Марина Румянцева "Сашенька"

Книга "Сашенька" – это повесть о девочке, событий в маленькой жизни которой хватило бы и на несколько взрослых.Она рано лишилась родителей, а потом и последнего близкого человека – бабушки. Оказавшись на улице, причём не фигурально, а буквально, маленькая героиня не только выжила, но и умудрилась сохранить себя как личность (как бы высокопарно это не звучало). Среди множества персонажей, встречавшихся Саше на этом, отнюдь не простом, жизненном пути, ей посчастливилось найти человека, который стал для неё всем – спасителем, другом, матерью… Повествование ведётся от лица главной героини, по сути – совсем маленькой ещё девочки, но её рассуждения, как и поступки, здравы и составили бы честь иному взрослому. Её жизнь полна настоящих приключений, иногда – с налётом волшебства. Она открыта миру. Мир открыт ей."Сашенька" – первая книга дилогии. Сейчас автор работает над второй.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 12

update Дата обновления : 19.05.2024


16.

Здесь хорошо – можно спать сколько хочешь, не боясь, что крысы отъедят от тебя кусок или навалится пьяный бомж в поисках денег. Пятнистый больничный матрас прикрыт какой-никакой, а простынкой. Три раза в день бабушки из соседней палаты приносят мне еду – я сама пока не могу добраться до другого конца коридора, а иногда и чего-нибудь вкусного из домашних передач. В общем, рай на земле. Название, правда, у рая довольно экзотическое – «второе гнойное отделение».

От того места, где слева кончаются ребра, до середины спины у меня на всю жизнь

теперь останется шрам. Доктор Юлия Евгеньевна – «Юлигеньевна» сказала, что мне ещё повезло повернуться к ножу левой стороной и, задумчиво рассматривая мой бок, добавила «я тебя аккуратно шила, старалась». Юлигеньевна красивая. У нее осторожные тёплые пальцы.

Комната, где я лежу, два на два метра, называется «бокс». Вообще-то это больница для взрослых, я здесь случайно оказалась – милиционер, который меня, всю в кровище, сюда приволок, особенно в тонкостях разбираться не стал – затащил прямо в операционную. Практически на стол положил. Иначе бы я точно ласты склеила – не в «скорой», так в приёмном покое. Он потом приходил убедиться, что я живая, мандаринов принес. Нормальный дядька, не оборотень. Юлигеньевна, опять же, кишки мои красиво зашила – живи да радуйся.

За окном уже окончательная весна с ручьями, птицами и кошачьим ором по ночам. Когда я не могу заснуть и уговариваю бок не болеть, смотрю, как по потолку перемещается свет от проезжающих машин и слушаю ночную жизнь больницы. Поскольку я делаю сразу несколько дел, мне и особенно жалеть-то себя некогда. Время остается только на то, чтобы немного помечтать.

В больнице меня побрили. Голова моя напоминает теперь бедного Йорика с отрастающей щетинкой, приятной на ощупь. Волос мне не жалко – новые вырастут. Только немного не по себе, когда из зеркала смотрит незнакомый пацан с глазами, как у стрекозы.

Я надеюсь, что выпишут меня не скоро, торопиться мне некуда – не в приют же, там я уже побывала на экскурсии, больше не хочу. После того, как бабушку увезли-таки в психушку по сигналу доброжелательных соседей, и я, вернувшись из школы, обнаружила поджидавшую меня инспекторшу с оловянными глазами вкупе с участковым, состоялось торжественное водворение сироты в школу-интернат №2.

В казённом доме инспекторша дала промашку – посадила меня, как овцу, ожидать решения своей судьбы на скамеечку, возле спокойно вяжущей вахтёрши. Не ожидала, видно, от пришибленного обстоятельствами ребёнка никакого сопротивления. Улучив момент, когда неловкая вязальщица полезла под стол за ускакавшим от нее клубком, я тихо выскользнула обратно на свободу. За пять минут ожидания я поняла, что НИКТО и НИКОГДА не заставит меня здесь жить и дышать воздухом этих коридоров. Его я с отвращением выфыркнула в зимние сумерки. Школьный рюкзачок с пятёрками был при мне. Ещё там лежали: мамина фотография, свидетельство о рождении и тоненькая стопочка баксов.

17.

Юлигеньевна по утрам делает обход всех больных и увечных, поправляющихся и наоборот. Мой бокс – последний в этой печальной очереди. К её приходу я уже умыта, уколота, и со свежей марлевой нашлёпкой на боку. Покончив с формальностями в виде прослушивания-простукивания, щупанья пульса и лимфатических узлов, Юлигеньевна приоткрывает пошире узкую створку окна и смешно повесив повязку, обычно закрывающую нижнюю часть лица, на одно ухо, закуривает. Курит она длинные коричневые сигаретки, совершенно не вонючие, красиво поднося их к губам. В первый раз она прокомментировала этот процесс словами «вообще-то это вредно, тебе категорически не советую», и больше мы к теме курения не возвращались.

Зато обсудили много других – кем я, например, хочу стать, когда вырасту. Не знаю, ожидала ли Юлигеньевна, что я начну выкрикивать «Доктором! Доктором!», мечась по больничной койке, но на мой ответ, про международную авантюристку, отреагировала достаточно спокойно. Слегка приподняв одну бровь, сказала «тогда ты на правильном пути».

А сегодня приходила какая-то неприятная тётка – «да ди-и-вочка, да есть ли у тебя документы, а страховой поли-и-с…». Я сказала, что у меня есть деньги. Хотела добавить, что в банке, под дохлой крысой, но сдержалась. – «Ну, лежи-и пока».

Я не только лежу, я вовсю перемещаюсь в пространстве. Правда, преимущественно по стеночке, правым плечом вперед. «Видела тебя в коридоре. Кра-асиво шла!».

… Мы с Владиком возвращаемся из очередного рейда по электричкам, я смотрю в тёмное окошко на зимние пейзажи, но вижу в основном своё отражение да Владика, то ли дремлющего, то ли пребывающего в своем обычном состоянии глубокого самопогружения. Накидали нам сегодня больше, чем достаточно, и в основном бумажками – нести легко. Вся выручка сложена в сумку типа кондукторской и висит у меня на шее под курткой. С тех пор, как произошло моё чудесное превращение в девочку-ромашку в голубом пуховичке, подавать стали больше – наверное, мы создаем обнадеживающее впечатление людей, испытывающих временные трудности.

Я даже не удержалась и съездила на другой конец города к своей бывшей школе, подкараулила Машку после уроков. Моих денег хватило на четыре мороженых, две банки пепси и десять минут игры в автоматы на пятачки. Потом мы немножко попрыгали в сугробы, а на прощание она сунула мне в карман сложенный листок бумаги.

СЛЕПОЙ СТАРИК И ПАНДА

СЛЕПОЙ СТАРИК ШЕЛ ПО УЛИЦЕ С ПАНДОЙ. А НА ПАНДИНОЙ ГОЛОВЕ БЫЛА НАДЕТА ДОКТОРСКАЯ ШАПКА. ВСЕ ТАК И ДУМАЛИ – МЯГКИЙ ДОКТОР НА ПОВОДКЕ ИДЕТ. ПРОХОДЯЩАЯ МИМО ЖЕНЩИНА СКАЗАЛА ПОДРУЖКЕ:

«ЭТОТ ДОКТОР ХОДИТ КАК УТКА И, НАВЕРНОЕ, ОН ДАВНО НЕ БРИТЫЙ». ПОДРУГА ГОВОРИТ: «Я БЫ ТОЖЕ ХОТЕЛА СЕБЕ ТАКОГО СУПРУГА». ПАНДА УСЛЫШАЛА, ЧТО ПРО НЕЁ ГОВОРЯТ И ПОБЕЖАЛА ОЧЕНЬ БЫСТРО. ТАК БЫСТРО, ЧТО СТАРИК УПАЛ И ТАЩИЛСЯ ЗА НЕЙ ПО ЗЕМЛЕ НА ПОВОДКЕ. ЛЮДИ ЗАКРИЧАЛИ: «ДОКТОР ВЗБЕСИЛСЯ! ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ НЕСТИ БОЛЬНОГО НА НОСИЛКАХ, ТАЩИТ ЕГО ПО ЗЕМЛЕ!» И ДЕД КРИЧАЛ: «Я-Я-Я ТА-А-АЩУ- У- УСЬ!».

…На конечной станции мы не торопимся выходить – дожидаемся, пока из вагона не выкатится последний озабоченный мешочник. В тамбуре нас тормозит неприятная троица – мутные парни в облаке анаши. Меня отпихивают к закрытой двери, а Владику заламывают руки и начинают орать, чтобы «давал бабки», тем временем механический голос оповещает присутствующих, что поезд следует в парк. Электричка с шипением закрывает двери и плавно трогается. От ужаса я вцепляюсь в красную ручку стоп-крана и дёргаю её изо всей силы. Пока участники разборки падают друг на друга, я на ватных ногах бесконечно долго пробираюсь и пробираюсь, пробираюсь к снова открывающейся двери с одной-единственной мыслью – если не выскочу, мне – конец. За моей спиной раздается страшный мат и сильно обжигает левый бок. Я выпадаю на утоптанный снег перрона…

18.

Завтра меня выписывают. Это мне сообщила Юлигеньевна, в очередной раз обстучав и обслушав и, не дав сердцу времени ухнуть вниз, без перерыва спросила «пожить у меня хочешь?». Я только и сумела глупо промямлить «а можно?». Уже из дверей она «сделала мне большие глаза» – «все можно, если осторожно».

Юлигеньевна приносила мне шоколадки и тетрадки для рисования. И плеер, чтобы убаюкивать мой заживающий бок. И никогда не сюсюкала со мной, как с мелкой. Однажды я безобразно расквасилась, а она быстро привела меня в чувство, употребив некое выражение из лексикона Тамары Рыжей, отчего сквозь подвывания у меня вырвался какой-то поросячий хрюк, и мы обе рассмеялись. Я даже не представляю, как буду жить без нее.

Конечно, весь день я не находила себе места – мне не читалось, не рисовалось, не елось и не пилось. Не хотелось лежать на подоконнике, где вполне уже можно было загорать. Я не слушала музыку, чтобы не пропустить шаги в коридоре. Собирать и подавно было нечего – не байковый же больничный халат до пола и казённую рубаху с клеймом на плече. Потом мне стало казаться, что никто за мной и не придёт – я начала потихонечку плакать. Плакала-плакала, устала и уснула.

Кто-то тихонько тряс меня за плечо. Я открыла глаза и увидела близкое улыбающееся лицо Юлигеньевны.

– Саша, пять минут тебе на сборы, только не делай резких движений, – на спинке кровати висели светлые брючки и майка. Я свесила голову вниз – там стояли не менее модные сандалеты. Юлигеньевна и сама была новая, без халата и без маски, с сумочкой на плече, в руке, в прозрачном пакете, болтался какой-то темный ком. Она приподняла пакет и покачала им.

– Твоё приданое.

Там лежала кондукторская сумка, которая так и не досталась тогда обкуренной шпане. Видно, на лице у меня что-то такое отразилось…

– Всё-всё-всё. Не грустить!

Юлигеньевна помогла мне небольно продеть левую руку в рукав и натянуть бриджики.

Я полулежу на заднем сидении машины, укрытая джинсовой курткой с лёгким запахом нагретой солнцем хвои. Мне кажется, что я попала в сказку и кажется, что я всегда знала, что в неё попаду. Конец апреля, но почему-то тепло, как летом. Из окошка я вижу, как нежно зеленеют деревья в начинающихся сумерках и мне хочется плакать.

Дальнейшие события помню смутно – Юлигеньевна накупала меня в тёплой зелёной воде с облаками пены, завернула в рубашку и принесла в чистую койку, на которой с умным видом сидел большой белый кот. Она сказала ему «ну-ка подвинься» и дала мне попить из чашки чего-то густого и вкусного. Тут меня стало непреодолимо клонить в сон, и я осторожно повалилась на здоровый бок.

19.

Кто-то мягко трогал меня за нос и губы… Кот! Вальяжно раскинулся рядом со мной на подушке и зырил с человеческим интересом. Занавески плотно задёрнуты, но за ними угадывается разгар солнечного дня. На полу около дивана – записка. «Саша, буду часа в четыре. Завтрак на кухне. Осваивайся». И улыбающаяся рожица вместо подписи. Я потихонечку слезла с постели и пошла осваиваться. Впереди смешно потрусил кот, держа хвост, как флаг.

Квартирка маленькая, но очень миленькая. Дорогая аппаратура, рядом с телевизором две стопки разноцветных коробочек – поменьше и побольше. Ну да – музыка и киношки.

Я устраиваюсь сладостно их разбирать и рассматривать. Чего тут только нет! А, вот – ужастиков нет. Ну и не очень-то и хотелось. Определив основные пристрастия Юлигеньевны в плане музыки и зрелищ, аккуратно укладываю всё назад. Я вообще порядок люблю.

Внимательно рассмотрела всю имеющуюся в квартире технику. Впечатляет. Богато у нас врачи живут. Это занятие меня так увлекло что, когда опомнилась, еле успела до туалета дохромать. И котофей тут как тут – примостился рядом в свой лоток с белыми камушками. Коллективист какой. Далее мы проследовали на кухню, помыли лапы и позавтракали, чем бог послал. Кот тоже сел на табуреточку, и я клала ему кушанья на край стола перед умильным усатым лицом. Облизавшись после еды, он вскочил на раковину и выразительно на меня посмотрел. Я открыла кран, а он начал ловить тоненькую струйку воды сначала лапкой, а потом длинным розовым языком. И даже ухом не повёл, когда я рассмеялась.

Книг у Юлигеьевны много – не столько, конечно, сколько было в шкафах моего дедушки, но тоже вполне прилично. В основном по медицине – я их не стала рассматривать, побоялась, что стошнит, но и детективы есть, и романы, и прочая классика. Из одной стопки я вытащила маленькую белую книжку с рисунками и крупными буквами, как для детей. Прибрала разворошенную постель и села читать. Опомнилась только когда в комнату легко вошла Юлигеньевна. Она посмотрела на обложку.

– «Алхимика» читаешь? Хороший выбор. Как дела?

– Нормально.

– Вот и отлично. Я сейчас в душ, потом перекусим. Я тебе пижамку купила, надень.

И уже из коридора:

– С Варварой познакомилась?

20.

Я оглядела комнату. Кто здесь Варвара? Вариант, пожалуй, был только один – белый и пушистый. Лежавший, вольготно раскинувшись, в косом квадрате солнечного света.

– Варвара? – заинтересованный взгляд в ответ. Ну вот, а я все – кот, кот.

Я слабо представляла, как мне себя вести в новой обстановке с Юлигеньевной. Кто я ей? Кто она мне?

Из ванной донеслось жужжание фена, чуть позже вышла Юлигеньевна в халатике и рукой поманила меня на кухню.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70653532&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом