее сиплой одышкой. Среди служащих отеля ходил анекдот, правда, никем не подтвержденный, что, когда однажды у Мактирни закончились сигареты, он вместо того, чтобы перейти через дорогу и купить их в аптечном киоске напротив, сел в свой автомобиль, доехал до ближайшего светофора, развернулся, припарковался у аптеки, купил сигареты, а потом таким же образом вернулся на свое рабочее место.

Видимо, наступил момент, когда сам Уилбур Мактирни обеспокоился состоянием собственного здоровья и отправился к врачу. Доктор не нашел у него серьезных заболеваний, но посоветовал снизить нагрузку на сердце и печень, предложив сразу множество заманчивых вариантов: больше бывать на свежем воздухе, сесть на диету, заняться легкими физическими упражнениями, сменить режим сна и бодрствования, отказаться от алкоголя и сигарет. По какой-то неизвестной причине из всего этого многообразия Уилбур выбрал отказ от алкоголя как наиболее щадящий. Он заполнил свою фляжку холодным чаем с лимоном и сахаром и обнаружил, что это средство никак не влияет на качество его ночного отдыха.

Так и получилось, что утром 21 декабря Уилбур Мактирни был в пять утра совершенно и кристально трезв, когда отправился на кухню за своим традиционным кофе. Он аккуратно взял блюдце с чашкой, закурил сигарету и стал перемещать стопы к стойке портье, чтобы неспешно обменяться утренними новостями.

Возможно, отсутствие привычной дозы спирта в нервной системе его слегка дезориентировало, поэтому Мактирни не заметил уборщицу, яростно надраивающую пол лобби отеля. А, может, просто даже это мельчайшее отклонение от традиционного уклада нарушило прославленную балетную координацию охранника. Во всяком случае его слоноподобная нога вдруг неожиданно резво заскользила по полу, едва не добавив в гимнастический арсенал Уилбура умение садиться на шпагат. Сосредоточив внимание на том, как бы не облиться горячим кофе и не прожечь себе глаз сигаретой, Мактирни сделал несколько удивительных новых па, пока не обнаружил себя распластавшимся на полу с острой болью во всем теле от натертых подошв туфель до лысеющей макушки.

Испуганная уборщица, портье и проснувшийся бой бросились поднимать Мактирни, но он лишь продолжал исступленно верещать, рискуя разбудить постояльцев. Побежали за доктором, жившим неподалеку и частенько обслуживающим гостей «Гарнета», тот диагностировал перелом ключицы и то ли вывих, то ли перелом бедра и посоветовал вызвать «скорую», чтобы хоть как-то убрать массивное тело Мактирни из фойе. Разбуженный обслугой мистер Шимански, живший тут же в отеле на первом жилом этаже, сразу предположил, что возлияния Уилбура перешли допустимую грань, но был крайне удивлен, когда, склонившись над охранником, не уловил даже слабого запаха спиртного. Для верности он извлек из его внутреннего кармана пиджака фляжку и понюхал содержимое, а потом даже лизнул пальцем выпавшую каплю жидкости, оказавшейся холодным чаем с лимоном и лошадиной дозой сахара.

Эта ситуация грозила отелю «Гарнет» невиданными неприятностями. К Уилбуру Мактирни в больницу тут же примчался адвокат, чьи глаза зажглись, как сапфиры, при виде пухлого побелевшего лица клиента, только что успокоенного дозой морфия. Травма на рабочем месте по вине халатности управляющего, допустившего вопиющее мытье полов в пять утра, потеря работоспособности, а возможно полная инвалидность – иск мистера Мактирни тянул на внушительную компенсацию.

И вдобавок ко всему отель остался без своего практически бессменного ночного охранника и, как назло, накануне праздников.

Именно поэтому в «Гарнете» появился я.

Глава 2

Как и многие респектабельные гостиницы, «Гарнет» регулярно обращался к услугам детективного агентства Бойда, довольно крупной конторы, в основном работающей на западном побережье, но также имевшей представительства в центре и на востоке страны. Сыщики могли проверить репутацию и кредитоспособность потенциальных клиентов, желающих снять апартаменты на длительный срок, прошерстить подноготную новых работников, чтобы они не оказались членами воровской шайки, а также осуществляли срочную подмену охраны в форс-мажорных ситуациях.

В случае с травмой Уилбура Мактирни ситуация как раз была из таких. Накануне Рождества никто из постоянных охранников отеля не хотел брать лишние ночные смены. Пока агентства по найму отчаянно искали в «Гарнет» достойных кандидатов, мистер Шимански попросил Бойда прислать самых ленивых оперативников охранять гостиницу ночью – в основном, чтобы успокоить постоянных обитателей отеля. Хотя многие из них лично знали Мактирни и не строили иллюзий относительно его умственных и физических возможностей, некоторые пожилые леди сразу после завтрака предупредили управляющего, что будут хуже спать, узнав, что комната охраны лишилась своего надежного ночного обитателя.

Так получилось, что глава местного отделения Бойда был моим хорошим приятелем. С Полом Каулсом мы вместе учились в полицейской академии, причем оба пришли после демобилизации, так что быстро сдружились. Потом мы были распределены по разным участкам, но продолжали поддерживать связь. Пол ушел из полиции раньше меня, практически сразу как получил повышение до детектива. В его случае резоны были очень просты – деньги и амбиции. У Бойда ему предложили хорошую зарплату, нормированный рабочий день и перспективу вскорости возглавить офис агентства в западном Лос-Анджелесе. И не обманули.

Когда я сам ушел на вольные хлеба, Каулс одним из первых позвонил мне и предложил хоть с завтрашнего дня занять вакансию старшего оперативника в его отделении. Я вежливо отказался. Многие друзья в то время с трудом могли поверить, что я бросил работу в полицейском управлении буквально сразу после повышения до детектива второго класса не потому, что перегорел или испугался за свою жизнь или пожелал более высокого заработка. По сути я, конечно, перегорел. Но не из-за самой полицейской работы, заставляющей практически каждый день сталкиваться с несчастными озлобленными людьми, переступившими грань установленных обществом законов, не из-за вечного безденежья, быстро охлаждавшего пыл всех моих подруг, не из-за опасения словить пулю или умереть в одиночестве, скорее я был бы рад такому исходу.

Мне просто надоело быть одним из безымянных винтиков так называемой бесстрастной машины правосудия, отбраковывающей людей на основе американской баптистской морали. Наверное у меня с самого детства были расшатаны моральные стержни, они не впивались в землю подобно плугу, а гуляли туда-сюда на подшипниках. Мне не хотелось арестовывать людей, ворующих из-за нужды, наркоманов, проституток и их клиентов, даже убийцы по большей части казались мне людьми, поддавшимися временному помутнению рассудка и не представляющими особой опасности для окружающих. Я убивал на войне и знаю, что это не сложно в определенных обстоятельствах. Но почему-то в обычной жизни никто не хотел вникать в эти обстоятельства, правосудие все чаще подменялось местью.

Когда у меня появилось свободное время, я стал читать об общественном договоре, о смертных грехах, о классификации преступлений в разных культурах. Пожалуй, единственное, что я понял, что людей больше всего на свете пугает необратимость, сама мысль о том, что сделанного не воротишь, жизнь нельзя прожить заново, мертвое не оживет, как бы ни бились над этим лучшие умы человечества. Тот самый пресловутый страх перед смертью – это на самом деле страх перед необратимостью, а вся система правосудия является истеричным общественным бунтом против необратимости, хотя кто-то поумнее меня назвал бы это стремлением порядка, заложенного в людях, противостоять энтропии.

Я не слишком умен и я не бунтарь. Так что я не собирался воевать против системы или в рядах системы, а просто решил отойти в сторону. Скромный частный сыск, которым я занялся, затрагивал самые мелкие и презренные дела, от которых уважающие себя сыщики, что в книгах, что в реальной жизни, как правило с отвращением воротят нос: измены, разводы, мелкие кражи и розыск пропавших людей – иногда перед побегом изменивших своей половине и опустошивших общий банковский счет. Выполнив работу, я был счастлив доложить о ее результатах клиентам, которые решат дело тихим семейным образом, не трогая тяжелый рубильник неповоротливой машины правосудия.

На самом деле, как следовало из моего опыта, люди достаточно ленивы и инертны, чтобы что-то кардинально менять или предпринимать решительные шаги, ведущие к переменам. Например, жены, уличившие мужей в измене, как правило в результате предпочитали оставить все как есть. Наверное некоторые страшились потерять статус и уровень жизни при разводе, другие продолжали любить своих супругов несмотря ни на что, третьи были просто довольны, что обрели дополнительный рычаг давления на своего мужа-гуляку. Но мне казалось, что основным мотивом было все-таки нежелание действовать. В конце концов проще уговорить себя, что в измене твоей половины нет ничего особенно страшного, чем затевать скандал с неизвестными последствиями.

Я решил, что также обстояло дело и с убийствами и другими тяжкими преступлениями. Намного проще спихнуть процесс возмездия на безличную структуру, чем самому забивать себе этим голову. Например, если бы в мире не было ни судов, ни тюрем, ни процессуальных кодексов, а убийца вдруг пришел к родственникам убитого и покаялся – ну вот он я, делайте со мной что хотите, те бы помучались, посовещались, но в конце концов просто посоветовали ему убираться к черту со всеми своими признаниями и не докучать приличным людям, у которых есть дела поважнее, чем месть и вселенская справедливость.

Правда, был один случай, когда я принес клиентке доказательства многочисленных измен ее супруга с молодой и привлекательной секретаршей, она поджала губы, смахнула фотографии в свою сумочку, и на мгновение мне показалось, что в этой приоткрывшейся атласной пасти вспыхнул блик вороненной стали. Впрочем, скорее всего, просто показалось.

Никто из моих бывших коллег не мог поверить, что новая работа была моим взвешенным добровольным выбором и доставляет мне удовольствие. Пол Каулс тоже не мог. Он продолжал настойчиво звать меня в свое агентство, получая неизменный отказ. Правда, в отличие от других приятелей, Каулс не вычеркнул в конце концов мое имя из записной книжки жирными чернильными линиями – мы продолжали дружески общаться, встречались пару раз в год за кружкой пива и игрой в «дартс» в знакомом полицейском баре. Каулс не забывал обо мне и более-менее был в курсе состояния моих дел.

Вот и сейчас Пол Каулс посмотрел на штатное расписание оперативников своего агентства, взглянул на календарь, тяжело вздохнул, потом взялся за свою увесистую записную книжку и в итоге набрал мой номер.

– Привет, Дуг, у меня есть для тебя предложение, – начал он, не дав мне вставить и слова. – Работа временная, дней на десять, скорее всего до Нового года. Нужно подменить ночного охранника в отеле «Гарнет». Это на авеню Россмор в центральной части, немного южнее Мелроуз. Как ты понимаешь, место респектабельное и заведение ему под стать. В этой гостинице никогда ничего не происходит, ты просто будешь там просиживать штаны для успокоения жильцов. Парень, который выполнял эту работу раньше, сегодня утром вроде бы как-то нелепо поскользнулся и сломал ногу, пока они ищут нового кандидата, нужна замена, а кого сейчас заставишь работать по ночам накануне Рождества? Даже у холостых ребят в агентстве есть родители или сестры или какие-то старые грымзы, ждущие родственников на семейной ферме в Орегоне. Я мог бы ставить людей посменно, но тут вспомнил о тебе. Ты вроде никогда не возражал против того, чтобы заступать на дежурство в Рождество или другие праздники, думаю, ничего не изменилось? В «Гарнете» готовы приплатить за срочность и за работу в выходные. Думаю, спокойно можешь рассчитывать на пять сотен только за то, что будешь дрыхнуть не у себя дома, а в отеле. Это даже не очень помешает твоей обычной работе…

Я уже не слушал Каулса, а искал брешь в его монологе, в которую мог бы вклиниться и сказать, что я согласен на предложение. Я не собирался отмечать ни Рождество, ни Новый год, меня не ждали родственники на семейном обеде, мне не нужно было носиться по магазинам в поисках подарков.

Более того, звонок Пола Каулса практически сам стал меня лучшим подарком, спасительным рождественским чудом, как бы стыдно ни было в этом признаться.

Последнее время дела мои обстояли, мягко говоря, не очень здорово. Прошлой весной от меня ушла партнерша по детективному агентству, Лекси Бальтазар. Уехала на Восток, где то ли поступила в ФБР, то ли решила получить диплом психолога. Мы не поддерживали общение, так что я понятия не имел, как сложились ее дела. Лекси не оставила ни телефона, ни адреса, чтобы с ней связаться, и вообще ее уход был довольно эмоциональным и на некоторое время совершенно меня обескуражил.

Правда, наряду с мелодраматичными откровениями Лекси высказала здравое предложение. Она сказала, что я могу найти нового партнера или нанять помощника на ее место, поскольку наша детективная практика к этому времени уже стала довольно известной. Первые несколько месяцев после ухода мисс Бальтазар я так и подумывал поступить, поскольку в одиночку никак не мог брать столько дел, чтобы оплачивать офис с секретаршей. Я даже набросал несколько черновиков объявления в газете о поиске помощника, которые так и не отправил. Несколько раз заводил беседу с приятелями в полицейских барах, чтобы узнать, не ищет ли кто непыльную детективную работу. Мне посоветовали несколько имен, но я так никому и не позвонил.

И не потому, что никто не мог заменить Лекси Бальтазар – девушку с аристократическим происхождением и блестящим образованием, открывавшем ей двери в самые элитные места Лос-Анджелеса, куда нет ходу обычным детективам. И это лишь было одним из многочисленных достоинств моей бывшей партнерши, на которую я уже привык во многом полагаться. Нет, мисс Бальтазар не была незаменимой. Просто я сам не был готов к переменам.

Поэтому спустя пару месяцев после ее ухода я уведомил владельца здания, что не буду продлевать аренду, и получил обратно залог, половину которого отослал Лекси на адрес ее матери. Вернул арендованную мебель. С сожалением мне пришлось распрощаться с нашей непревзойденной секретаршей мисс Пиблз, которую я тоже заранее предупредил о грядущем увольнении. Утешало в этой ситуации то, что Мэриголд Пиблз, давно достигшая пенсионного возраста, отправлялась не на биржу труда, а в свой уютный коттедж, где могла безбедно проживать до конца дней на ренту, выделенную ей предыдущим работодателем, известным голливудским воротилой. У нас мисс Пиблз работала скорее в качестве хобби, а также ради возможности сбегать из дома от тирании капризной сестры-инвалида.

Когда мисс Пиблз вызвала лифтера помочь ей отнести в машину коробку с личными безделушками и в последний раз пожала мне руку, прежде чем покинуть приемную агентства уже навсегда, я вспомнил, что так ни разу не спросил секретаршу, какой именно недуг терзает ее сестру. А сейчас уже было слишком поздно и неуместно.

Закрыв контору, я вернулся к тому, с чего начал, когда только уволился из полиции, – к работе из дома и приему заказов через коммутаторную секретарскую службу. Недавно в одном из научных журналов я прочел заумный анекдот о разнице между физиком и математиком. Перед каждым ставят задачу вскипятить воду и предоставляют все необходимые условия: газовую плитку, кастрюльку и кран водопровода. Естественно, физик и математик действуют одинаково, наливая воду в кастрюльку, а затем зажигая под ней газ. Но вот ставится новая задача, в которой начальные условия изменились – вода уже налита в кастрюльку. Физик в этом случае зажигает газ и кипятит воду. А математик просто выльет воду из кастрюльки в раковину – и тем самым сведет начальные условия к предыдущей задаче, уже решенной.

Так вот, этот несмешной анекдот догнал меня лишь через несколько дней после прочтения, когда я сообразил, что сам и есть типичный «математик» – я просто откатил условия своей жизни на десять лет назад, сведя их к предыдущей задаче. Как мне казалось, уже решенной.

К сожалению, жизнь далека от гипотетических построений. Не знаю, каким образом, но успех притягивает людей, а неудачи отталкивают, даже если эти состояния внешне незаметны. Я вернул в газеты старое объявление о своих услугах, но мне почти никто не звонил. Как будто потенциальные клиенты через запах типографских чернил учуивали, что это не просто Дуглас Стин, частный детектив, – а тот самый, который не смог удержать свою партнершу, потом не смог сохранить успешный бизнес, а теперь вновь сидит дома в своей дешевой мебелирашке и питается одними консервами. Давайте лучше обратимся к услугам кого-то другого, думали они.

Наверное я просто распространял вокруг себя атмосферу неудачливости. С начала зимы у меня было всего два незначительных заказа. Я продолжал валяться в кровати и коротать дни за чтением книг – причем в последнее время все больше отдавал предпочтение дешевым криминальным романам – стараясь не думать о том, что в ближайшей перспективе рискую лишиться крыши над головой.

Так что за предложение Пола Каулса я ухватился не раздумывая, заявив, что готов приступить прямо сегодня. Записал адрес, надел свой лучший костюм и отправился в «Гарнет».

Глава 3

Расположение отеля было во многих отношениях удачным. С одной стороны, Россмор практически выходила в деловой центр и торговую часть Голливуда, зато южнее располагались респектабельные особняки парка Уилшир, обнесенные оградами и тенистыми аллеями, где предпочитали селиться голливудские знаменитости, бегущие от внимания поклонников. Тут же неподалеку можно было увидеть более роскошные отели вроде «Маджестика», с собственной подъездной дорожкой и швейцарами в ливреях. Сам «Гарнет» также представлял собой внушительный пятиэтажный особняк в елизаветинском стиле – строгую геометрическую конструкцию с большими вытянутыми окнами по фасаду и обнесенной балюстрадой плоской крышей, которую венчали четыре небольшие прямоугольные башни. Когда-то наверное это здание смотрелось величественно, подавляя соседние домики, но в 50-е на Россмор развернулось большое коммерческое строительство, и теперь «Гарнет» сам оказался зажат между уродливыми типовыми «коробками». Слева между отелем и соседним зданием располагался небольшой проулок, ведущий во двор отеля, где было место для парковки и садик с живописным видом на холм Меллроуз. Когда я ставил автомобиль, то обратил внимание на котлован с угрожающе выступающими из него железными сваями. Очевидно, вскорости и этот вид будет закрыт от постояльцев отеля очередным торговым центром или офисным зданием.

Принимал меня работу сам управляющий «Гарнета» Теодор Шимански. В принципе рекомендации Бойда было достаточно, чтобы немедленно подписать со мной временный трудовой контракт без лишних проволочек, но почему-то мистер Шимански проводил меня в свой кабинет, а потом минут десять сверлил взглядом, задавая различные отвлеченные вопросы о моих привычках и опыте работы, несколько раз внимательно изучив мою детективную лицензию и сверяясь с какими-то записями.

На первый взгляд мистер Шимански показался мне сухоньким педантичным старичком, но потом я понял, что впечатление было ошибочным. Он был невысокого роста, едва доставая мне до плеча, облаченным в серый костюм-тройку и рубашку со стоячим воротником, стиснутым узким галстуком-шнурком. В петлицу пиджака была вдета белая роза, судя по всему, настоящая, что напомнило мне о довоенных временах, когда гостиничные служащие и метрдотели обязательно украшали костюм цветком, правда, предпочитая более формальные гвоздики. Голову управляющего венчала шапка седых волос, седые усы и небольшая бородка были тщательно подстрижены, серые глаза внимательно следили за мной сквозь стекла пенсне. Весь этот антураж меня поначалу и ввел в заблуждение – мне показалось, что мистеру Шимански лет шестьдесят. Но в процессе беседы я увидел, что за белоснежной растительностью видна гладкая кожа со здоровым румянцем, шея, торчащая из воротника, совсем не дряблая, а старомодное пенсне маскирует отсутствие глубоких морщин и мешков вокруг глаз. Скорее всего, Теодор Шимански был моим ровесником, слегка за сорок, а его старческий облик напомнил мне театральный грим, в котором молодые актеры исполняли роль короля Лира.

– Мистер Каулс пел вам такие дифирамбы, – сухо заметил управляющий, не спуская с меня глаз. – О том, каким вы были замечательным полицейским, а сейчас успели заработать себе репутацию как частный детектив. Не слишком ли вы хороши для этой работы?

– У меня нет планов на Рождество, а лишние деньги никогда не помешают, – спокойно ответил я.

Шимански коротко кивнул.

– Мистер Стин, считайте, что вы приняты начиная с сегодняшнего вечера. Я не думаю, что нам удастся найти постоянного охранника до Нового года, поэтому давайте сразу заключим контракт на две недели. Подпишите все бумаги, потом зайдете к мистеру Пэрри, бухгалтеру отеля, и получите аванс. Мистер Донован сегодня дежурит днем, он расскажет вам о ваших обязанностях и даст ключи от кабинета охраны и других помещений. Пойдемте…

Управляющий вскочил с кресла легко и проворно, что подтвердило мою догадку о его настоящем возрасте. В свою очередь, я уловил, что Шимански тоже наблюдает за моими движениями, видимо, стараясь окончательно убедиться, что я контролирую, куда ставлю ноги.

Выйдя из кабинета и махнув рукой в направлении бухгалтерии, Шимански мгновенно потерял ко мне интерес, так что я понял, что это собеседование тоже было частью постановки, чтобы я сразу почувствовал на себе авторитет и въедливость управляющего. На самом деле его не интересовал ни мой послужной список, ни причины устроиться на эту работу, если меня рекомендовал Пол.

От меня не несло перегаром, мой вес был в пределах нормы, и я дошел до кабинета Шимански ни разу не споткнувшись. Большего от ночного охранника «Гарнета» и ожидать было нельзя.

Роб Донован, детектив дневной смены, оказался ирландским крепышом лет тридцати пяти, всю жизнь проработавшим в охране: в супермаркетах, в отелях, даже в казино, и считавшим, что он удачно выбрал профессию. В «Гарнете» он служил уже два года, и ему все нравилось, но в основном работа была довольно скучной. Поэтому он был рад устроить мне полную экскурсию по отелю, а заодно рассказать не только о рабочих обязанностях, но и вывалить всю информацию, которой владел.

Начал он с того, что подробно пересказал прискорбный инцидент с участием Уилбура Мактирни и чашки кофе, приведший к появлению вакансии. Хотя самого Донована в это время даже близко к «Гарнету» не было, рассказывал он так, будто лично оказывал пострадавшему первую помощь. Я было решил, что Донован не упускает возможности приврать для пущей эффектности, но позже я убедился, что как свидетель он достаточно надежен – все факты он пересказывал точно, хотя и мог добавить в свое повествование театральности.

– В отеле пять этажей[4 - Имеется в виду пять жилых этажей, не считая нижнего, который называется «нулевым».], – разглагольствовал он, пересекая просторный холл. – Лифт всего один, зато современный автоматический, ни разу не ломался. Вот здесь слева вход на лестницу, есть еще пожарная лестница, она выходит в проулок. На каждом этаже по восемь номеров за исключением последнего, где расположены четыре «люкса». Итого получается… – Донован неожиданно замолчал, внимательно разглядывая кнопку вызова лифта.

– Тридцать шесть номеров? – вежливо уточнил я.

– Я так и сказал, – изумленно уставился на меня Донован. – Поехали, прокатимся до верха, а потом спустимся по лестнице. Значит, о чем я? Примерно половина здешних обитателей проживает постоянно. Или более-менее постоянно, хотя они чаще не сами съезжают, а их выносят, понимаешь, о чем я? У нас тут полно вдов, старых дев с попугаями, бизнесменов на пенсии, таких, у которых нет семьи, или убежденных холостяков. Понимаешь, о чем я? – он ткнул меня локтем и подмигнул. – Я их за версту чую, какие они вежливые. – Я кивнул головой, чтобы подтвердить, что я понял его эвфемизм. – Но тут ничего такого нет, не подумай. Ни мальчиков, ни девочек по вызову. Есть и молодые люди, даже пары, которые предпочитают жить в отеле. Черт возьми, никогда не понимал, как кто-то захочет постоянно жить в отеле. Ведь тут же вся твоя жизнь на виду, ничего не скроешь. Ну, предположим, живешь на всем готовеньком, еду доставляют в номер, полотенца меняют, одежду чистят, номер содержат в идеальном порядке. Не понимаю я парней, которые тащат в гостиницу свою молодую жену. Для медового месяца, может, это и отлично, но зачем ты женился-то, дурень, если она хозяйством не занимается? А что она делает целыми днями – шляется по магазинам и заказывает новые тряпки? И потом в отеле ничего не скроешь. Уборщицы постоянно шарят по номерам, залезают во все углы, а потом сплетничают, кто что заметил. Если ты со старухой своей поругался – уже к вечеру вся гостиница будет об этом знать.

Донован прервал свой монолог, потому что мы приехали. Его дыхание даже не сбилось, так что я приготовился к новой речи.

– Вот тут люксовые номера, каждый вдвое больше обычного. Практически огромные квартиры, у них там кроме спальни есть и гостиная, и кабинет, и гостевая комната, а еще у каждого вроде своей мансарды с выходом на крышу. Пошли покажу, вот здесь еще одна дверь, это запасной ход на крышу. Он всегда закрыт с той и с этой стороны, чтобы остальные жильцы туда не шастали. Ключи у нас здесь на связке, запасные лежат в столе в нашем офисе. Тебе не нужно туда ходить, просто проверяй, чтобы дверь всегда была закрыта. Естественно, у гостей с пятого этажа есть тоже свои ключи от лестницы, они иногда зачем-то ей пользуются и забывают двери закрыть, а потом сами же и жалуются. Направо от лифта номер 501, там живет мистер Доббинз, то ли адвокат, то ли финансист на пенсии. Он сто лет снимает эти апартаменты. Напротив него номер 502, там живет мистер Спенли-Эвертон, еще один старикан-толстосум.

– Стенли Эвертон? – переспросил я.

– Спенли-Эвертон через дефис. Двойная фамилия. Он вроде какой-то британский аристократ с титулом, да и говорит, что твой Уинстон Черчилль. Да перестань ты записывать! У нас в конторе лежит список всех постоянных жильцов, можешь хоть наизусть его выучить, если скучно станет.

– А мистер Спенли-Эвертон тоже проживает в отеле постоянно?

– Ага. И вообще все на этом этаже. Говорят, владелец отеля предпочитает сдавать люксовые апартаменты на длительный срок. Этот лорд, кстати, живет не один, а с сестрой. Ее зовут Карлайл, представляешь? Леди Карлайл Спенли-Эвертон, ну и имечко, – Донован хихикнул. – Я бы умер, если бы мне пришлось так к ней обращаться, но, к счастью, мадам почти не выходит из номера. Вроде бы у нее со здоровьем не все в порядке, какой-то нервный недуг. Хотя странно, почему английский аристократ не запер свою сумасшедшую сестру в фамильном замке где-то в Блаблашире, а притащился с ней жить в Лос-Анджелес. Может, их лишили наследства, ты понимаешь о чем я?

– Ну, видимо, денег на жизнь в «Гарнете» им хватает.

– Вот и я о том же. Поганые англичашки! Ну идем дальше. С другой стороны от лифта живет мистер Парсонс. Он примерно твоего возраста, хотя и хуже сохранился. Я думаю, он на чем-то сидит, ты понимаешь, о чем я? Худющий, как смерть, зрачки крохотные. Тоже нигде не работает, больше шляется по ипподромам, иногда в Вегас ездит. Ну и последние жильцы заселились чуть меньше года назад, я уже тут работал. Молодая пара, мистер и миссис Альварес. Он какой-то мексикашка, хотя по нему так сразу и не скажешь, парень собой видный. Работает в автосалоне, машины продает. А жена его отпадная красотка, настоящая блондинка, если ты понимаешь, о чем я. Говорят, на своем участке крыши она целыми днями загорает без бикини. Спросишь, откуда у них деньги? Не знаю, дружище. Девчонка, Гленда Альварес, вроде бы наследство получила, такой слушок ходил. Ну и решили пожить в свое удовольствие, ты понимаешь, о чем я?

Голова у меня начинала пухнуть. Мы дошли до конца коридора, где Донован показал мне выход на пожарную лестницу, закрытый изнутри на щеколду, потом начали спуск пешком. Интерьер обычных этажей мало чем отличался от элитного, разве что количеством дверей в коридорах. А так везде были одинаковые кремовые обои, неяркие светильники на стенах и сравнительно новые ковровые дорожки.

Донован продолжал трещать, рассказав, что «Гарнет» был отреставрирован около десяти лет назад, обновили кухню и канализацию, поменяли электрическую проводку, щели в потолках были замазаны, а старые обои переклеены. Вроде бы тогда же верхние номера были переделаны в подобие пентхаусов, для чего пришлось разобрать изначальные чердачные помещения. Цены в отеле выросли, но реновация не затронула некоторых старых клиентов, которые поселились в «Гарнете» чуть ли не с довоенных времен. Они продолжали проживать в гостинице, платя сущие копейки, благодаря нелепо составленным договорам. Конечно, такие постояльцы были убыточными, но, к счастью, заявил Донован, с каждым годом они также становятся и жертвами естественной убыли.

– Мисс Касл, миссис Борхес, сестры Пушкевич, точнее уже одна сестра, потому что младшую на прошлой неделе увезли в больницу с пневмонией, вряд ли она уже оттуда вернется. Мистер Смит с третьего этажа, его так и зовут, Джон Смит, – продолжал перечислять Донован. – Мистер Дэлут и мистер Аксаков, старый русский генерал. Только не вздумай упомянуть при нем коммуняк или Сталина, старикан так их ненавидит, что у него может удар случиться. Кстати, вечерами русский иногда засиживается в фойе со Спенли-Эвертоном, они играют в шахматы. Не думаю, что они правда умеют играть в шахматы, во всяком случае, ни разу не видел, чтобы они часто двигали фигуры. Наверное им просто нравится воображать, что они в каком-то аристократическом мать его клубе, ты понял, о чем я. А, чуть не забыл старую ведьму Каррузерс, но она так давно не показывалась, что уж не знаю, жива ли она. Впрочем, тебе и не нужно знать всех этих старичков, понимаешь, о чем я. Они принимают на ночь свое горячее молоко с бурбоном и дрыхнут без задних ног всю твою смену. Хотя некоторые просыпаются рано и требуют первый завтрак, но это не доставит тебе никаких хлопот. Да, в остальное время они грызутся. Кому-то громко коты топают, у кого-то лают шавки. В отеле не разрешено проживание с маленькими детьми, да и животные не приветствуются. Я имею в виду настоящих животных, а не этих мотки шерсти, которых некоторые называют комнатными собачками, ну ты понимаешь, о чем я. Да ты не волнуйся, если тут вдруг и позовет кто-то ночью охрану, приходишь, вежливо беседуешь, говоришь, что мистер Шимански со всем разберется. Он сам тут живет в сто третьем номере прямо сразу у лестницы на первом этаже. Номера тут, кстати, типовые. Две комнаты всего, гостиная и спальня. Я не смог бы так жить, ну ты понимаешь, особенно со своей старухой. Как можно жить с бабой в доме без кухни. Получается, она будет целыми днями тебе глаза мозолить? А еще у тех номеров, которые выходят на задний двор, есть балконы крохотные, просто стол и два кресла, а у номеров на фасаде только маленькие такие углубления, туда даже ногу не высунешь. И за это берут 32 доллара за ночь, можешь себе представить? Как будто «Ритц» какой-то.

– А самого мистера Гарнета ты когда-нибудь видел? – спросил я.

– Кого?

– Ну, кто владеет этим отелем? Мистер Гарнет? Что-то я не заметил, чтобы холл был украшен гранатами[5 - Слово garnet переводится как «гранат», драгоценный камень.].