– Служилые, крестьяне, торгаши – всяк делать свое дело поспеши. Даосу необходимо дать достойный ответ.
И господин Чэнь рассказал об устроенном Небесным наставником представлении, предложив буддисту прочесть мантры и воспрепятствовать явлению небесных полководцев на даосском алтаре.
Бифэн стал отнекиваться:
– Даоса поддерживают во дворце, вот ему и удалось соорудить алтарь, а мне на то не дадут соизволения. Да к тому же я в отличие от него не скручиваю мудры, не прибегаю к заклинаниям и заговорам.
Тогда старый вельможа предложил:
– Ежели вам понадобится напарник в каких делах, может, займ в посреднической конторе или взять что временно у местных органов власти[129 - Согласно установлениям династии Мин, население обязано было, в качестве одного из налогов, снабжать местные органы власти некоторыми орудиями производства и предметами обихода.] – да хоть попросить императора вам то предоставить, – только скажите!
– Это нечестно, – отказался Бифэн. – Лучше я сам достану необходимое.
С этими словами он вытащил из рукава свою патру и сказал, что ее нужно наполнить водой.
– Что же вы, мудрый наставник, постеснялись попросить воды и так до вечера и постились всухую? – изумился Чэнь.
Но Бифэн объяснил, что в данном случае наполнение патры водой имеет иную цель.
– Так это ради одной патры воды мы тут столько беседуем? – поразился сановник.
Тут как раз мимо шел дежурный охранник с круглой бляхой на поясе и в сапогах на толстой белой подошве[130 - Регламентирующие установления в отношении обуви стали жесткими лишь при династии Мин, и их должны были придерживаться чиновники всех рангов. Например, ученым-конфуцианцам разрешалось носить высокие черные сапоги, которые гвардейцам-охранникам было дозволено надевать только во время дежурства. Простым людям и торговцам вообще запрещалось ношение сапог. Черные сапоги на белой подошве считались парадными или официальными.]. Сановник Чэнь попросил его набрать для почтеннейшего воды. Охранник взял патру и собрался идти на поиски, но буддист его остановил и начал подробно перечислять, какую воду ни в коем разе нельзя зачерпывать:
– Не бери воду для омовения рук и ног, а также налитую в кувшин, не черпай ту, что стекает из-под стрех дома, не приноси воду из канавы или из пруда, где разводят рыб.
Сановник в нетерпении попросил Бифэна не перечислять столь подробно негодную для использования воду, а прямо назвать ту, коя ему потребна.
– А нужна мне «водица без корня»[131 - «Водица без корня» – термин китайской медицины, который может означать, например, дождевую воду или воду, только что вычерпанную из колодца.], – объяснил Бифэн.
Услыхав сии слова, охранник поставил патру на землю и собрался уходить:
– У деревьев, у бамбука есть корни, но я никогда не слыхивал, чтобы у воды были корни: такую я не смогу найти, призовите кого-то другого.
Но Бифэн его осадил:
– Так называется проточная вода, свободно текущая из реки в море.
Как только охранник принес волшебную патру с водой, буддист зачерпнул каплю своим длинным ногтем[132 - Согласно одному из буддийских трактатов, «…среди нынешних монахов великой Сун многие… отращивают длинные ногти. Например, в один или два цуня, или даже, случается, в три или четыре цуня». Цит. по: Бабкова М. В. Проповедовать Закон Будды даже в уборной (к переводу трактата Догэна «Очищение») // Японские исследования. 2017. № 1. С. 9. Часто буддисты отращивали длинный ноготь на мизинце, ибо считалось, что у Будды все пальцы на руке были одинаковой длины.], плеснул оземь, и тотчас у врат чертогов небожителей началось наводнение.
А даос во дворце вел себя дерзко и самоуверенно, словно буддиста вовсе не существовало. Стоя наверху алтаря, он аж топал ногами от нетерпения в ожидании небесных полководцев. Тем временем черные тучи, под прикрытием коих те только и могли явиться, нежданно рассеялись. Небо очистилось, и солнце жгло столь яростно, что все сорок восемь листочков с заклинаниями[133 - Амулеты-заклинания составляли важнейшую часть даосской магии. Их основным предназначением было общение с духами – часто призыв последних к заступничеству. Заклинания представляли собой надписи в виде прихотливых изломов и извивов отдельных черт иероглифов на разных материалах (бумага, шелк, дерево и прочее), но особо эффективными считались начертанные киноварью на желтой бумаге. Одним из способов использования подобных амулетов было их сожжение: пепел смешивался с водой, после чего та считалась волшебной, либо дымок от пепла поднимался ввысь к небесам – обители святых.] сгорели – вестник-дымок от них уже поднялся ввысь, однако небесных полководцев так и не видать.
Бифэн, который за это время вошел в залу и встал у жертвенника, подшучивал над даосом:
– Я думал, ты и вправду потомок бессмертного святого, праправнук патриарха. А ты своими жалкими трюками наносишь оскорбление трону! За три дня сего действа потратил столько дворцового довольствия! Как смеешь ты, безалаберный даос, состязаться со мной, истинным буддистом? Желал бы я заполучить твою голову, да боюсь нарушить запрет убиения живых существ. А пощажу – как отплатить за твое преступное стремление истребить буддистов? Ну да ладно! Императорский трон над нами, придворные окрест него, и с древности сказано: прощающий не глуп, а глупец не способен прощать.
При этих словах от Бифэна во все стороны стали расходиться мириады золотых лучей, и его земное тело исчезло.
Придворные бросились наперебой докладывать императору, что Небесный наставник сжег сорок восемь заклинаний, но небесные воины так и не явились, зато буддийских монах пощадил даоса, но сам исчез. Император в сердцах воскликнул:
– Уж мы-то не помилуем Небесного наставника! Ежели я так поступлю, получится, что я ему покровительствую, а закон не ведает личных пристрастий.
И тут же повелел: даосу спуститься с жертвенника, а подручным – обезглавить его на лобном месте и поднести к трону голову казненного: «Принять к исполнению!» Придворные уже оплакивали Небесного наставника: вот-вот по велению Неба завопит-завоет, словно стая разъяренных тигров, старинный обоюдоострый меч длиной в треть чжана, вот-вот обагрят землю капли крови.
– Неправедный навет! – возопил Небесный наставник. Он заявил, что из полусотни листков с заклинаниями сгорело лишь сорок восемь: – Ежели государь на пару часов отсрочит наказание за мою смертную вину, я поднимусь на алтарь и дозовусь до небесных воинов.
Чжан снова взошел на жертвенную площадку, проделал все положенные церемонии и сжег оставшиеся два листка с заклинаниями. Тут же раздались громовые раскаты, и с небес прямо на алтарь по очередности спустились все четверо защитников даосской веры. Первым делом они поведали о затоплении Небесных врат: «Небесное воинство было занято вычерпыванием воды. И только когда начался утренний отлив, мы углядели сии два заклинания и тотчас примчались в ожидании ваших распоряжений». На сей раз Небесный наставник вежливо отказался от их подмоги и спустился с алтаря.
Придворные слово в слово пересказали императору беседу даоса с небесными воинами, и тот в ужасе воскликнул:
– Буде в нынешнем году затоплены небесные дворцы, каково придется моему народу?
Он преисполнился сострадания, а в это время даос, спустившийся с жертвенника, распростерся ниц у ступеней трона, ожидая указаний высочайшего. Император был вне себя:
– Небесные сферы затоплены, небесные полководцы явились с опозданием. Мы постараемся проявить снисхождение к вашему тяжкому проступку. Как известно, за преступление, заслуживающее смертной казни, мы имеем право помиловать, но за менее тяжкое преступление наказание неотвратимо[134 - Смысл фразы в том, что за менее тяжкое преступление полагалась тюрьма или ссылка, и от них государь не имел права освобождать.].
И затем объявил:
– Желаем отправить подданного к далеким западным варварам на поиски яшмовой императорской печати, дабы мы могли водворить порядок и спокойствие в стране. Не является ли сие достаточным наказанием за малую вину?
Небесный наставник взмолился:
– Ежели государь проявит свое благоволение, что по сравнению с сим поиски печати?
О, доблестный даос, он сдвинул брови и тут же придумал очередную хитрость: «Нынче буддист причинил мне столько неприятностей, что не грех воспользоваться государевым поручением и сделать ответный ход». И обратился к императору:
– Дозвольте завтра представить доклад с рекомендацией того достойнейшего, коему по силам справиться.
– Мы уже приняли решение найти печать, посему не стоит терять время. Легче устно доложить, чем составлять бумагу. Говори!
– Коли так, дозвольте рекомендовать буддийского монаха, участвовавшего в состязании. Он проявил столь необыкновенные способности! Уверен, ему ничего не стоит пересечь океан и добыть печать.
– Да мы и имени того монаха не знаем, как можно посылать его за государевой печатью?
– Ваше Величество облечено властью провести дознание и всё доподлинно узнать об этом человеке.
Государь повелел пригласить тех двоих сановников, что поручились за буддиста. Оба вельможи тотчас распростерлись ниц у трона, и государь потребовал сообщить все известные им сведения. Вельможи назвали имя монаха – Цзинь Бифэн. Тут Небесный наставник заявил, что он-то и должен отправиться в Западный океан за драгоценной печатью. Лю Правдивый не сдержался:
– Ошибаетесь, Небесный наставник! Уж у вас-то нет никаких оснований давать рекомендации после того, как вы предложили государю истребить буддистов. Нынче вы потерпели поражение в состязании с Бифэном, а теперь предлагаете поручить ему сию важную миссию – как же так?
В этот момент перед троном пали ниц те самые четверо вельмож, что защищали Небесного наставника. Они заявили, что хотя даосский патриарх истреблял буддистов, но нынче он выдвигает Бифэна, а коли так, то его заслуги искупают ошибки.
– Это как же? – удивился император.
– Истребление рядовых монахов, не проповедовавших буддийских заповедей, привело к появлению во дворце святого буддийского мудреца, постигшего истину.
Император смилостивился и повелел Небесному наставнику отправиться на гору Утай, найти и привести Бифэна: «Принять к исполнению!»
Наутро император вручил даосу высочайший указ, золотую верительную бирку[135 - Верительная бирка – специальная пластинка, покрытая красным лаком, на который нанесены золотые знаки.] и спросил, далек ли путь от Нанкина до горы Утай.
– Четыре тысячи шестьсот ли, – ответил Небесный наставник.
– Откуда у вас столь точные сведения? – удивился государь.
– Ваш подданный наблюдал ход небесных тел, дотошно изучал географию – ему ли не знать длину всякого пути? Обязуюсь возвратиться на следующий день.
– Да как возможно одолеть сей долгий путь за столь краткий срок?
– Обычные посланцы Вашего Величества выбирают либо сухопутную дорогу и тащатся по горам на осле, либо водную – на лодке, и тогда не обойтись без попутного ветра. Оба эти пути – не для меня.
– Ты что же, способен сокращать расстояния?
– Никакого секрета нет. Оседлаю Cоломенного дракона[136 - В китайских деревнях на празднествах был распространен танец со сделанным из соломы драконом как символом настоящего царя морей.], вознесусь к облакам и помчусь сквозь туманы. Расстояния мне нипочем.
– Ну что же, быстрее отправишься, скорее вернешься.
Простившись с государем, Небесный наставник вышел за ворота, прошептал магические формулы и заклинания, и, сев на дракона, вскоре достиг монастыря Манджушри, что на горе Утай[137 - Гора Утай – центр поклонения бодхисаттве Манджушри. Величественный монастырь Манджушри, или Чистая земля, был основан в начале X века. Вышеупомянутый храм Цинлян известен тем, что там хранился «камень Манджушри», сидя на котором, бодхисаттва вел проповеди. Возможно, отсюда и путаница в романе при упоминании храма, где находился Бифэн.].
Меж тем Бифэн прозрел коварный замысел даоса: «Согласие мое участвовать в таком походе никак не соответствует практике буддийского монаха, а ежели откажусь – буддизм не воспрянет». Он нашептал монахам свой план действий, а сам отправился в Нанкин.
Сказывают, что меж тем Небесный наставник, войдя в ворота храма, стал громко восклицать:
– Императорский указ доставлен! Зажигайте курильницы, готовьтесь заслушать!
Видит – во дворе суетится множество монахов – старые и молодые, высокие и низкие, все в белых головных уборах, холщовых одеждах с соломенным перевяслом да в плетеных из соломы башмаках. Тащат столы для жертвоприношений и расставляют их перед статуей Будды, на них водружают вазы с цветами, курильницы с благовониями. Чжан возмутился:
– Эй вы, насельники, с чего так возгордились, что не повинуетесь императорскому посланцу? Почему не вышел навстречу ваш главный наставник – Цзинь Бифэн? Как посмели вырядиться в холщовые одеяния – знак траура?
Монахи в один голос повинились:
– Господин уполномоченный императорский посланник, умерьте свой гнев! Как на духу признаемся: почтенный Цзинь Бифэн, наш учитель, третьего дни отправился в Нанкин, где состязался с вами, господин, и претерпел всяческие унижения. Вернувшись, он надолго погрузился в невеселые думы, а нонешней ночью его дух отлетел в буддийский рай Сукхавати.
Небесный наставник еще больше распалился:
– Да что вы несете! Его тело тысячелетиями нетленно, как он мог умереть?
– Ежели господин императорский посланник не верит, можете взглянуть на гроб, сего дни установленный в келье.
Небесный наставник, разумеется, не поверил и направился в келью. Вошел – и вправду стоит гроб, всего четырьмя гвоздями заколоченный, перед ним траурный экран[138 - В старом Китае гробы полагалось заколачивать семью гвоздями во имя процветания будущих поколений детей и внуков. Экраном в погребальной процессии называлось белое полотнище, ограждающее ближайших родственников покойного от гроба.], в курильницах благовония, горят две восковые свечи, стоит чаша с подаянием. Тут Чжан просто расхохотался:
– Уж не знаю, где сейчас Цзинь Бифэн, но гроб-то не всамделишный.
Монахи стали утверждать, что гроб настоящий.
– Раз так, открывайте, посмотрю, – потребовал Чжан.
При этих словах монахи стали испуганно переглядываться. Тогда даос, коего пуще прежнего одолели сомнения, приказал принести меч и топор. Ему пришлось трижды повторить свое требование – делать нечего, пришлось монахам повиноваться.
– Откройте гроб! – скомандовал Небесный наставник.
Он обращался то к одному, то к другому монаху, но все в один голос твердили, что они, ученики, не смеют открывать гроб своего учителя. От этих слов недоверие Небесного наставника возросло, он сам схватил топор, взмахнул пару раз и отколол крышку. У буддистов были свои ухищрения – в гробу действительно лежал Цзинь Бифэн.
– Да он тут живой спит, обмануть меня хотите! – вскричал даос. Он дотронулся до тела, но глаза Бифэна оставались плотно закрытыми, словно железные створки, а тело было холодным как лед – похоже, монах и вправду помер.
Тогда Небесный наставник решил испробовать еще кое-что. Он подумал: «Может, буддист просто выключил дыхание? Коли дам себя одурачить, значит, зря проделал столь дальний путь, а у него появится новая возможность трепать языком и распространять про меня небылицы. Попробую-ка я вклиниться в этот процесс, дабы потом не раскаиваться, что называется, не кусать себе пупок».
Небесный наставник придал лицу скорбное выражение и признался, что напрасно не поверил в смерть монаха:
– Он и вправду умер! Однако держать гроб в келье неуместно, я бы желал вместе с вами похоронить покойного.
– Да по чину ли вам, императорскому посланнику, хоронить нашего учителя? – поразились монахи.
Даос стал убеждать их:
– Вам неведомо, что после состязания Бифэн пощадил меня, и в благодарность за это я прямо там, у алтаря, поклонился ему большим церемониальным поклоном – как своему наставнику. И нынче я вместе с вами надену одежды трехмесячного траура[139 - Траур пятой степени – по дальним родственникам. В старом Китае было установлено пять форм траура и соответствующая им траурная одежда в зависимости от степени родства, которая связывала носителя траура с умершим: глубокий трехлетний траур (по императору, родителям, дедушке, мужу, жене, старшему сыну, свекру); траур второй степени (матери по старшему сыну, по братьям и сестрам, дядьям со стороны отца и т. д.); девятимесячный траур третьей степени (в т. ч. по дочерям), малые пятимесячный и трехмесячный трауры по дальним родственникам.]. Как мы, его ученики, можем оставить гроб открытым, а тело незахороненным? Разве не удивительно, что я оказался здесь и могу поучаствовать в погребении?
Неужели монахи посмели противиться речам императорского посланца?
– Как скажете! – смиренно согласились они.
Сказывают, что Небесный наставник вместе с несколькими монахами-умельцами отправился на могильный холм, дабы вырубить тростник, вырыть яму, разрыхлить землю и вымостить усыпальницу[140 - При династии Мин помещение для гроба делалось внутри ямы с помощью кирпично-каменной кладки. Захоронения в древнем и средневековом Китая осуществлялись по трактату «Канон захоронений», составленному в IV веке н. э., и были связаны с законами фэншуй. Поскольку человек считался продуктом духа – ци, то его тело и костяк считались конденсацией энергии ци, которая после смерти рассеивалась, поэтому тело следовало похоронить в месте, обладавшем определенной энергетикой, которая напитает скелет.]:
– Остальные обычным порядком выносите покойника.
На кургане Небесный наставник лично определил по фэншую место захоронения – на земляном откосе повыше прочих могил. Когда монахи стали возражать, что, пожалуй, это высоковато, эдак злой дух Тяньган может навредить учителю, даос возразил:
– Цзинь Бифэн – не обычный монах; чем выше могила, тем ближе он к райскому Западному небу.
Пока рабочие мостили яму кирпичом, Чжан давал указания насчет ее размеров: ширина не более трех чи в окружности, глубина – один чжан.
– Это не соответствует канонам, – возразили монахи.
Однако даос стоял на своем:
– Вы не понимаете, что почтенный Бифэн – святой, постигший истину, и его надо хоронить по иным правилам, нежели обычных монахов.
Когда пришло время опускать гроб в могилу, Небесный наставник еще раз снял крышку гроба, удостоверился, что труп на месте, затем собственноручно потянул за веревку и стал вертикально опускать гроб в яму, но так, что его верхняя часть оказалась внизу, а та, где ноги, – наверху[141 - В старом Китае в некоторых местах существовал способ вертикального захоронения, который мог быть связан с нехваткой места, но в основном диктовался правилами фэншуй и был связан с «драконовыми жилами», т. е. подземными магнетическими токами в геомантии. Считалось, что потомки вертикально захороненного вознесутся и познают славу.].
Возроптавшим монахам он хитро объяснил:
– Ноги умершего устремлены в небо, они словно касаются облаков, чтобы он мог взлететь прямо в рай. А если опускать его ногами к земле[142 - В Китае о благородном муже с древности говорили: «ногами стоит на земле, головой подпирает небо».], то он отправится в преисподнюю.
Завершив церемонию, Небесный наставник вернулся в столицу. Бифэн к тому времени успел прибыть во дворец, дабы доложить императору о коварстве даоса.
Государь обсуждал с приближенными разные государственные дела, по коим было принято много важных решений. Неожиданно евнух из Совета двора доложил, что у дворцовых ворот дожидается вызова на аудиенцию тот самый буддийский монах, что накануне состязался с Небесным наставником.
– Не следует употреблять слово «вызывать», оно звучит пренебрежительно, – раздумчиво произнес государь. – Лучше пригласите его.
Дежурный гвардеец вышел к воротам и отчеканил: «Почтеннейший приглашается во дворец!» Бифэн неспешно вошел в тронный зал, по-прежнему не проделал никаких особых церемоний – просто приветствовал государя монашеским поклоном со сложенными ладонями. На сей раз император принял буддиста совсем иначе, выказал ему почтение, пригласил в приемные покои, усадил на старинный расписной фарфоровый табурет-бочонок (Ил. 14), обращался к нему не иначе как «Государев советник» и поинтересовался, встретился ли тот с Небесным наставником, коего он направил на его розыски. Бифэн поведал:
