Амелия Борн "Папа, что ты натворил?"

Папа, что ты натворил?
Амелия Борн

– Послушай, малышка, ты никак не можешь быть моей дочерью. Да, на фото моя бывшая жена, но мы развелись с нею до того, как ты появилась на свет. – Вот именно! Она просто тебе ничего не сказала обо мне! Темноволосая девочка лет пяти стоит напротив, уперев руки в боки. Она – копия Ангелины, моей супруги, с которой мы развелись шесть лет назад. – Я знаю твою маму. Он не стала бы от меня такое скрывать, – качаю я головой, снова глядя на фото, что Катюша принесла с собой. Какая же Лина красивая… Стала еще более привлекательной и желанной за те годы, что мы не виделись. – Хочешь, поедем к ней? – предлагаю Кате, на что она тут же мотает головой. И я продолжаю: – Она тебе сама скажет, что я не твой отец. – Нет! – тут же протестует девочка, и я чувствую разочарование. – Я здесь не для этого. Ответь мне на вопрос – что ты тогда натворил, папа?

Амелия Борн

Папа, что ты натворил?

– Послушай, малышка, ты никак не можешь быть моей дочерью. Да, на фото моя бывшая жена, но мы развелись с нею до того, как ты появилась на свет.

– Вот именно! Она просто тебе ничего не сказала обо мне!

Темноволосая девочка лет пяти стоит напротив, уперев руки в боки. Она – копия Ангелины, моей супруги, с которой мы развелись шесть лет назад.

– Я знаю твою маму. Он не стала бы от меня такое скрывать, – качаю я головой, снова глядя на фото, что Катюша принесла с собой.

Какая же Лина красивая… Стала еще более привлекательной и желанной за те годы, что мы не виделись.

– Хочешь, поедем к ней? – предлагаю Кате, на что она тут же мотает головой. И я продолжаю: – Она тебе сама скажет, что я не твой отец.

– Нет! – тут же протестует девочка, и я чувствую разочарование. – Я здесь не для этого. Ответь мне на вопрос – что ты тогда натворил, папа?

– Дедуля называет меня внученькой, а мама – принцесской. Именно не принцессой, а принцесской! – послышался голосок из моей приемной, когда я, уставший, невыспавшийся и злой, как три тысячи чертей, подходил к своему кабинету.

Это что еще такое? Секретарша привела сюда ребенка? Она же знает, что мой офис – не место для детей!

– И ты приехала сюда… к Громову Сергею Анатольевичу, чтобы рассказать ему про свою маму?

А вот этот голос мне очень не нравился. Потому что принадлежал моей бывшей невесте, с которой мы расстались не так давно. А именно – пару недель назад, не дожив до свадьбы каких-то несколько дней. В качестве жениха и невесты, разумеется. В остальном я был живее всех живых, хоть и порядком помят за эту ночь.

Отмена сего мероприятия уже обернулась скандалом в прессе. Мол Громов, такой-сякой, сначала развелся с женой, а теперь бросил невесту. Конечно, охочие до желтых заголовков журналюги даже не удосуживались разузнать, почему это я решил отменить женитьбу, но я им и не собирался рассказывать, что попросту передумал. Потому что любви между мною и Ульяной Родниной, дочерью весьма известного бизнесмена, не было ни на грамм. А я предпочитал начинать семейную жизнь, опираясь исключительно на чувства, желательно светлые. Такими наши отношения с Улей, очень быстро скатившиеся к скандалам и ссорам, уже не были. Это раньше я был влюблен не только в Роднину, но и в перспективы, которые открывал брак с нею, а сейчас понимал, что просто не вывезу эту женщину. Во всех смыслах этого слова.

– Да! Моя мама… это… ну как вам сказать… она его не очень долюбливает, – хихикнула девочка (а я надеялся, что внученьками и принцессками называют только маленьких представительниц женского пола), и тут я замаячил на горизонте.

– И почему это твоя мама меня недолюбливает? – поинтересовался я, появляясь в приемной.

Малышка, которая держала в одной руке стакан с соком, а во второй – игрушечную волшебную палочку, так и застыла, глядя на меня во все глаза. Как будто я был ее кумиром, сошедшим с плаката или экрана телевизора. А вот Ульяна хмыкнула и, переведя взгляд с девочки на меня и обратно, сложила руки на груди.

– Это я расскажу тебе наедине! – сообщила мне малышка.

Поставив стакан на стол секретарши, которой не было на месте, она подошла ко мне и деловито представилась:

– Катя.

Я посмотрел сначала на нее, потом на Ульяну. Снова на Катю, черты лица которой показались мне знакомыми.

– Громов Сергей, – отозвался я. – И если твоя мама не приехала с тобой и сопровождать тебя в мой кабинет некому, идем.

Она опустила взгляд, а я приметил в темных волосах малышки крохотную корону на обруче. Ну точно принцесска! И откуда она такая взялась на мою голову, а главное, зачем сюда явилась? Ну, недолюбливает меня какая-то незнакомая мне мама ребенка, я-то тут причем? Может, не заметил и случайно заблокировал выезд ее машины из двора? Или увел в магазине последнюю свободную тележку прямо из-под носа? Мало ли причин меня недолюбливать, в самом-то деле! Но это ведь не повод подсылать в мой офис своих детей.

– Сереж, я подожду тебя здесь, есть разговор, – сообщила мне Ульяна, которая заняла секретарское кресло, тем самым показывая, что ее намерения меня дождаться весьма твердые.

– Ладно, – буркнул в ответ, и мы с Катей направились в кабинет.

Как только за мной и девочкой закрылась дверь, она сразу приступила к цели своего визита. Достала из кармашка джинсовой курточки сложенную вдвое фотографию и протянула мне.

– Меня сюда привел дедушка. Я очень просила. Мама об этом не знает, но мы с тобой ей, наверно, потом скажем. Ее зовут Ангелина, дед называет ее Геля. А я – ее дочь.

Она замолчала, хмуря бровки, а потом, как будто решившись на что-то важное, ошарашила:

– И твоя дочь тоже, папа.

Прекрасно… Знал бы, что закончится именно этим, попросил бы Ульяну сразу выпроводить маленькую выдумщицу из офиса. Так я думал ровно до тех пор, пока не развернул фотографию, с которой на меня смотрела… моя бывшая жена.

Пришлось отойти к креслу и сесть в него, потому что сердце вдруг забилось чаще, того и гляди будет приступ.

Давно позабытые чувства всколыхнулись, пробили ту броню, которую я так усердно вокруг них выстраивал, и ростки их, прозрачные и слабенькие, потянулись наверх. К черту! Надо выдрать их с корнем навсегда.

– Послушай, малышка, ты никак не можешь быть моей дочерью, – размеренно сказал я, только теперь осознавая, что Ангелина родила ребенка, а я об этом даже не знал.

А хотя, с чего вдруг мне это должно быть известно? Мы больше не были близкими людьми, хотя в прошлом нас и связывали отношения, что казались крепче всяких пут.

– Да, на фото моя бывшая жена, – продолжил я, – но мы развелись с нею до того, как ты появилась на свет.

– Вот именно! – тут же с жаром откликнулась Катя. – Она просто тебе ничего не сказала обо мне.

Она уперла руки в боки и смотрела на меня с тем выражением на лице, какое бывало только у Ангелины. Да и вообще девочка была ее точной копией… Но мы развелись с Линой шесть лет назад, и тогда у нее уж точно не было дочери. Ни от меня, ни от кого бы то ни было.

– Я знаю твою маму. Он не стала бы от меня такое скрывать, – покачав головой, сказал я ребенку.

Сам же опять всмотрелся в фотографию Ангелины. Какая же она красивая! За время, что мы не виделись, стала еще более изящной, манящей, привлекательной.

Желанной.

Так… Что я там говорил про вырванные ростки чувств?

– Хочешь, поедем к ней?

Я предложил это Кате и до того мне понравилась данная затея, что я весь воодушевился. А желание увидеть Лину стало просто нестерпимым. Интересно, что она скажет, когда я доставлю ей ребенка? Спасибо, а я как раз позвонила Катиному отцу? Кстати, что это вообще такое? Катенька не знает про папу и думает, что родилась от другого мужчины!

– Она тебе сама скажет, что я – не твой отец, – продолжил я, на что девочка тут же замотала головой.

И вдруг заявила, пригвоздив меня к месту:

– Нет! Я здесь не за этим. Ответь мне на вопрос: что ты тогда натворил, папа?

Вот так вот требовательно, без тени сомнения, что если и случилась какая-то нехорошая история, то я в ней был главным злодеем. Интересно девки пляшут. Значит, Ангелина про меня уже наговорила нехорошего. И, выходит, сама и убедила Катю, что я ее папа. Но зачем? Списала на меня, несчастного, чужие грехи? Или вообще не знала, кто родитель номер два, поэтому решила: кто последний, тот и папа? А мне это не нравилось. И даже если Катюша против поездки к маме прямо сейчас, придется в обозримом будущем навестить Ангелину.

– Давай разберемся поэтапно, – проговорил я и указал на диван, на котором Катя и устроилась после небольшого сомнения. – Мама тебе сказала, что я что-то натворил?

Ладно, фиг с ним – с тем, что я не отец Кати, о чем Лине должно быть доподлинно известно. Меня интересовало сейчас иное – почему она говорила обо мне гадости дочери? Мы ведь расстались почти что полюбовно, если не считать того, что я до сих пор не знал, почему однажды жена усадила меня на кухне и сказала, что хочет развода.

– Нет, – помотала головой Катюша. – Это мне рассказал дедуля.

О, точно! Ее ведь сюда привел дедушка. И где он сам, интересно? Этот старый хрыч, который регулярно лез в наши отношения с Ангелиной, вставая на ее сторону по поводу и без!

– Дедулю ведь зовут Семеном, так? – уточнил я на всякий случай.

Если быть точным, Кате он был прадедом, если я верно понимал, что речь шла именно о том дряхлом пердуне, которого я терпел в качестве деда моей жены.

– Деда Сема, да, – кивнула Катя. – Он говорит, что ты… распутник.

Она хихикнула, поправив корону, которая немного покосилась.

– Смешное такое слово. Путников я в сказках встречала, а вот распутников нет, – задумчиво добавила, глядя на меня.

И что это вообще такое творилось, позвольте узнать? Старый хрен рассказывал этой чудесной девочке такие небылицы, за которые вполне можно было привлечь его по судебному разбирательству. Да не просто рассказывал, а клеветал на меня, а ребенка знакомил с тем, с чем ей пока было рано соприкасаться.

– Дедуля у тебя всегда был тем еще затейником, – мрачно проговорил я, вставая из кресла и отходя к окну.

Фотографию уже отложил на стол, потому что и дальше смотреть на черты лица Лины, не в силах отвести от них взгляда, мне было морально тяжело. В памяти раз за разом появлялись те счастливые дни, что мы провели друг с другом. А потом – как гром среди ясного неба желание Ангелины разойтись.

– Я ничего не натворил в прошлом, Катюша, – сказал, задумчиво глядя в окно. – Мы с твоей мамой просто решили, что больше не будем жить вместе. Но повторюсь – твоим папой быть я не могу.

В ответ девочка очень тяжело вздохнула, как будто я был сущим дураком, который не понимал очевидных вещей. А ей предстояло мне их объяснить.

– Я родилась через девять месяцев после того, как ты ушел, папа, – сказала она.

Незаметно для меня спустилась с дивана и теперь, подойдя вплотную, встала рядом. Ну, теперь все совпадало. Не стану же я рассказывать Катюше, что на зачатие тоже требуется время, следовательно, оно и случилось… через пару недель после нашего с Линой развода.

Интересно, кем был этот счастливчик? Или, наоборот, несчастный, ведь, судя по всему, моя бывшая жена дала ему от ворот поворот, раз ее дочь считала отцом совершенно другого мужчину.

– Я не ушел, Кать… – сказал я девочке. – И ничего не натворил. Твоя мама просто меня разлюбила и сказала, что нам нужно разойтись.

Я едва успел договорить, когда она замотала головой и уверенно заявила:

– Не разлюбила! Знаешь, какие она вещи про тебя говорит тете Вале, когда думает, что я сплю и ничего не слышу?

О, тетя Валя. Знакомые все лица, точнее, имена. Значит, Валентина до сих пор дружила с Линой. Мы тоже с ней были не разлей вода и я даже называл ее «чувак», а потом тетя Валя переменилась и я даже одно время, уже после расставания с Ангелиной, подозревал, будто именно она настроила мою жену против меня же.

– И какие же вещи твоя мама про меня говорит, когда ты подслушиваешь? – поинтересовался у Катюшеньки.

– Я не подслушиваю! – возмутилась она и даже ткнула меня в бок своей волшебной палочкой. – Я просто засыпаю не сразу, вот и слышу.

Она снова отошла к дивану и, взобравшись на него, начала припоминать.

– Сначала она сказала, что ты ненадежный элемент. Сложные слова, но я их отложила у себя в голове. Мама говорит, что у каждого человека должна быть в мозгу такая полочка для разных важностей.

Господи, ну какая же умненькая-разумненькая девочка! И повезло же ее реальному папе!

– Потом она говорила, что ты просто остолоп какой-то… сейчас.

Она нахмурилась, попыталась пощелкать пальчиками. Характерный жест, которым обычно «помогала» себе Ангелина, когда мысленно обо что-то спотыкалась, вызвал внутри меня очередной прилив тепла. Ростки, похоже, не просто не поддавались моей прополке, но вскоре грозили дорасти до размеров баобаба.

– Остолоп примитивный! Вот! А еще, она сказала слово на букву «г», но я его говорить не буду.

Катя смущенно захихикала и снова поправила корону. А я мысленно возмутился – что это вообще за новые дела, когда ребенка учат таким жутким ругательствам?

– Вторая буква в этом слове «о»? – мрачнея, словно грозовая туча, потребовал я ответа у ребенка.

– Угу, – кивнула она. – И в нем шесть букв.

Я аж на месте едва не подпрыгнул! Нет, я точно еду прямиком к Ангелине и пусть она передо мною объясняется. Упустила из виду старого хрыча, вещает направо и налево, что я – использованное резиновое изделие!

– Папуль, да не переживай ты так… ну говнюк и говнюк… – проговорила Катюша и я выдохнул. – Я-то уже поняла, что ты не такой.

Она улыбнулась мне, а я пообещал себе, что отведу этого ребенка или на аттракционы, или куда-нибудь в бургерную. Можно же таким детям в подобные места?

– Итак, судя по тому, что ты говоришь, твоя мама меня настолько любит, что поминает, как черта лысого, в любой момент своей жизни, – процедил я, покачиваясь с пятки на носок.