Мила Волкова "Призрак в наследство"

Призрак в наследство
Мила Волкова

После страшной трагедии Олеся вынуждена перебраться в старый бабушкин дом. И будто мало ей было проблем, так в её сны заявляется таинственный незнакомец. Что нужно от нее этому странному парню и почему эти сны так похожи на реальность?

Мила Волкова

Призрак в наследство

Глава 1. Другая реальность

Дом был старым. Нет, даже не так. Назвать его ветхим было нельзя: выглядел он весьма крепко для своих лет. А вот пустой, стылый и заброшенный – слова как раз для него.

Раньше Олеся этого не замечала, ведь никогда не приезжала сюда одна. Сначала она гостила здесь у бабушки на каникулах, и тогда, конечно, это был самый уютный дом на свете – такой, что пахнет пирогами и красуется накрахмаленными белыми занавесками.

Когда бабушки не стало, дом стали использовать как дачу – приезжали всей семьей по весне или летом: подышать деревенским воздухом, попариться в бане, искупаться в речке и нажарить шашлыков. Один раз даже Новый год встречали, получилось необычно, совсем не по-городскому. В такие поездки за общей суетой или весельем девушка никогда не присматривалась к дому, а теперь, стоя перед темными провалами его окон, всё равно что смотрела ему прямо в глаза.

Осиротевший, вот он какой. Как и она сама.

Встряхнув головой, словно отгоняя невеселые мысли, Олеся решительно зашагала к дому. Только бы обошлось без проблем с электричеством – ей и при свете-то было не по себе в старом доме.

Но опасения оказались напрасны: в этот раз свет послушно зажегся по щелчку выключателя. Оставив обувь в холодной пристройке, Олеся зашла в избу. Чувствовалось, что ее топили не так уж давно. Девушка сделала мысленную пометку забежать завтра к соседям с гостинцами, скинула рюкзак в кресло и поставила чайник на газовую плиту. На этом у нее словно закончился заряд: механически, словно робот, она опустилась на стул и с отсутствующим видом принялась наблюдать за чайником.

Дел больше не было. Да, нужно было еще разобрать рюкзак, и запылившиеся коробки с вещами, навести в доме порядок и какое-то подобие уюта, раз уж она собиралась здесь жить, но сил на это уже не осталось, да и на ночь глядя вроде как убираться не принято.

Без дел же, пусть самых простых и рутинных, непрошенные мысли получали над ней полную власть. Вращались по кругу без остановки, как заклинившая карусель, раз за разом прокручивая вечер двадцать второго сентября.

Как назло, тот злополучный вечер Олеся помнила хорошо, некоторые детали так уж слишком ярко. Вот она сидит в их девчачьем чате и улыбается забавному мему от Ульяны, а вот звонит незнакомый номер. Она четко помнит, что сомневалась пару секунд перед тем, как взять трубку – а вдруг очередной спам? И голос из трубки действительно слегка смахивает на робота – формальный, безликий. Его сухая речь-раппорт течет мимо сознания, задерживаются лишь какие-то уродливые кусочки фраз. «Пассажиры скончались на месте», «водитель в реанимации», «пятая городская больница». Зачем ей об этом знать? Кто эти люди? Ошиблись номером? Розыгрыш такой жестокий?

Телефоны родителей молчат, папин так и вовсе вне сети. Даже Соня, которая с планшетом разве что в душ не ходит, и та оффлайн. И вот Олеся уже в больнице, пятой городской. Потерянная среди равнодушных, занятых своим делом медиков, запаха лекарств и удушающей стерильности. Задает срывающимся голосом вопросы постовой медсестре и боится услышать на них ответы.

Ответы, к несчастью, нашлись. Выбили её из привычной реальности в какую-то другую, где одна сплошная серость и все звуки сплетаются в неразличимый гул, а чувств так и вовсе нет никаких. У этого есть один неоспоримый плюс: все дальнейшие дни заволокло туманом, из них она мало что помнит, лишь отрывки. Помнит, каким непростительно солнечным и слишком жарким для конца сентября был день похорон. Помнит, как банковский клерк всеми силами избегал ее взгляда, когда сообщал о залоге родительской квартиры. А вот из всех круживших вокруг людей никого не запомнила – все тогда были на одно лицо. Если бы сейчас её спросили, кто был на похоронах, то кроме Юли – её крестной, она бы никого и не вспомнила.

Да уж, с Юлей ей повезло, если, конечно, хоть что-то в сложившемся можно было назвать везением. До трагедии свою крёстную Олеся видела нечасто, последний раз – на свадьбе самой Юли, года три назад.

Именно Юля взяла на себя похороны и смогла хоть как-то организовать жизнь своей едва перешагнувшей совершеннолетие родственницы. Крестная договорилась с деканом о том, что в этом семестре на посещаемость Олеси посмотрят сквозь пальцы, а в следующем, возможно, и вовсе переведут на заочку. Потом распродала часть вещей и провела Олесю по бюрократическим инстанциям, назначающим социальные выплаты. Таким образом у девушки появился небольшой доход и хоть какая-то финансовая подушка – ведь вся сложность заключалась в том, что, несмотря на имевшиеся у родителей накопления, получить их прямо сейчас она все равно не могла: по закону нужно было выжидать определенные сроки.

Закономерно рассудив, что квартира молодой девушке еще понадобится, Юля предложила сдать её в аренду, чтобы гасить долг перед банком. Олеся не спорила. На самом деле, вряд ли она даже слышала предложение. В те первые жуткие недели в голове у неё было пусто-пусто, и это было еще терпимо. Гораздо хуже становилось, когда мысли всё же появлялись – тогда становилось горько, одиноко и очень страшно. Однако Юля оказалась особой упорной, и неустанно тормошила крестницу, не давая ей совсем уж замкнуться в себе. В то время Олесю это злило, и все же даже раздражение было лучше сосущей пустоты внутри. Теперь Олеся и вовсе была благодарна крестной за настойчивость.

В общем, тогда Олеся была кем-то вроде безмолвного робота, послушно выполняющего указания: одеться, поесть, выпить таблетку, сесть в такси, сложить вещи в чемодан. Поэтому знакомиться с их «фазендой», как когда-то называла свой дом бабушка, Юле тоже пришлось самостоятельно. Дом оказался хоть и старым, но добротным, да и все основные блага цивилизации имелись. Время поджимало – дома Юлю ждал маленький сынишка, поэтому она наспех перевезла сюда вещи из квартиры, договорилась с пожилой парой по соседству, чтобы те приглядели за домом, а потом забрала крестницу с собой.

Спустя время оцепенение понемногу начало уходить. День за днем Олеся чуть больше напоминала живого человека, и чуть меньше – зомби. Когда ноябрь перевалил за середину, Олеся поняла, что откладывать возвращение больше нельзя. Если хочет и дальше учиться на журфаке, то нужно обязательно сдать зимнюю сессию, а перед этим еще и допуски получить. Да и Юлю стеснять было уже неудобно. Олеся же видела, что несмотря на то, что крестная искренне за нее переживала, ей приходилось нелегко. С одной стороны, капризный годовалый Демьян, а с другой, она со своим горем… Даже феям-крестным иногда нужна передышка, пусть они и утверждают, что не устали ни капли.

И вот она – сельская жительница. Если бы ей сказали об этом каких-то три месяца назад, она бы разве что посмеялась. Теперь же это ее реальность. По крайней мере, на ближайшие пару месяцев.

Деревенька хоть и была всего в полутора часах езды от города, постепенно вымирала. Молодые уезжали в город на учебу или заработки, да так и не возвращались, а стариков с каждым годом становилось все меньше. Поэтому многие из домов стояли пустыми, оживая лишь в теплое время года. Ближайшая соседка Олеси тоже на зиму перебралась к детям, но дальше по улице жила пожилая семейная пара – Василий Иванович и Александра Захаровна – их девушка знала с детства, да и старики, казалось, были рады новому соседству: с готовностью согласились приглядеть за домом и звали к себе на чай, когда они были здесь еще вместе с Юлей.

Олеся поежилась. Без неустанно щебечущей крестной стало непривычно тихо… и страшно. Если мысль о том, что теперь она одна, Олеся понемногу начала принимать, то думать, как жить дальше, категорически не хотелось. Зачем ей вообще сдавать сессию? К чему переживать о банке и квартире? Наводить порядок в этом старом доме и своих вещах? Ходить в магазин, готовить еду? Вроде бы люди занимаются подобными вещами ежедневно, и пока Юля была рядом и подбадривала ее, все это и правда казалось нужным, но чем дальше поезд отъезжал от перрона, на котором они простились, тем меньше смысла во всём этом видела Олеся.

Свисток закипевшего чайника резко прервал её мысли. Олеся вздрогнула, словно очнувшись, выключила чайник и потянулась за заваркой.

– Просто не буду об этом думать, – вслух сказала она, постаравшись, чтобы голос звучал, как можно увереннее.

Не дожидаясь новой волны депрессивных мыслей, девушка быстро достала ноутбук из рюкзака, поставила его на стол и нажала кнопку включения. На черном экране на мгновение отразился яркий белый блик, и Олеся тревожно обернулась в поисках его источника. За спиной было окно, за окном темнота – не чета городской. В деревеньке худо-бедно освещалась только главная дорога (она же единственная проездная), которая была в стороне от окон. Поэтому списать блик на фары проезжающей машины было никак нельзя, да и услышала бы Олесю эту машину – в такой-то тишине. Из других источников света была разве что пыльная люстра, светившая мирным желтым светом и не вызывающая никаких подозрений. Списав все на разыгравшееся воображение, Олеся на всякий случай всё же задвинула шторы и снова повернулась к ноутбуку. Тот буднично отображал её рабочий стол с ярким звездным небом на заставке. Никаких подозрительных бликов.

Вздохнув, девушка включила первое выпавшее в рекомендациях видео и вернулась к приготовлению чая. Какой-то блогер принялся бодро рассказывать о нетуристических местах для путешествий. Слабая, конечно, замена бодрому Юлиному чириканию, и все же даже такая имитация человеческого присутствия отпугнула тревожные мысли.

Выудив из бокового кармашка рюкзака блокнот на пружинах и карандаш, Олеся вернулась за стол и открыла его на первой странице. Подумав пару секунд, она начала писать в столбик нехитрые дела: «разобрать платяной шкаф», «разобрать зимние вещи». Снова подняв взгляд на потускневший абажур, Олеся дописала «протереть люстру от пыли» и еще несколько пунктов по уборке. Все пункты вышли до смешного конкретными, значилось даже «застелить постель» и «пожарить и съесть яичницу на завтрак». Дописав последним пунктом «сходить в магазин» и перечислив необходимые покупки, Олеся сфотографировала список и отправила фото Юле. Это был их план против апатии – ежедневно писать список пусть даже с самыми простыми делами. По крайней мере, до тех пор, пока Олесю не перестанет мучить вопрос о бессмысленности завтраков.

Несмотря на усталость после дороги, спать совсем не хотелось. Олеся привычно выщелкнула из блистера пару таблеток и запила водой. Быстро умылась, надела теплую пижаму и легла в постель. Минут десять она разглядывала потолок, стараясь ни о чем не думать, а потом просто выключилась. Так всегда бывало после этого снотворного – засыпаешь словно по щелчку, просыпаешься рывком уже утром, а в промежутках ходишь жутко невыспавшимся.

Но этой ночью всё пошло по-другому. Олесю разбудил резкий звук бьющейся посуды. Она подскочила с кровати, как вспугнутая птица, но тут же замерла посреди комнаты, напряженно ловя каждый звук. Было тихо. Она не слышала ничего, кроме гулких ударов собственного сердца. И всё же противный звон стекла всё ещё стоял у неё в ушах… Ей не могло показаться! Вот! Кажется, за дверью скрипнула половица! Кто-то забрался в дом!

В голове судорожно замелькали мысли. Сглотнув подкативший к горлу комок, Олеся постаралась отбросить страх и сосредочиться исключительно на вариантах спасения. Так, сейчас она быстро-быстро побежит до соседей, а оттуда они позвонят в полицию…

Поборов наконец оцепенение, Олеся схватила телефон и метнулась к окну. Оно поддалось не сразу, да еще и открылось с оглушительным треском. Не давая себе времени на панику, Олеся выпрыгнула на улицу. Ступни тут же обожгло холодом, но сейчас было не до того.

Из-за выпавшего за вечер снега темнота на улице не была такой густой, как обычно. Но Олеся все же включила фонарик на телефоне – падать было никак нельзя! – и припустила что есть силы. Но добежав до калитки, она осознала одну странную вещь. На свежевыпавшем снега были только её собственные следы. Других не было.

Глава 2. Шорох в ночи

Олеся растерянно оглядела землю, подсвечивая себе фонариком. Не считая неровной цепочки её собственных следов, слой снега был идеально ровным, куда ни посмотри. Погони тоже до сих пор не было.

Грабитель мог, конечно, перелезть через забор с другой стороны дома. Только зачем ему это? Дом выглядит нежилым, калитка больше для порядка, чем для охраны, а вот забор достаточно высокий… к чему такие сложности?

Поколебавшись, Олеся обернулась к дому. Тот снова смотрел на неё своими темными глазницами-окнами. Ни света, ни даже слабого отблеска внутри.

Но грабителям ведь тоже нужен свет! Особенно, когда они залезают в старый дом вроде этого – не хватать же весь хлам, какой попадется под руку.

Напряженно вслушиваясь в звенящую тишину, Олеся все же вышла за калитку. Её подозрения подтвердились – никаких следов там тоже не оказалось. Если в доме сейчас и был вор, то он предпочитал пробираться в бедные деревенские дома по заснеженным огородам, перелезая через высокие частоколы вместо того, чтобы воспользоваться хлипкой незапертой калиткой.

Может, ей просто что-то приснилось? Бывает же так, что просыпаешься, а в ушах еще стоит приснившийся крик. А потом спросонья и померещилось всякое. Да и дом-то ведь деревенский, не чета городской квартире – вечно в нём что-то скрипит и скребется.

Ног Олеся уже не чувствовала, нужно было решать быстрее. Заявиться к старикам-соседям посреди ночи босиком и с бешеными глазами или набраться смелости и проверить кухню.

Олеся выбрала нечто среднее.

Поежившись, она развернулась к дому и прихватила валявшуюся у калитки старую уличную метлу. Она так нашумела со своим побегом, что грабитель, если он есть, наверняка её заметил. И все же до сих пор себя не обнаружил… Поэтому она просто посмотрит, нет ли следов у двери, а воришку огреет черенком, если потребуется.

Уговаривая себя таким образом, Олеся обошла дом, и медленно толкнула входную дверь от себя.

Та по-прежнему была заперта. Следов перед ней тоже не было.

Девушка облегченно выдохнула. Перед окнами снег был чистым, не считая ее следов, дверью никто не пользовался с вечера. Если только воришка не пробрался к ней через печную трубу, как Санта, то никого внутри быть не могло. А сама Олеся просто паникер.

Она поспешила забраться обратно в комнату и зажгла свет. Теперь после того, как адреналин схлынул, ее начала колотить крупная дрожь. Порывшись в бабушкином комоде, Олеся выудила пару шерстяных носков и торопливо их надела. Потом закуталась в теплый махровый халат и направилась к двери в соседнюю комнату. Помедлив мгновение, она рывком ее распахнула и молнией устремилась к выключателю.

Комнату осветил ровный желтый свет. В ней было пусто.

Олеся не смогла сдержать облегченного возгласа и рухнула на стул. Сон. Это был всего лишь сон.

Поджав к себе ноги и поуютнее закутавшись в огромный халат, она посидела так пару минут, надеясь побыстрее согреться, но почему-то вышло наоборот – вдобавок к дрожи застучали зубы. Пришлось подниматься и ставить чайник. Пока он грелся, Олеся держала ладони над плитой и чувствовала, как тепло постепенно до самых кончиков заполняет её онемевшие пальцы. Жалко, что нельзя провернуть такое с ногами – пальцы на них до сих пор были ватными. По-хорошему, залезть бы сейчас в горячий душ или ванну, но с водой был какой-то непорядок.

Все еще мечтая о горячей пенной ванне, Олеся потянулась за чашкой в буфет. Вот только чашка, которую она еще вечером сама поставила на полку, теперь валялась на полу, разлетевшись на крупные осколки. Олеся уставилась на них в ступоре.

Вот тебе и приснилось…

На душе сразу тревожно заскребли кошки, а в голову некстати полезли сюжеты фильмов ужасов.

– Так, нужно рассуждать логически, – вслух сказала Олеся, подражая немного занудному лектору по формальной логике, при этом выпрыгивающее из груди сердце она старалась игнорировать. – Чашка могла упасть в силу внешних причин.

Здесь ей пришлось задуматься надолго: поблизости не было ни железной дороги, ни хотя бы метро, да и на землетрясение рассчитывать не приходилось. Был бы у нее кот, можно было бы свалить на него…

– Крысы! – воскликнула Олеся преувеличенно бодрым голосом, – Или мыши.

Они-то точно могли здесь водиться – дом ведь простаивал больше трех лет. Кошки, если и бывали здесь, то только случайно. Никто грызунов не ловил, вот и обнаглели в конец.

Объяснение выходило логичным, но недавнее облегчение всё равно испарилось без следа. Возможно, оно бы вернулось, если бы мышь прямо сейчас решила повторить свой ночной променад. Олеся невесело усмехнулась – до чего странное желание: хотеть увидеть живую мышь в собственном доме.

Она обреченно взглянула на телефон: было всего лишь восемь минут четвертого. Это даже ранним утром назвать нельзя, но снова заснуть можно и не надеяться. Сна ни в одном глазу, а если сейчас вернуться в постель, то в голову непременно полезут ненужные мысли.

Желание пить чай тоже резко пропало, хоть дрожь никуда и не ушла. Правда, теперь стало уже непонятно, что было ее причиной: холод или взвинченные нервы.

Олеся воспользовалась вчерашним трюком: разбудила заснувший ноутбук и включила очередное видео. Потом собрала осколки разбитой чашки и приступила к самому главному пункту своего списка: нужно было навести порядок в вещах.

В углу спальни её ждала внушительная гора коробок и сумок. Паковала вещи Олеся будучи все равно что в трансе, а некоторые коробки и вовсе собирала Юля, поэтому теперь об их содержимом можно было только догадываться. Что ж, придется разобрать каждую, одну за другой, но для начала хорошо бы расчистить место для новых вещей.

Олеся взглянула на трехстворчатый бабушкин шифоньер – ему и предстояло послужить этой задаче. Из зеркала посредине в ответ на нее посмотрела взъерошенная девушка в несуразно большом халате. Олеся собрала волосы в высокий хвост и скинула халат на кровать. Стало немногим лучше – без отвлекающих деталей девушка в зеркале теперь выглядела просто замученной.

Вздохнув, Олеся потянулась к створке шкафа, в замочной скважине которой до сих пор кокетливо торчал ключик. С полок на нее дохнуло сиренью. Неужели до сих пор?!

Неверяще улыбаясь, девушка медленно запустила руку в аккуратные стопки белья. Через пару попыток ее поиски увенчались успехом – она выудила белый кусочек душистого мыла. Бабушка всегда так делала: прятала маленькие брусочки ароматного сиреневого мыла среди белья, и то всегда пахло весной. Из-за этого для маленькой Олеси ночевки у бабушки были приправлены кусочком волшебства.

Волшебство произошло и теперь. Светлые воспоминания принесли с собой здравую мысль. Бабушка родилась и прожила в этом доме всю жизнь. На нечисть не жаловалась, а из нарушителей закона в деревне можно было отыскать разве что пару сквернословящих, но вполне мирных пьянчуг. Сама Олеся не раз гостила у бабушки по целому лету, и ничего – совершенно ничего плохого! – не случалось. Так зачем же ей накручивать себя теперь, когда нервы и без того ни к черту?

На удивление это сработало. Олеся наконец по-настоящему успокоилась и выкинула злополучную чашку и ночные галлюцинации из головы. Монотонная работа этому только способствовала. Старые вещи из шкафа постепенно менялись местами с новыми из коробок. Нашлось даже несколько сокровищ: бережно хранимый фарфоровый сервиз и старый альбом с черно-белыми фотографиями беззаботной бабушки-невесты и беззубо улыбающейся мамы-крохи. Когда последняя коробка со старыми вещами перекочевала на чердак, на часах была уже половина одиннадцатого.

Несмотря на усталость, Олеся почувствовала прилив сил – ей хотелось немедленно взяться за генеральную уборку. Что угодно, лишь бы и дальше чувствовать этот давно забытый подъем. А еще впервые за долгое время она ощутила буквально зверский аппетит.

Решив всё же дать себе небольшой отдых, Олеся быстро съела нехитрый завтрак, привела себя в порядок и отправилась в магазин – кроме остатков “походной” еды, которую крестная собрала ей с собой в дорогу, дома ничего не было.

На улице ярко светило солнце, и свежевыпавший снег искрился так, что глазам было больно. Немного привыкнув к резкому свету, Олеся еще раз, уже при свете дня, осмотрела двор. Как и ночью, от дома к калитке вела лишь прерывающаяся дорожка ее собственных босых следов, от одного взгляда на которые становилось зябко. Все ровно так, как она и говорила себе в ночи: страшный сон, разгулявшаяся живность и ее натянутые нервы. Никаких бандитов и мистики.

В приподнятом настроении Олеся отправилась в магазин, где забила рюкзак покупками по списку, а заодно прихватила коробку “Птичьего молока” – нужно было сказать соседям спасибо, что вернулась она в теплый дом, а не стылую избу. Не откладывая благодарность в долгий ящик, она завернула к пожилой паре на обратном пути.

Александра Захаровна хлопотала в крольчатнике и заметила ее еще на подходе. Женщина добродушно поохала, что Олеся не зашла к ним вчера – видано ли, ночевать сразу с дороги в необжитом доме, и тут же зазвала в дом на чай. Не сумев отказаться так, чтобы не обидеть пожилую соседку, Олеся теперь наблюдала, как скатерть вокруг нее обрастает розетками с вареньем, блюдом с пирожками и вазочкой с конфетами. Открытая коробка подаренных конфет гордо стояла посередине.

– Вот, земляничное, – проговорила Александра Захаровна, пододвигая ей блюдце с ароматным вареньем. – Очень тебе оно нравилось в детстве. Баба Шура, баба Шура, а чай-то с вареньем пить будем? – сказала она, подражая тонкому детскому голоску.

Олеся тепло улыбнулась. В детстве она и правда часто бывала у Александры Захаровны – у той всегда находилась лишняя порция сладостей для маленькой гостьи. Сколько же времени прошло с тех пор… Раньше маленькая Олеся общалась с пожилыми соседями на равных, искренне считая их своими друзьями, теперь же ощущала некоторую неловкость. Впрочем, похоже только она – Александра Захаровна ничем подобных чувств не выказывала. Наоборот, оживленно рассказывала о жизни в деревне: что стало с теми соседями или этими, по каким дням привозят свежий хлеб, у кого из селян можно купить яйца или молоко. Между делом поинтересовалась и Олесиными новостями.

Деликатность Александры Захаровны сработала, и, к своему удивлению, на середине чашки душистого чая Олеся поймала себя на рассказе о том, что сейчас не нужно ездить на вокзал за покупкой билета, да и в самом поезде бумажные билеты давно не в ходу. В изумлении она резко замолкла – не помнила уже, когда в последний раз обсуждала с кем-то настолько будничные вещи. Александра Захаровна паузы не заметила, и как ни в чем ни бывало продолжила их неспешную беседу.

Когда Олеся засобиралась домой минут через двадцать, женщина взяла с нее обещание не стесняться заходить за помощью или советом, а еще лучше на чай без повода, просто так. После этих слов Олеся как раз вспомнила о своей беде с водой. Правда, вместо того, чтобы поделиться телефоном местного слесаря, Александра Захаровна снарядила к ней мужа, Василия Ивановича, да и сама засобиралась вместе с ними.

– Это мы сейчас быстренько посмотрим, в чем беда. А там, может, и сами справимся, – заверил её мастер, появляясь в дверях с ящичком для инструментов. – Оно в своем доме всякое бывает, а уж если без ухода каждодневного… Может, подмерзло где, или изоляция поизносилась.

В доме Василий Иванович с сосредоточенным видом принялся за работу, а Олеся и Александра Захаровна расположились на кухне – помочь они ничем не могли, оставалось снова чаевничать.

Уже привычно девушка поставила чайник, достала из рюкзака пачку печенья, а потом почувствовала, как ее обдало холодом…

Блокнот! Ее блокнот со списком дел лежал на подоконнике. Открытый ровно на страничке со списком. Но она закрывала его! Совершенно точно закрыла и положила на шкаф!

Он лежал здесь еще с ночи? Или переместился уже после того, как она вышла за покупками? Нельзя было сказать наверняка, потому что ни ночью, ни утром Олеся не обратила на это внимание.