Татьяна Эдельвейс "На отшибе"

– Нет.

– Чего ж так? Вроде бы все хотят, – танкист направился к экскаватору.

– Не вижу смысла.

– Виды посмотреть. Многие мечтают в Линату попасть хоть на один день, лишь бы в натуральную её увидеть, не на страницах журнала.

– В воспоминаниях она останется такой же журнальной картинкой. Многое из того, к чему нельзя прикоснуться, на что можно только посмотреть, превращается в воспоминаниях в изображение, подобное фотографии. Такие воспоминания вызывают не больше эмоций, чем кадры, сделанные другим человеком, – слова Эгины звучали несколько пессимистично, – Да, мне хотелось бы увидеть некоторые вещи. Некоторые вещи настолько хороши, что вызывают восторг одним лишь своим видом. Лината никогда не интересовала меня настолько. Если говорить о видах, мне интересно смотреть на те, которые я никогда не видела, а Лината – в каждом журнале, и вряд ли её посещение вызывает какие-то особенные ощущения. Тот же городской шум, тот же запах бензина… А вот когда что-нибудь плохое увидишь, оно гораздо дольше в голове сидит и в тусклую картинку не превращается. Видимо, потому что более сильные эмоции вызывает.

– Звучит удручающе, – остановился у трактора её спутник.

– Не знаю, как у других, но у меня часто так. Помню, как давным-давно ходила в передвижной зоопарк. Зоопарк – такая редкость. Вроде бы здорово должно быть: звери не на экране телевизора, они – прямо перед тобой, настоящие. Я тогда ещё и в школу не ходила. Помню льва. Я смотрю на него и думаю «Передо мной – настоящий лев, но, когда я выйду из зоопарка, в воспоминаниях он будет словно кадр из телевизора, словно я никогда не видела его на самом деле, потому что не прикасалась к нему». Так и получилось. День был пасмурный, и в воспоминаниях тот лев теперь такой же серый, как изображение на моём давнишним телевизоре, – рассказала небольшую историю Эгина. Локлир промолчал, опёршись о стрелу экскаватора.

– Родители постоянно куда-то торопились. Мне кажется, я находилась в зоопарке всего минут десять. Меня увели оттуда в самый интересный момент, когда страус начал вытягивать шею и вертеть головой. И зачем я ехала, почти, час на автобусе, на одной ноге, припечатанная к окну? – сидячие места были только на плечах родителей, – Наверно, потому что они, на самом деле, поехали в госте к моей тётке, – продолжила рассказывать Эгина, – Помню ещё обезьян, передававших друг другу печенюшки из клетки в клетку. Эти воспоминания серые. Странно. Наверное, из-за освещения… А обратно я ехала, сидя у папаши на шее. Это было даже интереснее зоопарка… – она взглянула на Лока, – Ты сам хотел послушать какую-нибудь ерунду.

– Да, я и не отрицаю. Наверно, теперь моя очередь? – тот отошёл от экскаватора и задумчиво сунул руки в карманы брюк.

– Нет, не обязательно, – не ждала от него никаких рассказов Эгина. Локлир и обрадовался, и нет. С одной стороны, он не находил занятной истории, и был рад, что можно помолчать. С другой стороны, его огорчало, что ей неинтересно его слушать. Они подошли к бревенчатому мосту через провал. Эгина оглянулась на берег с купальщиками: «Я давно не вижу Орлина».

– Думаешь, что-то случилось? – Лок так не считал, – Он, как кот, гуляет сам по себе, то и не видно.

– Где тут вообще можно гулять?

– Везде. Мы вот в карьер забрались.

– Здесь только слоняться можно, а не гулять, – возразила Эгина, – Прогулка с толком должна быть. Без толка – это уже не прогулка, а пустое шатание, – она предположила про себя, что Орлин тоже может сейчас бродить по карьеру.

– Если под островом действительно раскопки ведутся, вход в шахту – на дальнем берегу. Проверим? – предложил Локлир.

– Нельзя туда, – не согласилась Эгина.

– Никто не обратил внимания, что мы на мост поднялись. Про нас уже забыли. Никто не заметит, – любопытствующему представилась хорошая возможность проверить то, что он хочет.

– Иди один. Я здесь подожду, – отказалась Эгина.

– Ладно. Если через полчаса не вернусь, беги спасать меня, – похоже, на полном серьёзе попросил танкист, – Я ведь могу рассчитывать на твою помощь?

– Можешь, – Эгина присела на продольное бревно моста. Локлир отправился на разведку.

Прошло минут десять, но эринианке показалось, что вдвое больше. Солнце приблизилось к воде, голоса на берегу начали затихать. Эгина встала и перешла мост, немного постояла на месте, и прошла ещё чуть дальше, и ещё дальше. К её радости, уходить далеко от моста не пришлось, из-за кучи песка показались Орлин и Локлир. Первый вертел в руках камень.

– Да булыжник это обычный, – говорил второй.

– Отстань, умник, – огрызался копатель.

– Ну, а что это, по-твоему? Алмаз, что ли?

– Тебе, что? Иди, себе свой найди.

Увидев Эгину, оба остановились. Та приблизилась к ним.

– С той стороны острова действительно шахта, – сообщил ей Локлир, – Только я не думаю, что там драгоценные камни добывают.

– А почему он тогда зелёный? – не согласился с ним Орлин.

– Да где зелёный? Чёрный он, – взглянул ещё раз на камень танкист.

– Ну, вот здесь.

Эгина тоже посмотрела на находку: «Похож на эпидот».

– В камнях разбираешься? – Локлир предположил, что этому её вполне могли научить в университете.

– Немного, – не дала никаких пояснений Эгина.

– Драгоценный? – поинтересовался Орлин.

– Да.

– И сколько такой кусок стоит?

– Немного… Один раз в магазин за продуктами сходить.

– Что так мало? – изумился Локлир, – Драгоценный же.

– Скорее, поделочно-драгоценный. У многих образцов плотность ниже семи, насколько я помню, – Эгина была не уверена в правильности своего ответа, и от этого ей стало неловко.

– Всё равно деньги, – Орлин сунул камень во внутренней карман куртки, – Никому ни слова, – зашагал он к мосту.

– И большая шахта? – спросила Эгина Локлира.

– Ну, вход широкий, на тракторе заехать можно, но глубокая ли, не знаю, не заходил. Его вот встретил у входа и о камнях заспорили. Внутрь соваться не стоит: опоры не поставлены, того и гляди, обвалится потолок. Не знаю, есть ли внутри балки какие, – рассказал тот, – Неважно. Нам там делать нечего. Не пойму только, зачем ради дешёвых камней туннель рыть.

– Из них сейчас столешницы делают для интерьеров загородных домов.

– Ну, продав столешницу, можно, наверно, месяц в магазин ходить… – прикинул Лок, – Только всё равно такая сумма, как мне кажется, расходов на раскопки не восполнит.

– Так топливо-то казённое, – напомнила Эгина.

– Ну, разве что за счёт этого прибыль выкраивают. Я – к «тягачу», – отправился обратно, к месту стоянки, Локлир. Его спутнице оставалось только последовать за ним. Дойдя до танка, копательница с тревогой заглянула за гусеницу. Рюкзак лежал на месте. Она проверила его содержимое: ничего не пропала и ничего лишнего не появилось. Лок предложил выпить ещё чая.

– Чтобы потом среди ночи по кустам бегать? – отказалась Эгина, – Хотя, ты ведь не бегаешь, ты крепко спишь.

– А ты долго не ложишься, так что одна кружка помешать не должна, – надеялся, что она передумает, танкист, – Я тоже ещё посижу. Может, хоть компанию составишь?

– Словно есть варианты лучше, – Эгине некуда было податься.

– Мой вариант слишком плох? – Локлир ничуть не обиделся. Он и сам не находил других занятий.

– Нет, – работница принесла припрятанную циновку. Лок развёл костёр и хотел повесить над ним чайник, но Эгина сказала «Ты сначала под крышку загляни». Локлир заглянул: «Ничего лишнего, только вода».

– Слей на набери заново, – можно сказать, потребовала копательница.

– Думаешь, могли что-то подсыпать, подлить? – танкисту тоже иногда приходили подобные мысли, – Я понимаю, что люди здесь нехорошие, но не настолько же.

– Слыхала я подобные речи. Доверяй, да проверяй. Слей, – настаивала Эгина.

– Ладно, – Локлир счёл, что предосторожность не помешает. Он вылил остатки воды под ближайший куст, хотел идти к общей водогрейке, но задержался и спросил: «Неужели тебе что-то подсыпали?» Эгина подумала пару секунд и ответила: «Да». У Лока возникла масса вопросов в голове, но, прежде чем уйти, он задал только один: «Из-за этого ты болеешь?»

– Да, – снова помедлив, подтвердила Эгина.

– Ясно, – не нашёл более подходящего слова танкист и отправился за водой. Вернувшись через несколько минут, Лок повесил чайник над костром и принялся молча ждать, пока вода закипит.

– Любопытно, да? – прервала молчание Эгина.

– Ну, не так, как сплетникам, – с заминкой проговорил Локлир, пытаясь подобрать другое слово, – Ты можешь ничего мне не рассказывать.

– Не разболтаешь? – сделав паузу, спросила эринианка.

– Не. Да кому?

Лок не выглядел болтуном, и Эгина сказала ему то, что он хотел бы знать: «Мой папаша, он мне подсыпал». Танкист не особо удивился: «Зачем?» Эгина вздохнула: «Чтобы квартирой завладеть, – эта фраза вызвала у него гораздо больше недоуменья, – В двух словах не объяснить», – Эгина замолчала. Локлир тоже молчал, не зная, как лучше задать вопрос о том, почему её папаша не придумал ничего лучше, чтобы обзавестись квартирой. На округу опустился сумрак. Эгина решила рассказать Локу немного об этой истории.

Глава 3 – Болезнь

– Расскажу, пусть хоть кто-нибудь знает, – решила не скрывать Эгина.

– А разве вообще никто не знает? – уточнил Локлир.

– Мамка подругам, да родственникам говорила, но они не верят, я их в счёт не беру. Посторонние никто не знают. Ну… если кратко, папаша, дядя и тётя решили квартирой завладеть и её поделить, а для этого от нас с мамкой избавиться нужно было, иначе их доля при дележе заметно уменьшится. Отравили меня… нас, но мы смогли уехать в недостроенный дом, и теперь я зарабатываю на очередную зимовку, – кратко описала произошедшее эринианка.

– Звучит так, словно ничего не случилось, – заметил ей Лок. Эгина говорила о случившемся очень спокойно: «Нам все говорят, что ничего страшного не произошло. Иногда мне начинает казаться, что это действительно так». Локлир хотел что-то возразить, но замялся. Работница, не дожидаясь его возражений и вопросов, принялась рассказывать подробнее.

В квартире были прописаны все упомянутые Эгиной, но дядька и тётка уже давно решили завладеть жильём целиком и полностью, и разделить его. Папаша-алкоголик Эгины не имел ничего против этого: дядя нередко наливал ему и обещал выплатить ему его «долю», равную мешку денег такого необъятного объёма, что и сумму назвать сложно. На самом деле с продажи квартиры денег много было не выручить. Во всяком случае, на три однокомнатных точно никак не хватило бы. Тут дядька с тёткой и пришли к мысли, что от претенденток на долю нужно избавиться.

– Да как вы все в одной квартире оказались? – прервал рассказ Локлир. Эгина вздохнула: «Довольно глупо… – она задумалась, как объяснить покороче, – Сначала дядьке из села в город перебраться захотелось. Мамка, понятно, слишком добрая и наивная оказалась, не задумываясь согласилась. Дядька ж обещал ей выписаться, как только дом в пригороде построит. Она в его словах и сомневаться не стала. Папаше он, не знаю, чего пообещал за прописку, а меня никто не спрашивал. Потом и тётка так же к нам забралась. Мама утверждала, что много родственников в одном доме – это признак дружной родни, а они нам угрожать начали», – налив себе чаю, она продолжила свой рассказ.

Дядя и тётя начали угрожать сначала только Эгине, надеясь, что она напугается и повлияет на свою мамку, не упоминая той о них. Они говорили, что ей с мамкой нужно переезжать в Герберу, иначе можно здоровья лишиться. Казалось бы, это не должно было стать проблемой и реальной опасностью: записал их слова на диктофон, да и обратился в правоохранительные органы. Вот только у эринианцев ещё не было диктофонов. Такие вещи имелись только у спецслужб. Про мобильные телефоны же вообще никто не слышал. Беспроводным средством связи являлась только рация.

Кассетные магнитофоны встречались нередко, но, как правило, без пишущей головки. Кассетные же плееры с пишущей считались редкостью. Даже цветные телевизоры появились ещё не в каждом доме. Ни о какой интерактивной сети и речи не шло. Поэтому Эгине нечем было подтвердить свои жалобы на угрозы.

Она старалась игнорировать их. Эринианка думала, что это психологическая атака, и до действий дело не дойдёт. Она считала, что родственники хоть и склочные люди, но на преступление всё же не пойдут. По-другому думать родителями и не позволялось.

– Все свои, – говорил пьяный папа. Эгина, возможно, и рада бы была с соседями по квартире разойтись, да только понимала, что денег с продажи с трудом хватит лишь на захудалую деревяшку где-нибудь на окраине, и-то, если добавить свои сбережения, коих и не было. Понятие «Кредит» ещё не появилось. Кто-то где-то что-то и поговаривал о том, что некоторые банки деньги в долг дать могут, но заём этот считался крайне опасной затеей.

– Век не рассчитаешься, – так о тогдашнем кредите говорили и зачастую были правы.

Возможно, Эгина с родителями и наскребли бы на деревяшку, но дяде с тёткой без личных вложений уж точно другое жильё не купить было. Дядя занимался халтурами, вместо того чтобы устроиться на постоянную работу, а тётя была внештатным корреспондентом местной сплетницы. Особого дохода это им не приносило, зато рабочие часы и выходные они сами себе устанавливали, что обоих и устраивало. Зато не устраивал тот факт, что при разделе суммы на покупку другой квартиры им не хватит.

Эгина недавно окончила обучение в университете. Чувствовала она себя довольно неважно, и мама предложила ей не спешить с работой, и отдохнуть лето. Отдых предстояло провести в городе. В деревню не приглашали. Своего дачного дома, как такового не было. Имелся только незавершённый долгострой – небольшой сруб с крышей и окнами. Папаша Эгины ездил до Герберы раз-другой в год и якобы занимался строительством. Стройка же с места не сдвигалась, потому что папаше вполне хватало стен с лежаком, чтобы вволю попить спиртного.

Папаша время от времени звонил Эгине в город со стационарного телефона её герберской тёти, «отчитаться о ходе проделанной работы», как он говорил.

– Пол набрал, – вот и всё, что папаша смог сделать о очередной раз за две недели, на пару с двоюродным братом дочки. На что-либо ещё денег мол не хватало, не на что материал купить. Папаша называл нереальные цены и скрывал настоящую сумму отложенных им денег. Вся она уходила на пьянку с размахом.

– Почему у тебя голос скрепит? – спрашивала Эгина по телефону.

– Устал, траву на участке косил, – отвечал папаша. Косил уже третью неделю и всё никак не мог выкосить, потому что брал косу в руки всего на несколько минут за отпуск, тропу себе к дороге проложить. Разумеется, голос скрипел не из-за этого. Эгина на такое «строительство» никак повлиять не могла: «Нужно колодец сделать», – настаивала она. У папы была хорошая отговорка: «Жилу только поздней осенью найти можно». В Гербере, где ни копни, везде можно было добраться до воды и без поисков жилы, о чём Эгина и говорила ему.

– Ты ничего не понимаешь! – надменно фыркал тот в ответ. Судя по их разговорам, Эгина вообще ни в чём не разбиралась, и даже думала, и говорила не то, и не так. Полная дура, проще говоря. Папаша настолько часто напоминал дочке об этом, что в какие-то моменты она начинала верить в это.

За последний год в строительстве произошёл лишь один заметный сдвиг – в доме появилась печь. Эгина не знала, насколько хорошо она сложена, но папа уверял её, что отлично, ведь сложил-то ту не кто-то, а его многоуважаемый товарищ – объявившийся в коем-то веке в Гербере дальний родственник Эгины. Родственник явился в Герберу строить себе дом, и ему очень не помешал бы помощник, работающий за бутылку. Немного дифирамб Эгининому папе, и он стал для того другом номер один, отличным мастером и лучшим человеком на свете.

Папа не пожалел денег на работу мастера. Дело было не только в обожании того, папаша задумал варить самогон или что-то там ещё и зарабатывать на его продаже. Само собой, Эгине с её мамкой он об этом не сказал. В Гербере он нашёл двух единомышленников: того самого Мастера и двоюродного брата Эгины Джека. Мастер уверял, что спиртного не пьёт, он же ещё и спортсмен. Он говорил о том, что есть более хорошее средство для расслабления и поднятия настроения – ароматические травы, привезённые им из-за границы.

– Никаких запрещённых веществ, не! Провезти бы не разрешили. Это лечебные травы, – объяснял Мастер. Папаша с радостью попробовал и даже Эгине предложил, но она отказалась, не желая нанюхаться неизвестно что. Папа назвал её северным оленем и травы куда-то унёс. «Северный олень» означало «Дура дикая». Эгина не могла понять, почему для оскорбления было выбрано красивое и полезное животное. Для неё подобное сравнение являлось, скорее, комплементом. Папа же зверей не любил и считал их совершенно безмозглыми. Конечно же, он ничего не знал об оленях и не видел в них красоты. Он вообще красоты ни в чём не видел, кроме как в своём отражении.

Пьянство хорошо выглядеть ему не мешало, так он считал во всяком случае. Эгина ещё не знала, что он выдумал маски из клубники делать, пока никто не видит. Этому папу научил Мастер. Папа охотно следовал его советам, он же во всём на свете спец. Однако, себя отец считал ещё умнее, он ведь додумался до «подпольного бизнеса» – зелье варить, он ведь рецепты разузнал, единомышленников нашёл и сырьё достал. Джек ему помог: сказал, что травы дурманные и возле Герберы растут, и привёз на пробу. Дело завертелось.

К этому делу папа подключил и городского дядю Эгины. У того друзья любители вечного веселья были. Один с дачей нашёлся, там и принялись зелье готовить. Можно стало не ограничивать себя отпуском в Гербере. Так строительство совсем остановилось. Некогда папе гвозди заколачивать: надо Мастеру помочь на его стройке, зелье приготовить и о себе любимом не забыть – маску нанести, попить, закусить, понюхать, вырубиться и отоспаться.

Герберские родственники Эгины о его новых увлечениях знали, но ни ей, ни её маме ничего не говорили. То ли не считали нужным, то ли свой интерес был. Мотивы молчания эринианка поняла позже. Пока же она думала, что папа в Гербере пытается хоть что-то сделать в доме, выпивая по стаканчику.

Сама же она и её мамка в недостроенный дом не ехали, не видя смысла. Из благ цивилизации в том имелась только лампочка на переноске. Из мебели имелась только пара столов, отданных соседями; деревянный настил со старым матрасом и строительные подставки вместо скамеек. Папа же уезжал из города охотно, и у Эгины с мамкой появлялась возможность отдохнуть в квартире от его закидонов и скандалов, которые он устраивал и в трезвом виде – ещё один его способ улучшить своё настроение.

Ведя совместное дело, дядя и надоумил папашу на раздел квартиры. Однажды он и тётка сказали Эгине и её мамке: «У вас дом в Гербере есть. Выписывайтесь из квартиры и переезжайте в него».

– Он ещё не пригоден для проживания, – ответили те. Услышанное повеление их не удивило.

– У нас и такого нет, – настаивали родственники. Конечно же, Эгина с мамкой ответили «Нет». Тут им пригрозили, что если в ближайшее время они не переедут, то хуже будет. Что именно произойдёт не сказали, но уверенно заявили, что здоровье они в этот раз точно потеряют. После этого, какое-то время вроде бы ничего плохого не происходило. Дядька с тёткой даже притихли.

Спустя несколько недель после этого разговора Эгина отравилась. Её тошнило и рвало три дня, держалась повышенная температура и не проходила ломота и слабость.

– Видно, колбаса испорченная была, – полагала мама. Эгина не заметила ничего подозрительного в колбасе за исключением того, что та оказалась очень жирной. Другого объяснения она, однако, не находила и потому согласилась с мамкой. Папаша нервничал и называл дочку симулянткой. Мама звонила сестре в Герберу и спрашивала, что делать при отравлении (та с такими вещами знакома была), а папа требовал: «Не помогай ей, пусть не прикидывается!» Он-то прекрасно знал, что доча отравилась не колбасой.

– Отравления проходят, ничего страшного, – оправдывал выбранные родственниками средства папа и говорил Эгине, – Вам в деревню ехать надо, природой лечиться. Совсем хилые в городе стали. На какое число вам билеты взять?

Эгина уезжать отказывалась и он психовал. Подобное поведение было не в новой, и эринианка стояла на своём.

Когда ей полегчало, тётя с улыбкой сказала: «Надо в деревню ехать, а-то совсем ведь здоровье потеряете. Мама вон из-за тебя расстраивается и, смотри, как плохо ест. Ради неё бы хоть переехала». У мамы действительно появились проблемы с желудком и довольно ощутимые. От любой пищи он начинал болеть, и она не знала, что и купить.

Однажды появились настолько сильные рези, что подскочили давление и пульс. Это показалось Эгине весьма подозрительным. Она вспомнила, как однажды, несколько лет назад, тётя сказала: «Здесь у каждого своя кружка, легко можно любого отравить». Разговор тогда шёл о детективах, которые любила читать и смотреть тётя. Похоже, они превратились в инструкцию для неё.

Спустя дней десять у Эгины снова случилось отравление.