Марина Харлова "Солнце на газоне"

Солнце на газоне
Марина Харлова

В сборнике «Солнце на газоне» представлен широкий диапазон жанров от «мистического триллера» до «социальной сатиры», что располагает к вдумчивому чтению: важно следить за речью героев, за их реакцией на происходящее, за тонкой личной подоплекой жизни каждого из персонажей. Герои рассказов не всегда люди и порой совершают противоречивые поступки, но в их намерениях и действиях всегда сквозит тяга к справедливости и уверенность, что жизнь прекрасна!

Солнце на газоне

Марина Харлова

Персонажи и события вымышленные.

Все совпадения с реальными фактами случайны.

Иллюстратор Анна Харлова

Редактор Александра Самарина

Редактор Любовь Тимофеева

© Марина Харлова, 2024

© Анна Харлова, иллюстрации, 2024

ISBN 978-5-0062-8446-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. За городскими окнами

Азъ Есмь

Пенсионер Иван Иванович слыл чудаком, потому что разговаривал с тенью. Все нормальные люди болтали с телевизором, а он любил излить душу своей безмолвной спутнице, обращаясь к ней ласково – Ваньша. Жил пенсионер одиноко и бедно: жена умерла, дети разъехались и вспоминали о нём редко.

Днём Иван Иванович уходил в парк, садился на лавочку и сначала просматривал бесплатные газеты, которыми нынче были переполнены все почтовые ящики. Потом наблюдал за беготнёй неугомонных малышей, искоса поглядывая на их моложавых бабушек. В кармане его потрёпанного всесезонного пальто обязательно находился ломоть ржаного хлеба для бездомного пса Дружка. Перепадало и прожорливым голубям, и уткам, что деловито плескались в городском пруду.

Когда на парк опускался вечер, и световую эстафету подхватывал возвышавшийся около лавочки фонарь, аллеи пустели. Иван Иванович ещё какое-то время грустно рассматривал под ногами свою тень, потом командовал: «Домой, Ваньша!» – и понуро брёл шаркающей походкой к круглосуточному продуктовому магазинчику, чтобы купить очередную буханку. Тень покорно сопровождала его, скользя по тротуарной плитке, сторожа каждое его движение и словно вслушиваясь в неразборчивое бормотание.

Сегодня Иван Иванович засиделся в парке дольше обычного. Весь день ему нездоровилось, и он всё никак не мог решиться встать со скамьи и пойти домой. Сидел, прикрыв глаза и считая гулкие толчки крови в голове…

Пятиклассник Штырь получил такое прозвище после того, как случайно напоролся скулой на кусок арматуры. Своего отца он не помнил, а мать с утра до вечера работала без выходных и праздников то на заводе, то где-то ещё. По этой причине Штырь посещал школу редко, предпочитая проводить время с компанией, которой верховодил великовозрастный парень по кличке Гнус. Они собирались в душном подвале одноэтажного недостроя. Бетонная коробка скрывалась в глубине парка – она заросла высокой травой, примелькалась, и горожане её практически не замечали. Малолетки курили, обменивались похабными анекдотами, пересказывали истории бывалых сидельцев, нюхали клей.

Наступил вечер. Парафиновые свечи в грязных жестянках теснились на картонке в центре мальчишеского круга и немного разгоняли темноту подвала. В какой-то момент одурманенному клеем Штырю стало чудиться, что тени пацанов на разрисованных граффити стенах – живые. Они плясали, гримасничали и были похожи на жутких монстров, которые тянулись в сторону выхода, словно хотели убежать. Больше других старалась собственная тень Штыря. Она как будто извивалась и шипела по-змеиному в ухо: «Пойдём со мной! Тебе понравится…»

Поддавшись искушению, Штырь (последовал за тенью и выбрался из подвала. Поёжился от вечерней прохлады, огляделся. Всё – как в тумане. В парке веяло вечерней прохладой, но местность казалась парню знакомой и незнакомой одновременно, и трудно было остановить взгляд на чём-то. Наконец его взгляд остановился на освещённой фонарём одинокой фигуре, сидящей на лавочке спиной к недострою. Штырь потерял свою тень из виду, но чувствовал, что она не покинула его, а неподвижно и молча стояла в сумраке и зловеще ухмылялась. Он нащупал в кармане куртки спички и пузырёк с бензином и двинулся вперёд.

За миг до того, как огонь полыхнул на спине Ивана Ивановича, он уловил шум возле скамьи и странную трансформацию своей тени: у неё появилась ещё одна голова. Он не растерялся, снял пальто, бросил на землю и стал тщательно его затаптывать. Ваньша трудился рядом. По аллее в сторону домов убегал мальчишка. Светлое пятно его куртки из пёстрой ткани быстро таяло в темноте.

Иван Иванович посокрушался, разглядывая огромную тлеющую дыру на единственной своей тёплой вещи, и тихо предложил тени: «Пойдем-ка, Ваньша, домой».

Придя домой, он выпил в честь своего спасения сто грамм и пояснил молчаливому собеседнику:

– Запросто мог бы сгореть, и к бабке не ходи. Да-а, а пацан-то совсем пропащий…

Старика знобило, он сидел в накинутом на плечи безнадёжно испорченном пальто. Рукава топорщились. Глядя на стену с выцветшими обоями, можно было подумать, что Ваньша превратился в ангела с большими, сложенными на спине крыльями.

Утром Штырь, вспомнив, что сжёг человека, испытал небывалый до этого ужас. От страха, что он совершил что-то непоправимое, у него даже заболел живот, и пришлось наглотаться активированного угля. В школе Штырь примерно отсидел все уроки, не понимая ни слова и считая минуты до конца занятий.

Прибежав в парк, он ринулся к злополучной скамье. На ней сидел, закинув ногу на ногу, лысый мужик с бутылкой пива в руке. На коленке у него покоилась кепка. Штырь присел на краешек скамьи.

На газоне чернело пятно, как будто на этом месте разжигали костёр. Штырь подумал: «Если и был вчера какой „мусор“, то дворники его убрали». Он представил сгоревшие человеческие останки, и ему снова стало плохо.

– Будешь? – мужик протянул ему бутылку.

Штырю очень хотелось глотнуть хоть чего-нибудь, но он отказался:

– Не-е… – слабым голосом произнёс он.

А потом спохватился и добавил:

– Спасибо. А вы, дяденька, не знаете, что это за пятно? – Мальчик качнул ногой в сторону обгоревшего участка.

– Листву, наверное, жгли. А тебе, пацан, зачем? Потерял что-нибудь?

– Так просто… А вы дедушку не видели? Он тут собак всегда кормил.

– Собачонка вертелась, врать не буду… Да-к ты деда, что ли, ищешь? Из дома ушёл? Так пусть твои родители заявление в полицию напишут. Деменция – штука серьёзная.

Мужик допил пиво, пристроил бутылку рядом с урной и переместил кепку с коленки на голову.

– Не расстраивайся, пацан. Может, твой дед к бабке какой завернул. Нагуляется – вернётся. Ну, бывай.

Вскинув по-военному ладонь к голове, мужчина ступил на тротуар и пошёл по аллее свободным размашистым шагом. Штырь смотрел ему вслед и завидовал: так хотелось ему поскорее вырасти, стать сильным и независимым, чтобы никакой Гнус не смог им командовать.

Стоило ему вспомнить про Гнуса, как тот в сопровождении свиты показался в конце аллеи. Штырь поспешно спрятался в кусты и, втянув голову в плечи, задворками выбрался из парка. С него хватит! Больше с дурной компанией – ни-ни! Это из-за Гнуса он сжёг человека. Штыря вновь затрясло так, что застучали зубы и навернулись слёзы. И старика жалко, и себя жалко: Гнус никого из своей малолетней банды не отпускает просто так.

Тем временем Иван Иванович, то и дело натужно кашляя, пил маленькими глотками кипяток. Угораздило же его простудиться! Но сейчас уже полегче. Соседка Зина накормила его супом, сходила за лекарствами, принесла мужнину старую куртку, смахнула пыль с мебели. Взгляд Ивана Ивановича скользнул по шкафу и наткнулся на угол коробки, которую соседка, видимо, сдвинула при уборке. Теневой театр… Этот подарок он когда-то приготовил для внуков, да так и не вручил: не спешат к нему дети в гости – всё им недосуг.

А Штырь каждый день приходил в парк, устраивался на скамье и подолгу глядел на исчезающий в сухой траве черный след. В его голове настойчиво прокручивался сюжет, в котором пузырёк с бензином летит мимо старика. Дворняжке, что всегда оказывалась рядом, Штырь скармливал котлеты из школьной столовой. Школу он теперь не пропускал, хотя ему было трудно от непривычки долго сидеть на одном месте.

…Стылый осенний воздух прибил ржавую листву к земле, и злополучный темный островок затянулся, как старая рана. Штырь положил перед знакомой дворнягой припасённые котлеты, а сам с ногами забрался на скамейку, поджал колени и замер, наблюдая, как собака с аппетитом поедает угощение. Вдруг она с визгом бросилась навстречу прохожему, лицо которого было закрыто капюшоном добротной куртки. Тот наклонился и потрепал собаку по загривку.

– Ну, здравствуй, Дружок, здравствуй.

Дворняга запрыгала, энергично виляя хвостом, словно, наконец-то, нашла хозяина. Штырь радостно вскочил, подбежал к старику и порывисто обнял.

– Ты жив, деда! Ты жив!

Иван Иванович опешил от такой горячности и слегка отстранил мальчика. Перед глазами мелькнула пёстрая куртка, исчезающая в темноте аллеи. Вот так встреча!

– Как же тебя зовут, малец?

– Ваня я. Иван!

– Тёзка, значит. А что ж это, Ваня, у тебя синяк под глазом, губы разбиты и рукав в лоскуты? Обидел кто? – почувствовав родственную душу, мягким и тёплым голосом произнёс старик.

– Да вмазал я тут одному, чтоб не приставал, – мальчик зло смахнул кулаком нечаянно выскочившую слезу и шмыгнул носом.

Иван Иванович понимающе кивнул.

– Замёрз, небось? – Ещё больше смягчился старик, почувствовав прилив жалости к мальчику, как к заблудшему, дрожащему всем телом щенку.

– Есть чутка. Да я привычный…

– А пойдём-ка, Ваня, ко мне в гости. Умоешься. Куртку зашьём. Чайку попьём. У меня и развлечение для тебя найдётся. Знаешь, что такое «теневой театр»?

– Нет.

– Я тебе покажу. Занятная штука этот театр, игра света и тени…

Старик с мальчиком ушли, а Дружок остался сторожить место, куда они обязательно вернутся.

Яблочный Спас

    Деду Харлову Александру Мироновичу

«Медовая китайка», до того прозрачная в пору зрелости, что просвечивают зернышки, – лакомство для внучек.

Окно в спальне было открыто. Густой аромат цветущей яблони смешивался с запахом лекарств. Старик лежал на кровати и следил за пчелой, которая словно вертолет барражировала по комнате. При облёте она каждый раз секунд на пять зависала над тумбочкой с пахучими бутылочками и словно с досадой зудела: «З-з-замечательные з-з-запахи… з-з-закрыли… не з-з-залезешь…»

Взгляд старика переместился на окно. Сад жалко. Без него сад погибнет и внучки останутся без витаминов.

Терпко-горький «Кингстон»[1 - Кингстон Блэк, также известный как Блэк Тонтон, – сорт яблок, используемый для приготовления сидра. Название сорта происходит от темно-красной или пурпурной кожицы плодов.] годится только для яблочного вина.

В прошлом году «винная» яблоня заболела. Тля опутала её листья и цветы паутиной и высушила их до того, как завязались плоды. Чем только он ни потчевал вредителей: и нашатырём, и дёгтем, и махоркой – всё напрасно.

На самом деле он просто упустил нужный момент: уже тогда ему часто нездоровилось. И зима нынче была такая морозная, что погибли аж три яблони. Его время уходило вместе с садом, который для него – и пища, и достаток, и услада, и даже защита. Во всяком случае, так он думал в страшном тридцать восьмом.

«Белый анис» и «Грушовка» – для продажи и подношений.

…Мирон бросил на заплёванный пол комковатый матрас, сполз на него вдоль стены и закрыл глаза. Снова с грохотом открылась и затворилась дверь, рядом шлёпнулся ещё один матрас, и на него с тяжким вздохом опустился человек. По густой смеси запахов махорки, чеснока и пота Мирон понял – это Игнат, по милости которого он и загремел под расстрельную статью.