Сухим из морской воды. Месть Афганца. Книга 1
Александр Елизарэ
Юноша случайно находит на дне Черного моря таинственный груз и прячет его в расщелине скал. Аквалангисты стреляют в парня и требуют отдать им таинственный ящик. На помощь крестнику прибывает бывший зек и ветеран Афгана, лейтенант Бельмов.Мимолетное приключение бывшего офицера и романтика оборачивается для него смертельным поединком с бандитами и представителями спецслужб. На него объявлена незримая охота.В этой ситуации единственно правильным решением становится одно – стать таким же хищным, хладнокровным, жестоким зверем и выйти сухим из морской воды.Офицер-десантник Бельмов покидает морской город, полагая, что самое страшное уже позади.Обложка: картина Александра Елизарэ "Жестокий и мудрый Афганистан"
Александр Елизарэ
Сухим из морской воды. Месть Афганца. Книга 1
Пролог
Однажды я путешествовал по небу, летел к синему морю. Вначале я парил над скалистыми и холодными вершинами перламутровых гор, спускался и видел черные ущелья с синими прожилками рек. Пролетая над городами и необъятными зелеными долинами, расчерченными на прямоугольники садов или виноградников, я видел животных, мирно пасущихся в зеленых травах. Резко взмывал на высоту полета чайки и вдруг, смеясь, падал до уровня керамических крыш. На горизонте засинело передо мной теплое голубое море. Крыши домов в этом белом городе были черепичными. Дома утопали в зарослях кипарисов, акаций, лаврушки и платанов. Между домами я едва различал фигурки беззаботных людей, стоящих на автобусных остановках, либо весело идущих к морю в больших шляпах. Неужели это был неизвестный мне ранее маленький приморский город? Я полетел ниже, чтобы увидеть лица жителей города. Меня интересовали мужчины старшего возраста и обязательно имеющие черную, слегка седую бороду. Наконец, один мужчина привлек мое внимание: он был бодр и вполне доволен собой, желтые скрипучие индийские сандалии, джинсы цвета слоновой кости, клетчатая хлопчатобумажная рубашка с розовыми и голубыми ромбиками и с засученными рукавами по локоть, квадратные часы на левой руке, на кожаном ремешке, так напоминающем кожу змейки. А где стрелки часов? Нет стрелок на часах, на циферблате их не было. Странно. Не наблюдающий времени человек, живущий вне времени город?.. Мужчина посмотрел на наручные часы, поправил их на запястье и вдруг запрыгнул в подплывший желтый двухвагонный автобус, имеющий гармошку посередине. Номера маршрута я не заметил. Это был новенький бус, похожий на венгерский «Икарус». Мне показалось, что, тот мужчина как-то мельком взглянул на меня и дружески поднял правую ладонь кверху. Или мне только показалось? Двери автобуса закрылись, и он медленно, покачиваясь, словно лимонная гусеница, поплыл по проспекту в сторону морского пассажирского порта. Жаль, но я не успел разглядеть лицо того мужчины, кстати, он был с черной, с небольшой проседью, бородой.
Наконец я долетел. Я птица, большая морская чайка, увидел огромное синее море. Оно манило меня с невероятной силой и в то же время влекло нежностью и лаской. Оно сулило душевную разрядку и наслаждение полета от сильного ветра. Я выбрал пустынный залив и пошел на вираж. Пока меня не видели сородичи с цепкими клювами – крючками. Я сбросил с рук перья, начал терять скорость и высоту и вдруг обрел кожистые плавники и вместо ног сильный плоский хвост. Коснулся длинным, вытянувшимся лицом поверхности моря и нырнул в голубую бездну. Я ощутил восторг моего духа и всей обтекаемой плоти. Мне показалось, что я был теперь в родной стихии и уже не хотел ничего большего из прошлой жизни. Стайка кефалей бросилась от меня в голубую бездну. Я молодой смеющийся дельфин. Глубина – моя стихия и мой надежный мир. Я устремляюсь в толщу соленой матрицы, стремительно плыву вниз, в темноту синего моря, и вдруг вижу на мутном дне кости, человеческие кости среди лиан и морских пальм. Они связанны ржавой уже от соли и времени цепью. Я отшатываюсь в испуге, словно мертвецы могут мне чем-то навредить, но вид их ужасен. Мощный хвост поднимает облако воздушных пузырьков, я устремляюсь на поверхность.
Глава I. Звонок издалека
Состояние стресса, висевшее над ним, словно невидимый топор провидения все последние пять дней упорно не хотело покидать голову. Шею свело, словно она была теперь из плотного, скорее, окаменевшего дерева. Тело, словно высохшая и выдолбленная из африканского тика лодка, лежащая на боку в песке, пока хоть без дырки, целая, только весла куда-то делись, и бурная река отступила в ущелье, обмелела. Ничего, все течет, все меняется, волны снова придут, и лодка поплывет. Свет в квартире он не включал последние три дня, в полутьме было спокойней, словно здесь не было ни единой души. Нужно было просто затаиться, замереть.
Мужчина выпил стакан минеральной воды, лег на кровать и продолжил мучительные размышления. Они были именно мучительными, навязанными другим человеком, чужим.
«Прошедшей ночью опять приснился отец. Умер батя несколько лет назад, и, судя по прекрасному сновидению, он в раю и вполне счастлив. Рай выглядит очень респектабельно. Я пролетел над тем городом и видел все своими птичьими глазами. Ха, отец всегда мечтал жить у моря и писать там свои заморские пейзажи. Он был импрессионистом и меня приучил к этому искусству. Но было одно увлечение у отца, которое в конце концов и принесло ему нервное переживание и разочарование всей жизни. Даже не увлечение, а пагубная страсть – канадский хоккей с шайбой. Отец мечтал стать успешным тренером и тренировать команды высшей лиги Советского Союза. Он не мог догадаться, что там, у них, в тренерских штабах и в самом министерстве спорта, идет нешуточная драка между скорпионами, пауками и фалангами. Он пришел туда же со своей романтикой и тактическими разработками и комбинациями игры. Ядовитые пауки его выплюнули, растоптали, обозвали кретином и самоучкой. Тьфу, к чертям все это. Спортивный бестолковый азарт, побоище за право обладания кубками и медалями. Игра, придуманная на Западе и занесенная к нам в подсознание, словно вирус. Беготня за шайбой, ежедневные изнурительные тренировки. А офицерская форма хоккеистов ЦСКА, это же просто смешно, полковники, майоры, капитаны, не нюхавшие пороху армейской жизни. Не поверишь, если бы это не было реальностью. Нельзя купаться одновременно в двух реках: или творчество, или спортивная власть, связанная с престижем государства. Батя ушел, а после него через три года и мама. Наверное, получил квартирку в том райском городке у моря и маму вызвал к себе, а то ведь она плакала так жалобно по ночам. Теперь дома тишина. Я один, по факту, теперь один. Пора взрослеть, но не сохнуть древесной лодкой на берегу. Ведь такие лодки всегда придают огню.
Спускаюсь с небес размышлений на грешную землю. Главное сейчас не делать резких движений и как можно больше времени находиться в квартире. Неплохо было бы незаметно уехать на время из Москвы и залечь на дно в каком-нибудь небольшом южном городке. Август вполне располагает к приятному время препровождению, скажем, на берегу Черного моря. Да, именно Черного, ведь на других морях я не был, и нет особого желания куда-то лететь. Кстати, пересекать государственную границу без загранпаспорта вообще не комильфо. Самое пакостное в теперешней ситуации то, что я абсолютно один… Один?.. Не совсем, конечно, не бывает такого, чтобы человек был совершенно одинок, но на кого можно опереться теперь? На старый радиоприемник отца? Он еще и работает…
Деньги, деньги, дребеденьги… Чертовы деньги, только они имеют дурацкую привычку, вернее, моду, заканчиваться в самый неподходящий момент. Выкидывают фортели почище хорошеньких женщин. Сейчас у меня ни того, ни второго. Ни одного, ни другого варианта. Плохая поговорка, так не стоит настраивать себя, эй, десант, не киснуть! Запрещено. Можно отдыхать, но не киснуть. Чего греха таить, годы, проведенные в армии, лишили меня и многих, наверное, офицеров мыслить самостоятельно, независимо и успешно. Я привык работать в составе взвода, роты, но одному тяжело, не продуктивно. За окном пошел проливной дождь, сильный ливень. Открою окно. Поступление в рязанское десантное было большой стратегической ошибкой. Желание стать сильнее, прыгнуть с парашютом, заслужить десантный берет, тельняшку, и гвардейский знак на грудь. Эти идеи-символы пришли ко мне, словно гипноз и еще та наивная голая вера, что тебя будут ценить, беречь и уважать, не подставят вместе с пацанами, твоими солдатами. Не подставят? Еще как, в легкую, как так и надо. Для достижения тактического успеха им надо подставить взвод или роту, чтобы отчитаться о больших потерях в сложнейшей операции. В каждой операции аналитиками штаба полка и дивизии закладывается цифра минимальных и максимальных потерь. После, этот бардак или безумный сценарий с солдатскими жертвами, по-быстрому утверждается в штабе Сороковой Армии, и вперед в горы, мочить духов, местных обезумевших крестьян, непонимающих, почему их родные кишлаки бомбят с самолетов и обстреливают градами. Не потому ли, что незваного агитатора-коммуниста ударили мотыгой или тяпкой в спину и он скончался? Мусульмане просто выгнали чужого человека из своего кишлака, это что, преступление, за которое кишлак и прилегающие к нему сады нужно стереть с лица земли? После бомбового налета начинается осада и проческа зеленой зоны, самого обширного и красивого кишлака. Стрельба, крики, стоны, беда, гнев и расплата. Потом отцы-командиры пишут слезные похоронки матерям и отцам погибших солдат и отправляют на Родину героя цинковый ящик с обгорелыми останками и коробочку с «Красной Звездой». После этого начинается разработка новой не менее «успешной» большевистской операции. Похоронки те пишут, а порой и сочиняют солдаты-писаря, а командир части бегло прочитывает их и подписывает, без лишних соплей. Москва слезам не верит, генералы их не терпят. Караван не пройдет. Афган будет коммунистическим.
Итак, подведем итоги, товарищи офицеры, а они у нас не утешительные, солдаты спят на постах, казарменная дедовщина процветает, душманы получили подкрепление из Пакистана и планируют захватить, и уничтожить сразу три наших заставы. Будут потери, это как пить дать. Усилить необходимо наши посты, смотреть в оба, выставить засады и секреты. Все будет нормалек, гвардейцы-десантники, нам бы только снега на перевале дождаться, а там и духи спать уйдут в кишлаки. Уйдут, они же тоже люди, обычные люди, местные они, а мы пришлые, неверные. А ты тут слюни распустил, гвардии старлей Бельмов, словно девица трясешься за свою хомячью шкурку, расслабился, размяк, потерял нюх. Боевую дрожь в подразделении раздражаете? Забываете, товарищ, что вы офицер и должны выполнять любой приказ начальника, любой! Мы строим коммунизм в демократической республике Афганистан, и мы его построим, не смотря ни на какие жертвы с обеих сторон…
Тебя, как физический объект, решают убить, ты чудом выживаешь, хочешь смыться, но уже висишь на их леске. Майор Хоров из ФСБ, как он сам признался, наверняка фамилия у подлеца вымышленная и, возможно, удостоверение там же сделанное, предложил мне поработать в его конторе в качестве высоко подготовленного разведчика нелегала. Меня?.. Они что там, офонарели? Мне давно уже два пятака лет, я раненый в грудину и контуженый десант из прошлой эпохи. Он типа не знал, этот розовощекий майор, что я давно в разработке?.. Ага, Леха, в тебе заговорило подсознание. Ты же хотел сказать в отработке, а произнес в разработке. Жуть, они хотят меня использовать и через пару месяцев уничтожить? Не верю ни одному их слову, не верю, как говорил один театрал, Станиславский, кажется…»
Алексей сел на пол в позу лотоса и приступил к медитации. Зверь из параллельного мира появился почти сразу, сел напротив человека.
– Здравствуй, дружище!
– Большой лесной кот, как же тебя зовут? Ага, мурлычешь, хочешь, чтобы я сам назвал тебя? Хорошо, тогда Бахор, тебе нравится? И я рад. Как поживаешь, брат?
– Отлично поживаю, мирно. В вечном лесу и в моих горах тишина. Птицы поют.
– Ты скучал? И я, очень! Я засранец? Я знаю, главное, что ты со мной. Ты знаешь, странный человек хочет, чтобы я поработал под его началом. Что он задумал? Врет? Хочет сожрать меня?
– Может, мне его съесть? – рыкнул тигра-кот.
– Не стоит. Я найду выход, Бахор. Беги в свой тайный лес, привет усатой семье… Ты вернулся, ну, мурлыка, что еще у тебя есть для меня? Я повстречаю черноволосую кого?.. Женщину, ха! Этого мне сейчас явно не достает. Я не смеюсь, но все же… Она гадалка, астролог… Зачем? Кот, ты шутишь?.. Она подарит мне тайные знания?..
– Потом все узнаешь сам. Не торопись. Я постараюсь быть рядом.
– Благодарю тебя, прощай, свободный кот…
Бельмов открыл глаза, вышел из зоны астрального контакта, встал и продолжил размышлять:
«Значит, меня пасет, ну, предположим, реальный агент фэсбэ или внешней разведки и предлагает непыльную работу в Стамбуле в качестве… В каком качестве?.. Что-то там Хоров говорил? А, в роли уличного бомжа?.. Недолго я там проработаю. Они хотят проследить за террористами из этого чертова, как его, да – несокрушимого государства. Хотят узнать, есть ли связь их сирийского штаба с моджахедами в Стамбуле. Бред для детишек. Я не подхожу на роль басмача. Они просто решили меня подставить, как дешевую наживку, и грохнуть!.. Стамбул, это просто их легенда. Молоток, Леха, еще соображаешь иногда, шаришь. Помнишь, как говорил тебе твой покойный отец: «Сын, никогда не связывайся со спецслужбами… Хочешь познать ад, попробуй. Я запрещаю тебе…» Вот так мне и говорил мой милый папка. Рано ушел, сейчас бы мы с ним покумекали о жизни…»
Алексей прошел в ванную комнату, осмотрел свое лицо, заросшее щетиной, уже местами серебристой. В стареньком советском зеркале смотрел на него мужчина средних лет, уставший холостяк, но в вполне сносной, пока, физической форме. Надо бы все это добро сбрить к чертовой бабушке. Пора сменить имидж фейса, иногда это помогает, тем более это здорово молодит меня. Имея такое детское лицо, никто не верит, что ты бывший офицер, пролетевший Афган и посидевший на советской зоне. Все сбрить. Странное ощущение, словно я куда-то собираюсь.
Пошли дальше, поговорив с Хоровым около часа, и выслушав его заманчивые аргументы, а именно возвращение мне звания капитана и в короткой перспективе присвоение майора, должностной оклад в сто тысяч целковых, служебная квартира и так дальше по списку морковок перед мордой озверевшего от голода, тощего стареющего ослика. К глубочайшему удивлению майора, я в жесткой форме отказался от столь лестного предложения, вызвав у собеседника едва контролируемый гнев, от которого левая часть его лица перекосилась, словно с ним приключился инсультный удар или его долбанула молния прямо в темечко… Хотя, разговор проходил не совсем так. Я почти согласился, попросив себе подъемные деньги и перед отлетом в Афган, полтора месяца лечения на морском курорте или в санатории. Майор только нагло рассмеялся и замотал своей большой башкой. Придурок, понятно, что он лгал мне… Я успел сказать, что согласился бы выполнить задание только в Кабуле, забрать, вернее сопроводить какой-то важный груз в… Куда сопроводить посылку объемом в четверть кубического метра и приличным весом, этого майор Хоров мне не сказал. Ясно одно, что посылка не должна пройти через таможню, груз очень важный. Ну, у них все важно, как только Союз умудрились развалить? Важные все такие, продажные твари… В общем, про Стамбул и Дамаск я слушать не стал, а Кабул разбудил во мне ностальгию, и я поддался, или почти поддался на его уговоры.
– Спокойней, господин майор! Держите себя в руках. А то ведь неровен час, моча в голову ударит, и всё, полный аут и отбой, – сказал я ему тогда, натужно улыбаясь.
– Что? Ча ты сказал, лейтенант, штрафник хренов. Какой тебе курорт? Я тебя в штат не приглашаю! Выполнишь задание, получишь свою долю и свободен.
– Долю? Ты про девять грамм, дядя? Здесь попахивает перевозкой посылки, минуя границу. Обыкновенная контрабанда, Семен Семеныч? Хотя это не кино, и одной загипсованной рукой я не отделаюсь, – неосторожно заметил я, глядя в лицо гостя.
– Какой такой контрабандой? Угомонись, дурак…
– Оружие, тепловизоры, электронные схемы двойного назначения… Драгоценности… Да что угодно… Разве не так? Не труп же какого-нибудь ценного зверька? Или бивни мамонта? Ха…, нет, конечно же, нет, вы же у нас не из области зоологии. Пардон, господин майор.
– Да я тебя сотру в лагерную пыль! Урод! Десантник, бывший офицер! Нет там оружия и схем тоже, – брызнул слюнями Хоров.
– Клево! Может быть, попробуешь прямо здесь? Я всегда готов. Я пионер страны советов…
– Жаль, что тебя, сволочь полосатую, не убили тогда в Афганистане! Как таких подонков земля носит? Парашютисты чмошные! Из-за ваших бредовых гуманных идей мы потеряли Союз! Там, за речкой, вместо того чтобы четко выполнять приказы, вы, именно вы, десантники, стали размышлять о гуманизме. Гуманизм на войне, однако, сволочи гуманные. Это ваш генерал Маргелов, ваш дядя Вася, сделал вас такими, идейными миротворцами. Вас нельзя было вводить в Афган, ведь вы неуправляемая сила! Вы сами по себе! Вас вообще нужно было расформировать к едрене фене! ВДВ к чертям разогнать, передать в состав мотострелковых дивизий. Есть мотопехотная дивизия, а в ней парашютно-десантный батальон, и все решение. Гусарики в беретах… Миротворцы-гуманисты, черт вас подрал бы всех…
– Ну, это еще с кем сравнивать, майор… Я про чмошников, разумеется, – рассмеялся Бельмов.
– С нами сравнивать! С теми, которых вы хотели замочить… Я удивляюсь, как такого опасного человека, как тебя, выпустили с зоны? Надо было тебя там, – оскалился майор.
– Ха, ты ча такой бурой, Хоров? Или ты не Хоров? Если у тебя в штанах корочки невменяемого чекиста, и ты в натуре бессмертный? Хоть раз прыгал с парашютом? Скольких замочил мирных людей? Смотри в глаза, не отводи гляделки, подонок…
В такие минуты, Бельмов чувствовал превосходство над агрессивным собеседником, не зря же прошел опыт пребывания в зоне особого режима. Человек там впитывает много ненужной и даже вредной звуковой информации, но еще он, этот человек, покрывается там коркой бесстрашия и внутреннего спокойствия. Море спокойствия перед бездной безвременья. Ведь там, в тюрьме, можно было просто пропасть, никто не будет искать могилку, и даже гроба соснового не выпишут. Утилизируют, словно бродячего пса и поминай, как звали. Был такой человек, хороший, добрый, смелый, со стержнем в душе. Не сломали, просто убили. Алексею повезло.
– Не твое дело! Лейтенант Бельмов, не твое это дело! Ладно, все, свободен! Не хочешь работать в команде, кретин. Не надо! Падаль! Пыль афганская! Отброс Сороковой армии! Хлам армейский…
– Лихо, Хоров!
– Дежурный! Проводите гражданина на выход… – заорал тогда майор и встал из-за своего стола, что стоял на советских ещё железных ногах.
– Ты, атеист, майор? Можешь не отвечать…
– А ты, значит, уверовал? Кто твой божок, ущербный?
– Всегда, верил, но в тюрьме уверовал крепко…
– Пошел вон!
– Вот и поговорили… Я бывший капитан и возвращаться на службу не собираюсь. Впрочем, ты прав, майор, я тот еще гуманист. Меня в школе юным натуралистом одноклассники дразнили. Где они сейчас, кто спился, кого война забрала или это, новое мышленье, прощайте, коли что не так… Да, с вами гэбэшниками работать не стану, не трать время, майор. Не беспокой меня впредь, не надо… Я ведь того, контуженный, руки и ноги не контролирую.
– Вон! – орал человек в штатском.
– Извольте…
Коридор, слева и справа массивные ореховые и буковые двери. Потолки выше трех метров. Величие странной и непонятной народу тайной организации, параллельного правительства. Тайной канцелярии душегуба Петра Первого с его подвалами и пыточными машинами. Время пыток закончилось? Черт с ним с этим долговязым и длинным Хоровым. Я ушел из того каменного здания в центре Москвы с легким сердцем и почти забыл об этом дурацком разговоре, совсем забыл.
Бельмов намазал щетину пеной для бритья и тщательно, даже с наслаждением принялся сбривать трехнедельную рыжеватую с сединой, бороду. Странно, мама была всегда черноволосая и кареглазая, у отца была черная борода, а у меня русая, переходящая в рыжую. Сбросил остатки пены, промыл лицо и шею холодной водой и улыбнулся своему отражению. «Сейчас уже лучше, намного лучше. Через месяц после разговора с Хоровым, на меня совершает нападение неизвестный человек, которого я благополучно убиваю, как крысу, на месте его же преступления, его же заточкой. Порядок, в принципе. Все прошло штатно. Я применил прием перехвата холодного оружия и направил острие в тело хозяина, в район печени. Мужику было лет тридцать пять, худощав, нервозен, молчалив, нос картофелиной, переносица помята, типичный отморозок. Резкий, но ослабленный, имел сноровку работы с холодным оружием, видимо, бывший вояка или спецназовец. Стал наркоманом и слепым исполнителем чужой воли. Он решил замочить меня за деньги или за свободу своей шкуры? Не получилось. Его в любом случае убрали бы сразу после меня. Счастливый путь в преисподнюю, крыса. Сколько же у них еще таких наркоманов? Считаю, что этого парня с заточкой послал сам Хоров. Кому еще я нужен? Кто такой, этот Хоров? Майор, офицер лет сорока? Что у него за душой? Месть? Слепая месть, ко мне? За кого?.. Он знает что-то за мой Афган? Изучил мое дело, ревностно изучил. Ладно, плевать мне на него… Повидать бы своих солдат, как у них сложилась жизнь после Афгана?
Алексей вернулся в комнату, освежил лицо одеколоном «Москва», посмотрел на гудящую столицу за окном и продолжил искать решение проблемы.
В тумбочке лежит телефон того киллера. Нужно позвонить, там всего три номера, и просто спросить: «Где лежат мои деньги?» – ну, или что-то в этом роде. Блефовать, так блефовать… Тем более уже нечем кормить кота. Кот, ты где, плутишка, иди ко мне, котя-котя…
Черный молодой кот с белым воротником мягко и бесшумно запрыгнул на колени к хозяину и радостно замурлыкал. Это был последний котенок кошки Мурфы, почившей год назад вслед за родителями Алексея. Пять лет назад умер отец – Борис Ливович Бельмов. Потом, так неожиданно и быстро, сгорела от болезни мама, потом и старая кошка Мурфа, прожившая почти семнадцать лет и воспитавшая тридцать пять котят. Теперь почти тишина. С первой женой жить не получилось, Алексей уже не вспоминал это недоразумение курсантской поры. Холодильник «Бирюса» на удивление пережил отца и маму, и сейчас работает, словно советский будильник «Москва». Как они их так делали в Минске? Я помню, радостный папка купил его на свою премию в 1980-м, как раз я заканчивал школу, а отец привез такой большой и белый дефицит. Сейчас 2016 год, а этот не убиваемый холодильник работает, словно только слез с конвейера. Магический белый куб, ты что, бессмертный? Надо все-таки позвонить заказчику киллера…
– Маргел, братец, проголодался без меня, ты что будешь вареную курочку, или свои консервы? Нюхай! Что скажешь?..
Алексей поднес к черному носу кота кусок белой курятины и открытую баночку кошачьих консервов. Кот, недолго думая схватил цепкими лапами кусок курицы и понес ее в зубах на место, где он обычно обедал, на коврике в углу кухни. Человек все не мог приступить к ужину, ему не давала покоя мысль о звонке заказчику убийцы.
Бельмов вернулся в комнату, включил телевизор погромче. Взял в руку черный мобильник и нажал кнопку «Список контактов», выбрал первый номер и позвонил…
Трубку взяли через две секунды:
– Ал-ле, блин, ге… Гришка, братан, а мы тебя уже потеряли. Думали ты сдох где-нибудь в подворотне? Три дня тебя не было, чего молчишь?..
– Угу…
– Когда отдашь мои пять штук? А, что тупишь? Тебе ча, терпила с Нижнего Тагила уши компотом залили? Ха-ха…
– Где мои деньги? Какого хрена ты несешь? – прохрипел Бельмов.
– Ха, перегрелся, это же ты мне должен? Забыл, как я тебя прикрывал в зоне? Забыл про Серов? В общем, хорош дурковать, заходи… Это ты, братан? Оглох? Эй!.. Ты или не ты?..
– Утухни…
Алексей резко нажал кнопку окончания вызова. Сурово смотрел сквозь пустоту комнаты. «Значит, киллера звали Гришкой? Это был не заказчик, дружбан, видимо, по уральской зоне. Занятно… Нужно попробовать набрать второй номер, истина притаилась близко…»
Он выделил номер и нажал вызов, телефон был старым с продавленными кнопками.
Трубку взяли через секунды четыре:
– Кто это? А, я кажись понял, не ждал… Какого черта, Гришаня, звонишь сюда, падла? Ублюдок, когда занесешь деньги за прошлую дозу?
– Скоренько, потерпи, времени нет… – тихо прошипел Бельмов.
– Чтоб ты сдох, корявый! Бывший офицеришка, только попадись мне, порву. Завтра жду с бабками, не забыл еще сколько за тобой?
– Забыл, сколько?
– Ты мне по жизни должен. Сто штук деревянных, прикинь… – проскрипел голос незнакомца.
– Заглохни, подонок, сейчас за тобой приедут мои пацаны!
– Ладно, ладно! Пошутил я!
– Не шути так, – хрипло бросил Алексей и отключил вызов.
Опять двадцать пять, бандитский притон, не то, совсем не тот вариант. Теперь оставался один номер, нужно было решаться. Он надавил кнопку старого телефона. Вначале была тишина. Часы звонко тикали на стене. Только через десять секунд трубку взяли.
– Алло! Ал-л-о-о? Вы? Григорий Сергеевич? – спросил голос вкрадчиво.
– Ну, да, кто еще? – хрипло ответил Алексей.
– Наконец-то. Простыли? Как все прошло? Вы сделали дело, все как обещали? – раздался мужской голос на том конце, от которого у Бельмова на голове встали волосы дыбом.
– Само собой. Где забрать деньги? – чужим трубным и хриплым простуженным голосом спросил Алексей.
– Вы правильный человек, капитан…
