Александра Китляйн "По судьбе и по дороге. Повесть"

все «полюбили» дороги! Переезжай в любую точку мира.

Наш маршрут – через Шемонаиху. До неё полтораста километров, а ехать часа два с половиной. Оттуда рукой подать до таможенных постов.

Выбираясь из города, впечатляемся рекламами, вывесками, огромными билбордами (не обойтись без иностранного слова.), где вся информация представлена на двух – даже трёх – языках, сперва на государственном, потом – на русском. А как же? Титульная нация! Тоже примета независимости. Третий – английский – вне конкуренции.

«Оськемен» – взметнулось над терминалом Усть – Каменогорского аэропорта. Это даже не калькированный перевод – просторечие. Государственному языку оказывается всемерная поддержка – предстоят реформы: обсуждается переход на латиницу, в газетах печатают нововведённые казахские слова – международные термины переводят. А как перевести названия химических элементов, болезней, философскую лексику? В СМИ по этому поводу идёт постоянно полемика. Национальное самолюбие «борется» с языковой глобализацией… Теперь, что не явление – то обязательно всемирное! За него… никто… не отвечает – заметьте!

Усть-Каменогорск, например, давно занесён в списки городов глобального загрязнения. Его любят и вместе с ним страдают индустриальными болезнями все триста тысяч жителей, национальный состав которых мимикрирует – уезжают немцы, татары, чеченцы, но больше всего – русские. Покидая его, возвращаются сюда сердцем. Хороший, добрый старый город, почти родственник.

Цинк, свинец, бериллий, медь – всё это он выдаёт в международных масштабах. Выбросы отходов видны невооружённым глазом и ощутимы на вкус. Корпуса раковых пятиэтажек полны страждущих – но это почти обязательное сооружение современных промышленных центров по всему Земному Шару.

На выезде нас властно притягивает к себе осень. Она помогает подавить беспокойство.

Начало октября. Зелени уже почти не осталось. Зато какое буйство красок последней листвы! Больше всего желтого. Осень как бы доказывает, что этот цвет теперь главный, что он лучший, что он прекрасен. Всегда что-то должно быть главным – такой у жизни закон! И ты, человек, нащупаешь главное – не растеряешься.

Мелькают вырвавшиеся на простор солнечные клены, развесистые ивы. Багровеют черемухи, редкие рябины демонстрируют спелые гроздья- фейерверки, брызги застывших искр. Закроешь глаза – а они не исчезают.

На ближних косогорах стоят врезанные в синеву неба тонкие березы на неразметенных коврах опавших листьев, березы-девчонки. Но есть и осанистые, толстоствольные боярыни – постарше.

Там и тут на дальних склонах гор пёстрые на пожухлом фоне багрово – жёлтые пятна.

Вблизи дороги этот праздник выглядит совсем неряшливо – засохшая, перепутанная дождями и ветром трава, среди которой иногда торчат стойкие стебли цикория, потемневшие, лишенные своих синих цветков.

Узкая двухполоска, по которой мы движемся, не единожды пережила издевательства «ямочного» ремонта.

– Пристегните ремни и втяните животы – от заворота кишок! О душе не беспокойтесь – вытрясет. Щас будет тренажер для космонавтов, – неожиданно гаркнул мужской голос.

Некоторые оглянулись на шутника пренебрежительно:

– Подумаешь! Сами знаем…

Оказалось – это мужчина средних лет, в небрежно надетой серой шляпе, из-под которой торчит густая шевелюра, и сидит он прямо за мной.

Но кончится же плохая дорога, и под колеса ляжет, хоть и не сразу от границы, ровная российская трасса.

В Шемонаихе пассажиры начинают отзваниваться – боятся, что скоро сотовая связь прервётся. Малявки и то с бабушками поговорили. Моя соседка перочинным ножом отрезает от яблока кусочек, отправляет в рот и посасывает. Меры снова приняты. Пока всё нормально.

Над кабиной шофёра засветился монитор… Начинается фильм про бандитов. Смотрю, не включая мозгов. Надоело! Втянешься – не оторвёшься! Лучше – в окно!

глава 4 Таможни

Холмы. А на них – камень да песок. Песчано-каменистая почва проглядывает сквозь седой покров редкой полыни. Цветущий и щедрый Восточный Казахстан позади. И в этом бедном устье каменных гор поражает вдруг возникшая деревенька Михайловка, пыльная, заросшая по брови бурьяном и – безгласная. Чем тут люди живы? Да сколько их? Человек сто?

В этой пыли и полыни – поодаль – небольшое стадо коров… Они ее что – едят?! И горькое же, наверно, молоко?!

Грустно. Вспоминаю рассказы наших туристов, побывавших в «европах». Их поражает контраст между нашей сельской жизнью и зарубежной. Мы, мол, скудны, нищи и неприглядны.

Я им возражала: «Зато природа у нас роскошная». Ага. Вот она – роскошь. Да и население редкое. Климат жёсткий… резко – континентальный.

Нет. Есть и веселые места… Не здесь. Не здесь…

Пейзаж для границы – в самый раз.

Преодолеваем две таможни – казахстанскую и российскую, недавно обустроенные заново. Пересекая зону раздела ночью, заметила как-то пограничников с автоматами. Где-то они сегодня скрываются. Не видать! Общаются на обеих с нами – по-русски. На каждой теряем по часу. Это еще быстро – зеленая улица в обход частников и дальнобойщиков. Те застрянут.

Хорошо помогают своими подсказками расторопные шоферы – тезки. Старший – Николай, коренастый, крепкий, уверенный. И молодой, Коля, – лет двадцати пяти, ответственный и потому сосредоточенно-серьёзный.

На российской стороне запомнился наркоконтроль с собакой, добавленный к обычному досмотру. Ведём себя тихо, вопросов не задаём – по совету Николая. Тот остряк, что шутил насчет качества дорог, выказывает в конце обхода, резкое недоверие:

– И что – эта дворняжка может что-то найти? Не смешите меня!

Некоторые посмотрели на него с ненавистью. Знают, чем грозят такие укольчики – продержат сейчас из-за него всю группу несколько часов! «Ну, и дурак!»

«Дворняжка» молчит, только уселась и стала чесать задней лапой за ухом, а глядит с юмором (мол, ты – не первый…, Фома-неверный). Понимаю: собаке плевать, о чем говорят, но впечатление было такое, будто сама сейчас ответит. Таможенник же нахмурился:

– Ладно. Потеряем десять минут… Пойдем, покажем.

Остряк ушёл с ними, а вернулся удовлетворённый:

– Мне! Самому! Дали спрятать! Куда хочешь, говорят. В четыре пакета завернул. Ведь нашла, кабыздошина! Можно ей мяска дать?

– Мне дай, – хмуро сказал проводник, – нельзя,… чтобы чужим пахло.

Их, видимо, достали уже такие недоверчивые граждане. Но этот чуть нас не втянул в происшествие!

Из всех, кто прошёл проверку, заполнил декларации и стоял в ожидании разрешения на посадку, отреагировала моя соседка:

– Вот и хорошо, что такой контроль. Век бы ее, дури этой, не знать.

– Э! Не надо так – наотрез!.. Дури, да, можно и …не знать. А вот конопля, из которой её производят, нужна!

Беспокойный гражданин нашел свободные уши и решил «греть их», сдвинув ещё больше на затылок шляпу и по-петушиному наступая на оппонентку.

– Вот глядите: веревки из природного материала нужны? А дешевая брезентуха? А еще что-нибудь такое же? Если лен взять, то он условий требует. А конопля сама растет. Даже и сеять не надо! Живучая… Худа без добра не бывает, и наоборот. И ткань, и дурь она дает. Из-за дури её и уничтожают. Только не тут-то было. Вытравят в одном месте, а она кочует, глядишь – в другом выросла. Вы слыхали песенку: « В темном лесе – распашу я пашенку, я посею лен-конопель». В детском хоре я ее когда-то пел…

Он попытался «изобразить», даже ногой притопнул:

– «В темном лесе, в темном лесе…

За лесью, за лесью… – самая наркоманская песня. Только тогда до нас из-за границы мода не дошла, что коноплю еще и курить можно. Да какие границы-то, где они теперь? – закончил он, возвысив голос.

Соседка решила возразить, видно, это ее задело:

– Ага! Еще вместе соберемся. Мне мои соседи, казахи, тоже, говорили: «Как обкраденные мы. На клетушки страну поделили и думают, что хорошо!»

Она даже языком прищёлкнула.

Тот же всё заливался: и про медицинское использование конопли, и… опять про текстиль и веревки. А что от конопли дурь пошла – так это из-за «бабла». Деньги портят человека. Каждому хочется их побольше иметь. И, что интересно – это ведь… «чистая правда, а при этом всё в сегодняшней жизни враньём поросло!»

– Такие времена наступили, – откликнулась Ульяна.

Неужели поняла… простота?

– Ну да… «Иуда, зачем Христа продал? – Я не виноват, время такое было» – ёрничает он, —

А времени-то все равно. Никакое оно…, поток бесконечный…! Пробовали идеологией обуздать. Куда там – не получилось!

– Враньё – хуже атомной бомбы! От него беды не оберёшься! – небрежно роняет Ульяна!

глава 5 Камни преткновения

И вот таможни позади. Пассажиры, пройдя это испытание, стали разговорчивей – действует закон дороги – объединять.

Моя спутница, заведённая стычкой, без обиняков приступает к речи: – А, знаете, я ведь с дурью этой ещё после Отечественной стакну-улась. Неправду он балакает: «не было её», давненько у нас она дураками пользуется. Расскажу-у. Дорога неблизкая. А мне говорить, так о тошноте забыть – одна польза. Почти всю жизнь обиталась в Казахстане. И вот еду в Новокузнецк – так она куролесит. Там у меня сын со снохой да внучок восьми годков.

Необструганная речь сразу забирает внимание.

За её кладами ещё Гоголь гонялся по ярмаркам и актриса Мордюкова, а Губерман готов аж в Сибирь съездить! Повезло мне!

– Позвал сын – вот и отправилась. Всё распродала, как велено. Деньги перевела ему. Поплакала. А как же? Поздно мне жизнь-то менять. Самое время камни собирать, как в Святом Писании сказано. Ох, камни – тяжесть неподручная! (Кивает.) Вон лежат.

Я взглянула на каменные изваяния за окном. «Да, такие не поворочаешь!»

– Рази Господу их двигать в самый раз, – размышляет Ульяна и сама отвечает:

– Да…, это скорее Ему положено. Идёт жизнь, идёт, … раз… – преграда.… Вот они Божьи камни и есть. Не всем их распознавать даётся. Дурь-то поди тоже к камням относится.… А смолоду, особенно, не увидишь их.

Ишь, ты какая! «Ему положено». А в старости увидишь ли? Кузбасская поэтесса Елена Старикова утверждает, что это возможно:

Важных дел, сомнений списки

Станут с возрастом редеть.

Временных порогов риски

Легче будет разглядеть.

Может, её «порогов риски» и есть Божьи камни преткновения? Но я назвала бы их инструментами Бога. Не хочешь, да обогнёшь.

Есть такая притча о том, как в одном городе, наверное, в Иерусалиме, жили люди. Многие бегали по своим делам мимо храма, не заходя в него. И вот, чтобы напомнить им о спасении души, Бог бросил рядом с храмом камень. Это и был камень преткновения. Бежит такой, деловой человек, не помышляя о душе и о Боге и вдруг – бац – запнулся, и оказался в дверях храма.

Так же, как перед дверями храма, можно вдруг оказаться перед распахнутой человеческой душой. Главное – не пропустить это мгновение.

глава 6 Сны и жизнь

Дорожный разговор не сразу завязывается и не ровен, бывает – то застрянет, а то быстро-быстро побежит вперёд, вернётся назад и опять вырулит на главный маршрут. Будто кто-то перебирает чётки: сначала по порядку да вдруг собьётся, ухватится за предыдущее, соберётся с мыслями, броском продвинется. Упираюсь взглядом в батюшку. Он сосредоточен – не собьётся!