Глава 2
В которой читатель знакомится с судебным инквизитором Роберто Карелла и его напарником Ипием, имеющим несолидное для серьезного мужчины прозвище – Папочка. Также тут представлены дела рук убийцы и осложнения, с этими делами связанные.
Она лежала в узкой щели между домами. Так сказали городские стражники, нашедшие тело. Сначала они решили, что это шлюха. Район-то подходящий, на самой границе с Пыльником! Но, присмотревшись, заметили золотую серьгу в ухе. И, конечно, тут же бросились вытаскивать тело на улицу! Нарушив в процессе все формуляры, регламентирующие действия стражи при обнаружении на улице мертвеца. Формуляры, которые инквизиторы уже устали вдалбливать в пустые стражничьи головы!
Когда тело уже можно было рассмотреть, эти болваны обнаружили, что убитая не только полностью раздета, но и имеет все признаки насильственной смерти, нетипичной для убитой шлюхи. А именно, что у нее был буквально выгрызен живот. Стражники улицы топтали уже давно и мертвецов за годы насмотрелись, но тут обоих вытошнило, словно беременных девок от вида еды.
С жертвой Лунного Волка этим двоим пришлось столкнуться впервые.
Сам же Роберто Карелла стоял над трупом совершенно спокойно – точнее, мастерски делал вид, что вид зверски убитой женщины его совершенно не волнует. Привык, мол, знаете ли! Пятый случай, как-никак! Тут не захочешь – привыкнешь! Свои слегка дрожащие руки он при этом засунул за ремень, на котором висел уставной корд[12 - Корд – однолезвийный прямой клинок общей длиной около 80 см., находящийся на вооружении у стрелковой пехоты и артиллерии ВГ Фрейвелинг с 771 года от п.п.], не использовавшийся по назначению ни разу за все время службы. И с задумчивым видом покачивался с носка на пятку – не привычка, скорее, подражание старшим инквизиторам.
Другими словами, всеми силами демонстрировал окружающим, что на место преступления прибыл опытный следователь. И неважно, что с совершеннолетием этого следователя согласится только вербовщик, набирающий «добровольцев» в очередную пикинерскую баталию. Как неважно и то, что из пяти жертв Лунного волка ему довелось видеть только двух.
Внешность была бедой судебного инквизитора. В возрасте двадцати пяти лет он выглядел как сбежавший от родителей, мечтающий попасть в армию семнадцатилетний мальчишка. Слишком худой, слишком высокий, слишком нескладный. На лице росли не волосы, а маловнятный пушок, который приходилось начисто сбривать. Но и это не спасало – под этим пушком лицо было детским до полной невозможности: мягкие губы, плавные изгибы скул, тонкий, чуть вздернутый нос и огромные, обрамленные густыми ресницами глаза перепуганного олененка. Как воспринимать серьезно такого человека не знал и сам Роберто, с ненавистью глядя по утрам в маленькое зеркальце на стене снимаемой у доброй вдовы комнаты. Которая наверняка пустила его на постой исключительно из жалости!
Но даже с этим фактом, точнее, со своим внешним видом, смириться было можно. Однако принять отношение своих сослуживцев, этих кряжистых, бородатых, из-за любви к выпивке и жареному мясу выглядящих лет на десять старше своего возраста, инквизиторов было гораздо сложнее. Роберто был умнее их, он прочитал столько книг, сколько они даже не видели в своей жизни, он вообще был единственным судебным инквизитором, если уж на то пошло, который соответствовал своей должности! А они до сих пор обращались к нему не по имени или фамилии, а просто «эй, малец!» Кроме одного, который взял его своим напарником и старался (было видно, что он именно старался!) относиться к нему серьезно.
Осложнялось непростое положение Роберто еще и тем, что судебная инквизиция, созданная около полугода назад для расследования тяжких преступлений (по факту, всех тех, с которыми городская стража не могла справиться, а коронный сыск счел недостаточно серьезными), до сих пор не раскрыла ни одного сколько-нибудь значимого дела. В котором можно было бы проявить себя и избавиться от покровительственного отношения коллег!
Поэтому Роберто, как ни жаль бедных жертв Лунного волка (жестоким или черствым человеком он себя не считал), был безумно рад появлению в городе Сольфик Хун сумасшедшего убийцы. Это была та самая возможность, которую он долго и, казалось, безуспешно ждал!
Внимательно осматривая убитую, Роберто все же испытывал нервную дрожь, успешно, впрочем, скрываемую. Красивая женщина, даже после такой страшной смерти красивая. Густые темные волосы, бледное аристократическое лицо, тонкие и изящные руки, небольшая, но привлекательная грудь… Кем нужно быть, чтобы взять такую красоту и испохабить ее, превратить в забитую тушу на скотобойне?
«И ни капли крови вокруг, что характерно! – подумал он. – Так же, как и на месте обнаружения вчерашней жертвы. Невозможно же нанести такую рану, от грудины до паха, и не оставить ни капли крови! Значит, ее, как и дочку барона да Николь, убили и разделали не здесь. А здесь только выбросили тело!»
Как выглядели места преступления в первых трех случаях, Роберто не знал, делами занималась (если можно так сказать) городская стража. Парни в кирасах под тулупами и в шапках с красными околышами особо не мудрствовали, места преступления не осматривали, а просто торопились убрать страшные находки с улиц. К чему пугать добрых горожан, исправно платящих налоги?
Первую жертву Лунного волка, Рыжую Кармеллу, и вовсе похоронили в тот же день на городском кладбище в какой-то безымянной могиле. Вторую, Риту Маттеи, и третью, Анджелу Беллони, отдали родственникам для захоронения, и теперь даже думать нельзя было о том, чтобы выкопать тела и осмотреть их на предмет схожести нанесенных ран. Так что собирать улики и строить версии можно лишь на основании четвертого и пятого преступления изувера. Баронессы Дорины да Николь и вот этой пока еще безымянной женщины.
Гул человеческих голосов за спиной Роберто, основными тонами которого был мутный страх и черное любопытство, периодически разрывался окриками красноголовых, требующих не напирать и расходиться по домам. Привычный шум стал понемногу отступать на задний план, пока инквизитор погружался в свои мысли.
«Итак, ее привезли сюда в таком виде. Уже голую и выпотрошенную. Что это значит? Что убийца человек, а не какой-то мифический зверь, посланный Сольфик Хуну Единым в качестве наказания. И у этого человека есть телега и какая-никакая лошадь – не на горбу же он нес сюда убитую через ночной город! Арендованная? Взятая у знакомого? Или своя? Скорее своя! Убийца – человек хитрый и неглупый, зачем ему привлекать внимание, беря у кого-то телегу? А ну как на ней потом кровь останется? Объясняйся потом с хозяином! Нет, телега своя! Значит, есть и дом в городе хотя бы с небольшим двориком, где он эту телегу ставит. Не то чтобы след, в Сольфик Хуне таких домов три четверти, но все же!»
Роберто оторвал взгляд от мертвой женщины и огляделся по сторонам.
«Еще должно быть место, где убийца вершит свое кровавое дело. Не у себя же дома он это делает! Место должно быть безлюдным и тихим. И при этом не слишком удаленным, ведь чем дальше тело потом везти, тем выше риск попасться на глаза не в меру бдительным стражникам. Хотя о чем это я?! Бдительные стражники, ха! Да они с наступлением темноты только по освещенным улицам ходят, коих в городе, не сказать, чтобы много».
Роберто представил карту, мысленно наложил на нее места, где находили убитых женщин… Никакой системы! И доки, и купеческий квартал, и Пыльник, и торговые ряды. Будто этот Лунный волк плевать хотел на осторожность и колесил на своей телеге по всему городу, никого не опасаясь! Демоны! Демоны!!! Ведь ни одной зацепки, одни домыслы!
– А я ее знаю! – раздался за его спиной голос.
Роберто приложил массу усилий, чтобы испуганно не подпрыгнуть. Увлекся осмотром и не заметил, как подошел его коллега, старший инквизитор Ипий Торуго.
– Это госпожа Брунетто, не помню, как ее по имени, мамка из публичного дома на Пыльнике!
– И откуда же ты знаешь содержательницу публичного дома? – вполголоса пробормотал Роберто, радуясь тому, что внешне не проявляет волнения. Вопрос был, скорее, риторическим, но напарник его услышал. И ответил поучительным тоном:
– Это называется работа с агентурой. Ты в книжках своих не встречал такого понятия?
Замечание было произнесено до крайности ехидным тоном, но без желания задеть или принизить значение этих самых «книжек», как и сведений, в них содержащихся. Скорее, это была подначка, беззлобная и привычная.
Ипий Торуго по прозвищу Папочка (в последнее время его все чаще так и именовали – Папочка Ипий) был противоположностью своего молодого напарника: средних лет, приземистый и плотный. Если Роберто старался одеваться изыскано, в некотором подражании благородному сословию (что все равно не спасало его внешности), то старший коллега выглядел как мастеровой из ремесленных рядов. Даже его лицо, круглое, с густой черной бородой, было лицом работяги, редко принимая какое-то иное выражение, кроме вечной усталости. И при всем при этом выглядел он на порядок представительнее Роберто, спускавшего на одежду и книги почти все свое жалование!
– Шлюха, купеческая дочь, торговка с рынка, дворянка и мадам с Пыльника, – проговорил Ипий. – Тебе не кажется, что наш убийца пошел на второй круг? И следующей будет кто-то из купеческого сословия?
– Я вообще не вижу никакой системы! – зло бросил Роберто. – И чем дальше все это заходит, тем меньше я понимаю! Должна быть система! Должна! Тит Красный…
– Ох, только не начинай, Роберто!
– Тит Красный, – упрямо продолжил молодой инквизитор, игнорируя реплику напарника. – Изучал буйных сумасшедших во многих лечебных и монастырских приютах по всей бывшей империи. И вывел, что при кажущейся нелепости их действий в них имеется логика и система. Которая не видна с первого взгляда нормальному человеку, однако, если ее обнаружить, действия безумца становятся понятны и предсказуемы!
– Твой Тит Красный – книжный червь и теоретик! – устало возразил Ипий, тоном демонстрируя, что ему уже до крайности надоели разговоры на эту тему.
– Тит Красный – единственный исследователь, который смог собрать и систематизировать знания, которые различные следователи, дознаватели и инквизиторы считали своим жизненным опытом или лично разработанным методом поиска преступника! Его работы!..
– Хватит! – резким тоном, подобным тому, каким отец останавливает разыгравшегося ребенка, сказал Ипий. – Здесь не место для подобных споров! Святые пророки! Ты инквизитор или студиозус? Развел диспут на пустом месте, начитанностью свое кичишься! Попроще будь, Роберто! Мне известно, что ты умный, а ей уже все равно!
Тот вспыхнул, как девица, которой гвардеец сделал непристойное предложение, и опустил голову.
«Вот почему я не могу сам остановиться?! Вечно ставлю себя в глупое положение!»
– Расскажи, что уже успел узнать и сделать, – словно предыдущей фразы и всего этого спора о Тите Красном не было, проговорил старший инквизитор. – Чтобы мне не дублировать твои распоряжения красноголовым.
Роберто кивнул и сжато поведал напарнику о своих приказах (довольно стандартных: оцепление места преступления, опрос соседей, поиск следов) и умозаключениях.
– Телега? Хм! Может быть! А может быть, не телега, а? Может, карета?
– Карета? – молодой инквизитор округлил глаза. Тут же одернул себя – такое проявление удивления делало его лицо еще более детским и глупым, чем обычно. – Ты хочешь сказать, что убийца – аристократ?!
– Почему нет? Карета закрыта, внутрь стражники заглядывать не станут, если совсем из ума не выжили. И потом, именно у благородного сословия, и гораздо чаще, чем у других, появляется интерес к таким забавам. Ну, ты понимаешь, браки между близкой родней, вырождение и так далее.
– Это… – Роберто задумался на секунду, кивнул. – Очень возможно…
– Вот и я говорю! Как версия – вполне себе! Но чтобы ее нормально проработать, нам нужно поговорить с начальством.
На этой фразе Ипий помрачнел. Роберто знал, что с кансильером судебной инквизиции Джованни Торре? отношения у того были весьма сложные. С одной стороны, старика (кансильеру уже было хорошо за шестьдесят) Ипий уважал как профессионала, сумевшего из разнородного людского материала построить вполне работоспособную структуру всего за несколько месяцев. А ведь многие считали, что невозможно заставить работать вместе, именно как команду, бывших дознавателей городской стражи, кондотьеров, бретеров и аристократов, пусть и низкородных или младших сыновей.
Ну а с другой стороны, кансильер Торре, к слову сказать, опоясанный рыцарь, произведенный в титул из низкого сословия, был человеком едким, как негашёная известь, и злопамятным, словно старая дева. И имел в дополнение ко всему вышеперечисленному характер и манеры армейского сержанта, хотя и покончил с армейской службой в звании капитана. Ипия он невзлюбил сразу же за манеру брать под опеку молодых инквизиторов. И наградил прозвищем «Папочка», прилипшим быстро и намертво. Что, разумеется, любви со стороны старшего инквизитора ему не прибавило.
Роберто же кансильера просто боялся. Но понимал, что без разговора и, соответственно, разрешения с его стороны, браться за изучение «дворянского следа» не стоит.
Ипий покивал каким-то своим мыслям и довольно улыбнулся. Вероятно, ему пришло в голову, что Торре придётся ужом под каблуком крутиться, если он даст разрешение на допросы благородного сословия. Все эти обиды аристократов, вся эта оскорбленная честь! И все на его седую голову!
Мелочная бытовая месть, а душу старшему инквизитору согрела, несмотря на холод в городе и неважное начало дня в виде очередной жертвы Лунного волка.
– Ладно! – сказал он, приободрившись. – Давай здесь со всем заканчивать, а потом ты с телом на ледник – вскрытие проводить и отчет писать, а я к начальству.
Роберто посмотрел на своего старшего товарища тоскливым взглядом, но вслух ничего не сказал.
* * *
Спустя час, стоя перед столом кансильера судебной инквизиции, Ипий Торуго уже не радовался, что его голову посетила идея с каретой. Вернее, идея-то была отличной, но…
– То есть ты считаешь, что этим Лунным волком, палаш ему в глотку, может быть кто-то из дворян?
Скрипучий, но все еще громкий и хорошо поставленный командирский голос Джованни Торре дрожи у Ипия не вызывал – не мальчик! Но все же заставлял довольно критически рассматривать свою версию и, что особенно неприятно, находить в ней дыры размером с кулак.
– Да, супремо[13 - Супремо – буквально, – превосходный! Аналог русского «ваше превосходительство».].
– А может, и не быть, верно?
– Да, супремо.
– И опираясь на эту блестящую догадку, сынок, ты хочешь, чтобы я дал добро на допрос дворян?
«Какой я тебе, к демонам, сынок?!»
– Нет, супремо.
– А чего же ты хочешь, Торуго?
– Разрешения проработать этот след, супремо. Просто выяснить – может такое быть или нет.
– И как ты намерен это сделать?
– Ну, для начала я опрошу ночную смену стражи. Узнаю, не видел ли кто из них карету неподалеку от места преступления.
– А если кто-то видел карету?
Старик сидел за столом, нахохлившийся, как старая птица. Плечи его были укутаны двумя или тремя пледами, но он, судя по всему, все равно мерз – замок Иверино, в котором располагалось ведомство, вообще был местом холодным, а уж приморской зимой особенно. Морщинистое лицо кансильера судебной инквизиции было обращено к Ипию, на нем застыло выражение доброжелательного внимания. Что инквизитора совершенно не обманывало. Он знал, что облик доброго дедушки не более чем маскировка хищника, скрадывающего жертву.
– Буду выяснять, кому эта карета принадлежит.
Ипий прекрасно видел, что своими вопросами Торре просто подводит его к нужному ответу, но уйти с этой тореной дороги не мог. Хоть бы она и вела в ловушку.
– А когда узнаешь?
«Проклятый старик!»
– Вероятно, мне нужно будет поговорить с тем, кому она принадлежит, супремо.
– Тогда почему, сынок, палаш тебе в глотку, ты мне врешь?! И говоришь, что не просишь у меня разрешения на допрос дворян?! – голос кансильера взлетел ввысь, но в конце фразы сорвался на довольно позорный скрип. Годы брали свое, и рык рейтарского капитана уже не был так грозен, как прежде. При определенном воображении можно представить, как раньше сей трубный глас заставлял стоящих навытяжку солдат гнуться назад.
– Потому что это может и не понадобиться, супремо. – стараясь следить за голосом и тщательно подбирая слова, ответил Ипий. – Эта догадка может и не подтвердиться.
Джованни Торре склонил голову чуть набок, продолжая разглядывать стоящего перед ним инквизитора, отчего сходство со старой птицей только усилилось. Долгое время он делал это молча, и Ипий даже решил, что старик просто заснул с открытыми глазами (поговаривали, что военные могут откалывать фокусы и похлеще), однако тот наконец раскрыл рот и изрек:
– Знаешь, Торуго. Ты ведь мне нравишься…
«О нет, только не это! – мысленно простонал Ипий. – После этих слов всегда следует какое-то дерьмо!»
Опытный инквизитор не ошибся.
– Ты хороший следователь и дело свое делаешь добросовестно и усердно. И даже мои придирки по поводу опеки над юнцами – это лишь брюзжание старика, не более того.
«Но?»
– Но! – Торре выпростал из-под пледа руку и воздел к потолку сухой палец. – С чего ты решил, сынок, что тебе, простому инквизитору, можно вот так запросто допросить представителя благородного сословия? Подозревая его в причастности к этим убийствам?
По этому поводу – благородного сословия и соответствующего к нему отношения – у кансильера судебной инквизиции имелся пунктик. Происходящий, вероятно, от того факта, что сам инквизитор, пусть и самым краем, к оному сословию принадлежал. И как всякий неофит, а кавалер Джованни Торре появился на свет чуть меньше года назад, сменив на этом посту командира рейтарского эскадрона, он с пылом, отсутствующим зачастую даже у танского дворянства, оберегал границы сословных норм.
В другое время Ипий, возможно, и не стал бы лезть в бутылку и устраивать дебаты со своим начальством. Но теперь, когда с каждым днем город все глубже погружался в панику, когда на стражу и инквизиторов (которых горожане не отделяли от первых) смотрели то с ненавистью, то с надеждой, он решил отбросить в сторону привычную модель поведения. Возражать, меж тем, начал мягко.
– Со всем уважением, супремо, в городе орудует убийца. На его счету уже пять трупов. Горожане в панике. И мы уже вызываем злость, потому что не можем защитить их от Волка! Истинного виновника страшных преступлений они сами не могут покарать, но скоро виноватыми станем именно мы! Или, что гораздо хуже, супремо, они начнут назначать виноватых без особого разбора и следствия! И будут прямо на улицах забивать камнями и палками! Потому что им страшно, а напуганные люди становятся самыми опасными зверьми, что есть в мире! И в этих обстоятельствах, супремо, мне совершеннейшим образом насрать – кого я буду допрашивать, чтобы найти выродка, который потрошит женщин! Пусть это будет хоть маркиз Фрейланг, хоть сама грандукесса!
Распалившись во время произнесения речи, он лишь в самом конце сообразил, что уже в голос орет на начальника. И, запоздало испугавшись собственной смелости, закончил:
– Со всем уважением, супремо Торре.
Старик смотрел на него, казалось, равнодушно. Только в глубине темных глаз понемногу разгорались искорки, грозящие превратиться в пожар начальственного гнева. Затем он неожиданно раскашлялся, и Ипий только пару секунд спустя понял, что Джованни Торре смеется.
– А у тебя все в порядке с яйцами, сынок! – закончив кашлять, проскрипел кансильер. – Я уж думал, палаш мне в глотку, так и будешь сносить все, что я на тебя вываливаю! А это бы меня разочаровало.
– Супремо? – Ипий несколько смутился от такой неожиданной реакции начальства.
– Заканчивай меня титуловать через каждые три слова, Торуго! Меня уже начинает подташнивать от этого твоего «супремо», а в моем возрасте это опасно. Тем более тон, которым ты произносишь это слово, говорит не о том, что ты лижешь мне зад, а вовсе даже об обратном! – Торре сделал небольшую паузу, набирая воздуха. – И ты три тысячи раз прав! Если наш Лунный волк хотел срать на разницу в сословиях, вскрывая животы и мещанам, и дворянам, с какой стати нам действовать иначе? Мое разрешение ты получил, документ, это подтверждающий, получишь через час в канцелярии. А теперь, сынок, иди работай. И желательно быстро! Потому как, несмотря на внезапно появившееся к тебе уважение, разозлил ты меня, палаш тебе в глотку, ой как сильно!
Ипий кивнул и, все еще пребывая в замешательстве, направился к двери. Прощальное пожелание кавалера Джованни Торре прилетело ему в спину:
– И найди этого выродка, Торуго! Даже если у него род от пророков ведется! И если что-то узнаешь – сразу ко мне!
Остановившись в одном из замковых коридоров, Ипий прислонился спиной к стене, обдумывая дальнейшие действия. Не то чтобы идеи толпились, как просители в приемной окружного судьи…
Нужно найти стражников, которые ходили в ночные смены, опросить их. Сделать это будет непросто, учитывая «теплые» чувства, испытываемые их начальником, бароном да Бронзино, к инквизиции. Хотя если тот ничего не узнает, то не будет и переживать, верно?
Затем вернуться в приемную и забрать разрешение, подписанное Торре. Ипий не обманывал себя в этом вопросе. Сама по себе бумага мало что давала, но лучше иметь ее, чем не иметь.
Ну а потом спуститься в замковое подземелье и узнать, что там удалось выведать Роберто на вскрытии. В последнее, а именно в успешность этого мероприятия верилось с трудом, но Единый, как известно, тот еще шутник.
Разговор с супремо оставил странное чувство. Ипия не покидало ощущение, что кавалер Торре был даже доволен проявленной подчиненным инициативой. С чего бы?
«А с того, идиот, что на нашего старика давят благородные! – хмыкнул инквизитор. – С того, что на зверства Лунного волка они не обращали внимания, пока тот не распотрошил аристократку! А ты, старый дурак, фактически предложил себя ответственным за расследование! И в случае неудачи дедушка Торре, расплатится с дворянами твоей головой!»
Ипий Торуго встряхнулся, изгоняя неприятные мысли, и, отлепившись от холодной стены, направился в караулку.
