Купить себе пару молчаливых друзей вместе с новым домом и средой обитания проще простого. Посетите зоомагазин. Я стал счастливым обладателем маленького аквариума со всеми прибамбасами (свет, компрессор и т.д.) и двух одинаковых рыбок. Два маленьких неоновых светлячка теперь мерцали в темноте моей конуры, совершая свое бесконечное броуновское движение. Рыбки. Почти одноклеточные. Их жизнь понятна и однозначна. Как лезвие хорошо заточенного ножа. Как точка.
Я дал им имена. Эдмунд-1 и Эдмунд-2. То были рыбки Шредингера. В любой момент времени каждая из них была одновременно и Эдмундом Первым и Эдмундом Вторым.
От смерти рыбок отделяло лишь тонкое стекло. Разбей его, и они умрут. Точно так же, разбивая границы привычного мира людей, мы убиваем их, даже оставляя в живых.
Рыбки. В этих тварях что хорошо? Умирая, они не смогут смотреть на тебя всепрощающим понимающим взглядом.
Мы здорово умели заводить друг друга. Ночь плавилась, как сыр, а наши игры нагнетали в комнату жар.
– Да в меня уже и втыкать ничего не надо!
Мы смеялись и продолжали. Это уже был не секс. Что-то за гранью, потустороннее, из другой реальности. Мир делился на до и после. Мы выносили себя за скобки и забывали, о том, что придется вернуться в контекст.
Я лежал сверху и целовал ее ключицы, словно дотрагивался до ядра галактики. Эти две косточки казались мне самым уязвимым местом на свете.
Она засыпала. В такие моменты отчаянно хотелось верить. Как жаль, что я никогда не умел себе врать.
Прошло восемь месяцев. Несмотря на санкции, экологические проблемы и социальную несправедливость Эдмунды еще жили. Я тоже был на плаву. Скрупулезно, механически точно, я выполнял предначертанное – готовил омлет по рецепту отца.
Зазвонил телефон. На дисплее ее имя. Я растеряно огляделся. Неужели она что-то забыла у меня в квартире? Какую-нибудь вещь. Мелкую, но в некоторых моментах совершенно необходимую. Непарный орган забился быстрее. В надежде на то, что забыли меня, я потянулся к трубке.
– Алло.
Молчание.
– Говори, раз позвонила. Я слушаю.
– Ой… блин, извини. Номером ошиблась.
Отбой.
Надо бы законодательно запретить бывшим ошибаться номерами. И ввести за это смертную казнь.
Омлет у меня всегда получался что надо. Я впервые за очень долгое время включил телевизор. Хотелось услышать человеческую речь. Диктор новостей с тревожной интонацией что-то говорил. Я прибавил громкость и перестал жевать. Вот и выход. Выход всегда есть. Пусть и неприятный, но всегда.
«…всеобщая мобилизация. Всем военнообязанным надлежит самостоятельно явиться в отдел военного комиссариата по месту жительства для…»
ИГРА В АССОЦИАЦИИ
1
Мы удобно расположились на диване, и девушка тут же водрузила мне на колени свои ножки тридцатьшкольного размера. Я нажал «Play», и она жадными глазами впилась в экран. Она все делала жадно. Говорила, дружила, жила.
Майя Владимировна работала секретарем городского суда, и ее стол скорее напоминал пункт приема макулатуры, чем рабочее место. Объем перерабатываемых ею документов ввергал меня в ужас. Я пару раз бывал у нее и видел этот бумажный Эверест. Но природная любовь к порядку и титаническая усидчивость сделали Майю незаменимым помощником. Не думаю, что ей нравилась работа. Скорее успокаивала. Вносила в ее бестолковую внутреннюю жизнь иллюзию логики и дисциплины.
В своей параллельной реальности, никак не связанной с юриспруденцией, Майка писала стихи. Она не тешила себя пустыми надеждами о «великом поэтическом будущем», однако справедливо признавала за собой некоторую оригинальность и свойственный только ей стиль.
Едва доставая макушкой мне до груди, энергоемкостью и энтузиазмом Майка могла переплюнуть любого.
Ни разу в жизни не сидела она ни на какой диете. Ела много и с удовольствием. И при этом обладала очень ладной фигуркой, хотя и несколько миниатюрной. На аккуратном, строго очерченном высокими скулами лице в обрамлении прямых каштановых волос царствовали огромные глазища. Два карих гипнотизера. Маленький прямой носик со слегка хищными крыльями ноздрей говорил о спящем внутри буйном нраве.
Во Франции, в небольшом городке Севр, что в предместьях Парижа, располагается Международное бюро мер и весов. Помимо всего прочего, в его зданиях хранятся платиново-иридиевые эталоны килограмма и метра. Рядом с ними должен быть эталон улыбки. Улыбки Майи. Чтобы все человечество имело возможность сравнить свою улыбку с эталоном и устыдиться. Такая это была улыбка.
2
Я часто смотрю на свое отражение в зеркале. Часть моего мозга работает совершенно нормально. Этой частью я вполне адекватно осознаю: «Да. Это мое лицо. Это мои брови и глаза, мой нос и мои губы, мой лоб и мой подбородок. Так я выгляжу. Таким меня видят другие. Это и есть я». Но другая часть только тихо посмеивается из своего темного, холодного закутка. Тогда я начинаю сомневаться – а мое ли это лицо? И отчетливо понимаю – конечно нет.
Представьте себя голого в примерочной. Какой-то безликий продавец подает через шторку вешалки. На них одежда. Все, что полагается: трусы, носки, брюки, сорочка, свитер.
– Одеваемся. Молча. Без возражений, – слышите вы приказной тон. Вы наряжаетесь. Вся одежда вашего размера. Идеально сидит. Как влитая. Вот только вам не нравится цвет брюк. И рубашку вы хотели не в полоску, а в мелкую клетку. И свитера-то вы любите не с круглыми вырезами, а с треугольными. Вы смотрите на себя и думаете: «Нет. Не мое». Но сделать ничего нельзя. Продавец неумолим. Да и нет его нигде.
Вы выходите на улицу, и все видят вас таким. Надо бы крикнуть, чтобы знали: «Это все не мое. Я не такой. Мне всучили. Я не выбирал». Но разве кто поймет? Конечно, нет.
И вы ходите по улицам в чужом выборе. Он ни на гран не соответствует тому, что у вас внутри. А потом приходит понимание – окружающие тоже одевались в том магазине. Их обслуживал тот же неумолимый безликий продавец. И вам остается одно. Носить эти вещи аккуратно. Вовремя стирать, хорошо отутюживать. Беречь от грязи и моли. Других ведь не будет. Никогда.
Такие мысли будило во мне отражение. Что ни говори, а радостного в них мало.
3
Майка во что бы то ни стало решила праздновать мой 29 день рождения. Уговорить меня на выход в свет ей не удалось, но я согласился на скромный домашний ужин и праздничный просмотр фильма.
Большие продуктовые супермаркеты всегда меня угнетали. В отличие от Майки. Пока я еле волочил ноги, угрюмо толкая перед собой тележку, полтора метра Майки мелькали то в одном, то в другом углу, возвращались ко мне с добычей, сгружали ее и вновь уносились в толпу покупателей. Один раз я даже немного испугался за нее. Из холодильника с заморозкой торчали подозрительно знакомые пятки. Я молча потянул за одну. Отфыркиваясь, она выбралась наружу и с победоносным видом повертела передо мной пакетом креветок.
– Снизу самые свежие.
Она стряхнула с волос налипшие льдинки и смеясь добавила:
– На кассу, дядечка, на кассу.
Нагруженные покупками, мы присели перекурить на лавочку у моего подъезда, по зимнему времени свободную от патриархов нашего дома. Два облачка сигаретного дыма шустро поднимались к голым ветвям большого старого тополя.
– Странно, – я подошел к дереву. Пальцы нащупали на коре вырезанные кем-то буквы. – Эм. Эм. Эм. Я тебя так иногда называю. Моя мелкая Майка.
Надо же, курю здесь каждый день почти, а только сегодня заметил. Майя поднялась с лавочки и внимательно изучила буквы.
– Их давно вырезали. Смотри, дерево потемнело, и буквы уже наполовину заросли. Совпадение.
Она пристально посмотрела на меня и несильно ударила по плечу смешным маленьким кулачком.
– Значит, прозвища мне придумываешь втихаря!
4
Среди моих мыслей мало радостных. Не складывается у меня с оптимизмом. Бывают люди с врожденным пороком сердца. А у меня, видимо, врожденный порок души. Ведь душа – это и есть мысли. Если вдуматься. Кто даст гарантию, что моя голова работает как надо? Может, я сумасшедший? Нет никаких видимых отклонений от нормы? Так я хитрый псих. Вижу, как ведет себя большинство. Копирую, подстраиваюсь, растворяюсь в толпе. Но внутри мыслеобразование происходит совершенно по другим законам. И если цепочка ассоциаций у нормальных людей одна, то мои мысли цепляются друг за друга совсем по-иному. Как проверить и узнать? Записать мой мыслительный процесс в виде зрительных образов, а потом сравнить с выборкой записей контрольной группы. Убежден, вскроется явный порок души. Но технологии пока этого не позволяют. И при моей мнительности я медленно, но верно скатываюсь в паранойю. Забавно будет сойти с ума из-за навязчивой идеи о том, что я, возможно, псих. Замкнутый круг. Значит, надо его разорвать. Резко отупеть, чтобы перестать думать. Что там у нас по этой части? Алкоголь – долго. Травка – долго. Кокаин – нет денег. Ну, думаю, дезоморфин быстро уладит эту проблему. И создаст кучу других. Куда бежать, где прятаться? Непонятно. Еще бы. От мыслей, от души не убежать. Продать ее? Да кому она на хрен нужна. И с доплатой не возьмут. А все-таки живу. Худо-бедно. С чужим лицом и пороком души и (вот удивительное дело) даже, бывает, получаю удовольствие.
5
Иногда я задумываюсь о том, какая сила держала нас вместе. Все-таки я был на пять лет старше. Не занимался творчеством и вел вполне себе приземленную, прозаическую жизнь. Считал себя скучным, малопривлекательным субъектом. Тем более странной выглядела наша привязанность. Майка редко говорила о себе, а я не расспрашивал. Захочет – расскажет сама. Но и этих крох, обрывков разговоров было достаточно, чтобы догадаться. Дело в том, что я от нее ничего не требовал. Не пытался изменить или исправить, подчинить или руководить. Я принимал ее целиком и полностью. Такой, какая есть. Без оговорок и условий.
Майя искала этого всю жизнь. Тихой гавани, где она могла быть собой. Казалось бы, человеку для спокойствия необходима такая малость – всего-то возможность не притворяться кем-то другим. Но эту малость не купишь «даже за сто тыщ мильонов».
Стоит ли говорить о том, что я любил Майку?
Стоит ли говорить о том, что я ее хотел?
Правильно. Не стоит. Я молчал. Но с удивлением отметил, что молчание не тяготит меня. Ни душевных страданий, ни безумных поступков, ими вызванных, у пациента не наблюдалось. Мы и так были вместе. Мы и так были нужны друг другу. В разговорах ни я, ни Майка никогда не пытались как-то определить наши отношения. Дать им название. Нас обоих устраивал статус-кво. Случайно встретившись на дороге, мы взялись за руки и двинулись дальше вместе. Пока нам было по пути. Честно говоря, я до одури боялся потерять Майку. Риск лишиться светлой радости, которую я приобрел с ее приходом, перевешивал сомнительные приобретения признания.
6
Удовольствия бывают разными. Можно составить классификацию, поделить на группы и подгруппы. Наверняка найдется на свете человек, который уже потратил на это время. Нас, психов, много. Грубо говоря, существует три больших класса удовольствий. Низкие, высокие и комплексные.
Низкие обусловлены простыми инстинктами, присущими почти всем живым существам. В этом плане человечество шагает в ногу с братьями своими меньшими. Мы получаем удовольствие, удовлетворяя инстинкты. Эти удовольствия кратковременны, зато практически ежедневны. В основном именно на этот класс рассчитана вся существующая реклама. Мы кайфуем, когда трахаемся, когда вкусно едим, когда в жару пьем прохладный напиток, когда облегчаемся в сортире, когда уставшие ложимся спать.
Ничего постыдного в этом нет. Против природы не попрешь. Удовлетворение инстинктов сопровождается получением удовольствия для стимулирования роста популяции. Если бы мы не получали удовольствие от секса, разве стали бы мы просто так совершать эти нелепые телодвижения? То-то же.
Второй класс – удовольствия «высокие».
Тут все несколько сложнее. Качество удовольствий этого класса напрямую зависит от уровня интеллекта и глубины внутреннего мира, от широты взглядов и интересов. Прямо пропорциональная зависимость. Физик-теоретик, решивший трудную математическую задачу, музыкант-виртуоз, исполнивший сложнейшее симфоническое сочинение, ценитель живописи, посетивший выставку работ Караваджо – все они получают колоссальное удовольствие высочайшего уровня. Это случается относительно редко, однако наслаждение длится значительно дольше. Но здесь кроется некоторое противоречие. Я вполне допускаю, что быдло-гопник после выступления «Бутырки» примерно так же счастлив, как и утонченный сноб после концерта органной музыки. И только все понимающие поклонницы Стаса Михайлова снисходительно улыбаются в сторонке. Уж они-то знают толк в «высоких» удовольствиях.
Последний класс – комплексный.
Вечер пятницы. Ты встречаешь любимую девушку и ведешь в ресторан, где вы угощаетесь семгой гриль под кисло-сладким соусом, а затем наслаждаетесь шедевром культового режиссера в удобных креслах кинотеатра. Вы молоды и красивы. Дома ждет полная страсти, сладкая ночь.
Итого: весь вечер в комплексе – одно сплошное удовольствие.
Можно выделить целую плеяду удовольствий (творческие, спортивные, тщеславные, экстремальные, альтруистические и т. д.) однако все они, так или иначе, входя в эти три класса.
Я употребил слово «удовольствие» 12 раз. Именно такое количество людей каждый час, по данным Всемирной Организации Здравоохранения, кончают жизнь самоубийством в Южной Америке.
7
…и напоследок курьезный случай на радиостанции Екатеринбурга. Ведущий дневного шоу 36 раз подряд пустил в эфир песню группы Pink Floyd «Hey you». Сотрудникам радиостанции не удалось проникнуть в студию, поскольку ведущий забаррикадировался изнутри. На все уговоры открыть дверь и угрозы увольнения он отвечал громкими выкриками – «No pasaran!» и «Никого нету дома!». Ей-богу, с таким человеком я бы сумел подружиться. Это были все новости к этому часу. Я напоминаю, что вы слушаете радио «Беверли». Радио «Беверли» – вперед, за мечтой! Наш эфир продолжает нестареющий хит 95 года от певицы Жени Ланской.
К югу от границы
В небе две птицы
С одним на двоих
Крылом.
На запад от солнца
Стена в два оконца
С одним на двоих
Крыльцом…
8
Вы знали, что в Южном полушарии другое небо? Там вы не увидите Большую Медведицу и Полярную звезду. Другие созвездия, другие миры. Временами у меня появляется желание убежать из заснеженной страны, встать и, подняв голову к небу, увидеть Южный крест, свет которого шел ко мне тысячи лет.
Помню тот день в школе на уроке географии. Это знание стало для меня откровением. Вот чудо на которое стоит посмотреть. Чудо не нуждающееся в сверхъестественном объяснении. Чудо ожидающее тебя по ту сторону экватора. Видимое только ночью, оно словно дает тебе освежающую пощечину. Посмотри, как я прекрасна и многолика. Посмотри, как я холодна и надменна. Посмотри на меня, сын. Твоя Вселенная.
И это откровение до сих пор со мной. Молча следует за спиной. И седой звездный свет холодит спину. Я не забываю о бездне над головой. Ни на минуту. Очень тяжело нести это знание. Нести всю полноту далеких галактик на узких плечах. Искривление позвоночника обеспечено.
9
– Мне кажется, я немного лесбиянка.
Я отвернулся от телевизора и посмотрел на Майку. Шутит? Не похоже. На лице виноватая улыбка. Пальцы нервно покручивают простенькое серебряное колечко. Я нажал на паузу, и Натали Портман застыла в нелепой балетной позе.
– Рассказывай, Даррен Аронофски подождет.
– Я влюбилась в незнакомую мертвую женщину! – испуганно выпалила Майка. А я увидел, как в ее глазах ярко блеснула соленая искорка.
