Сам не достал до критичности – счёта,
Над часовым не парит – монолит
Вечного общества – в том ли упрёке?
Только на чёрном картоне – манит
Жизнь – к идеальному часу создания,
В пропасть ли падая, в жизни горит
Это пустое любви, как и знание.
Этим ты вышел в критичности – сам,
Жалостью ты не уходишь – в другое,
Местом любви удручённое – горе,
Только от важной приметы – внутри.
Снова прошли часовые и – ходит
Стрелка за счастьем – твоя вековая,
Только она, как и ужас за нами
Пройдена в мыслях – о вечный гранит.
Жалкому счастью ты вышел – обратно,
Сам человек, но утрата, как почва
В личности прошлого – будет обратно
Сон очертанием слов – охранять.
Жизнью угрюмое тождество – мира,
Там, как и слово к предельной – душе
Ты проведёшь – от наития мирного,
До часового – за маской уже.
Теперь без основания
Нет холоду объятия – на вид,
Он только в основании – завит,
Он точно вихрь – уводит и тебя
Над ожиданием манеры – дорогой.
Теперь без основания – изгой,
Теплеет между прошлым – бытию
Твой разговор – о мысли и покое,
Но только городской – и в том на вид.
Ты обращаешь взгляды – зазеркалья
Под остановку – в сумерках души,
Ты – городское поле утверждения
О слове нам, как прошлому уже.
Постигла смерть – твои ума глаза,
Калёной нитью – не бывала рядом,
Не очертила в пропасти – шаги,
А только человеку – в этом, глядя
Ты остановку шепчешь – дорогим,
Неутолённым именем – за толк,
Ты будешь душу радостью – тоской
На форме от тревоги – городской.
Над оборотнем взгляда – изголовья,
Над прошлым зазеркальем – от души,
Где уши, вслед за нами – не искали
Матёрой пошлости и замысла – во вред.
Где не душили полотенцем – счастье
И трогали искусство – по себе,
Как только городское – обещание
Нисходит с площади – по обществу, уже.
Восходит трутень к праву – от тоски,
Он чёрный, что и гроб фамильной тяги,
Он подлостью низводит – оберег,
Где ты доискивал весомые – пророки.
Ты им, как трудный почерк – на руке
Возводишь обеляемые – стены
И только ворожишь природу – тем
Искусством мира – в пройденной душе.
Она настала к праву – для тебя,
Она – по городской примете плачет
И только белый звонницы – маяк
Её следы – обратно не упрячет,
Не обессудит жить, как нам, назло
И только свод доискивая – в ветрах,
Им обвивать искусство – от господ,
Им жить для основания – неверных.
Но ты изгой и маска – на тебе,
Как обывательщины скорбное – прощание,
Как тихой колыбели прах – в душе,
От формы, по которой ты страдал.
Ты был внутри – на сердце не один,
Ты ожидал тем счастьем – изголовье,
Но своду зазеркалья – был пленён
В пути моральной каторги – в себе.
И этот звон ты слышишь – от любви,
На дне искусства малого – прощая
